Подменыш
Виктор Лаваль


Дети Лавкрафта
Аполлон и Эмма стараются быть хорошими родителями, но ребенок – это не только радость, но и бессонные ночи, хроническая усталость и постоянная тревога. Пока Аполлон борется с мистическими кошмарами детства, у него под носом разворачивается драма. Эмма жалуется, что кто-то присылает ей на телефон фотографии сына и мужа, а потом удаляет. Она говорит, что их сын – это не ребенок. Аполлон считает, что жена сходит с ума, но правда намного чудовищнее…





Виктор Лаваль

Подменыш



Victor LaValle

THE CHANGELING



© В. Гольдич, И. Оганесова, перевод на русский язык, 2020

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020


* * *


Эмили, Джеронимо и Делии.

Моей суперкоманде


«Если веришь в то, чего не понимаешь, страдания неизбежны».

    Стиви Уандер, Superstition






Часть 1. Сначала приходит любовь





Глава 1


Эта волшебная сказка началась в феврале 1968 года в Нью-Йорке, во время забастовки мусорщиков, которые отказывались выходить на работу в течение восьми дней подряд, и сто тысяч тонн самых разных отходов заполнили тротуары, они даже выпадали на проезжую часть. Крысы сопровождали любителей утренних пробежек, и дым от горящего мусора закрывал небо. Жизнь в пяти городских районах практически остановилась. И все же магия еще потрескивала в воздухе, потому что именно тогда встретились Лилиан и Брайан. Они приехали сюда из дальних земель, чтобы найти друг друга в Куинсе. И никто из них не догадывался, какое безумие спустит с цепи их любовь.

Лилиан Кагва иммигрировала из Уганды, в то время как Брайан Уэст появился лишь из немногим менее чуждых Сиракуз. Дочь Восточной Африки и сын северной части Нью-Йорка встретились в дешевом модельном агентстве на бульваре Нортерн, но ни один из них не являлся клиентом.

Как раз во время забастовки мусорщиков Лилиан приняли в агентство на работу в качестве секретарши, и она встречала гостей за стойкой у входа. Приятное зрелище для людей, прогуливающихся по тротуару, засыпанному мусором, который не убирали уже неделю. Брайан, полицейский надзиратель, периодически наносил визиты хозяину агентства Павлу Арсеньеву, одному из условно освобожденных и его подопечному – Павел провел в тюрьме четыре года за мошенничество, и Брайан не верил, что он стал жить честно.

Но в эту неделю Брайан почти не обращал внимания на мистера Арсеньева, его больше интересовала новая секретарша, которая встречала посетителей у входа. Когда он на нее смотрел, у него появлялось ощущение, будто он нашел розу, растущую на свалке. На той неделе Брайан заходил в агентство четыре раза.

Несмотря на мгновенно возникшее влечение, у Брайана появилась привычка неправильно произносить фамилию Лилиан Кагва, а Лилиан постоянно принимала его за других белых клиентов. И уж ни в коем случае не посчитала его своим кисметом[1 - Кисмет (араб.) – судьба, рок. (Здесь и далее примеч. перев.)]. Тем не менее Брайан Уэст – невысокий, коренастый и настойчивый – не желал отступать. И в те дни, когда он не появлялся, Лилиан, к собственному удивлению, понимала, что скучает без него.

Лилиан Кагва приехала в Нью-Йорк из Джинджи, второго по величине города Уганды, где пережила освобождение страны от Британии и последующее правление доморощенного политика Милтона Оботе, который управлял государством при помощи армии и тайной полиции. И они несли зло повсюду, где появлялись.

В 1967 году Лилиан вместе с тремя кузинами ехала на машине в столицу, Кампалу, когда их остановили трое мужчин, заявившие, что они являются агентами секретной службы. Четыре кузины сидели спокойно, пока агенты изучали их документы, а потом потребовали, чтобы единственный юноша – Артур – вышел и открыл багажник. Артур не хотел оставлять Лилиан и других девушек и потому заколебался. В этот момент один из мужчин наклонился вперед и спокойно выстрелил ему в живот.

Лилиан и ее кузин на какое-то время оглушил звук выстрела и ослепила вспышка, но Лилиан почувствовала, что агент, который выстрелил, шарит внутри машины, пытаясь достать ключи. Лилиан, сидевшая за рулем, переключила сцепление, и машина сорвалась с места прежде, чем девушка успела прийти в себя. Автомобиль завилял по двухполосной дороге, словно пьяный, агенты стреляли им вслед, но не смогли преследовать; в их собственном автомобиле закончился бензин. Они устроили блокпост для того, чтобы захватить хорошую машину, и теперь им ничего не оставалось, как ждать следующую.

Лилиан доехала до Кампалы через полчаса, газуя всю дорогу. Однако Артур умер намного раньше. Эта история не вызвала особого интереса у журналистов. В целом Уганда становилась дикой страной, Лилиан Кагва хотела поскорее ее покинуть, и через год ей удалось получить визу в США.

В 1968 году Лилиан приехала в Нью-Йорк, ей было двадцать лет, и она никого не знала, но из-за того, что Уганда находилась под британским правлением, Лилиан говорила на английском, и это помогло ей быстро адаптироваться. Одна из причин, по которой мистер Арсеньев принял ее на работу, состояла в том, что она владела английским гораздо лучше, чем он сам. Она делала его бизнес серьезным и легитимным, хотя Брайан Уэст не ошибся в своих подозрениях: агентство являлось настоящей аферой. Лилиан об этом не подозревала, когда поступала на работу. А платили здесь в два раза больше минимальной ставки, три доллара в час. В Уганде ей вообще не удавалось найти работу, поэтому она была счастлива. И что такое забастовка мусорщиков по сравнению с государством, где узаконены убийства?

Агентство «Очарование времени» располагалось на втором этаже в офисе без окон, рядом с Куинсборо-Плаза, вдалеке от других районов, где царствовала высокая мода, но в самом подходящем месте, чтобы доить мечтающих о славе будущих моделей из рабочего класса Куинса. Потенциальные клиенты могли поступить в агентство, если у них имелось портфолио. К счастью, у мистера Арсеньева была маленькая студия, где за определенную плату они могли сфотографироваться. Некоторым молодым девушкам он предлагал сделать дополнительные снимки уже после работы, когда они оставались вдвоем. Улицы Нью-Йорка заполнял неубранный мусор, но у «Очарования времени» был свой запашок. Единственной честной частью бизнеса являлась женщина из Восточной Африки, отвечавшая на телефонные звонки.

Мистер Арсеньев мог успешно существовать довольно долго, отбирая деньги у молодых, полных надежд женщин, если бы проклятый полицейский надзиратель по досрочному освобождению не превратил его офис в свой второй дом. Как можно проворачивать приличную аферу, если коп заходит к тебе каждое утро? Брайан Уэст оказывал негативное влияние на бизнес. А раз уж он влюбился в Лилиан, получалось, что и от нее сплошной вред. Поэтому мистер Арсеньев ее уволил. Не самый разумный план, но мистер Арсеньев не отличался выдающимися умственными способностями. Брайан начал неустанно преследовать Павла, совсем как инспектор Жавер из округа Онондага. Брать деньги за портфолио не было запрещено законом, но открытие фотостудии без разрешения стало достаточным поводом для нарушения условий досрочного освобождения. Павел Арсеньев отправился обратно в тюрьму. Брайан Уэст получил благодарность. А Лилиан Кагва требовалась новая работа.

Она нашла себе место административного секретаря в юридической фирме в Мидтауне на Манхэттене. На новой работе платили меньше, и Лилиан пришлось перебраться в совсем крошечную квартирку. Она прекратила все отношения с Брайаном, ведь из-за него она потеряла хорошую работу, к тому же теперь она каждый день тратила на дорогу туда и обратно на час больше. Поэтому она упорно отказывалась обедать с Брайаном или пойти с ним в кино – большое спасибо. Так или иначе, но она была молода и жила в Нью-Йорке, где намного больше развлечений, чем в Джиндже. Они познакомились в 1968 году, но их первое настоящее свидание состоялось только через восемь лет.

Брайан Уэст не стал навязываться Лилиан. После тщательных раздумий он решил отступить; он снимал квартиру на Стейтен-Айленд, но не мог забыть Лилиан. Почему? Что такого в ней было? Он не мог бы объяснить это словами. Казалось, она его приворожила.

Брайан Уэст был единственным ребенком двух совершенно не склонных к романтике алкоголиков. В двенадцать он продавал конфеты у театра Элмвуд и совершил ошибку, с гордостью показав отцу Фрэнку свой заработок. Он рассчитывал, что тот потреплет его по плечу и поздравит; но вместо этого ему пришлось пережить вооруженное ограбление в собственной комнате. На отнятые у сына деньги отец купил ящик пива «Гиннес», и родители Брайана прикончили его еще до наступления ночи. Такая семья тебя либо сломает, либо сделает очень крепким. Либо и то и другое. Так что вполне можно подождать, когда тебя простит женщина, если вспомнить, что твой отец отобрал у тебя первые заработанные деньги.

Позднее, в 1976 году, она наконец его простила. Брайан Уэст и Лилиан Кагва отправились на свидание. Им обоим было по двадцать пять лет во время забастовки мусорщиков, а сейчас исполнилось по тридцать три года. За прошедшее с тех пор время Лилиан встречалась с множеством мужчин, и Брайан заметно выигрывал от сравнения с ними. Он напряженно работал, не пил, копил деньги и расплачивался по долгам. Странно, но теперь она высоко ценила эти качества. Единственный сбой произошел во время ужина, когда Брайан заговорил о том, как он хочет детей и мечтает стать мужем и отцом. Увидев ее в первый раз в «Очаровании времени», он сразу почувствовал, что она будет замечательной матерью. Когда он закончил говорить, Лилиан мягко напомнила ему, что у них первое свидание и, может быть, им следует немного подождать и не говорить о свадьбе, а сначала хотя бы сходить в кино? Нужно отдать должное Брайану, который не обиделся и не рассердился – лишь рассмеялся в ответ. Он не знал, но именно тогда Лилиан по-настоящему в него влюбилась.

Он пригласил ее посмотреть «Рокки». Лилиан такой выбор бы не сделала, но примерно в середине фильма начала получать удовольствие. Она даже увидела себя на экране. Ожесточенный мечтатель. Вот о чем был фильм. Ей нравилось так о себе думать. Может быть, Брайан повел ее на «Рокки», чтобы показать ту часть себя, которую никогда не смог бы выразить словами. Он рассказал ей о том, как его ограбил собственный отец, а она – как Артуру выстрелили в живот в машине, и теперь они сидели рядом в темном зале кинотеатра на Таймс-сквер. Вместе. Двое выживших. Это казалось настолько маловероятным и неправдоподобным, точно миф – вся их прошлая жизнь, которая их свела. В темноте она держала его за руку. И, хотя в следующие три часа у них не было секса, правильно сказать, что их первый и единственный ребенок был зачат именно тогда. Мысль, идея, общая мечта, отцовство и материнство, история двух людей, которой они начали делиться друг с другом.

К апрелю 1977 года беременность Лилиан стала заметной. Брайан нашел квартиру с двумя спальнями в Джексон-Хайтс. Их сын появился на свет в сентябре. Брайан думал, что будет странно назвать наполовину черного парня Рокки, поэтому они дали ему имя Аполлон. Брайану нравилось носить новорожденного на одной руке и укачивать его со словами: «Ты бог, Аполлон. Спокойной ночи, мое маленькое солнце». С тех пор они жили счастливо. По крайней мере, в течение нескольких лет.

Но к четвертому дню рождения Аполлона Брайан Уэст ушел.

Нет, Брайан не сбежал с другой женщиной и не покинул город, чтобы вернуться в Сиракузы. Казалось, его просто стерли. Он исчез, не оставив никаких следов, ни хлебных крошек, ни чеков с кредитной карты. Ушел. Исчез. Пропал.

Когда Аполлон родился, Брайан и Лилиан думали, что они добрались до конца истории, но они ошибались. Безумие только начиналось.




Глава 2


Сразу после того, как Брайан исчез, у мальчика стал повторяться один и тот же сон. Ему едва исполнилось четыре года, и Лилиан не могла разобраться в деталях. Большая их часть выглядела как ночной лепет напуганного ребенка, но она сложила отдельные кусочки вместе: мужчина стучал в их входную дверь. Когда Аполлон ее открывал, мужчина проталкивался в квартиру и опускался перед мальчиком на колени. У него было лицо, но мужчина его снимал, а под ним оказывалось лицо отца Аполлона. Брайан Уэст открывал рот, и из него появлялось облачко. Аполлон смотрел, как оно поднимается вверх из горла отца, и начинал плакать. Туман заполнял все вокруг, пока Аполлон уже ничего не мог разглядеть. Тогда отец поднимал его на руки, и квартиру заполнял грохот воды, громкий, точно рев водопада. Отец нес мальчика сквозь туман и наконец начинал с ним говорить. И в этот момент Аполлон с криком просыпался.

Кошмар преследовал ребенка ночь за ночью в течение недель. Аполлон больше не хотел спать, а Лилиан не могла сомкнуть глаз, потому что знала, в какой-то момент ее четырехлетний мальчик проснется, охваченный ужасом.

Ты пойдешь со мной.

Вот что говорил Брайан Уэст Аполлону во сне.

Когда Лилиан пыталась успокоить сына, она спрашивала, почему эти слова вызывают у него такой страх. Ответ Аполлона был подобен стали, рассекающей плоть и кости. Не страх заставлял мальчика плакать. Не страх, а желание пойти с отцом.

– Почему он не заберет меня с собой? – спрашивал Аполлон.

Со временем кошмар прошел, во всяком случае, Аполлон перестал о нем говорить, их жизнь снова вошла в нормальное русло и словно началась заново: Лилиан, мать-одиночка, работавшая полный рабочий день, теперь училась по субботам, чтобы стать помощницей юриста и вырастить ребенка без посторонней помощи. Ее жизнь стала намного труднее, но часто приносила удовлетворение. Аполлон, книжный мальчик, рос самостоятельным и осторожным.

Так они прожили восемь лет. К тому моменту, когда Аполлону исполнилось двенадцать, они перестали вспоминать Брайана Уэста, и ни один из них не думал, что его имя станет темой для разговора в будущем. Но однажды утром Аполлон получил послание. Подарок.




Глава 3


Шла осень 1989 года, Аполлон Кагва учился в неполной средней школе, IS237, во Флашинге. После исчезновения Брайана Лилиан вернула себе девичью фамилию и позаботилась о том, чтобы и сын сменил фамилию отца. Он стал Кагва по результатам официального развода. Они стерли имя Уэст из своей жизни.



Даже такой самостоятельный и осторожный мальчик, как Аполлон, вполне мог стать членом шайки. У него было два лучших друга, и он делал успехи в изучении американской истории с мистером Перро. Лилиан сумела успешно закончить учебу, получила диплом помощника юриста и поступила в юридическую фирму, находившуюся в Мидтауне на Манхэттене. Но теперь работа занимала у нее еще больше времени, и иногда она возвращалась домой только в восемь вечера. Безнадзорный ребенок, так это теперь называлось. Взрослые жаловались на новую реальность в шоу Донахью. Они ругали работающих мам, которые причиняли вред своим бедным детям, пытаясь обеспечить им приличную жизнь.

Аполлон провел этот день, как многие дети, которым не нужно сразу после школы возвращаться домой: зашел в ближайшее кафе, чтобы потратить несколько четвертаков на Галагу[2 - Видеоигра.], затем в другое кафе, где купил на другой четвертак воды и чипсов, и некоторое время провел на углу Голден-стрит, где дети играли в вышибалы. Он провел с ними несколько часов, а потом отправился домой. Прошел – тут следовало быть честным – уже день (или два?) с тех пор, как он в последний раз принимал душ, и после игры от него так пахло, что даже он сам не мог это игнорировать. Он включил душ и успел раздеться до пояса, когда услышал громкий стук, доносившийся из дальнего конца квартиры. Аполлон решил его проигнорировать – наверное, соседке зачем-то понадобилась его мама, – но стук усилился. От горячей воды в ванной комнате начал собираться пар, и, когда Аполлон оттуда вышел, ему показалось, будто он вынырнул из облака.

Он успел пересечь половину квартиры, когда у него появилось неприятное ощущение в области шеи. Стук в дверь продолжался, но Аполлон оглянулся и обнаружил, что пар из ванной комнаты выплывает в коридор, как будто следуя за ним. У него слегка закружилась голова, словно, сам того не заметив, он оказался в чужом сновидении. Или в своем собственном. Он вздрогнул, как только ему в голову пришла эта странная мысль. В детстве ему ночь за ночью снился похожий сон. Сколько ему было тогда лет? Три или четыре года? В дверь продолжали стучать, шумела вода в душе, квартира заполнялась туманом и…

Он побежал к входной двери. Как только он оказался возле нее, стук прекратился.

– Подожди меня, – прошептал Аполлон.

И почувствовал себя ужасно глупо, когда произносил эти слова. И еще глупее, когда их повторил.

«Отца нет по другую сторону двери. Отца нет по другую сторону двери. Твоего отца нет», – повторял он себе.

И все же открыл замки. У него возникло ощущение, будто он становится меньше. Как он открывал дверь в том сне? Как мог дотянуться до верхнего замка, когда был ребенком? Но во сне возможно все. А как будет теперь? Может быть, он заснул в ванной комнате, сидя на унитазе, и какое-то случайное замыкание мозга разбудило старые фантазии? Аполлон решил ни о чем не беспокоиться. Есть определенная свобода, когда ты знаешь, что находишься во сне. Так или иначе, но он может открыть дверь и увидеть отца, и тогда вспомнит черты его лица. Он уже забыл их. Но, когда Аполлон распахнул дверь, отца там не оказалось.

А у порога стояла коробка.

Аполлон выглянул за дверь, словно рассчитывал увидеть отца из сна, который прямо сейчас уходил по коридору. Никого там не оказалось. Он посмотрел на коробку. Тяжелый картон, на верхней крышке черным маркером написано одно слово.

Невероятия.

Аполлон опустился на одно колено, поднял коробку – она оказалась не слишком тяжелой – и внес ее в квартиру. То, что лежало внутри, перекатывалось и стучало. Аполлон сел на ковер в гостиной и открыл крышку.




Глава 4


– Эта коробка принадлежала твоему отцу, – сказала Лилиан.

Аполлон не заметил, как село солнце, не услышал, как мать вошла в квартиру. И только после того, как она коснулась рукой его шеи, вспомнил про окружающий мир.

Лилиан бросила сумочку и опустилась на корточки рядом с ним.

– Где ты ее нашел? – спросила она.

– Кто-то оставил у нашей двери, – ответил мальчик.

Аполлон высыпал содержимое коробки на ковер гостиной. Пара корешков от билетов в кино, снимок головы молодой белой женщины, договор об аренде квартиры в Джексон-Хайтс, счет за ночь, проведенную в отеле на Девятой авеню, рядом с Таймс-сквер, маленькая стопка чеков за еду навынос. Свидетельство о браке между Брайаном Уэстом и Лилиан Кагва и детская книжка.

– Что ты сказал? – прошептала Лилиан, изучая коллекцию. – Боже мой, – добавила она едва слышно.

Аполлон повернулся, чтобы посмотреть на нее, а она отшатнулась и встала, пытаясь прийти в себя.

– Скажи мне правду, – сказала она. – Это лежало у меня в кладовке? Ты трогал мои вещи?

Аполлон указал на входную дверь.

– Кто-то сильно стучал в дверь. Я подумал… – Он замолчал. – Я не знал, кто это был. Я как раз собирался принять душ.

И только тут Аполлон заметил, что вода в душе все еще льется. Он вскочил и побежал в ванную комнату. Из-за того что в их квартире сток был не слишком хорошим, ванна переполнилась, и на полу образовались лужи.

– Аполлон! – закричала Лилиан, когда обнаружила, что происходит в ванной комнате. Она протиснулась мимо сына и выключила воду. Потом сняла с вешалки полотенца и бросила их на пол. – Я должна зайти к миссис Ортис и проверить, не протек ли у нее потолок.

Несмотря на необъяснимую коробку на полу гостиной, существовали проблемы, которые ни один родитель не мог игнорировать; к примеру, не устроил ли сын серьезную неприятность для соседки снизу, доброй старой женщины, не раз остававшейся посидеть с беспечным ребенком? И сколько может стоить ремонт потолка миссис Ортис?

Лилиан вышла из ванной, и Аполлон последовал за ней. По пути к двери она бросила взгляд на коробку и лежавшие рядом предметы, наклонилась, схватила листок бумаги, перевернула его и стремительно вышла из квартиры. Аполлон вернулся в гостиную. Лилиан взяла чек за ночь, проведенную в отеле, расположенном рядом с Таймс-сквер. Она хотела что-то скрыть, но это не имело значения. За то время, что Аполлон просидел в гостиной, он успел все запомнить и теперь пытался связать предметы с историями, которые ему были известны об отце и матери. И на один из вопросов, который до сих пор вызывал у него сомнения, его мать только что дала ответ.

Как человек, хранивший эти вещи, мог бросить жену и сына? И как они оказались возле двери квартиры, где жил Аполлон? Он снова посмотрел на крышку коробки и прочитал слово, на ней написанное. «Невероятия».

Его мать должна будет объяснить, что означает большинство предметов, но один из них понять было легче, чем все остальные. Детская книжка «Там, вдалеке» Мориса Сендака. Аполлон открыл ее, рассчитывая увидеть какую-нибудь надпись, посвящение от отца сыну или хотя бы просто образец почерка Брайана Уэста. Ничего похожего он не нашел, но все страницы оказались потертыми, верхний правый угол каждой страницы заметно потемнел, и на корешке появились трещины. Но ничего нарочитого; не вызывало сомнений, что книгу читали много раз. Аполлон представил отца – быть может, сидящего на этом диване и читающего сыну сказку. И он вслух прочитал первую страницу.

– «Когда папа ушел в море», – начал он.

Его мать не любила читать. При всех ее положительных качествах чтение не являлось одним из них. Лилиан работала как вол, а вечерами ей хватало сил лишь сидеть с ним и смотреть телевизор, но не более того. Очень часто она просто засыпала рядом с сыном. Аполлон не возражал. Но однажды, когда она заснула, снял с нее туфли, стащил парик, выключил телевизор и пошел в свою комнату читать. Он полюбил это занятие с того самого момента, как научился складывать слова. Книги позволяли ему представить, что когда-то он был не единственным в доме, кто их ценил. Ему нравилось думать, что он унаследовал от отца вкус к литературе. Может быть, эта книга стала первой из всех, что отец собирался с ним разделить. Аппетит Аполлона к чтению только усилился после того, как он обнаружил коробку.

Аполлон читал в постели и в туалете, брал книги в бумажных обложках в парк, когда играл правого аутфилдера[3 - Игрок в бейсболе, занимающий оборонительную позицию во внешнем поле.]. Он терял книги, проливал на них содовую, на страницах оставались отпечатки измазанных в шоколаде пальцев. Даже самые добрые библиотекари начинали требовать компенсацию за испорченные книги. Тогда Лилиан начала приносить домой книги и журналы из своего юридического офиса. «Ридерс дайджест», «Пипл», «Консьюмеррепортс» и «Бон аппетит». Он проглатывал все и просил еще. Лилиан подружилась с секретаршами на других этажах и убедила их подписаться на журналы, которые отличались от тех, что приходили в ее фирму. В приемной дантиста, расположенной на противоположной стороне улицы, лежали романы в мягких обложках для клиентов, и Лилиан уговорила секретаршу отдавать ей, а не выбрасывать старые экземпляры. Главным образом любовные романы и триллеры; но больше всего было детективов. Лилиан Кагва не проверяла содержание книг, она просто складывала их в пластиковый мешок и увозила с собой на семичасовом поезде. Так Аполлон буквально проглотил «Незнакомца рядом со мной» Энн Рул, «Своенравную наследницу» Бланш Шенье и «Дракона» Клайва Касслера, когда был еще слишком мал, чтобы их понять. Тем не менее он дочитал до конца каждую. Безнадзорное чтение – это благословение для некоторых детей.

Лилиан не понимала, какой у нее сын, пока в субботу, в начале октября, к ним не зашла соседка, миссис Ортис, жившая этажом ниже. Она хотела поговорить не с Лилиан, а с ее сыном. Лилиан подумала, что он совершил какой-то нехороший поступок, но миссис Ортис помахала в воздухе долларовой купюрой и сказала, что Аполлон обещал ей журнал «Пипл» с милой Джулией Робертс на обложке, но так и не принес. Через несколько минут, когда Лилиан немного опомнилась от смущения и оцепенения, она поняла, что ее сын продает книги и журналы, которые она ему приносит. Лилиан так рассердилась, что влетела в комнату Аполлона, отыскала нужный журнал среди множества других, валявшихся на полу, и отдала его миссис Ортис бесплатно. Она даже попыталась всучить ей более свежий номер с Барбарой Буш на обложке, но миссис Ортис не знала, кто она такая.

Аполлон вернулся домой сразу после заката солнца. В Нью-Йорке потеплело, и весь день держалась температура более двадцати градусов. Он с друзьями был в парке Флашинг-Медоус и играл в мягкий вариант американского футбола с касанием двух рук, пока не стало холодно. Он пришел грязный, но сияющий. Лилиан дождалась, когда он найдет ее на кухне. Она потратила несколько часов, складывая книги и журналы в мешки для мусора. Теперь они стояли на столе вместо обеда. Прежде чем Аполлон успел задать вопрос, Лилиан рассказала ему о визите миссис Ортис.

– Я потратила немало сил, чтобы принести тебе все это, я думала, что ты будешь их читать, – сказала Лилиан и взяла один из пакетов, кряхтя от тяжести. – Но, если нет, мы можем бросить их в мусоросжигательную печь.

Аполлон развязал один из пакетов и заглянул внутрь.

– Я их прочитал, – сказал он. – Все до одного. После того как я закончил, что мне было с ними делать?

– Выбросить, Аполлон. Что еще? – Она снова завязала пакет.

– Но миссис Ортис любит читать «Пипл», поэтому…

– Почему бы не взять деньги со старой женщины? – закончила за него Лилиан.

– Она платит мне четвертак. Цена на обложке составляет доллар и девяносто пять центов. Для нее это много значит, и она не расстраивается из-за того, что они двухнедельной давности. Что плохого в том, что я делаю?

Лилиан открыла рот, чтобы возразить, но поняла, что ей нечего сказать. Она еще раз посмотрела на мешки.

– И ты все это продашь? – спросила она.

– Я выбрасываю то, что не могу продать, но у меня получается очень неплохой бизнес в нашем районе.

– Тебе двенадцать, – сказала Лилиан и плюхнулась на стул. – Где ты этому научился?

Аполлон некоторое время молчал, а потом широко улыбнулся.

– У тебя, мама. Я научился этому, наблюдая за тобой, – ответил он.

– Я не понимаю, – проговорила Лилиан.

– Я вижу, как ты много работаешь. А я твой сын. Это у меня в крови.

Лилиан указала на стоявший рядом стул, и Аполлон сел. Она долго смотрела на сына.

– Если ты собираешься начать бизнес, тебе необходимы визитные карточки, – сказала она. – На них должно быть написано твое имя и номер телефона. Я думаю, сюда его нужно обязательно включить. Я тебе помогу. В офисе я сумею сделать это бесплатно.

Лилиан встала со стула, но почти сразу вернулась с листом бумаги и ручкой. Она нарисовала большой прямоугольник и написала несколько строк:



Аполлон Кагва

Подержанные книги и журналы


Потом она вычеркнула вторую строчку и написала другую.



Доступные книги и журналы


Ниже она вписала номер их домашнего телефона.

Потом поставила кончик ручки на верхнюю часть прямоугольника, над именем Аполлон.

– Тебе нужно название для твоего бизнеса, – сказала Лилиан.

Она ждала, держа наготове ручку.

Аполлон взял ручку и написал сам.



Невероятия





Глава 5


Аполлон Кагва мог пойти в колледж, если бы не Карлтон Лейк. Аполлон учился в выпускном классе средней школы Джона Брауна, и в его аттестате главным образом стояли средние оценки «В» и «С». Это началось в девятом классе и стало сюрпризом для многих учителей, которые отмечали его интеллект и даже умение трудиться, но школа не являлась основной целью в его жизни. Аполлона Кагву интересовал только бизнес.

К тому моменту, когда ему исполнилось семнадцать, он превратил «Невероятию» в преуспевающую фирму. Его уже знали в Куинсе, Бронксе и на Манхэттене. Торговцы редкими и подержанными книгами познакомились с ним, когда он звонил в магазин, говорил, что он их коллега по бизнесу, и спрашивал, не может ли он к ним зайти, потому что оказался рядом и хочет нанести визит вежливости. «Конечно», – отвечали они, смущенные соблюдением правил приличия. А эти люди никогда не славились знакомством с творчеством Эмили Пост[4 - Американская писательница и журналистка, известная своими книгами и статьями об этикете.]. И очень скоро у них появлялся пятнадцатилетний черный парнишка, нагруженный такой тяжестью, от которой свалился бы мул, и сообщал, что его зовут Аполлон. У него были такие огромные детские очки, что им бы не помешали автомобильные дворники.

Он входил в магазины и пытался продать старые выпуски таких журналов, как «Знаток» и «Основные моменты». Сочетание предпринимательского духа и абсолютной наивности пятнадцатилетнего парнишки заставляло дрогнуть сердца старых продавцов книг. Именно они дали ему необходимое образование, научили оценивать книги, от них он узнал, как ориентироваться на распродажах и где следует поставить свой стол на аукционах антиквариата.

Впрочем, далеко не все вели себя доброжелательно. Некоторые из них, когда он предлагал книги на продажу, обвиняли его в том, что он украл свой товар. Может быть, разбивал витрины и грабил магазины всякий раз, когда у него появлялась возможность. В самых дорогих книжных лавках Манхэттена имелся звонок, начинавший трезвонить, как только дверь открывалась. То была эра Бернарда Гетца, который стрелял в черных парней в метро, и многие белые ему аплодировали. Всякий парень с избытком меланина становился злобным хищником, даже черный мальчишка в огромных очках и с рюкзаком, набитым книгами. Он мог стоять у входа пятнадцать минут, а продавцы делали вид, что не замечают его.

В результате Аполлон начал задумываться о том, не является ли он жутким монстром, вынудившим собственного отца уйти из семьи. В такие моменты подобные мысли становились навязчивыми: ему казалось, будто мир подтверждает его чудовищную сущность, и, если он не будет соблюдать осторожность, поглотит его. Чтобы пережить унижение и жуткие вспышки ненависти к самому себе, Аполлон во сне придумал мантру – возможно, слова пришли из прежних воспоминаний, – и он произносил ее, когда стоял на пороге под оценивающими взглядами продавцов и хозяев книжных лавок.

Я бог Аполлон. Я бог Аполлон. Я бог Аполлон.

Он повторял эти слова достаточно долго, пока не начинал чувствовать собственную божественную сущность. Но владельцы магазинов все равно его не впускали.

В 1995 году, в выпускном классе средней школы, его приняли в Куинз-колледж, но летом, перед тем как начались занятия, один из продавцов книг, учивший Аполлона ремеслу, сделал ему подарок по случаю окончания школы – «Признания литературного археолога» Карлтона Лейка.

Лейк поведал историю своей жизни коллекционера редких и ценных книг, манускриптов, партитур и даже писем наполеоновских времен. Он сам и его собрание, очевидно, стали знаменитыми, и на первых страницах он рассказал, как родилось его увлечение. Он очень любил читать и целые дни проводил в букинистических магазинах. А когда пришло время книг, стоивших больше двух четвертаков, Лейку «помогла добрая бабушка», так он написал. Иными словами, бабушка его финансировала. И очень скоро Карлтон Лейк собирал великих французских поэтов девятнадцатого века: Бодлера, Верлена, Рембо и Малларме. А вскоре его посетило откровение, «озарение», как он его назвал, когда он совершил первую грандиозную покупку на аукционе в Нью-Йорке – экземпляр книги Бодлера «Les Fleurs du Mal» – «Цветы зла» – и внутри, на полях, нашел исправления, сделанные рукой самого поэта. Вот тогда Лейк и стал литературным археологом и книжным человеком. Для Лейка это стало началом его призвания.

К тому моменту, когда Аполлон Кагва закончил читать историю жизни Карлтона Лейка, он понял, что осенью не пойдет учиться в Куинз-колледж. И хотя у него не было бабушки, которая финансировала бы его покупки, и несмотря на то, что он пока не отличал Бодлера от Беатрис Поттер[5 - Беатрис Поттер (1866–1943) – английская детская писательница и художница.], Аполлон не сомневался, что также является книжным человеком. Если Карлтон Лейк сумел справиться, почему не сможет он? Сын двух ожесточенных мечтателей стал таким же мечтателем.




Глава 6


«Распродажа коллекции» – звучит шикарно, но для Аполлона это означало поездку в Нью-Рошель, где ему предстояло копаться в мешке для мусора, набитом поврежденными водой книгами, в подвале какого-нибудь дома, выстроенного в колониальном стиле викторианского периода. Впрочем, он вполне мог натолкнуться на четыре полки превосходно сохранившихся первых изданий в каком-нибудь особняке в Шугар-Хилл. Неопределенность и неожиданные находки значили не меньше, чем доход.

Аполлон рано нашел свое призвание, но его первая серьезная находка – тот самый Бодлер Карлтона Лейка – случилась, только когда ему исполнилось тридцать четыре. В девятнадцать он съехал от Лилиан и поселился в студии в Джексон-Хайтс, до такой степени забитой книгами, что ему едва удалось втиснуть в нее двуспальную кровать. Он постоянно путешествовал по стране в поисках ценных изданий, время от времени отвлекался от обложек, чтобы оглянуться по сторонам, насладиться красивым пейзажем или сходить на свидание, но хватало его ненадолго, и он возвращался к работе.

Однако большой день в его жизни наступил на распродаже вещей из подвала многоквартирного дома в Бронксе, где он обнаружил множество самых разных упаковок с книгами – от коробок из-под кроссовок до старого оранжевого ящика из-под молока, унесенного из супермаркета, – всего сорок две штуки. В них лежали такие редкие книги по магии и оккультным наукам, каких до сих пор Аполлону встречать не доводилось. Любящая чета, мистер и миссис Д’Агостино, умерли друг за другом в течение месяца и оставили коллекцию, которая приводила в ужас их четверых детей и одиннадцать внуков. Аполлон нашел фотографию пары между страницами колдовской книги. Они выглядели как старик и его жена из фильма «Вверх!», но эта версия Карла и Элли Фредриксон собирала книги по магии. Скромный снимок и загадочная коллекция были настолько несовместимы, что Аполлон лишь с огромным трудом сумел удержаться, чтобы не рассмеяться перед их родными.

Он предложил им предельно низкую цену, а поскольку никто из других книжных дилеров не приехал в Южный Бронкс, сумел купить за смешные деньги всю коллекцию. В тот же день он взял в аренду фургон, перевез добычу домой и потратил неделю на то, чтобы составить полный каталог и занести самую важную информацию о книгах в компьютер. Просматривая книги, он обнаружил на полях заметки, сделанные двумя разными почерками.

Когда он изучал третье издание весьма поверхностного «Руководства охотника на ведьм из Совета Крови», наружу выпала обычная почтовая открытка, адресованная Д’Агостино, сильно пожелтевшая, что было вполне естественно, ведь ее отправили в 1945 году. Подпись не оставляла никаких сомнений – автором являлся Алистер Кроули. Быстрая проверка в интернете подтвердила, что Кроули, знаменитого оккультиста начала двадцатого века, считали «самым порочным человеком в истории» и обвиняли в сатанизме. Он регулярно использовал рекреационные наркотики и прославился своими сексуальными приключениями – и это в те времена, когда подобные вещи шокировали широкую публику и не являлись частью онлайнового профиля многих людей. Оззи Осборн написал о нем песню в 1981 году. Аполлон прочитал записку Алистера Кроули к супружеской паре Д’Агостино.

«Некоторые люди рождаются содомитами, другие сами приходят к содомии, а кому-то ее навязывают.

Думаю о вас обоих».

Ну, и как вам это нравится? Д’Агостино были настоящими извращенцами!

Но даже и до записки от Алистера Кроули это был лучший улов Аполлона. Теперь, если он сможет установить подлинность почтовой открытки, его находка станет легендарной. Карлтон Лейк обнаружил тексты Бодлера с его правками; Аполлон Кагва нашел сексуальную открытку от Алистера Кроули. Он снова ее прочитал, рассмеялся и помахал рукой, будто затем, чтобы поделиться с кем-нибудь радостью, – но он сидел в одиночестве в своей гостиной. Удача всей жизни, а ему некому рассказать замечательную новость. Он удивился, и им овладело совершенно новое чувство.

Аполлон Кагва вдруг понял, что он дьявольски одинок.

Он еще раз оглядел книги, купленные у семьи Д’Агостино; снова прочитал открытку. Складывалось впечатление, что супруги Д’Агостино интересовались какими-то дикими вещами, однако они занимались своими оккультными опытами вдвоем. Почерк на полях принадлежал двум разным людям, из чего следовало, что муж и жена изучали эти тома, обменивались заметками на полях, и их диалог продолжался десятилетиями. Аполлон вдруг осознал, что найденные им книги не просто принесут ему огромную выгоду. Они свидетельствовали о переплетении двух жизней.

В три утра в своей квартире с одной спальней, окруженный маленькой библиотекой оккультных текстов, Аполлон Кагва, тридцати четырех лет, понял, что его биологические часы начали отсчитывать новый цикл.




Глава 7


Аполлон посещал библиотечные распродажи реже, чем аукционы и магазины подержанных книг, но решил, раз уж он оказался в Вашингтон-Хайтс – на совсем неинтересной распродаже, – зайти в филиал Публичной библиотеки Нью-Йорка в Форт-Вашингтон.

Библиотеки обычно распродавали старые книги и те, что дарили местные жители, чтобы не отправлять их на переработку. Рассчитывать найти там что-нибудь, похожее на улов у Д’Агостино, не имело ни малейшего смысла, однако всегда существует шанс купить за пятьдесят центов книгу, а потом получить за нее пять долларов. Почти любой мелкий бизнес процветал или прогорал благодаря таким сделкам. Это совсем не романтично, но такова реальность. Обычно Аполлон приходил на подобные мероприятия за детективами с крупным шрифтом, они пользовались спросом у пенсионеров, которые находили его сайт и хотели, чтобы им доставляли покупки домой. Продажа таких книг напоминала ему о начале собственного бизнеса – журнал «Пипл» для миссис Ортис из квартиры С23.

Филиал в Форт-Вашингтон насчитывал три этажа, но распродажа проходила в подвале, в стороне от читального зала. Одной из библиотекарш приходилось заниматься продажей и своей обычной работой. Аполлон вошел в подвал и обнаружил, что она помогает матери с двумя детьми разобраться со старыми книгами с картинками, занимавшими целую полку. Младший ребенок взял на себя важную функцию: он вытаскивал каждую третью книгу и бросал ее на пол. Мать, казалось, ничего не замечала или просто решила не обращать на него внимания, и библиотекарше пришлось выполнять еще и третью работу – уборщицы. Потом из читального зала послышался мужской голос. В библиотеке было так тихо, что Аполлону показалось, будто мужчина воспользовался мегафоном.

– Послушайте! Послушайте! Я терплю бедствие!

Библиотекарша повернулась и направилась в читальный зал, где у ее стола стоял огромный мужчина. За спиной у него высился массивный старый рюкзак, в каждой руке он держал по битком набитой хозяйственной сумке. Человек-мул.

– Это ужасно! – прокричал он. – Мне необходимо в туалет!

Библиотекарша обошла мужчину и его сумки и встала за своим столом. Узкие плечи и широкие бедра. Мужчина был выше на два фута. Издалека казалось, будто смотришь на великана и эльфа, принявшего боевую стойку.

Остальные посетители библиотеки, главным образом пожилые люди, оторвались от газет и журналов, но на большее они были явно не способны. Аполлон приблизился на десяток шагов, чтобы прийти на помощь, если она потребуется.

– Слушайте мой голос, – обратилась к большому мужчине библиотекарша. – Вы меня слышите? – Она улыбалась, когда произносила эти слова, но ее голос и поза придавали им вес приказа.

– У меня есть уши, разве не так? – Мужчина наклонился вперед, словно собирался броситься через письменный стол, прямо на библиотекаршу.

– Ну, теперь вы видите, что и у меня есть уши, – сказала она, делая шаг назад. – Зачем же вы так кричите?

Мужчина покачнулся, словно его сумки и рюкзак стали тяжелее. Или он просто смутился. Мужчины таких размеров не привыкли, чтобы на них кричали. В особенности женщины, уступающие им в росте почти два фута.

Библиотекарша выдвинула ящик письменного стола и достала из него линейку длиной в два фута с привязанным к одному из ее концов ключом.

– Мне нужен от вас какой-то документ, прежде чем я отдам вам ключ от туалета, – заявила она.

Женщина продолжала улыбаться, но теперь все – и даже большой мужчина – поняли, что она не склонна шутить. Прямая, как ломик, и столь же прочная. Может быть, женщина такого маленького роста должна с самого раннего детства научиться себя отстаивать и овладеть техникой выживания, чтобы ее не задавили и перестали игнорировать. И это сработало. Все в подвале были ошеломлены.

– У меня нет документов, – сказал сразу ставший застенчивым мужчина.

Библиотекарша использовала линейку как указку.

– Оставьте сумки у меня. Тогда я буду знать, что вы за ними вернетесь.

Вместо того чтобы поставить свой груз на пол, мужчина сжал ручки сумок еще сильнее.

– Но в них содержатся тайны, – сказал он.

Она кивнула, снова открыла ящик, бросила линейку внутрь, закрыла ящик, скрестила руки на груди и посмотрела мужчине в глаза.

Аполлон успел досчитать до десяти, прежде чем мужчина поставил сумки на пол. Казалось, библиотекарша его загипнотизировала.

– И рюкзак тоже? – спросил он.

– Все ваши вещи, – сказала она.

В этот момент, если бы она обратилась к Аполлону, он бы без слов отдал ей свою сумку. Большой мужчина поставил огромный рюкзак рядом с остальными сумками, а женщина выдвинула ящик и протянула ему ключ.

– Благодарю вас, – тихо сказал он.

– Рада помочь, – ответила она и тепло улыбнулась.

Читальный зал молча ждал, вслушиваясь в звук ключа, входящего в замок, потом скрипнула открывающаяся дверь туалета. Дверь захлопнулась, и все в читальном зале вздрогнули, словно проснулись после долгого сна. Все, кроме библиотекарши, которая успела обойти письменный стол, прошла мимо Аполлона и вернулась к женщине с двумя детьми. Они купили четыре книги за доллар.

Библиотекарша повернулась к онемевшему Аполлону, который продолжал стоять на месте.

– Вам что-нибудь нужно? – спросила она.

Аполлон показал в сторону сумок мужчины, оставленных возле письменного стола.

– Я собирался помочь вам разобраться с этим человеком.

Библиотекарша перевела взгляд с сумок на Аполлона.

– Но вы сами справились со всеми проблемами, – добавил он.

– Это моя работа, – сказала она.

Он пригласил ее на ужин, и библиотекарша, пробивая чеки за купленные им три книги, вежливо отказалась. Распродажи в подвале библиотеки проходили каждую пятницу, и Аполлон вернулся туда через неделю, а потом приходил снова и снова. Со временем она сказала, как ее зовут. Эмма Валентайн.

Через пять месяцев после первой встречи она наконец согласилась пойти с ним на свидание.




Глава 8


Пытаясь произвести на Эмму впечатление, Аполлон пригласил ее в крошечное заведение на Томпсон-стрит, где подавали суши, но им пришлось постоять в очереди на улице. Из-за времени года – была поздняя осень – ожидание на открытом воздухе стало подобно стоянию внутри холодильника, оба отчаянно дрожали к тому моменту, когда садились за столик, и успели выпить бутылочку горячего саке до того, как им принесли еду.

Аполлон узнал, что Эмма выросла в Вирджинии, в крошечном городке под названием Бунс-Милл. У нее была сестра Ким, старше Эммы на одиннадцать лет. Их родители умерли, когда Эмме было пять, но она больше ничего о них не рассказала.

Ким стала официальным опекуном Эммы, когда ей исполнилось восемнадцать; она начала работать и вырастила сестру вместо того, чтобы отправиться в Джефферсоновский колледж медицинских наук в Роаноке, куда ее приняли. И только после того, как Эмма окончила среднюю школу – и поступила в Виргинский университет, – Ким наконец пошла учиться в колледж, чтобы стать медсестрой. С тех пор как ее родители умерли, Эмма помнила, что проводила время только в трех местах: дома, в школе, и в Южной библиотеке округа, в двадцати минутах от Роанока.

– Моей любимой библиотекаршей была женщина по имени госпожа Рук, – сказала Эмма. – Она помогла мне повзрослеть не меньше, чем Ким.

Их ужин прекрасно складывался, и они уже начали распивать вторую бутылку горячего саке и тянуться друг к другу через маленький деревянный столик. В кафе было полно посетителей, для официантов остались совсем узкие проходы, и Аполлона задевали всякий раз, когда кто-то из них проходил мимо. Однако он ничего не замечал. Он слушал Эмму.

– Госпожа Рук усаживала меня перед телевизором, если Ким задерживалась. Так она могла начать закрывать библиотеку. Я смотрела все, что могла найти для детей. Однажды, когда мне было двенадцать, я случайно выбрала один фильм. Мне понравилась картинка – пара полуобнаженных черных людей с копьями.

– И тебе захотелось его посмотреть? – спросил Аполлон.

– Это был единственный в библиотеке фильм с черными людьми на коробке. Конечно, я захотела его посмотреть! Он назывался «Киломбо». Его сделали в Бразилии. Госпожа Рук пришла проверить, чем я занята, увидела, что фильм уже идет, убедилась, что у меня есть занятие, и вернулась к своим делам.

К этому моменту Эмма успела опьянеть и громко рассмеялась.

– Госпожа Рук не могла знать, что фильм рассказывал о восстании рабов в Бразилии и в нем рабы убили множество португальцев! Я очень хорошо к ней относилась и не стала обсуждать с ней «Киломбо». Я знала, что она придет в ужас, и не хотела ее расстраивать, не позволяло воспитание. Однако мне фильм понравился, и я хотела смотреть только его.

Эмма склонила голову набок, взглянула на потолок и улыбнулась.

– Фильм шел на португальском языке с английскими субтитрами. Мне нравилось, как звучал язык. Прошло некоторое время, и я сумела убедить госпожу Рук заказать еще несколько бразильских фильмов. «Прощай, Бразилия», «Поезд к звездам» и «Бродяги и король футбола». Наконец госпоже Рук пришлось перестать покупать бразильские фильмы, потому что любовь одной девочки к Бразилии не могла оправдать стоимость фильмов. Но она сделала для меня вполне достаточно. Я поняла, как велик мир. Больше, чем Бунс-Милл. И я захотела его увидеть.

– Один из твоих глаз больше другого, – сказал Аполлон.

Он только сейчас это заметил. Разница была совсем небольшой, но возникало ощущение, будто Эмма вглядывается в мир гораздо внимательнее, чем большинство людей. Или просто Аполлон в нее влюбился.

Эмма опустила голову и прикрыла рукой большой глаз. Может быть, его замечание показалось ей обидным. Аполлон сомневался, что сможет как-то смягчить неприятное впечатление, поэтому сказал первое, что пришло ему в голову:

– Мне всегда было безразлично, мальчик у меня будет или девочка, понимаешь? Я просто хочу быть хорошим отцом для тех детей, которые у меня родятся.

Аполлон еще не закончил фразу, но уже понял, как безумно прозвучали его слова.

Отличная тема для разговора на первом свидании, Аполлон! Почему бы заодно не спросить, готова ли она подписать с тобой ипотеку на тридцать пять лет?

Эмма опустила руку, налила себе немного саке, сделала большой глоток, поставила чашку и заговорила.

– Я хочу объяснить, почему отказалась, когда ты в первый раз пригласил меня на свидание, – сказала она.

– И в следующие пять, – добавил Аполлон.

– И в следующие пять, – согласилась Эмма.

Она откинулась на спинку стула, и Аполлон наклонился вперед.

– Я сказала «нет», потому что собираюсь переехать в Бразилию. Я уже купила билеты. Я еду в Сальвадор, штат Баия, на севере.

– Надолго? – спросил Аполлон.

– Я не знаю, – ответила она.

Аполлон допил саке из керамической бутылки.

– Тогда почему ты согласилась пойти на свидание со мной сегодня? – спросил он.

Она посмотрела на стол и улыбнулась.

– Я стала с нетерпением ждать пятничные распродажи, потому что надеялась, что ты придешь. – Она подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. – Я скучала по тебе.

Когда они вышли на улицу, Аполлон взял ее за руку. В ответ она крепко сжала его ладонь.

– Теперь о поездке в Бразилию, – начал Аполлон.

«Я бог Аполлон, – сказал он себе. – Я бог Аполлон».

– Ты уверена, что я не смогу уговорить тебя остаться?

Эмма Валентайн ответила ему пьяной кривой улыбкой, когда они начали целоваться.

Четыре недели спустя она улетела в Бразилию.




Глава 9


Попробуйте встречаться с другими женщинами после такой ночи. Аполлон, конечно, пробовал. Но его сердце не соглашалось. Либо Эмма Валентайн, либо депрессия. В любом случае сколько она может оставаться в Бразилии? Они писали друг другу, но Эмма не могла рассчитывать на интернет. Через несколько месяцев она покинула Сальвадор и перебралась сначала в Манаус, потом в Форталезу. Еще через некоторое время она собиралась посетить Рио и Сан-Пауло. Но пока еще до них не добралась. Аполлон начал читать в интернете новости о Бразилии. Он купил диск с «Киломбо», и, хотя фильм был серьезным – африканские рабы сражались с жестокими португальцами, – смеялся, когда представлял, как двенадцатилетняя Эмма смотрела его снова и снова в публичной библиотеке Роанока. В отсутствие Эммы он еще больше в нее влюбился.

Аполлон распродал библиотеку Д’Агостино по частям. Он выставил открытку Алистера Кроули на своем сайте, через четырнадцать часов получил пять предложений и отдал ее за три тысячи долларов. В конце 2003 года он помог Лилиан сделать первоначальный взнос за дом, аккуратный коттедж на одну семью, находившийся в Спрингфилд-Гарденс, в Куинсе. Она отказывалась от его помощи до тех пор, пока они не сели и не подсчитали, сколько она сможет сэкономить, если заплатит тридцать процентов стоимости дома вместо двадцати. Эти хлопоты помогли Аполлону занять свое время и разум.

Через год Эмма написала, что возвращается в Соединенные Штаты. Ее самолет прилетит поздно ночью, но, быть может, он больше не хочет с ней встречаться, однако, если у него такое желание сохранилось, она была бы рада, если его лицо станет первым, которое она увидит, когда вернется домой.

Самолет, который должен был прибыть по расписанию в десять часов, дважды задерживался. В результате Аполлон провел всю ночь в аэропорту имени Джона Фиц-джеральда Кеннеди. Родственники и друзья пассажиров самолета сидели или бродили по залу прибытия, а некоторые не выдерживали долгого ожидания и устраивали потасовки. Но постепенно встречающие начали устраиваться поудобнее, в том числе и Аполлон. Где-то около полуночи он заснул.

Периодически приземлялись другие задержавшиеся самолеты, в зале появлялись уставшие пассажиры, которых приветствовали столь же измученные встречающие. В огромные окна зала ожидания уже заглянуло встающее солнце, когда приземлился самолет Эммы.

У нее заметно отросли и начали виться волосы; кроме того, они стали светлее, и в них появился рыжеватый оттенок. Кожа Эммы потемнела, а яркая одежда из тонкой ткани совсем не подходила для прохладной весенней погоды. Она вернулась всего лишь с одним рюкзаком, который держала в руке. Когда Эмма уезжала, вещей у нее было значительно больше. Она двигалась медленно, выглядела немного усталой, но никуда не спешила и увидела Аполлона раньше, чем он ее заметил.

– Ты меня дождался? – сказала она, когда он взял у нее рюкзак.

Возможно, дело было в усталости, но ее глаза повлажнели, а руки слегка дрожали.

– Ты остался, – тихо повторила она.

Они сели в кафе, чтобы насладиться лучшим угощением в «Данкин донатс».

– Добро пожаловать в Америку, – сказал Аполлон, разворачивая сэндвичи с яйцом и сыром. – Скоро я приглашу тебя в местечко получше.

Она приподняла рукава рубашки.

– Fique tranquilo[6 - Сохраняй спокойствие (порт.).], – сказала она и улыбнулась. – Я не буду делать так постоянно.

Аполлон отошел к стойке за ножами, потому что сэндвич не разрезали до конца. Он наблюдал, как Эмма подносит свой ко рту, чтобы откусить кусочек, и задержался у стойки, наслаждаясь ее возвращением. На ее запястье он заметил тонкую красную нитку. Почему он сразу напрягся, как только ее увидел? Возможно, импровизированный браслет имел сентиментальное значение – красивый бразильский парень завязал его на руке американки, потому что не мог себе позволить ничего больше. Эмма отсутствовала год. Разве она не могла влюбиться в кого-то другого за это время? Возможно, она вернулась с таким небольшим количеством вещей, потому что снова собирается улететь в Бразилию.

Размышляя об этом, он вернулся к их столику с пластиковым ножом в руке и растущей тревогой в душе. Он посмотрел на свой сэндвич, но ему больше не хотелось есть. Эмма также молчала, пока не прикончила свой сэндвич. Потом она подняла руку, на которой была завязана красная нитка, и теперь он смог как следует ее разглядеть. Нитка стала жесткой и грязной. Очевидно, давно находилась на запястье у Эммы.

– Приехав в Сальвадор, я остановилась в одной семье, в районе Итапуа, – сказала Эмма. – Там есть озеро Абаете. Помнишь, как во время нашего ужина ты рассказывал мне о паре старых сатанистов? Я подумала о тебе, когда увидела озеро, потому что считается, будто там водятся привидения. Поблизости жила прачка, и я с ней познакомилась, когда мой португальский стал лучше. Семья, которая меня приняла, пыталась помешать моей дружбе с ней, они говорили, что она ведьма, но мне эта женщина нравилась. Рядом с ней я думала о матери, какой она могла быть, если бы осталась в живых. Стойкой и веселой, и ее не беспокоило, что думают о ней другие люди. Я стала уходить из дома на берег озера, чтобы посидеть с ней, пока она занималась стиркой. Еще до того, как я уехала в Манаус, она попросила меня загадать три главных желания на всю жизнь, а потом повязала нитку вокруг моего запястья.

Эмма повернула руку по часовой стрелке, а потом в обратном направлении, глядя на красную нитку.

– Я должна носить ее до тех пор, пока она не развалится, а когда нитка сама упадет с моего запястья, мои желания исполнятся. И я не могу ее срезать. Nao corta-la[7 - Не режь (порт.).]. Сначала я подумала, что это забавно, таинственно, но нитка остается на моей руке уже больше шести месяцев! Она выглядит отвратительно, но я хочу, чтобы мои желания сбылись. И не смотри на меня так! Наверное, я верю в магию.

Аполлон взял ее руку и потянул к себе.

«Я бог Аполлон, – подумал он. – Я бог Аполлон».

Он взял пластиковый нож со стола, одним движением перерезал красную нитку на запястье Эммы, и она упала на пластиковую поверхность стола. Эмма вздрогнула, но он продолжал сжимать ее руку.

– Я обещаю тебе, – сказал Аполлон. – Со мной все три твоих желания исполнятся.

В этот момент Эмма Валентайн оказалась перед выбором. Она могла посчитать, что Аполлон Кагва заносчивый ублюдок или что он дерзкий и достойный мужчина. Он сделал свой ход, и теперь для Эммы пришла пора принимать решение.




Часть 2. Затем бывает свадьба





Глава 10


Аполлон появился в двухэтажном одноквартирном доме в Риджвуде в самом начале вечера. Поднимаясь по ступенькам, он рассмеялся, вспомнив, как жил с Лилиан в квартире с двумя спальнями во Флашинге, и такого рода места – не квартиры, а настоящие дома – казались ему замечательными. Однажды он спросил у Лилиан, почему они не живут в доме, и она ответила: «Домом нужно владеть, его нельзя арендовать». Даже сейчас, когда они обзавелись собственной квартирой на острове Манхэттен, он продолжал восхищаться подобными домами, глазел на окна второго этажа и на водосток, идущий вдоль крыши. Аполлон Кагва, которому исполнилось тридцать семь лет, временами все еще испытывал чувства маленького мальчика.

Аполлон позвонил в звонок и услышал, как женщина внутри кого-то позвала, потом замок щелкнул, и занавески на окне первого этажа сдвинулись на несколько дюймов, чтобы его смог разглядеть тот невидимый, кто находился внутри. Потом послышался другой голос, более низкий, мужской, замок перестали отпирать, и Аполлону показалось, будто его отбросило в те времена, когда ему приходилось ждать на пороге магазина или перед входом в частные дома, куда его отказывались пускать владельцы.

«Я бог Аполлон, – подумал он. – Я бог Аполлон».

Теперь мантра возникала автоматически так же легко, как дыхание. Он вытащил из кармана сотовый телефон и послал Эмме текстовое сообщение. Интересно, добралась ли она до ресторана, – подумал он.

«Мы опоздаем на ужин, но я там буду».

– Подождите! – закричала женщина из-за двери. – Я уже здесь!

Дверь задрожала, замки щелкнули, но не сработали.

– Иди сюда и помоги мне, – прорычала женщина. – Неужели ты не видишь?

Занавеска на окне первого этажа дрогнула, послышались другие шаги, более тяжелые и быстрые. Два щелчка, ручка повернулась, и дверь открылась. На пороге стоял мужчина тридцати с небольшим лет, а за спиной у него Аполлон разглядел маленькую немолодую женщину. Белые люди выглядели как старая гравюра из Центральной Европы. Изможденные, морщинистые лица, застывшие позы.

– Это же так просто! – крикнул мужчина через плечо.

Он казался слишком взрослым, чтобы говорить так по-детски.

Женщина потянула его за рукав, чтобы он отошел в сторону.

– Миссис Грабовски? – спросил Аполлон.

– Вы книжный человек? – спросила она.

– Да, я книжный человек, – ответил Аполлон.

Аполлон протянул ей визитную карточку, но мужчина ее быстро перехватил и тут же отступил в дом. Аполлон решил называть мужчину Игорем, каким бы ни оказалось его настоящее имя. Пожилая женщина, миссис Грабовски, натянуто улыбнулась и жестом предложила Аполлону войти.

Она провела его в столовую, где на столе стояло шесть картонных коробок. В соседней комнате Аполлон заметил раскладной диван и телевизор с огромным плоским экраном на специальной подставке, и больше ничего.

– Вы сказали, что ваш муж умер, – начал Аполлон.

– Бывший муж, – уточнила миссис Грабовски.

Она окинула взглядом столовую. Вокруг обеденного стола ни одного стула, грязно-белые стены посерели от пыли. В углу черные пластиковые мешки для мусора. Один из них открыт, и из него вывалилось несколько грязных спортивных курток и брюк. Очевидно, мистер Грабовски последние годы жил один.

– Мы с сыном уже несколько лет живем по-соседству, – объяснила она Аполлону.

– Во всяком случае, вы оставались рядом, – сказал Аполлон.

Миссис Грабовски пожала плечами.

– Тут Маленькая Украина. Куда еще мы могли пойти? Теперь мы должны вывезти все вещи до конца недели. Владельцы дома хотят сдать его другим людям.

У нее был акцент, хотя она наверняка прожила в Соединенных Штатах лет двадцать. Лилиан сохранила слабый британский ритм речи, который помог ей получить работу в «Очаровании времени» более сорока лет назад. Аполлону всегда становилось смешно, когда его мать произносила алюминий, как британка. Ал-люю-мин-иий.

Игорь покачивал визиткой так, словно был вышибалой, проверяющим его документы.

– Вы ходили в школу, чтобы заниматься этим? – спросил он.

– Книги здесь? – спросил Аполлон, указывая на стоявшие на столе коробки.

Он не нуждался в ее ответе – просто хотел создать некоторое пространство между собой и Игорем. Давай, двигай отсюда, приятель.

Однако тому явно не нравилось, когда его игнорируют.

– Вы слышали о «Баумане»? – спросил он, резко повысив голос.

Мать пристально на него посмотрела.

– Пожалуйста, не глупи, – сказала она.

Аполлону даже не нужно было заглядывать в коробку, чтобы убедиться, что ее содержимое не имеет никакой ценности. Запах плесени – верный знак разложения от сырости – повис в воздухе, словно призрак. Он перешел к следующей коробке, но уловил тот же запах.

– «Редкие книги Баумана», – продолжал Игорь. – Они уже сделали предложение моему отцу.

Пожилая женщина повернулась к сыну, ударила его по руке и заговорила на родном языке, а Аполлон переместился к третьей коробке, чувствуя, как все у него внутри сжимается. Он проделал длинный путь только для того, чтобы взглянуть на шесть коробок заплесневелых рваных книг.

И потащился сюда вместо того, чтобы сразу отправиться на обед с Эммой. Одна из ее старинных подруг, Нишель, приехала в город и заказала для них столик в «Були». Достаточно произнести название с правильным французским акцентом, чтобы догадаться, сколько будет стоить обед. А он застрял здесь, в Риджвуде, и слушает, как украинская семья бранится на украинском. Или на русском? Он проделал такой долгий путь только для того, чтобы безмозглый Игорь сообщил ему, что «Редкие книги Баумана» захотели купить у мистера Грабовски отвратительно пахнущие книги в мягкой обложке. Он столько времени сюда добирался, чтобы его опыт и профессионализм поставил под сомнение человек, считающий себя выше его просто по праву рождения. Однако хороший книжный человек никогда не отказывается от шанса сделать редкую находку.

В особенности если в семье книжного человека скоро появится ребенок.

Игорь взял сотовый телефон и принялся стучать пальцем по экрану. Одновременно он вновь заговорил по-английски.

– У меня прямая связь с магазином «Баумана», – заявил он.

Аполлон подошел к шестой коробке. Здесь лежали книги в твердых обложках, и нос сообщил ему, что плесенью здесь совсем не пахнет. На этот раз Аполлон протянул руку и принялся доставать книги.

– Кого из Бауманов вы имеете в виду? – спросил Аполлон. – Давида или Натали?

Несколько документальных книг о Вьетнаме. У некоторых даже сохранились суперобложки. Если бы он не спешил на обед, то мог бы предложить двадцать долларов за всю коробку, чтобы спокойно изучить книги дома.

Миссис Грабовски снова повернулась к сыну.

– Я же говорила тебе, чтобы ты не лгал! – закричала она.

На этот раз она ударила по сотовому телефону, тот вылетел из его руки и по деревянному полу скользнул под диван в соседней комнате.

– Мама! – Он бросился доставать телефон, и визитная карточка Аполлона выпорхнула из его руки на пол.

Пожилая женщина снова повернулась к Аполлону.

– Вы хотите купить эти книги? – спросила она.

– Ну, – сказал Аполлон, снова посмотрев на шестую коробку. Как бы выразиться помягче? – Очевидно, ваш муж получал от этих книг большое удовольствие.

Она опустила голову, дрожа от отчаяния. В этот момент в его руках оказалась книга, заставившая его напрячься. Роман под названием «Поля огня» Джеймса Уэбба. Идеальное состояние обложки, да и сама книга прекрасно сохранилась, а когда он открыл ее на первой странице, то оказалось, что это настоящее первое издание. Конечно, ничего общего с почтовой открыткой Кроули, но у Аполлона был постоянный покупатель в Вирджинии, любитель истории, который мог заплатить за книгу двести пятьдесят долларов.

Аполлон снова оглядел дом. Старая одежда в мусорных мешках, разваливающийся раскладной диван. Кухня, которую он видел из столовой, выглядела как кладбище для кастрюль и прочей кухонной утвари. Аполлон сомневался, что бывший муж миссис Грабовски оставил ей хоть что-то ценное. Она даже сказала, что он снимал этот дом. Ей достался грязный дом, который ей следовало быстро освободить, и помочь ей мог лишь бесполезный Игорь.

Однако она сохранила достоинство, ведь так? Она отказалась следовать глупому плану сына, верно? Несмотря на то что она явно нуждалась в деньгах, миссис Грабовски не стала лгать Аполлону, чтобы их получить. Он подумал, что днем она где-то работает, а потом возвращается в Риджвуд, чтобы привести в порядок дом своего покойного и, вне всякого сомнения, столь же бесполезного мужа. И, хотя она была украинкой, миссис Грабовски напомнила Аполлону собственную мать. Как и всех тех, кто работал на износ, но им так и не улыбнулась удача, которой они заслуживали. Если он заплатит ей столько, сколько стоит книга, это будет добрым поступком. Даже половина, даже сотня долларов может иметь значение: продукты на неделю или месячный счет за электричество.

Из другой комнаты донесся крик Игоря:

– Тебе повезет, если ты не разбила экран, мама!

Она посмотрела через плечо на сына, стоявшего на коленях и пытавшегося вытащить телефон из-под дивана. Он напоминал маленького ребенка, пытающегося найти игрушку. Миссис Грабовски заметно сникла. Аполлон почувствовал, как сострадание вспыхнуло у него на лице, словно сыпь.

Однако он быстро напомнил себе, зачем приехал в Риджвуд: прошло уже шесть лет с тех пор, как у него был такой богатый улов, как у Д’Агостино, и с тех пор ему не попадалось ничего похожего даже на книгу Уэбба. К тому же теперь Эмма работала в библиотеке только на полставки. Ведь через две недели Аполлон Кагва и Эмма Валентайн ждали своего первого ребенка.

Когда миссис Грабовски снова подняла на него глаза, Аполлон протянул ей две книги в твердых обложках.

– Я их не заметил, когда просматривал ваши книги в первый раз, – сказал он.

Она посмотрела на обложки и мысленно произнесла названия.

– Они имеют ценность? – спросила она.

Миссис Грабовски очень внимательно смотрела ему в глаза.

– Незначительную, – сказал он.

Если бы он попытался купить только одну книгу, миссис Грабовски поняла бы, что она стоит серьезных денег, но вторая – потрепанный и непримечательный триллер – служила маскировкой для «Полей пламени». Аполлон научился этому трюку у старых книжников много лет назад. В глубине души он ненавидел такие поступки, поэтому решил, что делает это для своего еще не рожденного ребенка.

«Я стараюсь для ребенка», – сказал он себе. И эти слова облегчили его совесть, как алоэ, приложенное к легкому ожогу.

– Я могу предложить вам пятьдесят долларов, – тихо сказал Аполлон.

– За каждую? – спросила миссис Грабовски, и ее голос дрогнул.

Аполлон потянулся за бумажником.

– За обе, – сказал он.

Он подождал, когда она кивнет и возьмет наличные.

Игорь вернулся из соседней комнаты, сжимая в руке телефон.

– Вы гордитесь собой? – спросил он. – Обманывая старую вдову?

Миссис Грабовски сжала руку с купюрами в кулак и ударила им Игоря.

– Не говори так! Здесь больше денег, чем твой отец дал мне за многие годы.

Игорь не обратил ни малейшего внимания на ее атаку и слова.

– Вы знаете, что это правда, – заявил он, усмехаясь. – И я знаю.

Аполлон взял обе книги под мышку, и миссис Грабовски проводила его до входной двери, Игорь плелся за ними.

Аполлон переступил через порог и зашагал по тротуару. Повернувшись, он увидел, что в дверях стоит Игорь. У него за спиной миссис Грабовски считала полученные деньги. Аполлон не мог понять, удовлетворена она или все-таки подозревает, что ее обманули.

– Это бизнес, – сказал Аполлон. – Бизнес и ничего больше.

– Дьявол любит прятаться за крестом, – сказал Игорь и закрыл входную дверь.




Глава 11


Когда входишь в ресторан «Були», возникает ощущение, будто ты попал в пряничный домик. Он находился на Дуэйн-стрит, в изысканном квартале Манхэттена и совсем рядом с центром Нью-Йорка. Внешняя часть здания, бледно-абрикосового цвета, с простой деревянной дверью со стеклянными панелями, указывала на то, что Нишель выбрала приятное место. Но, когда Аполлон вошел в вестибюль, он обнаружил, что его со всех сторон окружают яблоки. Горы спелых красных яблок лежали на встроенных полках, уходивших к самому потолку, и его окутал их аромат. Дверь со стороны Дуэйн-стрит закрылась у него за спиной, и Аполлон почувствовал себя так, словно оказался в маленьком коттедже, неподалеку от заросшей тропинки в темном лесу. Он стоял, не в силах пошевелиться и вдыхая свежий аромат яблок. И, если он принес с собой неприятные воспоминания, оставшиеся после сделки с миссис Грабовски, эта комната позволила ему почувствовать себя очищенным.

Еще одна дверь вела из фойе в длинный узкий зал с мягкими креслами и крошечными столиками. Шесть небольших люстр свисало с деревянных балок, но они давали совсем мало света. Шторы, закрывавшие окна, выглядели роскошными, как свадебные платья. Весь зал был погружен в изысканный полумрак, словно маленькая гостиная знаменитого особняка.

И тут же, инстинктивно, Аполлон проверил, что у него на ногах – кроссовки или туфли, и переместил свою большую сумку так, чтобы она оказалась у него за спиной. В зале сидело несколько человек, которые дожидались, когда их отведут за столики, но Эммы и Нишель среди них не оказалось. За темной деревянной стойкой Аполлон увидел метрдотеля – высокого мужчину в сшитом на заказ синем костюме, – он смотрел вниз, на монитор, который странным образом освещал его лицо с заострившимися чертами. Когда он поднял глаза, чтобы приветствовать Аполлона, они оказались в тени. Кроме того, рот также был погружен в темноту, и Аполлон не смог разглядеть его губы. Он казался скорее мерзким, чем галантным.

– Стандартный сороковой?

Совсем не то, чего Аполлон ожидал. Он поставил сумку на пол и показал пустые руки. Если они не намерены его впускать, это будет самым странным отказом из всех, о которых он слышал.

– Нишель Мюррей? – ответил Аполлон.

Метрдотель быстро кивнул, повернулся и вышел в дверь, которая находилась у него за спиной. Аполлон посмотрел на других гостей, которые находились в зале – едва заметные силуэты в кожаных креслах. Через мгновение метрдотель вернулся с пиджаком и помог Аполлону его надеть.

Затем метрдотель, зажав под мышкой меню, жестом предложил Аполлону пройти вперед и повел его через зал мимо остальных клиентов. Сводчатый потолок обеденного зала был покрыт листами восемнадцатикаратного сусального золота, а поверх – лакированным двенадцатикаратным белым золотом, из-за чего казался эластичным, точно замша. На полу, выложенном бордовым камнем, лежали персидские ковры. Если вестибюль казался лесным коттеджем, а комната ожидания – гостиной с призраками, то обеденная зона походила на огромный зал средневекового замка. Все это лишь усиливало фантастическую атмосферу ресторана. У Аполлона возникло ощущение, будто он следует из одной страны в другую, а не переходит из комнаты в комнату. Если бы он увидел стражников в полных доспехах, это его ничуть бы не удивило. Более того, когда метрдотель подошел к нужному столу, там сидела королева. Эмма Валентайн, слишком беременная, чтобы встать. Аполлон наклонился ее поцеловать.

Нишель встала и обняла Аполлона.

– Вот и он, – сказала она. – Отец невесты.

Эмма улыбнулась и наклонилась вперед.

– Ты несносна, Нишель, – сказала она.

Нишель не отпускала Аполлона, продолжая цепляться за его левую руку, и он понял, что она пьяна. Более того, она едва держалась на ногах. На столе стояла бутылка белого вина, наполовину пустая. У тарелки Эммы он заметил бутылку «Перье», пустую на две трети. И три маленьких тарелки с закусками: устрицы, грибы и еще какое-то блюдо, которое он не узнал. Скатерть выглядела как несвежая простыня.

– Неужели я так сильно опоздал? – спросил Аполлон.

– Мы пришли раньше, – ответила Эмма.

Нишель показала на Эмму.

– Лучший способ быстро оказаться за столиком – это привести с собой женщину на девятом месяце беременности.

– Тридцать восемь недель! – сказала Эмма.

Нишель небрежно махнула рукой.

– Математика ничего не значит для нормальных людей. Ты на девятом месяце беременности.

Аполлон сел рядом с Эммой, напротив Нишель. Не успел он устроиться на стуле, как к нему подошел официант и наполнил его бокал, а также долил вина Нишель и газированной воды в стакан Эммы. Он не стал спрашивать, принести ли им еще бутылку вина, просто приподнял пустую, и Нишель указала на него пальцем.

Аполлон положил рюкзак между ножками своего стула и того, на котором сидела Эмма. Ей пришлось сидеть под углом, чтобы живот не упирался в стол и она могла вытянуть ноги. Она бросила быстрый взгляд на рюкзак, потом посмотрела на Аполлона.

– Риджвуд, – сказал он. – Ничего особенного.

Эмма погладила его по колену.

– Хорошая попытка, – сказала она.

Тридцать восьмая неделя беременности, она выглядела как колибри, проглотившая яйцо эму, однако двигалась в своем «новом» теле с усталой уверенностью. Казалось, Эмма получала удовольствие от того, что стала больше, пусть и временно. Когда подошел официант с новой бутылкой вина, она вытянула ноги, скрестив лодыжки. При любых других обстоятельствах она бы убрала их под стул, чтобы не мешать официанту. Но не сейчас. Пусть мир приспосабливается к ней. Ее ноги так и остались вытянутыми, и официанту пришлось их обойти.

Он наполнил еще один бокал для Нишель, потом долил вина Аполлону, хотя тот успел сделать лишь пару глотков. Посетители ресторана, сидевшие за другими столиками, отличались от их компании. Возрастная медиана равнялась миллиарду. И даже помощники официанта здесь были белыми.

– Как к тебе отнесся Лос-Анджелес? – спросил Аполлон. – Этот город хотя бы немного меняется?

– Время идет медленнее, когда ты счастлив, – сказала Нишель. – А я там счастлива.

Эмма ткнула в пустую устрицу и положила в свою тарелку последний гриб.

– Нишель пишет для «Часа ведьм», – сказала она, и гордость прозвучала в ее голосе, словно музыкальная нота.

– Послушай, мы ведь смотрим это шоу, – сказал Аполлон.

Он сделал несколько глотков вина и откинулся на спинку стула, чувствуя, что начинает расслабляться и получать удовольствие от разговора.

– Как ты думаешь, почему мы начали? – спросила Эмма, наклоняясь к его плечу. – Нужно поддержать нашу девочку!

– Долгий путь от Бунс-Милл, – сказал Аполлон, поднимая бокал.

Нишель посмотрела на Эмму и подняла свой бокал.

– За вас обоих, – сказала она, сделала глоток и выпятила губы в сторону живота Эммы.

– Я слышала, вы оба направляетесь на планету «домашние роды», – заявила Нишель. – Сожалею, но для меня это слишком далеко.

Разговоры о домашних родах не предназначались для ушей Аполлона, пусть он и находился здесь, за столом. Когда они рассказали Лилиан о своем плане, ее едва не закоротило от страха. «Забота», так это называла Лилиан. Все остальные женщины в жизни Эммы также не приняли их идею. Только ее старшая сестра Ким их поддержала, но у нее имелись на то серьезные основания: Ким Валентайн была их акушеркой.

Пока Нишель делилась с Эммой своими опасениями по поводу естественных родов, Аполлон совершил ошибку и наконец заглянул в меню. На столе стояли три тарелки с закусками, и они уже опустели. Устрицы стоили тридцать два доллара. Грибы – сорок два. Сорок два долбаных доллара за маленькую порцию грибов. Он даже не догадывался, что за дьявол обитал в белой суповой тарелке с остатками бульона, и не имел никакой возможности узнать, какова его цена. В таком ресторане за бульон вполне могли брать двадцать два доллара. Из чего следовало, что ужин уже стоил почти сотню и они с Эммой лишились пятидесяти долларов, а он еще даже ничего не съел.

Аполлон допил вино, чтобы немного успокоиться; изысканное «Шабли». Сколько оно стоит? Карту вин уже унесли. И, если бы он именно в этот момент узнал, что вино стоит триста семьдесят пять долларов за бутылку, что бы он сделал? Наверное, убежал с пронзительным криком и женой на тридцать восьмой неделе беременности на плече.

Очевидно, сценаристы на телевидении зарабатывали намного больше, чем независимые продавцы книг и библиотекарши на полставки. Ну хотя бы Эмма, его красивая и мудрая жена, пила сегодня только воду.

«Перье», – поправил он себя. А не обычную воду. Интересно, сколько, клянусь добрым черным Иисусом, стоит газированная минеральная вода в ресторане «Були»? Добавляют ли они туда бриллиантовую пыль, перед тем как подать на стол? Женщины обратили внимание на Аполлона только после того, как он едва слышно заскулил.

Эмма наклонилась к нему и нежно коснулась спины.

– Я знаю, что ты голоден, – сказала она. – Сейчас мы позовем официанта.

Нишель заказала натуральную утку Лонг-Айленд (сорок пять долларов). Эмма – натуральную баранину из Колорадо (пятьдесят три доллара). Затем официант повернулся к Аполлону.

Аполлон протянул ему меню и показал на пустую маленькую тарелку, стоявшую посреди стола.

– Я бы хотел еще немного хлеба, – сказал он.




Глава 12


К тому времени, когда они покончили со второй бутылкой «Шабли», Нишель практически парила над своим стулом. Она переходила по циклу от легкого опьянения до торнадо. Теперь она говорила так громко, что миссис Грабовски с сыном могли услышать ее в Куинсе. Самым верным знаком полнейшего опьянения были не ее невнятная речь и не отсутствие контроля за телом – хотя присутствовало и то и другое, – но то, что она перестала слушать остальных. Подвыпившие люди становятся болтливыми, а пьяные произносят речи.

Однако не все было так плохо, потому что к десяти часам Эмма и Аполлон потеряли способность поддерживать беседу. Эмма, почти не спавшая в последние дни, задремала, погрузившись в уже ставший привычным поверхностный сон. Дома она «спала» полулежа, подложив под спину подушки, и ей без особых усилий удалось задремать в «Були». Между тем Аполлон пил воду из-под крана и ел только ресторанный хлеб. И, хотя он оказался очень вкусным, этого было недостаточно. К десерту у Аполлона и Эммы подсели батарейки, но Нишель, казалось, функционировала от генератора.

– Лимбо? Кулимбо? Я не могу вспомнить, как называлась та проклятая штука, – сказала Нишель.

Она заказала портвейн с горячей анжуйской грушей с карамелью. Эмма попросила принести ей «Амаретто флан», хотя и клялась, что хочет только один кусочек. Аполлон уже не знал, сколько это будет стоить, потому что в глазах у него самого все начало двоиться. Он бы не смог прочитать меню, даже если бы захотел, и ему лишь оставалось надеяться, что не существует такой вещи, как «второй десерт», или послеобеденная винная карта, или еще какое-нибудь престижное дерьмо, которое будет стоить столько, что ему придется отдать за него часть сбережений.

– Эта девушка уговаривала меня посмотреть фильм о восстании рабов, когда я пыталась понять, как мне выйти замуж за парня из «Нью эдишн». – Прежде чем Аполлон успел ответить, Нишель небрежно махнула рукой. – Нет, не за Ральфа и не за Бобби. Мне нравится Майкл Бивенс. Он умеет трахаться.

Возникла пауза, в течение которой ни Аполлон, ни Эмма не успели ни моргнуть, ни вздохнуть.

– Киломбо! – заявила Нишель и стукнула по столу так сильно, что перевернула бокал с портвейном. – О, проклятье, – пробормотала она, посмотрела на официанта и знаком попросила принести ей другой бокал, хотя, если быть честным, в перевернутом оставалось пятнышко размером с десятицентовую монету.

– Я смотрела с ней этот фильм один раз, и примерно через десять минут, я такая, спрашиваю: «Проклятье, какой странный английский?» А Эмма сказала, что это португальский. Я сняла наушники и оставила ее наедине с видеомагнитофоном.

Эмма наконец поднесла вилку к десерту.

– Тебе понравилась «Прощай, Бразилия», – напомнила она подруге.

– Бетти Фария, – сказала Нишель, поджав губы и закрыв глаза.

Ей принесли новый бокал с портвейном, а Эмма попробовала свой десерт. Несмотря на усталость и ужас при мысли о счете, Аполлон покраснел от счастья. Ему нравилось думать об этих женщинах, как о девушках из Бунс-Милл, штат Вирджиния, которым улыбнулась удача, и они сумели найти друг друга и полюбить.

Не так давно Аполлону удалось найти друга, коллегу по книжному бизнесу. Патрис Грин, ветеран армии, занялся книгами после возвращения в Штаты из армии. Обычно на местных распродажах присутствовало только два черных любителя книг. С тем же успехом они могли оказаться двумя единорогами, встретившимися на одном поле. Конечно, они сблизились. «Благодарю тебя, Господи, за дружбу», – вот о чем сейчас думал Аполлон. Нишель и Эмма, Аполлон и Патрис. И, прежде чем он успел себя остановить, Аполлон поднял руку и заказал стаканчик виски.

К тому моменту, когда виски принесли, Эмма уже тяжело дышала рядом с ним. На мгновение Аполлон встревожился, но она держалась за горло, а не за живот.

– Пирог хочет выйти обратно, – тихо сказала Эмма.

Нишель предложила ей выпить воды, но стало только хуже.

– Я пойду поищу туалет, – сказала Эмма.

Аполлон помог ей подняться и смотрел, как она, покачиваясь, идет к официанту. Тот быстро кивнул и повел ее из столовой залы. Когда она исчезла, Аполлон повернулся к Нишель и обнаружил, что она смотрит на него очень внимательно и серьезно. Казалось, она лишь делала вид, что напилась, а теперь прекратила игру.

– В художественной галерее в Амстердаме есть фотография твоей жены, – сказала Нишель.

Существовал ли правильный ответ на такое откровение?

– Фотография цветная или черно-белая? – спросил Аполлон.

Ничего лучшего он придумать не смог.

– Ты же знаешь, она уезжала в Бразилию. Она рассказала мне, как ты ее ждал в аэропорту, когда она вернулась. Очень мило с твоей стороны. Ты заработал много очков. Пока она жила в Бразилии, у нее было несколько приключений. Я уверена, что она тебе говорила про некоторые.

– Красная нитка. Она мне рассказала.

– Три желания! – воскликнула Нишель, словно ей только что принесли торт на день рождения. – Да. Должна сказать, что ты поступил очень смело, Аполлон. Мне понравилось.

– Я сохранил нитку, – сказал Аполлон. – Чтобы не забыть собственное обещание.

И сейчас она лежала в его бумажнике рядом с водительскими правами.

Нишель кивнула, но он уже не был уверен, что она его слушает. Слишком пьяна, однако она игриво улыбнулась.

– Кстати, ты должен гордиться, – заявила Нишель. – Ты уже помог ей осуществить два желания из трех. Она ведь никогда не говорила тебе, что загадала. Чтобы не сглазить. Но, думаю, сейчас все в порядке.

Нишель сжала правую руку в кулак и подняла указательный палец.

– Здоровый ребенок, – сказала она. – Кстати, я вспомнила. Вам уже известен его пол? Эмма говорит, что вы не хотите знать заранее, но, брось, со мной ты можешь поделиться.

– Эмма сказала тебе правду, – ответил Аполлон. – Мы хотим узнать это вместе в тот момент, когда все случится.

Нишель покачала головой.

– Я никогда не встречала черных хиппи, – заявила она. – Но теперь уверена, что двух знаю.

Нишель так и не опустила руку. Аполлон смотрел на третий палец, тот, на котором она носила кольцо. Он дрожал, словно сейчас поднимется, и Аполлон узнает третье желание, но Нишель разжала кулак, и все пять пальцев оказались открытыми.

– Примерно за месяц до того, как Эмма вернулась в Соединенные Штаты, она познакомилась в Бразилии с голландским фотографом. Когда находилась в Сальвадоре.

Цвет виски в стаканчике Аполлона внезапно стал соответствовать его неожиданно изменившемуся настроению. Он мгновенно забыл о третьем желании.

Голландский фотограф.

Ублюдочный голландский фотограф?

– Эмма и фотограф сошлись довольно близко, стали вместе ездить по Сальвадору и все фотографировать. Ее приятель все время пытался снимать Эмму, но она отказывалась. Она хотела научиться фотографировать, а не быть моделью.

Однажды они приехали на заброшенную фабрику, которая выглядела невероятно романтично, и провели там почти целый день. В какой-то момент фотограф отошел отлить, Эмма осталась одна с оборудованием и решила сфотографироваться. Но она хотела сделать снимок самостоятельно. Речь шла о работе с камерой высокого разрешения, а не с тем цифровым дерьмом, что установлено на телефонах. Эмма очень умная, и она сообразила, как использовать таймер.

Она сделала снимок на фоне наполовину разрушенной стены, так, что она стоит внутри созданного человеком здания, которое забросили, но за ее правым плечом виден лес, окружающий фабрику. Два мира сразу. Умирающая цивилизация и торжество природы. Эмма вошла в кадр, но в последний момент сбросила платье и снялась обнаженной!

Аполлон обнаружил, что кивает, хотя сам не понимал почему. Слова Нишель не требовали согласия. Ему вдруг показалось, что он проверяет, держится ли голова у него на плечах. Судя по всему, она была на месте, но Аполлон не до конца в это верил. На всякий случай он проглотил остатки виски, чтобы вернуть себе уверенность.

– Она ничего не рассказала своему приятелю, – продолжала Нишель. – Он проявил фотографию позже, в темной комнате, и судьба снимка не имела отношения к Эмме. Дело было в том, что Эмма Валентайн сделала его сама. Ты понимаешь? Она всегда вела себя так, даже в детстве. Если она что-то задумала, это должно случиться, уж поверь мне. Тебе нравится думать, что ты решил дождаться ее в аэропорту, когда самолет задерживался, но я скажу тебе кое-что другое. Она находилась в самолете и не хотела, чтобы ты ушел. И ты не смог бы уйти, даже если бы попытался. Я понимаю, как это звучит, но я не преувеличиваю.

Нишель кивала несколько дольше, чем требовалось, невероятно наслаждаясь моментом. Потом она вернулась к истории про Эмму и фотографию.

– Ну, тот голландец проявил пленку, только когда вернулся в Амстердам. Однако он сразу понял, что снимок стоит сохранить. Он вставил фотографию в рамку и включил в свою выставку, а галерея его купила и с тех пор никогда не убирала. Я не была в Амстердаме, но Эмма показала мне копию фотографии. Я думаю, что владелец внес ее в каталог галереи.

– И? – спросил Аполлон, у которого так пересохло в горле, что он не сумел больше ничего сказать.

Он посмотрел в ту сторону, куда ушла его жена, чтобы воспользоваться туалетом. Насколько история, которую рассказала Нишель, сделает ее другой в его глазах? И почему Нишель решила так поступить? Неужели только из-за того, что напилась?

– Эмма никогда не была крупной девушкой, ты ведь знаешь? Но в Бразилии она выглядела стройной, а не слабой. Мышцы и кости, большие глаза, вот и вся Эмма. Жилистая и ожесточенная, обнаженная и бесстыдная. Она смотрит в камеру так, словно способна тебя видеть, кем бы ты ни был и где бы ни находился. Она похожа на колдунью, Аполлон. Этот снимок едва ли не самое красивое, что я видела в жизни.

Нишель смолкла и с удивлением посмотрела на бокал с портвейном, который держала в руке. Она залпом его выпила и со стуком поставила бокал на стол, перевернув его.

– А что голландец? – спросил Аполлон. – Как его зовут?

Нишель несколько секунд молча на него смотрела.

– Я пытаюсь сообщить тебе нечто важное, – прищурившись, заговорила она, – а тебя интересует чепуха.

– Ну, если это чепуха, ты вполне можешь ответить на мой вопрос, – заметил Аполлон.

Нишель протянула руку и сжала запястья Аполлона так, что ногти впились ему в кожу.

– Я пытаюсь рассказать тебе о третьем желании Эммы, – продолжала Нишель. – В некотором смысле я не нарушу ее доверия. Потому что это единственное, что еще не исполнилось.

Аполлон почувствовал боль, словно его ударили, и откинулся на спинку стула, словно Нишель его лягнула.

– Ладно, я слушаю, – пробормотал он.

Но прежде, чем она успела ответить, появился официант. Он бежал.

– Ваша жена! – закричал он, остановившись возле их столика. – Вы нужны вашей жене!




Глава 13


Вопрос, который Нишель так и не удалось задать Эмме и Аполлону, хотя она пыталась в тот вечер, – почему? Почему они решили рожать дома, ведь оба производили впечатление нормальных людей? Они не были крестьянами из третьего мира. Или богатыми белыми людьми, или чудиками, ненавидящими больничную систему. Проклятье, что же явилось причиной?

Тревога Нишель заметно усилилась, когда она расплачивалась по счету с официантом. Она подписывала чек по кредитной карте, когда появился Аполлон, державший Эмму под руку. Она выглядела такой покрасневшей и измученной, что Нишель достала телефон, чтобы набрать 911, когда официант унес подписанный чек. Эмма сказала Нишель, чтобы она никуда не звонила, Аполлон же попытался вручить ей деньги, но Нишель сказала ему, что собиралась заплатить за их ужин с того самого момента, как заказала столик, и сообщила об этом Эмме, как только они приступили к трапезе, – просто забыла поставить в известность Аполлона.

Он мог поесть! Так или иначе, но сейчас в его желудке были лишь хлеб и виски. Аполлону и в голову не могло прийти, что он будет слегка пьян во время рождения своего первого ребенка.

Нишель было еще труднее принять тот факт, что Эмма не хочет, чтобы они вызвали «Скорую помощь». Когда они вышли из «Були» – так быстро, как только способна женщина на девятом месяце беременности, – Эмма напомнила Нишель, что они намерены рожать ребенка дома. А машину «Скорой помощи» нельзя использовать как такси, ведь они отвезут ее в больницу. В яблочной комнате Нишель предложила хотя бы вызвать такси, заказать Lyft[8 - Частная компания из Сан-Франциско, работающая более чем в 60 городах США.], но Эмма отклонила и это предложение. Они находились в центре, на Дуэйн-стрит, в вечер пятницы. Самый лучший автомобиль сможет выехать лишь на Вест-Сайд-Хайвей. А там будет такая пробка, какие бывают только в Пекине или Мумбаи. Поездка продолжительностью в час отсюда и до Вашингтон-Хайтс, или даже дольше.

Между тем станция метро «Чамберс-стрит» находилась всего в четырех кварталах. Они сядут на поезд Линии А и будут дома через тридцать пять минут.

Нишель, которая с трудом сдерживала раздражение, дошла с ними до угла Черч-стрит.

– Почему вы это делаете? – выкрикнула она. Алкоголь ударил ей в голову, и она дала волю чувствам. – Что с вами не так!

– Позвони Ким, – сказала Эмма, когда они перешли Рид-стрит.

Аполлон уже достал телефон. Старшая сестра; акушерка с лицензией. Ким Валентайн была у него на быстром наборе.

– Ким! – закричал Аполлон уже через несколько мгновений. – У Эммы начались схватки.

Ким ответила ему так тихо, что уличный шум помешал Аполлону ее услышать. Почему она говорит шепотом? Эмма медленно, но упрямо шагала вперед. Нишель шла за ними, отставая на полквартала, и что-то кричала им вслед, но ее голос стал невнятным, и Аполлону казалось, что она говорит на каком-то ненастоящем языке. Беременность тяжело дается женщинам, даже подругам приходится нелегко.

– Прекрати кричать, – прошептала Ким в телефон. – Я в кино. Подожди.

Они подошли к станции метро. Аполлону вдруг стало интересно, какой фильм смотрит Ким.

– Еще немного рано, – сказал он.

Они находились у спуска в метро. Нишель их догнала и неловко обняла Эмму.

– Она всего лишь на тридцать восьмой неделе! – сказал Аполлон, словно умолял Ким остановить схватки.

– Прекрати кричать, – повторила Ким. – Возможно, это ложные схватки Брэкстона Хикса[9 - Ложные схватки, которые появляются у некоторых женщин после 20-й недели беременности. Брэкстон Хикс – английским врач XIX века, который специализировался на акушерстве.].

Аполлон посмотрел на Эмму, которая повисла на Нишель, тяжело дыша в шею подруги. Они выглядели как сентиментальная парочка на выпускном вечере. Аполлона не волновало, что это может оказаться ложной тревогой, что-то вроде тестовых испытаний. Он хотел, чтобы Ким ушла из кино и села в машину. Она возила все необходимое в багажнике. Он хотел, чтобы она поехала на север, не обращая внимания на пробки. Возможно, они доберутся до своей квартиры раньше Ким, но очень скоро она будет с ними. И пусть потом дразнит их, сколько пожелает, если все окажется по Брэкстону Хиксу. Он переживет насмешки, только бы она приехала. Иначе как они вдвоем с Эммой будут рожать ребенка в своей квартире без посторонней помощи? Ким подготовила их к такому варианту, но из этого еще не следовало, что Аполлон всерьез его рассматривал. Идея выглядела настолько смехотворной, что он был готов заорать прямо здесь, на улице.

– Мы будем ждать тебя дома, – сказал Аполлон, надеясь, что его голос звучит спокойно. – Садись в машину.

– Я тебя люблю, – сказала Нишель, продолжая прижимать к себе Эмму. – Я тебя люблю.

Эмма коснулась головы Нишель и погладила ее волосы.

– С нами все будет в порядке, Нишель. Я тебе обещаю. С нами все будет хорошо.

– Ты не должна меня утешать! – вскричала Нишель и коротко рассмеялась.

– Твой отель находится совсем рядом, – прошептала Эмма, и Нишель показалось, что ей трудно говорить. – Ты до него доберешься?

После обучения домашним родам по методу Брэдли Аполлон знал, что, если Эмма в состоянии поддерживать разговор, значит, схватки еще не начались. Это помогло ему немного расслабиться. Даже после того, как Нишель обняла его на прощание и Аполлон повел Эмму вниз по ступенькам, он уже думал о шагах, которые ему предстояло сделать дома. Быстро надуть пластиковую ванную при помощи электрического насоса, вложить внутрь пластиковый вкладыш, прикрепить шланг. Аполлон помнил каждый шаг, он практиковался не меньше дюжины раз за последний месяц. Он знал свою работу, и это его успокаивало.

Аполлон еще не закончил разговор с Ким, которая что-то кричала, но, видимо, держала телефон так, что микрофон оказался чуть в стороне. Он постучал по трубке. Эмма цеплялась за перила, они спускались вниз.

– Мы идем в метро, – сказал Аполлон.

Ким смолкла на середине предложения, очевидно, услышала, что он сказал.

– Ты меня слышишь? – спросила она. Ким не стала ждать подтверждения. – Эмма! – закричала она. – Я уже в пути. Держись! Ты справишься!

И связь прервалась.

Наконец стала понятна причина, по которой Аполлон и Эмма решили рожать ребенка дома. Ким Валентайн переквалифицировалась из детской медсестры и стала акушеркой – после чего начала разговаривать как акушерка. В стиле всех неофитов, она пыталась всех привлечь в свою веру. Ким обращалась к друзьям и прежним сотрудникам, кузинам и случайным женщинам в лифтах. Она даже соглашалась беседовать с телемаркетёрами, чтобы иметь возможность обсудить с ними тему рождения детей дома. Вот почему, когда ее сестра забеременела, Ким сразу заявила, что станет ее акушеркой и роды состоятся дома. У Ким не было своих детей, но она растила Эмму с того момента, как той исполнилось пять лет. С ее мнением следовало считаться. Для Ким имело огромное значение то, что она станет тетей. Только домашние роды для Эммы; и Ким будет ее акушеркой. Все очевидно, и никаких сомнений.

Они сообщили о своем решении Аполлону во время позднего завтрака в кафе на Форт-Вашингтон-авеню. У него возникли вопросы, но это было лишь проявлением любопытства, а не сопротивление. К концу дня он уже сидел за компьютером и изучал надувные бассейны для родов. Ким обещала, что устроит ему скидку.

Аполлон и Эмма спустились по лестнице до конца и протиснулись через турникет. Им не пришлось долго ждать. Поезд Линии А приехал в рекордное время. Они сели в вагон на Чамберс-стрит, чувствуя, что на них снизошло благословение.




Глава 14


Когда Эмма и Аполлон садились в поезд Линии А, они находились в таком возбуждении, что не обратили внимания на других пассажиров. Они даже не заметили, был ли в вагоне еще кто-то. Эмма отказалась сесть и вцепилась в один из поручней, Аполлон встал рядом, чтобы она могла перенести часть веса на него. Двери вагона закрылись, поезд с шипением тронулся, и они услышали, как совсем юный парнишка крикнул:

– Время шоу, леди и джентльмены, время шоу!

– Время шоу! – повторили сразу три голоса.

Эмма застонала. Аполлон не знал, что стало тому причиной – боль от схваток, или она увидела, что четверо мальчишек начали танцевать в вагоне. Группа молодых людей, в основном в возрасте от пятнадцати до девятнадцати лет, работала в Нью-Йоркском метро, как на карнавалах на Среднем Западе. Один занимался записями – музыка была такой громкой, что заглушала стук колес; трое других танцевали брейк, модифицированный для вагонов метро. Парни неплохо зарабатывали на Линии А, но никогда не оказывались так далеко в центре. Обычно они выступали на перегоне от 59-й улицы до 125-й, достаточно долгая поездка, чтобы каждый из команды успел показать все свои трюки и получить вознаграждение от пассажиров. Но сегодня они оказались на Чамберс-стрит, поздно вечером, как раз в тот момент, когда Аполлону и Эмме требовалось немного покоя. Парни сгрудились в дальнем конце вагона, спиной к Аполлону и Эмме. Казалось, прежде чем приступить к обычному шоу, они решили немного потренироваться.

– Это невыносимо, – сказала Эмма, когда поезд мчался к следующей остановке.

– Я попрошу их выключить музыку, – сказал Аполлон, но, как только он сделал шаг в их сторону, она схватила его за руку и потянула обратно.

– Меня стошнит, если я и дальше буду стоять, – сказала она.

Поезд выехал из туннеля и подкатил к станции «Канал-стрит». Только теперь Аполлон в первый раз оглядел вагон и обнаружил, что в нем не более десяти человек, считая четверых танцоров.

– Если твой мужчина не может это сделать… – спокойно начал один из парней, как актер, репетирующий роль.

– Оставь его дома! – ответили трое других.

Аполлон понимал, что они не успеют выйти из вагона и пересесть в следующий, пока открыты двери. Он не собирался рисковать, ведь у Эммы могли в любой момент возобновиться схватки. Получалось, что им придется вытерпеть все представление до конца.

– Черные парни оголяются? – спросил лидер парней.

– Нет, только расслабляются! – хором отозвались остальные.

Эмма покачивалась, стоя на месте и надув щеки, потом она поднесла одну руку к губам. Аполлон прижался к ней, чтобы поддержать, пытаясь понять, что они станут делать, если ее стошнит. Кого оставшиеся в вагоне несколько пассажиров будут ненавидеть больше – танцоров или пару, перепачканную рвотой? О, Нью-Йорк.

На Западной Четвертой улице Аполлон осторожно опустил Эмму на угловое пластиковое сиденье. Но, как только она села – и весь ее вес начал давить на копчик, – она снова качнулась вперед, и ее лицо напряглось. Сидеть было больно, но, если она встанет, ее вырвет, а им ехать еще десять остановок.

Эмма посмотрела на Аполлона, и в ее глазах появилось слегка отсутствующее выражение.

– Почему ты ничего не ел, кроме хлеба? – спросила она. – Ты знаешь, как там хорошо кормят?

Шутки – это хорошо. Никому и никогда не удавалось пошутить во время схваток. Аполлон снял куртку, скатал ее в шар и подложил Эмме под спину. На платформу с противоположной стороны подошел местный поезд Линии С. Двери открылись, и пассажиры устремились к поезду Линии А. Вагон, только что практически пустой, наполовину заполнился людьми.

Как раз перед тем, как двери закрылись, вошли еще трое пассажиров: мать с двумя детьми, девочкой лет девяти и малышом, спавшим в коляске. Она увидела Аполлона и Эмму – двух взрослых потных людей – и быстро окинула взглядом вагон.

– Время шоу, леди и джентльмены, время шоу! – кричали парни.

Женщина опустила плечи, сдаваясь. Танцоры переместились к центру вагона, и их музыка каким-то непостижимым образом стала еще громче. Большая часть пассажиров вела себя так, словно ничего не происходило, не играла громкая музыка, а четверо молодых парней не совершали невероятные акробатические трюки; впрочем, несколько человек начали возмущаться, когда поезд тронулся с места.

Женщина с детьми покатила коляску к местам, расположенным напротив Аполлона и Эммы, что-то сказала своей девятилетней дочери по-испански, и та последовала за ней. Девочка села на свободное место и вытащила из сумки книгу. На мгновение Аполлон подумал, что эта женщина могла находиться в библиотеке Форт-Вашингтон в тот день, когда он познакомился с Эммой. Невозможно, невероятно, но ему захотелось выхватить книгу из рук девочки, чтобы посмотреть, есть ли внутри печать.

Девочка не обращала внимания ни на танцоров, ни на Аполлона с Эммой. У нее в руках была книга, и ее все устраивало. Малыш в коляске продолжал спать, и их мать теперь посмотрела на Аполлона и Эмму иначе. Может быть, сначала из-за пота и тяжелого дыхания она решила, что перед ней наркоманы, слетевшие с катушек на Линии А, но она наконец заметила живот Эммы, принялась внимательно за ней наблюдать, и на несколько мгновений их глаза встретились.

Эмма слегка подвинулась, когда поезд стал набирать скорость, грохоча, словно американские горки. Вагон тряхнуло, Эмму отбросило на спинку, и ее окатила новая волна сильной боли. Она прижалась лицом к плечу Аполлона, он ее обнял, и сквозь рубашку она почувствовала, что его кожа стала влажной. Аполлон опустил глаза и увидел, что Эмма вытирает подбородок о его рубашку, изо всех сил сжав губы.

Они доехали до Четырнадцатой улицы, и парни выключили радио, когда в вагон вошли двое полицейских из Нью-Йоркского департамента полиции. Полицейские знали, чем занимаются парни, но удовлетворились тем, что они перестали шуметь. Поездка от Четырнадцатой до Сорок второй улицы с выключенной музыкой показалась тихой, как в пещере.

Эмма старалась успокоить дыхание – два маленьких вдоха, потом один долгий выдох – и сумела войти в состояние медитации.

– Мы не можем дождаться встречи с тобой, – прошептал Аполлон.

Эмма не могла ему ответить, потому что полностью сосредоточилась на дыхании. Боль пульсировала в ее бедрах и нижней части спины, становилась белым светом, который то приближал ее к началу схваток, то отдалял от них. Их наставница Тоня предложила фразу, которую мог повторять отец, когда у будущей матери начинались схватки. Нечто вроде мантры. Аполлон и Эмма решили, что они будут что-то говорить ребенку. Просто приветствие, которое опишет их волнение и предвкушение, чтобы они сфокусировались на нем, а не на боли.

– Мы не можем дождаться встречи с тобой.

Кто произнес эти слова, Аполлон или Эмма? Она не была уверена, и, если честно, не знал ответа и Аполлон. Они ехали в вагоне поезда Линии А, въезжавшего на станцию «Пятьдесят девятая улица», но на самом деле находились в другом месте, в своей квартире, оба сидели в ванне, рядом была Ким. Они приветствовали своего ребенка. Им лишь оставалось поймать чудесное мгновение его появления на свет, и все будет в порядке.

Поезд остановился, и вагон опустел. В нем осталось столько же пассажиров, как на станции «Чамберс-стрит». Когда двери снова закрылись, в нем было всего несколько человек: Аполлон и Эмма, женщина с детьми и танцоры, считавшие деньги, которые они успели собрать до того, как вошли полицейские. Девять душ. И еще одна на подходе. Поезд отошел от станции, и Аполлон подумал, что последняя часть поездки будет самой трудной, поезд не остановится до Сто двадцать пятой улицы. Самый длинный перегон в Нью-Йоркском метро. Поезд нигде не развивает такой высокой скорости, Аполлон предвидел неизбежные толчки и попытался обнять Эмму так, чтобы стать для нее живым ремнем безопасности, но по мере того, как поезд проезжал Семьдесят девятую, Восемьдесят первую и Восемьдесят шестую улицы, оказалось, что это не имело значения. Единственным утешением стало то, что Эмма впала в состояние транса. Правильное дыхание помогало. Она больше не говорила. Она приближалась к настоящим схваткам, но, к счастью, они уже были рядом с домом.

Поезд миновал Сто третью улицу так быстро, что слабый свет станции не успел проникнуть в вагон, и они снова оказались в туннеле.

Затем колеса поезда заскрипели, и скорость резко упала.

Никаких проблем, обычное дело. Поезд мчался на высокой скорости, и теперь двигался по инерции. Так они доедут до станции на Сто двадцать пятой улице. Обычное дело.

И тут завизжали тормоза, и поезд остановился.

Аполлон посмотрел в окно, но ничего не сумел увидеть в темноте. В динамиках вагона что-то взвизгнуло, и тут же смолкло. А еще через мгновение свет во всех вагонах погас. Аполлон и Эмма, женщина с двумя детьми и четверо танцоров остались в полной темноте.




Глава 15


В классе, где они проходили обучение по методу Брэдли, их наставница рассказывала, что множество женщин рожало детей без помощи современных больниц, акушеров, реанимационных бригад, педиатрических медсестер и, самое главное, без питоцина – так было всегда. Женское тело знает, что именно следует делать, как и у всех других живых существ, и работа акушерки состоит в том, чтобы избавиться от вмешательства двадцать первого столетия. Аполлон и Эмма не были такими же фанатиками домашних родов, как другие: они заранее договорились, что поедут в больницу, если возникнет необходимость. Эмма даже собрала небольшую сумку на этот случай. Они держали ее под кроватью.

Тем не менее, объяснила Тоня, классы по обучению методу Брэдли задуманы так, чтобы даже отцы могли в случае необходимости исполнить роль помощника. Аполлон в это верил, когда – с некоторой долей высокомерия – повторял ее слова Патрису во время их беседы на одной из распродаж. Но, будем откровенны, Аполлон Кагва считал, что сумеет сам принять ребенка, поскольку не сомневался, что ему никогда не придется этого делать.

Но они оказались в остановившемся поезде, а рядом не имелось ни одной акушерки.

Может быть, девятилетняя девочка, больше неспособная читать в темноте свою книгу, окажется аккредитованной повитухой? Или квартет танцоров на самом деле является командой путешествующих акушеров? Хорошо еще, что ребенок в коляске не проснулся. Как такое возможно? Может быть, мать напоила его лекарством от кашля, которое обычно дают детям на ночь?

– Охххххххх, – застонала Эмма, и Аполлон так испугался, что едва не прикрыл ей рот рукой.

Его тревожили вовсе не приличия, а то, что мог означать новый звук. Они практиковали особый стон в классе. Когда женщина больше не могла дышать от боли, она должна была издать именно такой звук.

– Охххххххх. – Эмма снова застонала.

В классе одна из будущих мам спросила, как она поймет, что ей следует издать этот звук. Тоня, мать двоих детей, мягко улыбнулась и ответила: «Когда у тебя начнутся настоящие схватки, ты уже не сможешь сдерживаться».

– Охххххххх.

Когда у тебя начнутся настоящие схватки.

Аполлон поднял голову и увидел, что к ним медленно приближаются четверо танцоров. Один из них поднял вверх мобильный телефон, используя его вместо фонарика, хотя на самом деле в этом не было необходимости – их глаза уже начали приспосабливаться к тусклому сиянию светодиодных лампочек и сигнального освещения в тоннеле. Вблизи Аполлон обнаружил, что они еще совсем юные, а их лидеру, самому старшему из четверки, не больше пятнадцати лет. Он остановился рядом с Аполлоном и уже начал поднимать сжатую в кулак руку.

– Ты чего обижаешь девушку?

Аполлон не выдержал и рассмеялся. Они решили, что помогают Эмме, но, стоило им отвести глаза от Аполлона и посмотреть на нее, как все четверо мгновенно растеряли свой боевой задор.

– Ого! Она беременна!

– У меня начались схватки, – поправила их Эмма.

Аполлона удивило то, как спокойно прозвучал ее голос. Мальчишек тоже. Тот, что стоял впереди, вожак, опустил руку и разжал кулак. Когда он открыл от удивления рот, он стал похож на младенца в ходунках.

– Нам нужна помощь, – сказал Аполлон. – Не мог бы кто-то из вас добежать до машиниста?

Ни один из парней даже не пошевелился, трое отступили и буквально спрятались за спиной старшего из четверки. Двенадцать или тринадцать лет, не старше, они выглядывали из-за мускулистого плеча своего вожака, и Эмме пришлось повторить просьбу Аполлона.

– Кто-нибудь найдите машиниста, – сказала она, глядя им в глаза.

– Я сбегаю, – вызвался самый младший, который открыл дверь вагона и помчался выполнять ее просьбу.

Аполлон встал, и мальчишки отступили на несколько шагов. Женщина, сидевшая напротив, не сводила глаз с Эммы, девочка прижалась головой к плечу матери, книга обложкой вверх лежала у нее на коленях, и она тоже смотрела на Эмму.

– Мне нужно поставить ее на ноги, – сказал Аполлон.

– Но она же рожает, разве она не должна лежать? – тихо спросил старший из мальчишек.

– Тебя как зовут? – спросил Аполлон.

– Ковбой, – ответил он. – Лет десять назад я жил в Далласе, потом мы с родителями приехали сюда, и все зовут меня Ковбой, но на самом деле мое имя…

– Ковбой, – перебил его Аполлон, и мальчишка посмотрел на него. – Хорошее имя. Мы можем тебя так называть?

Ковбой сделал глубокий вдох и медленно произнес:

– Я хочу помочь.

– Сейчас лучший способ помочь моей жене – это поставить ее на ноги, – сказал Аполлон. – Двое из вас должны взять ее за руки, а я приподниму бедра. Ладно?

Ковбой кивнул и взглянул на паренька, стоявшего слева. Они встали перед Эммой и взяли ее за пальцы.

– Подождите, – остановила их Эмма. – Не пальцы, возьмите меня за запястья.

Мальчишки смотрели на нее и не шевелились.

Эмма мягко им улыбнулась.

– Вы молодцы, – сказала она. – И вы очень храбрые.

Когда они втроем поставили Эмму на ноги, они чуть не врезались в коляску, но мать ребенка успела вовремя придвинуть ее к себе.

– А теперь отведите меня к ближайшей стойке, – попросила Эмма.

Им требовалось сделать три шага, на которые ушло четыре минуты. Когда Эмма добралась до стойки, Аполлон, который находился у нее за спиной и держал руки на талии, напомнил ей, что она должна делать дальше.

– Милая, ухватись за стойку.

Эмма так и сделала.

– У кого-нибудь из вас есть вода или еще что-то?

Мальчишки принялись рыться в рюкзаках.

– Хотите «Ред булл»? – предложил один из мальчишек.

– Нет, – твердо отказалась Эмма.

Аполлон повернулся к женщине с детьми. Учитывая девятилетнюю девочку и младенца, у нее наверняка имелась бутылка с соком или что-то вроде того.

– Agua? – спросила Эмма.

Женщина поискала в кармане коляски, нашла сумку и достала черно-красную детскую кружку. У Аполлона были заняты обе руки, и он взглянул на мальчишку, который стоял рядом, но не делал ничего полезного, и тот посмотрел на него почти с благодарностью, что получил такое простое задание. Он взял кружку и поставил ее на пол.

– Охххххххх!

Руки Эммы, слишком скользкие от пота, не удержались на стойке.

– Руки и колени, – сказала она Аполлону. – Я должна встать на четвереньки. Помоги мне.

– Парни, – позвал Аполлон. – Мне нужно, чтобы вы еще немного ее подержали.

– А вы куда? – спросил Ковбой в панике.

– Я возьму пальто.

– Мне не нужно пальто! – выкрикнула Эмма.

Но Аполлон, не слушая ее, принес пальто и расстелил его на полу. Маловато, конечно, маловато. Он пожалел, что не прихватил с собой пиджак, который ему дали напрокат в «Були». Он снова наклонился к Эмме.

– Сейчас я сниму с тебя колготки, – извиняющимся голосом сказал он.

– Мы справимся, – простонала Эмма.

И тут они услышали грохот открывающейся двери вагона. Четвертый мальчишка вернулся с проводником, который показался Аполлону таким же юным, как танцоры.

– Черт побери, – сказал тот.

– Есть ли шансы, что мы скоро поедем? – спросил Аполлон.

– Черт побери, – повторил проводник.

Женщина с детьми перегнулась через коляску сына и ущипнула проводника за ногу.

– На третьем рельсе пропало электричество, – пояснил проводник, который немного пришел в себя, но продолжал тереть ногу. – Я пойду назад и сообщу о вас по радиосвязи. Они пришлют «Скорую помощь». Однако на это тоже потребуется некоторое время.

– Охххххххх!

Аполлон попросил его позвонить побыстрее, хотя знал, что никто не успеет приехать вовремя. Получалось, что помощь Эмма могла получить только от тех, кто находился в вагоне. Проводник ушел, и, когда дверь в соседний вагон закрылась, окна облепили любопытные лица. У них появились зрители, сообразившие, что тут происходит нечто невероятно интересное. И хуже того, Аполлон увидел огоньки камер мобильных телефонов, снимавших их с Эммой.

– Ковбой, ты можешь со своими ребятами сделать так, чтобы эти люди не пялились в наш вагон? Как-то прикрыть окна?

Мальчишка окинул взглядом вагон.

– Легко.

У обеих дверей собралась куча зрителей, за спинами у них толпились еще любопытные.

– Уверен? – спросил Аполлон.

Паренек, который привел кондуктора, рассмеялся.

– Большинство из них старается оказаться как можно дальше, когда мы входим в вагон. – Он прижал руки к груди и демонстративно содрогнулся. – Эти черные парни такие страшные!

Остальные мальчишки рассмеялись.

– Мы с ними справимся, – заявил Ковбой и улыбнулся.

И они разошлись по двое к каждому концу вагона.

– Представления не будет, леди и джентльмены! – крикнул Ковбой.

Аполлон опустился на четвереньки и подполз поближе к Эмме. Голова у нее была опущена, влажные, спутанные волосы рассыпались, прикрыв лицо. Он поднес детскую кружку к ее губам и приподнял голову, потом наклонил кружку и позволил ей сделать два глотка.

Потом он снова поставил кружку, пытаясь понять, как сможет встать за спиной Эммы, чтобы принять ребенка и одновременно давать ей воду, поддерживая с ней контакт, чтобы немного успокоить. Он посмотрел за спину Эммы и обнаружил, что женщина с детьми не сводит с них глаз. Когда она вошла в вагон, ему показалось, что их с Эммой соединило какое-то сильное чувство, они обменялись взглядами и без слов что-то друг другу сказали. Аполлон знал, что ему никогда этого не понять. Он умоляюще посмотрел на женщину, она через пару мгновений погладила дочь по голове и встала, придвинув поближе к девочке коляску, и та повернулась к брату.

Женщина взяла кружку и заговорила с Эммой по-испански, тихо и успокаивающе, возможно, как раз то, что Эмме требовалось. Она даже потянулась вперед и прижалась лбом к плечу женщины, создав такое острое ощущение близости, что оно казалось почти мистическим.

Аполлон оглянулся через плечо и увидел, что мальчишки стоят к ним спиной и размахивают руками, чтобы помешать зевакам фотографировать происходящее. Он снял с Эммы туфли, спустил до колен колготки, потом положил руки на бедра и слегка надавил – это успокаивало Эмму в третьем триместре беременности.

И заговорил, обращаясь не к жене, а к их ребенку.

– Мы с нетерпением ждем встречи с тобой, – сказал он.




Глава 16


В вагоне, застрявшем в тоннеле метро, глубоко под землей, Эмма, в крови и боли, рожала своего первого ребенка. Аполлон повторял две фразы, которым научила его мать, сказав, что они лучше всего подходят для такой ситуации. Не торопись. Просто дыши. Аполлон сосредоточился на жене и ребенке, перестав замечать все вокруг. Когда Эмма выгнула спину и застонала, он прижал большие пальцы чуть выше копчика и держал их там, пока она снова не выпрямилась. Когда она стала сильнее выталкивать ребенка, он положил руку ей на бедро и сказал: «Не торопись. Просто дыши». Он увидел, как появилась головка ребенка, и на мгновение растерялся, потому что она выглядела так, будто находилась в пузыре. Плодный пузырь еще не лопнул и сейчас походил на тонкую прослойку между ребенком и тазовыми костями Эммы. Несмотря на боль, которую она испытывала, маленькое чудо – то, что пузырь не лопнул, – немного притупило боль.

Аполлон наблюдал, вытянув перед собой руки и приготовившись поймать ребенка. Он чувствовал себя одновременно участником и свидетелем. В это мгновение ребенок балансировал между матерью и миром, находился сразу в двух местах – живой, но еще не покинувший утробы. Аполлону казалось, будто он тоже стоит на пороге. Головка малыша уже почти вышла, но тело оставалось спрятанным, и он представлялся Аполлону посланцем богов.

– Ты видишь головку? – спросила Эмма.

Аполлон попытался ответить, но смог издать лишь какие-то невнятные звуки.

В этот момент лопнул околоплодный пузырь, и Эмма выдохнула с облегчением, а их ребенок выскользнул из ее тела прямо в руки Аполлона Кагвы, который поймал его прежде, чем он коснулся пола вагона.

– Мальчик, – сказал Аполлон.

– Мальчик, – прошептала Эмма.

Она прислонилась к женщине, и та поцеловала ее в макушку. Эмма еще несколько минут стояла на коленях, чтобы вышла плацента.

Это означало, что Аполлон на короткое время остался наедине с сыном. Он расстегнул рубашку, чтобы кожей почувствовать своего малыша. Ребенок еще не закричал и не открыл глаза, он только открывал и закрывал крошечный ротик, и Аполлон наблюдал, как его сын делает первые, неуверенные вдохи, казалось, он смотрел на него очень долго, целый час или, может быть, вечность.

– Мы можем назвать его Брайан? – срывающимся голосом спросил Аполлон.

Он не собирался спрашивать прямо сейчас, когда малыш только появился на свет, не думал, что захочет назвать сына именем пропавшего отца, но вопрос и желание, словно помимо его воли, сорвались с его языка, как будто он прятался – дожидаясь многие годы, когда ему будет можно прозвучать.

– Мне нравится, – сказала наконец Эмма и повернулась, протянув к ребенку руки.

Аполлон прижался щекой к сыну.

– Привет, Брайан, – прошептал он. – Я счастлив с тобой познакомиться.




Часть 3. Затем появляется ребенок в коляске





Глава 17


Ребенок родился в пятницу ночью. Машина «Скорой помощи» прибыла ровно через двадцать две минуты после того, как Аполлон и Эмма встретились со своим сыном. Как Эмма и предсказывала, их сразу отвезли в Гарлемский больничный центр, где она и маленький Брайан провели под наблюдением врачей два дня. И хотя Аполлона заверили, что ему можно уйти домой, он провел обе ночи без сна на стуле в палате Эммы. К утру понедельника они поехали домой на такси, и Аполлон уложил их в постель. Он уже дал мальчику первое имя и теперь хотел предложить второе.

– Его второе имя точно не будет Ковбой, – сказала Эмма, когда готовилась лечь в их постель.

Аполлон держал Брайана, словно хрустальную вазу. И, хотя глаза малыша были открыты, он смотрел на все и ни на что одновременно.

– Давай его сюда, – сказала Эмма.

Она поправила подушки у себя за спиной, Аполлон протянул ей ребенка, она наклонилась к его лицу и тихонько подула ему на голову.

Брайан родился совершенно лысым. У него был слабый неправильный прикус и маленький подбородок. Он походил на черепаху. При ярком свете больничной палаты оба это увидели и рассмеялись.

– Братец Черепаха[10 - Персонаж «Сказок Дядюшки Римуса» Джоэля Харриса.], – сказал Аполлон. – Я пойду принесу что-нибудь поесть твоей матери.

Эмма поднесла грудь к лицу ребенка и погладила его по щеке, как ее учили, но когда малыш открыл рот, засунула в него слишком большую часть груди, он закашлялся и отвернулся. Эмма склонилась над ним, снова погладила по щеке и предприняла новую попытку, однако опять потерпела неудачу. Она безуспешно пробовала накормить сына с ночи пятницы. В больнице все медсестры и оба врача давали ей разные советы, стараясь объяснить, какие ошибки она совершает.

На кухне Аполлон нашел тарелки, оставшиеся после завтрака в пятницу, когда он ушел утром на работу. Он собирался помыть их после ужина с Нишель. Еще совсем недавно они были семьей из двух человек, но он уже с трудом мог вспомнить древнюю эру До Брайана.

Он вымыл тарелки. Лилиан и Ким собирались прийти к ним сегодня утром. Может быть, пока они будут здесь, он успеет сбегать в супермаркет. Лилиан и Ким навещали их в больнице, но их визиты получились короткими. Даже Нишель пришла в воскресенье утром, хотя днем ее самолет улетал в Лос-Анджелес. Она шагнула в палату, охваченная ужасом, словно Эмма все еще рожает в вагоне метро. Нишель все время спрашивала, чем там пахло. Никто из них этого не помнил. Рождение ребенка в вагоне попало в новости – «Пост» и «Дейли ньюс», – о нем даже рассказали по кабельному каналу Н-Й1. История получила бы куда большую огласку, если бы кому-нибудь удалось сделать качественную запись, но Ковбой сдержал свое слово. На видео четверо черных парней весело улыбались и махали руками, но оно никого не заинтересовало.

Аполлон проверил заднюю комнату. Там стояли диван, телевизор и четыре заполненных книжных полки. И плетеная корзина, которая превратится в кроватку на следующие несколько недель, когда они будут спать с малышом в своей спальне. До Брайана здесь была гостиная; теперь она станет его комнатой. Аполлон оглядел помещение, представляя, что им потребуется: детская кроватка, комод для одеял и одежды, пластиковый контейнер для использованных памперсов, несколько ящиков для новых памперсов и много чего еще, о чем он даже не подозревал. Им уже давно следовало все купить. На самом деле Эмма составила список, но в тот момент она продолжала работать на полставки и могла потерять должность, поэтому они собирались подождать еще немного, а потом все тщательно спланировать, чтобы понять, что им потребуется прежде всего. Корзинка, пеленки для новорожденного, ползунки, подгузники, влажные салфетки – это только первоначальные покупки. Но сейчас Аполлону хотелось дать сыну больше. Он закрыл глаза и поцеловал дверную раму.

Как долго он так простоял, пока не зазвонил дверной звонок? Ну не мог же он заснуть прямо на ногах. Пришли Ким и Лилиан, обе с большими сумками. Ким сходила за них в супермаркет и купила все необходимое, а Лилиан принесла еду, приготовленную дома. Четыре контейнера: суп из красной фасоли, мясной рулет и картофельное пюре, лазанья и самса, два киша и суп из бычьих хвостов. Аполлон поставил все это на кухне и повел женщин в спальню, где Эмма пыталась скрыть слезы разочарования – она по-прежнему не могла уговорить Брайана сосать грудь.

Ким взяла Брайана из рук Эммы. Шанс для акушерки проверить ребенка, а для тети обнять племянника. Пока Ким раздевала малыша, Лилиан подошла к Эмме и поцеловала ее в макушку.

– У меня были такие же проблемы с Аполлоном, – тихо сказала она. – Я не знала, что делать, как и моя мать в свое время со мной.

Эмма кивнула. Она понимала проблему.

– Я думала, у меня никогда не получится, – сказала Лилиан. – Но тут просто требуется время.

Эмма прижалась к Лилиан и глубоко вздохнула. Лилиан обняла ее.

Ким перевернула голенького Брайана на живот.

– Мне нравится его маленькая синенькая задница! – крикнула она.

– Давай, я посмотрю, что ты делаешь, – сказала Лилиан Эмме. – Может быть, я смогу помочь.

Ким вернула Брайана матери, Эмма поднесла его к себе и погладила по щеке. Ребенок открыл глаза, и они наполнились слезами, одновременно он раскрыл рот.

– Подожди, – сказала Лилиан, которая принялась, как ювелир, изучать грудь Эммы, потом она едва заметно кивнула и вздохнула. – К сожалению, твоя грудь неправильной формы, – наконец сказала она.

– Мама! – закричал Аполлон.

Он потянул мать в сторону, чтобы вывести ее из спальни. Ким встала между Эммой и Лилиан, повернувшись к Лилиан спиной. Однако Эмма ничего не сказала и не заплакала в ответ на слова Лилиан. Она просто продолжила попытки засунуть сосок в рот ребенка.

Аполлон попросил Лилиан распаковать еду и продукты, а как только она закончила, повел ее в кафе выпить кофе. Она не понимала, что сказала не так. В конце Аполлон искренне поблагодарил ее за приготовленную еду и проводил на поезд Линии А.

Когда он возвращался в квартиру, его телефон завибрировал, пришло сообщение от Патриса: «Сегодня большая распродажа. Поедем со мной. Тебе нужно кормить семью».

«Слишком рано», – написал Аполлон.

«Твоя семья не сможет жить с нами, когда вас выселят», – ответил Патрис.

Аполлон рассмеялся и убрал телефон. Ему не хватало общения с другом. Кроме того, он понимал, что не может ждать более недели – ему все равно придется вернуться к работе.

Ким уже надела туфли и куртку, когда Аполлон пришел домой. Он проводил ее до двери и, вернувшись в спальню, задернул занавески, в комнате воцарился полумрак. Потом он забрался на кровать рядом с женой и сыном.

– У меня был петух, я его любила[11 - Песня Пита Сигера.], – пела Эмма. – И кормила его у зеленого дерева.

Аполлон придвинулся к жене и сыну.

– Мой петушок умел громко кукарекать.

Она пела, и каждый из них по очереди заснул. Сначала Аполлон, потом Эмма. Их ребенок не закрывал глаза дольше, но и он присоединился к матери и отцу.

В какой-то момент, сильно после полуночи, Аполлон проснулся, вышел из спальни и нашел свою сумку – ту, которая была с ним в ту ночь, когда родился Брайан. Он достал из нее экземпляр «Полей огня», на кухне открыл лэптоп и написал по электронной почте коллекционеру из Вирджинии. Вместе с письмом он послал фотографию обложки книги. Сияние экрана озаряло его лицо.

– Я бог Аполлон, – прошептал он, когда принялся за работу.

Через полчаса он заснул прямо за столом.




Глава 18


Патрис отправил ему сообщение о распродаже в Бронксе, достаточно близко к Вашингтон-Хайтс, и Аполлон отправился туда – он больше не мог позволить себе оставаться дома – и взял с собой Брайана. Шесть недель – больше Эмма не могла не ходить на работу, в противном случае она бы ее лишалась. Соединенные Штаты считали такие законы исключительно гуманными.

Когда Эмма утром уходила из дома, она плакала горше, чем во время родов. Аполлон обещал, что будет осторожен с мальчиком, но не беспокойство за ребенка приводило Эмму в ужас. Конечно, она доверяла Аполлону, но оставить малыша так скоро после рождения для нее равнялось выходу из шлюза космического корабля в пустоту без скафандра и источника кислорода. Как она сможет дышать? Тем не менее она должна была уйти. Они не могли себе позволить, чтобы Эмма потеряла работу.

Аполлон взял в аренду автомобиль в «Зипкаре», надежную и прочную «Хонду Одиссей». Компания давала имя каждой машине. Эта звалась «Красавец», и Аполлона восхитил уровень самообмана. Он пристегнул ремнем безопасности корзину с мальчиком на заднем сиденье, положил на пол и рядом с ним принесенные с собой подушки. Ребенка со всех сторон окружали мягкие поверхности, тем не менее Аполлон ни разу не превысил скорость в пятнадцать миль в час, пока ехал по Генри-Гудзон-Паркуэй. Другие водители возмущенно гудели и ругались, обгоняя его. Но это совершенно не волновало Аполлона. Так они вдвоем доползли до квартала Ривердейл в Бронксе. Поездка, которая обычно продолжалась двадцать минут, заняла час. В какой-то момент на Доджвуд-роуд мимо проехала подметально-уборочная машина.

Эта часть Бронкса стала пригородной, почти сельской, с кривыми улицами, односторонним движением и двухэтажными домами на просторных, заросших травой участках. На Доджвуд-роуд Аполлон нашел большой дом на одну семью с подъездной дорожкой и гаражом на две машины. У тротуара он увидел знакомый автомобиль, красную «Тойоту Эхо 2001» с наклейкой на бампере, гласившей: БИБЛИОТЕКАРЬ ИЗ АЛЕКСАНДРИИ.

Патрис Грин опередил его, хотя жил в юго-восточной части Куинса.

Аполлон заглушил двигатель и повернулся назад, чтобы взглянуть на сына. Брайан Кагва смотрел в окно на яркое небо, открывая и закрывая рот, словно питался солнечным светом.

– Давай немного поохотимся на книги, – предложил Аполлон.

Он обошел машину и отстегнул ремень безопасности. Когда ветер зашумел в кронах деревьев, Брайан сосредоточил все свое внимание на скрипящих ветвях деревьев. Аполлон посадил его в детский рюкзак кенгуру и надел его себе на живот. Ритм сердцебиений отца создаст особое музыкальное настроение сыну.

Аполлон провел последнюю проверку в специальной детской сумке, точно пилот перед взлетом. Бутылочка, три пеленки, салфетки, набор пластиковых ключей в качестве погремушки и, наконец, маленькое пушистое одеяло.

– Стюардессам занять свои места, – прошептал Аполлон. – Мы готовимся к взлету.

Когда Аполлон закрывал дверцу автомобиля, со стороны гаража послышался мужской голос.

– У меня было меньше снаряжения, когда я воевал в Эль-Фаллудже.

Патрис вышел на солнечный свет, такой высокий, что его голова почти задевала поднятую дверцу гаража. Лицо Патриса напоминало сома со свисающей верхней губой и беспорядочными волосками усов. Глаза казались слишком маленькими для такой большой головы.

– Ты даже близко не бывал у Эль-Фаллуджи, – заметил Аполлон.

Патрис пожал плечами.

– И все же намного ближе, чем ты когда-либо окажешься.

Аполлон поболтал в воздухе сумкой с пеленками.

– Теперь я веду собственную грязную войну.

Патрис Грин никогда не воевал в Эль-Фаллудже, но служил в армии с 2003 по 2004 год во время операции «Иракская свобода», в 62-м артиллерийском полку ПВО. Большую часть времени он занимался поиском и обезвреживанием самодельных взрывных устройств в Эль-Искандарии, в Ираке, городе, находящемся в двадцати пяти милях от Багдада, рядом с рекой Евфрат. Потом он вернулся в Соединенные Штаты и начал работать менеджером в кинотеатре сети «АМС» на Тридцать четвертой улице. Он закончил колледж Куинз, где изучал библиотечное дело, и со временем стал заниматься куплей и продажей подержанных редких книг.

Гараж за спиной Патриса выглядел больше, чем квартира Аполлона и Эммы, и в нем стояло пятьдесят картонных коробок с книгами. Все они были открыты – сокровищница уже подверглась разграблению.

– Бабушка, – сказал Патрис. – Умерла четыре месяца назад. Семья наконец сумела собрать книги в коробки и подать объявление о продаже. Ее зять встретил меня и отвел в гараж. В остальном он держится в стороне.

– Он симпатичный? – спросил Аполлон, слегка попрыгивая для удовольствия Брайана.

– Я попросил разрешения воспользоваться ванной комнатой, но этот козел не пустил меня в дом, заявил, что там их нет. – Патрис махнул рукой в сторону двухэтажного дома. – Четыре спальни, и нет ванных комнат. Можешь такое представить?

– Им бы следовало проверить перед тем, как покупать дом, – сказал Аполлон.

Он рассмеялся вместе с Патрисом, чтобы не заплакать. Затем Аполлон заглянул в гараж и посмотрел на открытые коробки, чувствуя, как Брайан шевелится у него на груди. Если Патрис успел осмотреть коробки, значит, он уже нашел все, что стоило купить.

– Бабушка любила книги, – заметил Аполлон. – У нее был хороший вкус?

– Я обнаружил несколько фаворитов, – ответил Патрис.

Несомненно, он уже отложил книги в сторону, но коробки в гараже все равно оставались полными. Из чего следовало, что большинство из них не представляло никакого интереса, из тех, что приносят прибыль, только если продавать их оптом. Он взял в аренду микроавтобус для безопасности сына, но теперь у него имелось много свободного места.

– В подвале есть еще книги, – сказал Патрис, показав на небольшую приоткрытую дверь в задней части двухэтажного дома.

– Ты там еще не был, – сказал Аполлон.

В первый раз за все время после того, как Аполлон вышел из машины и увидел Патриса Грина, тот напрягся.

– Нет. Я решил кое-что оставить для тебя, – заявил он.

Патрис Грин, крупный мужчина и книжный эксперт, специалист по обезвреживанию самодельных взрывных устройств, выросший в одном из самых жестоких районов Роксбери, не любил подвалы. Он вернулся из Эль-Искандарии, не получив телесных ранений, однако пострадала его психика. Патрис никогда не объяснял причину своего страха, но Аполлон интуитивно его почувствовал и, что более существенно, не задавал прямых вопросов. Значительная часть подобных распродаж в Нью-Йорке происходила в подвалах многоквартирных домов, и Патрис Грин никогда в них не входил.

– Ты слышал, Брайан? – спросил Аполлон, отстегивая передний клапан детского рюкзака и поворачивая ребенка лицом наружу. – Дядя Патрис позволил нам стать первыми.

– Но мы поделим все, что ты найдешь, – сказал Патрис, глядя через голову Брайана. – Шестьдесят на сорок. Таковы условия сделки.

Аполлон поднял ребенка повыше. Он ждал, что Патрис что-нибудь скажет про мальчика с того момента, как приехал, но они заговорили о книгах. Лучший друг в первый раз встретился с его сыном – пожалуй, ему бы следовало хоть как-то отреагировать на малыша. Аполлон с удивлением обнаружил, что это сильно его задело.

– Посмотри в его глаза, – сказал Аполлон, стараясь, чтобы голос прозвучал весело.

– И что я должен ему сказать? – спросил Патрис.

Аполлон заговорил голосом маленького ребенка.

– Расскажи, что произошло в Эль-Искандарии, дядя Патрис.

Патрис наклонился к ребенку.

– Передай своему папочке, что я сказал: да пошел ты.

– Я еще не умею разговаривать, – ответил Аполлон.

Патрис усмехнулся.

– Хочешь, я научу тебя правильному жесту? – предложил он.

Аполлон улыбнулся.

– Ты оказываешь на меня плохое влияние, – заявил он.

– Не хуже, чем твой папочка, – проворчал Патрис.

Аполлон поднес Брайана к самому лицу Патриса.

– Ты можешь правильно написать: боевой посттравматический синдром? – С этими словами Аполлон повернулся и вместе с ребенком направился к двери в подвал.

– Теперь я понимаю, почему твой отец тебя бросил! – крикнул ему вслед Патрис.




Глава 19


В подвале оказалось теплее, чем в гараже. Парни Кагва спустились вниз. Подвал представлял собой одно открытое пространство, в дальнем углу находился бойлер – большой белый цилиндр с голубой панелью управления, медными трубами, уходившими в потолок, и серебристой трубой, которая шла наружу через стену. Все выглядело как во «Франкенштейне» Джеймса Уэйла[12 - Джеймс Уэйл (1889–1957) – кинорежиссер, один из основателей жанра фильма ужасов в звуковом кино.]. Бойлер рокотал, словно в нем кого-то воскрешали.

В противоположном углу стояли стиральная машина и сушилка, рядом лежали моющие средства, лопаты и грабли, а также ржавые банки с краской. В третьем углу подвала были собраны детские игрушки, которые провели там десяток лет или намного больше. Пластиковые куклы стали почти серыми, и их платья выглядели совершенно изношенными. Тут же валялись игрушечные грузовики, перевернутые или разобранные на части. Тедди Ракспин[13 - Тедди Ракспин – медвежонок, один из наиболее популярных в Америке детских персонажей из мира мультсериалов и игрушечной индустрии.] выглядел так, словно умер во время зимней спячки.

В углу, ближайшем к ступенькам лестницы, ведущей в подвал, стояло семь картонных коробок. Наверное, не поместились в гараже. Аполлон опустился на одно колено и понюхал головку сына. И только после того, как запах заставил его улыбнуться, Аполлон понял, что делает. Через мгновение Брайан начал извиваться и ерзать.

Аполлон достал из сумки пушистое одеяло, постелил его на полу рядом с коробками, положил Брайана на живот, и мальчик так и остался лежать, с широко раскрытыми глазами, открывая и закрывая рот и продолжая тихо дышать. Брайан шевелил ногами, а руки будто ощупывали одеяло. Затем он уперся ладонями в одеяло и рывком поднял голову.

– Время животика! – крикнул Аполлон, словно Брайан только что успешно посадил самолет.

Через мгновение Брайан снова опустил голову на одеяло. Аполлон перевернул его на спину, и ребенок принялся изучать дощатый потолок. Аполлон оставил его за этим занятием, а сам подошел к первой из картонных коробок. Открыв ее, он снова посмотрел на Брайана.

– Мой отец, твой дед, исчез, когда мне было четыре года, – сказал Аполлон. – Мне часто снился кошмар про его уход. Его звали Брайан Уэст. Мы дали тебе имя в его честь.

Брайан повертел головой из стороны в сторону и расставил руки.

– Я ничего о нем не слышал, и он ни разу не прислал нам весточки, пока мне не исполнилось двенадцать. И тогда он появился неизвестно откуда и оставил коробку у двери нашей квартиры. Там лежали билеты на фильм, тот, что он и твоя бабушка смотрели во время первого свидания. Фотография женщины, дававшей показания против сомнительного бизнесмена, на которого работала бабушка. Эта посылка была похожа на капсулу времени.

Брайан приподнял пухлые ножки, снова опустил их на одеяло, потом слегка покачал телом и снова стал похож на черепаху, лежащую на спине и пытающуюся перевернуться на живот.

– Мне всегда было интересно, почему он так поступил. Почему оставил коробку, а потом снова исчез?

Аполлон помог Брайану снова перевернуться на живот.

– Теперь, когда ты появился в моей жизни, я понимаю. Он хотел мне сказать, как много я для него значу, чтобы я не думал, будто ему нет до меня дела. Я не знал, что с ним происходило в то время, мне даже неизвестно, жив ли он сейчас, но я не думаю, что он сильно от меня отличался. И я так счастлив с тобой, маленький человечек. Если бы я оказался в ловушке на Сатурне, то все равно нашел бы способ послать тебе сообщение и дать знать, как сильно тебя люблю.

Аполлон не шевелился, затаив дыхание, глядя, как его сын пытается поднять голову. Это маленькое движение, работа над мышцами шеи, когда-нибудь приведет к тому, что он сядет, поползет, сделает первые шаги, побежит. Все начинается здесь и сейчас, в подвале дома в Ривердейле. Аполлон чувствовал себя невероятно счастливым из-за того, что стал свидетелем столь грандиозного события. Брайану было всего два месяца, и Аполлон постоянно находился в нервном напряжении. Он вернулся к книгам только для того, чтобы сдержать слезы.

Книги в первой коробке оказались никуда не годными, и Аполлон перешел к следующей. Вторая смогла предложить ему ничуть не больше, чем первая. Как и третья.

– Брайан прислал детскую книжку, которую мне читал. Она называлась «Там, вдалеке». Теперь я знаю ее наизусть.

В четвертой и пятой коробках он также не нашел ничего стоящего. Головка Брайана опустилась, его мышцы устали, поэтому Аполлон снова перевернул сына. Лежа на спине, ребенок захныкал, и Аполлон подошел, чтобы его проверить. Сняв туфельки, носки и штанишки, он расстегнул памперс и обнаружил причину беспокойства. Быстро сменив его на свежий, он снова заговорил с сыном.

– «Когда папа ушел в море», – проговорил Аполлон. – Так начиналась книга. Это было на первой странице. Папа уплыл на лодке, а мама сидит на шпалере. Я понятия не имел, что такое шпалера. На самом деле это небольшая деревянная штука, которую люди ставят в саду в качестве подпорки для растений. Она сидела на скамейке под шпалерой. Итак, папа далеко, а мама в саду.

Он снова одел ребенка, положил использованный памперс в специальный мешок и убрал в сумку салфетки и бутылочку с кокосовым маслом.

– В доме осталась девочка по имени Ида. Она была очень маленькой, но ей поручили заботиться о младшей сестричке. Она дудела в рожок, чтобы помочь девочке заснуть. Но когда Ида играла, она глядела в окно. То есть она находилась в той же комнате, но не смотрела на ребенка. И в этот момент в комнату проникли гоблины.

Брайан заснул. Аполлон бесшумно отступил назад. Ему осталось изучить две коробки. Когда он открыл шестую, в воздух вырвался зловонный запах грибка. Все книги были в твердых переплетах, и на каждой появились черные пятна. Бесполезные. Испорченные. Осталась одна коробка.

Брайан вздохнул во сне. Он выглядел довольным жизнью. Седьмая коробка вполне могла подождать, и Аполлон достал телефон. Эмма захочет увидеть Брайана таким – в священной уязвимости спящего ребенка. Он сделал одиннадцать снимков и послал их на телефон Эммы, даже те, что получились немного нечеткими. Он не мог заставить себя стереть даже худшие из них. Потом он зашел в Фейсбук и опубликовал там те же одиннадцать фотографий. Лилиан стала регулярно заглядывать в Фейсбук с того самого дня, как родился Брайан, и хотела видеть как можно больше снимков ребенка. Именно этим он себя оправдывал, хотя понимал, каким родителем постепенно становится, – еще два месяца назад его тошнило от таких людей. Тех, что считали своих онлайновых друзей ненасытными любителями подобных наказаний. Мой ребенок лежит на спине! А здесь он снова на спине! А как насчет этой фотографии: смазанный снимок моего малыша, лежащего на спине!

Боже мой, какое тщеславие, какой эпический эгоизм. Аполлон все понимал, тем не менее загрузил одиннадцать фотографий Брайана. Да будут прокляты приличия, он влюблен. Он нажал кнопку «отправить».

Брайан продолжал спать, и Аполлон взялся за последнюю коробку. Он решил, что не станет с ней торопиться, чтобы не броситься проверять, сколько человек поставили «лайки» возле каждой фотографии Брайана.




Глава 20


В квартиру вошел крик. Такое случалось и раньше, но не так, как сейчас. Эмма Валентайн никогда не слышала столь оглушительных воплей. Аполлон практически выл, открывая входную дверь и врываясь в гостиную вместе с Брайаном, который извивался в сумке-кенгуру. Сначала она подумала, что Брайан пострадал, но потом увидела, что Аполлон держит перед собой, как щит, книгу. Словно для создания еще большего хаоса, работали телевизор и молокоотсос, и стоял такой шум, как во время бомбардировок Второй мировой войны.

– Я нашел вот это, я нашел, нашел! – кричал Аполлон, не замолкая с того самого момента, как он пристегнул Брайана к корзинке на заднем сиденье и отправился на «Хонде Одиссей» домой.

Он повторял эти слова всю дорогу, пока ехал по Генри-Гудзон-Паркуэй, и после того, как его остановила полиция и оштрафовала за движение «на слишком маленькой скорости».

У Аполлона была невероятно важная новость, которой ему не терпелось поделиться с женой, – из тех новостей, что не терпят ни малейшей отсрочки. Или он так думал. Теперь он немного опустил зажатую в левой руке книгу, а правой указал на грудь жены.

– Что ты надела?

Эмма Валентайн посмотрела на бежевый лифчик для кормления и пару присосок на сосках. Присоски сцеживали молоко в маленькие пластиковые бутылочки. Пара прозрачных трубочек, каждая тоньше соломинки, шла от присосок к молокоотсосу, стоявшему на полу и издававшему цикличный сосущий звук, как какой-нибудь механический кальмар, плывущий в море. Эмма выключила насос и встала.

– Почему я никогда не видел, как ты используешь эту штуку? – спросил Аполлон.

– Ты видел, как я пользуюсь молокоотсосом, – ответила она.

– Но только без этого приспособления на лифчике, – заявил Аполлон. – Оно напоминает доильные установки.

– Мне не нравится, когда ты называешь это «доением». Я «сцеживаюсь».

Она имитировала легкую пощечину Аполлону, а потом потянула на себя сумку с ребенком, чтобы посмотреть на Брайана. Не дожидаясь, когда Аполлон отстегнет сумку, сама сделала это одной рукой, а другой сняла присоски с груди и поднесла к ней Брайана. Он понюхал воздух, повинуясь животным инстинктам, и попытался сосать. Ему потребовалось две попытки, но Эмма проявила терпение, и вскоре у них все получилось.

– Как прошел первый день? – спросил Аполлон.

Эмма собралась ему ответить, но тут ее внимание привлекло лицо Брайана, и она продолжала молча на него смотреть.

– Я по тебе скучала.

Эмма изогнула шею, чтобы поцеловать ребенка в голову, пока он сосал.

Теперь звуки издавал только телевизор. До прихода Аполлона с Брайаном Эмма смотрела шоу о благоустройстве жилья.

«Я не уверен, сумеем ли мы закончить весь проект за пять недель», – глядя в камеру, говорил мужчина с экрана телевизора.

«Мы выйдем из бюджета, если не успеем», – ответила стоявшая рядом с ним женщина.

Эмма взяла пульт, выключила звук и села на диван, не сводя глаз с Брайана.

На экране телевизора мужчина и женщина спорили о бюджете и графике работ; теперь они надели защитные очки и били кувалдами по стенам уродливой кухни.

– Эта часть выглядит как неплохое развлечение, – заметил Аполлон.

– Мне нравится наблюдать за разрушением, – призналась Эмма, нюхая уши Брайана и усаживаясь на диван.

Только после того, как они сели рядом, Аполлон показал книгу, из-за которой влетел в квартиру с дикими криками.

– «Убить пересмешника», – прочитала Эмма.

Аполлон открыл книгу на странице с авторскими правами.

– Настоящее первое издание «Убить пересмешника», – сказал он. – С подлинной суперобложкой. В отличном состоянии. Уже сейчас она должна стоить пять тысяч долларов. А когда писательница умрет, цена, по меньшей мере, удвоится.

Эмма поморщилась.

– Он тебя укусил? – спросил Аполлон.

– Нет. То, что ты сказал, отвратительно.

Эмма оперлась на Аполлона и переместила Брайана так, чтобы он теснее прижался к ее ребрам.

– Ты же знаешь, что Харпер Ли не дает интервью и не выступает, а еще известно, что она никогда не подписывала книги. – Аполлон показал Эмме титульный лист. – Ну так вот, эта стала исключением.

Эмма подняла голову.

– Ничего себе. И она подписала ее какому-то конкретному человеку. Пипу. Кто такой Пип?

– О, Пип? – спросил Аполлон, наслаждаясь нарастающим напряжением. – Это ее лучший друг с самого детства. Он стал писателем, о котором ты, вероятно, никогда не слышала.

Эмма, знающий библиотекарь, так сильно сжала колено Аполлона, что ему стало больно.

– Трумен Капоте, – прошептала она.

Теперь Эмма смотрела на находку Аполлона с почтением, она начала понимать, как эта небольшая книга может изменить их жизнь.

– Ты знаешь, что летом вышел ее второй роман? В нем Аттикус Финч становится ярым фашистом. Складывается впечатление, что роман никому не понравился. Никто не хочет видеть Аттикуса в таком свете. Слишком честно на вкус нашей общественности. Я думаю, госпожа Ли знала об этом еще в те времена, когда писала Трумэну, – сказал Аполлон. – Это вишенка на вишенке на торте.

Эмма наклонилась пониже, чтобы прочитать надпись, и Брайан зашевелился у нее на руках. С его губ капало молоко, а из ее груди брызнула струя и попала мальчику на щеку.

– «Отцу наших снов».

Аполлон закрыл книгу. Его находка превзойдет улов у Д’Агостино в десять или даже больше раз. С посвящением и таким автографом она может оказаться в национальных новостях. Они смогут купить квартиру на деньги, которые им принесет книга. Ну, или сделать отличный первый взнос.

Аполлон понимал, как ему повезло в подвале дома в Ривердейле. Когда он постучал в боковую дверь и попросил позвать сына умершей женщины, он старался говорить спокойно. Тот даже не пригласил Аполлона войти внутрь, заявив, что готов совершить сделку прямо на подъездной дорожке. Аполлон предложил ему пятьдесят долларов, пытаясь не подавиться, когда произносил эти слова, и позволил парню выторговать сотню, чтобы у того осталось ощущение победы. В течение всего разговора он проверял свой телефон и даже замолчал на полуслове, чтобы написать ответное сообщение. Аполлон расплатился наличными и практически полетел к микроавтобусу.

Аполлон оставил Эмму и Брайана сидеть на диване. Шоу о благоустройстве жилья пользовались огромной популярностью, и Эмма с удовольствием стала смотреть продолжение, держа сына на руках. Аполлон перешел в заднюю комнату, которая раньше была его кабинетом, а в будущем станет спальней Брайана. Там он взял скамеечку для ног, добрался до самой высокой полки шкафа, достал коробку и поставил ее на пол.

«Невероятия».

Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз перебирал содержимое коробки? Годы. Но сегодня он почувствовал, что сможет кое-что добавить к капсуле времени. Аполлон открыл крышку и достал детскую книжку, решив, что может начать читать ее своему сыну, в точности как его отец когда-то. Из бумажника он вытащил красную нитку Эммы. Она стала плотной и неровной, и он выпрямил ее. Четыре или пять дюймов изношенной красной нити, тем не менее, пришлось ему признать, материал казался теплым при прикосновении, словно в нем все еще горела сентиментальная магия. Он положил нитку в коробку.

Потом Аполлон подошел к книжной полке и снял с нее вторую книгу, которую купил у миссис Грабовски, ту, что использовал в качестве камуфляжа для «Полей огня». Он посмотрел на обложку. «Once Upon a Die» – «Жила-была смерть». Бессмыслица какая-то. Он пролистал потертые страницы триллера, и несколько штук выпало. Он не сумел бы продать этот кусок дерьма, даже если бы захотел. Но он знал, что всякий раз, когда будет смотреть на дурацкую книгу, он станет вспоминать ночь, когда родился его сын. Он положил книгу в коробку.

Из кармана рубашки он достал квитанцию, выписанную ему полицейским, когда слишком медленно ехал домой вечером. И ее тоже? Почему нет? Когда Брайан станет достаточно взрослым, он сядет с ним рядом и расскажет историю этого штрафа. Аполлон планировал быть рядом с сыном и все ему объяснить.

А в самом конце Аполлон положил в коробку «Убить пересмешника». Есть ли лучшее место для такой находки, чем волшебная коробка? Аполлон закрыл крышку, слез со скамеечки и спрятал «Невероятию» в темноту.




Глава 21


На следующее утро Брайан дал им выспаться до пяти часов. Новый рекорд. Аполлон не спал с трех. Старый рекорд. Его тело предчувствовало, что Брайан проснется, и он не мог заставить свою нервную систему отдохнуть. Кроме того, в нем росло возбуждение из-за книги.

И, хотя в этом не было никакой необходимости, он решил нанять специалиста из «Американского общества оценщиков», чтобы получить независимую сертификацию подлинности книги. Крупное объединение «Бауман» имело внушительную репутацию относительно оценки редких книг, но такому дилеру, как Аполлон, не помешает дополнительная оценка, чтобы убедить потенциальных покупателей.

К пяти утра в груди Эммы скопилось столько молока, что она начала болеть. Она также привыкла к подъему в три утра. Аполлон принес ей Брайана, она покормила его, лежа на боку, так до конца и не проснувшись. Но все-таки заставила себя потом встать, чтобы поменять ему пеленки.

– Я отнесу его на парковку, – прошептал Аполлон.

Эмма кивнула, благодарно улыбнулась и попыталась поцеловать мужа, но у нее не осталось сил на то, чтобы сохранять вертикальное положение, поэтому она упала обратно в постель, закуталась в одеяло и стала похожа на огромную энчиладу[14 - Кукурузная лепешка с острой начинкой и приправой чили – национальное мексиканское блюдо.]. Сегодня Эмме предстояло во второй раз отправиться на работу, и еще два часа сна могли дать ей возможность выглядеть ужасно уставшей вместо совершенно измученной. Аполлон оделся сам и тепло одел сына, засунул Брайана в сумку-кенгуру, и они вышли из дома в пять тридцать.

Аполлон стал одним из Новых Пап, которые были много лучше Старых Пап. Новые Папы носили своих детей. Новые Папы меняли им пеленки три раза за ночь. Новые Папы мыли посуду и стирали белье. Новые Папы готовили. Новые Папы читали книги о развитии ребенка и проводили собственные исследования в интернете. Новые Папы смазывали кокосовым маслом попку ребенка, чтобы избежать потертостей от пеленок. Новые Папы готовили сладкий картофель, а потом измельчали его в блендере, когда ребенок становился достаточно взрослым для такой пищи. Новые Папы носили с собой сумку для пеленок – на самом деле большую дамскую сумочку, – не испытывая ни малейшего стыда. Новые Папы были эмоционально открыты. Новые Папы делали половину домашней работы (на самом деле около 35 процентов, но это все равно намного лучше нуля). Новые Папы исправляли все ошибки, которые совершали Старые Папы. Новые Папы – это будущее, во всяком случае, они так считали, но из-за того, что они занимались всем этим дерьмом, Новые Папы постоянно чего-то боялись.

Пять тридцать утра, а в Беннет-Парк уже появились родители с детьми. На одном конце детской площадки, возле качелей, собрались мамаши. Аполлон поискал взглядом других Новых Пап и увидел четверых возле площадки, расчерченной для игры в классики. Вместе с Аполлоном их стало пятеро. Большинству было за тридцать или немного за сорок. А одному и все пятьдесят, или он находился в ужасной форме.

Аполлон приветствовал остальных отцов, и они здоровались с ним в ответ. Он не помнил их имен. А они – его. Однако они знали имена детей друг друга, что было гораздо важнее.

– Брайан! – сказали все мужчины один за другим, пока Аполлон расстегивал сумку-кенгуру.

Аполлон приветствовал других детей, Меган и Имоджен, Айзека и Сёдзи. Ответов от детей не требовалось. Приветствия предназначались отцам.

Аполлон положил Брайана на живот на черную резиновую подушку, в то время как остальные дети рвали на части разные игрушки. В свои два месяца Брайан оставался самым младшим с большим отрывом. Меган и Имоджен с интересом посмотрели в сторону нового ребенка. Айзек и Сёдзи полностью его проигнорировали. Брайан лежал на животе и вытягивал вперед губы, и несколько раз почти поцеловал землю, пока Аполлон не перевернул его на спину. Брайан поднял руку, и Аполлон вложил в детскую ладонь связку больших пластиковых ключей. Брайан схватил их и принялся разглядывать, потом яростно трясти. Его лицо принимало разные выражения, он изучал ключи и поджимал губы, словно относился к ним с подозрением.

Остальные отцы подошли ближе и стали задавать вопросы о том, как Брайан развивается, точно тренеры, интересующиеся игроками чужой команды. Научился ли Брайан сам переворачиваться? Перекладывает ли он предметы из одной руку в другую? Хватает ли сам «Чириоуз»?[15 - Товарный знак сухого завтрака из цельной овсяной муки и пшеничного крахмала с минерально-витаминными добавками в форме колечек.] Новые Папы задавали один вопрос за другим, наполовину из любопытства, наполовину соревнуясь, но Аполлон ничего не имел против. На самом деле он получал удовольствие от происходящего не меньше, чем остальные. Он не стал ничего рассказывать о потрясающей книге, которую нашел вчера. Да и зачем? Никто из этих мужчин не говорил о своей работе, надеждах и мечтах, ведь они могли обсуждать детей. Аполлон вытащил телефон и дюжину раз сфотографировал Брайана, лежащего на резиновой подстилке. Его снимки, сделанные вчера, в подвале в Ривердейле, стали настоящим хитом, во всяком случае, несколько первых. Аполлон вошел в Фейсбук и загрузил туда новые фотографии. Все двенадцать.




Глава 22


Вчера, в первый день выхода на работу после рождения ребенка, Эмма проснулась одна, когда оба ее мальчика отправились в Ривердейл на охоту за книгами. Сходив в туалет, Эмма включила душ. Полчаса под водой, Аполлон ни разу не вошел, чтобы воспользоваться туалетом, а Брайан не заплакал, чтобы ему сменили пеленки, покормили или просто подержали на руках. Она не хотела жизни без своих дорогих мальчишек, но тридцать минут?

Да пожалуйста.

Эмма побрила ноги в душе, хотя и очень медленно, потому что ей было больно наклоняться, вымыла волосы, потом, когда пар рассеялся, наложила макияж, глядя в зеркало, и собственное лицо ее удивило. Как она может чувствовать себя совершенно другой, а выглядеть почти как прежде?

Первый день возвращения на работу. Ее удивило собственное нетерпение – Эмме ужасно хотелось поскорее добраться до библиотеки. Всего-то полставки, зато она сохранила медицинскую страховку. С того момента, как она перестала работать на полную ставку, Аполлон начал зарабатывать больше, но медицинская страховка имела огромное значение. К примеру, они могли оплатить услуги Ким в качестве акушерки. К сожалению, они не стали платить ей за роды, ведь она не принимала в них участия.

Перед тем как одеться, Эмма подошла к холодильнику и нашла запас прокладок, пропитанных гамамелисом. Она засунула одну в трусики и получила удовольствие от прохладного облегчения. Перед уходом она нашла свой телефон и обнаружила сообщение от Аполлона. Одиннадцать фотографий крепко спящего Брайана. Она рассмеялась, глядя на ребенка, и ее лицо раскраснелось от любви.

«Почему мой ребенок спит в подвале?» – написала она в ответ.

И отправилась на работу.

Эмма прошла мимо протестантской епископальной церкви на углу Форт-Вашингтон и Сто семьдесят девятой улицы. Может быть, именно там они устроят крещение Брайана. Ему исполнилось всего два месяца, но Лилиан, выросшая в епископальной Уганде, не раз намекала им с Аполлоном о необходимости скорого крещения. Семья Эммы придерживалась католической веры, редкость в Бунс-Милл. Однако после смерти родителей Эмма и Ким посещали церковь не слишком часто. Люди были к ним добры, приглашали приходить туда в любое время, но приход девочек Валентайн состоял из двух человек.

Эмма направилась на восток, миновала кафе «Папа Джонс» и новую аптеку, занявшую место мясного магазина. Затем прошла мимо греческой православной церкви Святого Спиридона, стоматологической клиники, работавшей круглосуточно, брокерской конторы «Эн энд Си» и «Нью-эйдж файнэншнл», расположенных один за другим в следующем квартале. В этот час тротуары были заполнены спешившими на работу людьми и подростками, направлявшимися в школы. Эмма стала проблемой для всех – она шла медленно и никуда не спешила. Люди что-то сердито бормотали или ворчали, обгоняя ее, но ей было плевать. Гораздо хуже дело обстояло с болью, которая усиливалась по мере того, как она удалялась от своей квартиры, у нее в груди и горле что-то будто раздувалось.

Она скучала по сыну.

Это ощущение, похожее на скорбь, заставило ее остановиться на углу и прислониться к почтовому ящику. Она тихо заплакала, пока свет менялся с зеленого на желтый и красный. Она скучала по Брайану, а теперь еще и грудь у нее распухла и сильно болела. Эмма положила в сумочку молокоотсос, планируя сцедить молоко во время ланча, но не могла так долго ждать. Она плакала, ощущая огромное расстояние до своего ребенка так же остро, как боль фантомной конечности. Прохожие замечали ее – и шли дальше. Наконец Эмма восстановила дыхание, выпрямилась и снова направилась в сторону библиотеки.

Трехэтажное здание из известняка, построенное в 1941 году, финансировал Эндрю Карнеги, а среди тех, кто посещал библиотеку, были Марианна Мур и Мария Каллас, Ральф Эллисон и Лу Гериг. Но Эмма предпочитала думать о детях, анонимных и важных, которых обслуживали в этом филиале такие женщины, как она, вот уже сто лет. Она надеялась стать для каждого из них тем, кем была для нее госпожа Рук, скромным освободителем, защитником и утешителем. Эмме нравилось быть библиотекарем.

Она пришла на работу в 8.35 и обнаружила, что коллеги – ее друзья – повесили написанный золотыми буквами плакат ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ОБРАТНО. Шерил принесла торт из «Кэррот Топ», лучший морковный торт в Нью-Йорке. Карлотта уже заварила свежий кофе. А приветственную надпись купила и повесила Юрина, младший библиотекарь.

– Я скучала без вас, – сказала Эмма.

Расчувствовавшаяся Карлотта поцеловала Эмму в лоб, и той показалось, будто она получила благословение от первосвященника. Они попросили показать им фотографии Брайана, и Эмма охотно выполнила их желание. Они принялись ворковать о его огромных глазах, и форме ушей, и о том, какой он милашка. Карлотта и Шерил, давно ставшие матерями, давали непрошеные советы и заставили Эмму обещать «наслаждаться каждым мгновением, потому что все проходит слишком быстро». О, эти клише о родительской любви! Она знала, что скажет такие же слова другим молодым родителям, но что с того? На самом деле все было чудесно, и Эмма не могла бы мечтать о лучшем возвращении. Она ела торт и пила чай. Старшие леди принялись хвалить Аполлона, когда узнали, что он взял с собой Брайана на работу. Потом библиотекари приготовились заняться делом.

Эмма взяла корзину с книгами, чтобы расставить их по своим местам, а потом принялась за газеты. Вниз в подвал – в читальный зал для взрослых, – где она заменила вчерашние выпуски сегодняшними. Карлотта уже начала распаковывать новые книги, сверяя их со списком. Шерил сегодня работала на втором этаже, в детском отделе, хотя филиал был таким маленьким, что все они менялись этажами и видами работы по несколько раз за день. У стойки на входе Юрина включила оба компьютера, а Эмма убедилась, что все четыре лэптопа для посетителей заряжены. Потом пробило десять часов, и двери библиотеки открылись.

И в тот же миг звякнул телефон в сумочке Эммы. Когда Эмма его достала, оказалось, что Аполлон прислал новую серию фотографий Брайана. Отец и сын на подъездной дорожке у большого дома. Аполлон опирается на арендованный микроавтобус, то ли заносит туда сумки, то ли их выносит. Между тем Брайан лежит на одеяле возле подъездной дорожки и смотрит на деревья. Но прежде чем она успела разглядеть остальные фотографии, вошла группа детей, и Эмме пришлось заняться делом.

Она проработала до полудня с ощущением, словно что-то застряло у нее между двумя крайними зубами, так ее все раздражало. И это чувство не проходило до конца ее смены, когда она смогла в три часа отправиться домой – и только тут она поняла, что ее беспокоило – второй снимок, полученный сегодня утром, фотография, на которой Аполлон и Брайан находились на подъездной дорожке. Первая мысль, пришедшая ей в голову: «Проклятье, почему ты разрешаешь моему сыну лежать на подъездной дорожке?» А потом возникла вторая: «Кто сделал фотографию?»

Эмма достала телефон из сумочки и провела следующие десять минут на Сто семьдесят девятой улице, пытаясь отыскать фотографию, чтобы подтвердить свои воспоминания, но снимок исчез. Его не было среди сообщений, загрузок и в фотогалерее. Он пропал. Словно тот, кто его сделал, украл снимок.




Глава 23


– Я рад, что ты привез ребенка с собой.

Аполлон и Брайан встретились с Патрисом в центре города, на авеню Б. Патрис ждал их возле крошечного магазина, торговавшего компьютерами. Примерно в то же время Эмма открывала филиал библиотеки Форт-Вашингтон во второй день своего возвращения на работу.

– Взгляни на этот агрегат, – сказал Патрис, показывая экран своего телефона Аполлону с фотографией настольного компьютера с двумя мониторами, четырьмя микрофонами и прочей техникой. – Я собираюсь сделать себе нечто похожее, только круче.

Аполлон надел сумку-кенгуру с Брайаном так, чтобы тот мог видеть Патриса, и поднял ребенка немного выше, словно хотел показать Патрису собственный агрегат.

– Знаешь, на кого ты похож? – спросил Патрис. – На Мастера Бластера.

– Который управляет Бартертауном? – спросил Аполлон.

Патрис ухмыльнулся.

– Мастер Бластер управляет Бартертауном.

Аполлон и Патрис обнялись, как два лучших друга, когда между ними висит двухмесячный ребенок.

– На самом деле, – сказал Аполлон, – у Мастера Бластера маленький парнишка сидел на спине. А мы с Брайаном больше похожи на Куато и его брата.

Патрис распахнул дверь в компьютерный магазин.

– Ты готов сравнить своего ребенка с уродом Куато? – спросил Патрис.

Аполлон нежно приложил ладонь к голове сына.

– Марсиане любили Куато, – возразил Аполлон. – Они думали, что он проклятый Джордж Вашингтон.

Патрис повел их за собой в магазин.

– Ты странный чувак, мой друг. Хочу, чтобы ты это знал.

В магазинчике находилось пять покупателей, включая Патриса, Аполлона и Брайана, и там почти не осталось свободного пространства. Женщина за стойкой оторвалась от разговора, посмотрела на новых клиентов и снова занялась покупателями. Брайан шевелился в сумке и тихонько поскуливал. Это вызвало почти аллергическую реакцию у посетителей магазина. Все взрослые, кроме Аполлона, приподняли плечи, точно пытались защитить уши. Двое мужчин оглянулись и нахмурились. Женщина за стойкой громко вздохнула.

Аполлон не обратил ни малейшего внимания на их реакцию, снял сумку с плеча, поставил ее на пол и вынул Брайана. Опустившись на одно колено, Аполлон расстегнул ползунок и вытащил подгузник. Брайан дернул обеими ногами и замяукал громче. Подгузник был мокрым. Аполлон достал пеленальный матрасик, разложил его на полу и под треск липучек снял подгузник.

Только после этого Аполлон поднял взгляд и обнаружил, что на него и его полуголого ребенка с ужасом сморят семь человек.

– Какие-то проблемы? – спросил он.

Прошло несколько мгновений, и все пятеро покупателей поспешно вышли из магазина. Даже тот парень, который уже собирался платить, выбежал вслед за остальными.

Теперь пришел черед улыбнуться Патрису.

– Как я рад, что ты прихватил с собой ребенка, – сказал он и повернулся к продавщице за стойкой – он стал первым и единственным в очереди. – У меня длинный список.

Аполлон пожал плечами и закончил одевать Брайана.



Патрис вышел из магазина с полудюжиной пакетов в руках, Аполлон нес сложенный грязный подгузник.

– Вам с Даной пора подумать о детях, – сказал Аполлон, когда они шли по улице.

И пожалел о своих словах в тот самый момент, когда закрыл рот. Такие вещи не следует говорить, и Аполлон это знал. Ведь он сам ненавидел, когда люди на улицах давали ему непрошеные советы о том, как следует ухаживать за Брайаном. Пожилые женщины ругали его за то, что он не накрывает, другие требовали, чтобы он убрал одеялко. Старики объясняли, как качать, кормить малыша или помогать ему срыгивать. Разве он не презирал даже тех, кто давал советы из самых лучших побуждений? А теперь выступил в точности как они. Может быть, когда у тебя появляется ребенок, ты, как пьяница, перестаешь себя контролировать. И не замечаешь, когда перестаешь быть милым человеком и превращаешься в придурка.

– Тут ты прав, – ответил Патрис. – Если у нас не будет ребенка, как я познаю радость, которую испытывает человек, держащий в руке пригоршню дерьма.

Они находились недалеко от Странда, просто им захотелось немного погулять по городу, и они направились туда, не принимая сознательного решения. Девиз магазина звучал так: «Восемнадцать миль книг». Аполлон не мог вспомнить, когда в последний раз нашел здесь что-то стоящее – каждый день стопки книг просматривали тысячи читателей, – но они не могли, оказавшись в центре города, сюда не зайти. Все равно что пренебречь встречей с любимым дядей.

Воздух Манхэттена в начале зимы становится свежим, как спелое яблоко. Пока они шли, Аполлон старался держать Брайана так, чтобы ему в лицо не дул холодный ветер. Он поворачивал Брайана к себе, ребенок смотрел на отца и, быть может, видел кусочек синего неба между домами. Мальчик морщил губы, и его крохотные ноздри раздувались, когда Аполлон и Патрис неспешно шагали в сторону Странда.

Как обычно, они принялись перебирать книги на передвижных тележках, стоявших в передней части магазина. Потрепанные книги в мягкой обложке, «Франкенштейн» и «Джейн Эйр»; старые учебники и сборники кулинарных рецептов. Патрис и Аполлон не искали ничего определенного – просто исполняли ритуал.

– Так что мне пришлось уехать раньше, чем ты вышел из подвала в Ривердейле, – сказал Патрис.

– Тебе следовало заглянуть к нам и попрощаться, – решил подразнить его Аполлон.

Патрис откашлялся и не стал обращать внимания на подначки Аполлона.

– Удалось найти что-то хорошее? – спросил он.

Аполлон прикоснулся носом к затылку Брайана, наклонившись вперед, чтобы прочитать названия на корешках книг, вдохнул запах сына и ответил на вопрос. Нашел ли он что-то хорошее? Книгу, прибыль от продажи которой он хотел бы разделить с Патрисом? Брайан потерся головой о ту часть лица отца, до которой смог дотянуться. Нашел ли он что-то хорошее?

– Нет, – ответил Аполлон. – Ничего хорошего. Полный провал.




Глава 24


Аполлон с Брайаном вернулся домой во второй половине дня и обнаружил, что в квартире темно, как ночью, шторы в гостиной закрыты, а когда он собрался их раздвинуть, обнаружил, что они заколоты английской булавкой. Такая же история в спальне. На кухне кто-то опустил жалюзи. Аполлон нашел Эмму в комнате Брайана, она стояла на короткой лесенке с дрелью в одной руке. Занавески грудой лежали на полу.

Она была настолько поглощена работой, что не слышала, как они вошли. Аполлон, стоя на пороге, молча за ней наблюдал. Брайан не шевелился в сумке-кенгуру, словно и его заворожило необычное зрелище. Эмма поднесла дрель к верхней оконной раме, включила ее и полностью вогнала сверло в дерево. Затем вытащила его, и воздух наполнился пылью.

– Что ты делаешь? – спросил Аполлон.

Эмма повернулась к нему так резко, что едва не упала с лестницы, подняла дрель, как пистолет, и указала ею на Аполлона.

– Как дела на работе? – поинтересовался он.

– Шторы для светомаскировки, – заявила Эмма, повернулась к оконной раме и просверлила второе отверстие.

Шум наконец заставил Брайана зашевелиться. Он не спал, но, по крайней мере, не капризничал.

– Я думал, мы еще не начинаем тренировать сон, – сказал Аполлон.

Эмма спустилась с лестницы, положила дрель на пол и вытащила что-то из коробки, которая скрывалась под грудой занавесок. Снова взобравшись на лестницу, она достала из кармана отвертку и принялась привинчивать раму шторы для затемнения.

– А мы и не начинаем, – сказала она, продолжая заниматься рамой.

– Тогда зачем ты это делаешь? – спросил Аполлон. – И почему занавешены все окна?

– Я нашла отличный форум для мам, – ответила она. – Там написано, что это лучшие шторы для затемнения.

– Сколько они стоили?

Эмма ничего не ответила, молча закончила свое дело и спустилась с лестницы.

– Почему ты положил Брайана на подъездную дорожку?

От удивления Аполлон на мгновение потерял дар речи.

– Я складывал вещи в машину, – сказал он. – И сначала попытался делать это с Брайаном на животе, но мне приходилось слишком низко нагибаться. И он расплакался. Тогда я положил его, всего на несколько минут. А ты откуда знаешь?

– Ты прислал мне проклятую фотографию, – сказала Эмма.

Аполлон от изумления отступил на шаг.

– Я прислал? – переспросил он.

Эмма протянула руку.

– Дай мне твой телефон.

Она быстро просмотрела фотографии, недовольно вздохнула и выключила экран. Потом они вместе отправились на кухню, и Аполлон попросил Эмму показать ему фотографию, которую она получила. Она протянула ему телефон и сказала, что снимка нет.

– Почему ты его стерла? – спросил он, протягивая ей Брайана.

– А разве я говорила, что стерла фотографию? – спросила Эмма. – Зачем мне это делать?

Она села за кухонный стол с Брайаном на руках, подняла кофточку и расстегнула лифчик для кормления. Брайан все проделал безошибочно.

Аполлон открыл холодильник и достал все необходимое, чтобы быстро приготовить обед.

– Иногда ты думаешь, что прислала мне сообщение, но оно остается в черновиках, – сказал он. – Может быть, фотография сохранилась в памяти телефона. Дай-ка я посмотрю.

Эмма едва не вскочила со стула, но вовремя опомнилась. Если бы она не кормила ребенка, она стукнула бы Аполлона по спине.

– Я пытаюсь рассказать тебе, что получила фотографию, которая вызвала у меня тревогу, а ты только и можешь, что обвинять меня в ошибке, – резко сказала она.

Аполлон поставил сковороду на плиту, налил оливкового масла, включил огонь и быстро нарезал луковицу и дольку чеснока. Он проделал это, полностью сосредоточившись на своем занятии и не открывая рта. У него за спиной Эмма ворковала с Брайаном, что-то ласково ему шептала, словно давая понять, что она изо всех сил старается исправить свое настроение.

К тому моменту, когда они сели обедать, им удалось настолько успокоиться, что они смогли еще раз обсудить фотографию. Эмма рассказала, что видела и когда появился снимок, и Аполлон принялся изучать свой телефон с дотошностью детектива. Брайан сидел на полу в детском кресле. Потом Аполлон занялся телефоном Эммы, одновременно одной ногой тихонько покачивая кресло. Мальчик смотрел на льющийся с потолка свет и то и дело закрывал глаза. Теперь, когда он мог заснуть в любой момент, Аполлон и Эмма заговорили шепотом. Затем их слова заглушил шум трубы парового отопления, проходившей за стулом Аполлона. По ночам батареи оживали, и им оставалось надеяться, что к этому времени Брайан будет крепко спать.

– Я собираюсь поставить дверь в детскую Брайана, – сказал Аполлон. Со своего места он видел заднюю комнату, в которой не было двери, когда они въехали в квартиру, и ему требовался повод, чтобы ее установить. – Я схожу к коменданту и выясню, сможет ли он помочь, и заплачу, чтобы он все организовал.

Новые Папы не умели делать серьезный ремонт. Однако могли за него заплатить.

Эмма кивнула и тихо рассмеялась, Аполлон всегда радовался, когда видел ее улыбку.

Они мирно поели, и Брайан заснул. Предложение сделать дверь в комнату Брайана не имело никакого отношения к посланию, которое Эмма получила, но оно оправдывало действие, похожее на решение повесить темные шторы. Укрепляй гнездо.

Пообедав, они аккуратно поставили тарелки в раковину, потом обошли ребенка так, словно это медвежий капкан, на цыпочках покинули кухню, и Аполлон выключил свет. Правильно ли разрешать ребенку спать в детском кресле, которое стоит на полу в кухне? Какой может быть от этого вред? С другой стороны, Брайан родился в остановившемся в тоннеле поезде Линии А. Они отправились в спальню, оставив дверь открытой, чтобы услышать, если Брайан заплачет.

– Это самое большое расстояние, на котором он находился от нас во время сна с того момента, как родился, – сказал Аполлон.

Они забрались в постель, и Эмма повернулась на бок так, чтобы видеть ребенка. Аполлон устроился у нее за спиной и положил руку ей на живот. Потом он поцеловал ее в шею, она повернулась и поцеловала его в ответ. А еще через несколько минут Эмма и Аполлон заснули. Весь клан Кагва погрузился в сон, и тут ожил экран телефона Эммы, пришло новое сообщение. Казалось, в темной квартире открылся один яркий глаз, который через мгновение закрылся снова.




Глава 25


Лилиан пришла раньше, чем рассчитывала. Она собиралась приехать к семи, но оказалась на месте в шесть тридцать. Она позвонила снизу, Аполлон открыл дверь, пытаясь сообразить, как навести порядок в квартире, не убиравшейся три месяца, за три минуты, которые потребуются матери, чтобы подняться наверх. Беспорядок в кухне, в гостиной и спальне. Эмма была в душе, сам Аполлон только что оттуда вышел. Он едва не забыл, где Брайан, пока не вспомнил, что ребенок у него на руках. По крайней мере, его левая рука стала сильнее. И тут звякнул звонок, Аполлон открыл и встретил Лилиан.

Пока Эмма одевалась, Лилиан показала Аполлону свой новый сотовый телефон. Сидевший у нее на коленях Брайан тут же его схватил. Лилиан позволила ему его подержать – вернее попытаться это сделать, – но тут, едва ли не бегом, появилась Эмма и выхватила телефон из рук сына.

– Он еще слишком маленький, – сказал Аполлон.

Эмма протянула телефон Лилиан.

– Мы просто не хотим, чтобы он к нему привык слишком рано.

Лилиан присела на подлокотник дивана.

– Он слишком мал для этой штуки, а я слишком стара. Ты что, мы проведем весь вечер, играя и обнимаясь.

Эмма наклонилась и поцеловала Лилиан в щеку.

– Спасибо, мама.

– Не нужно меня благодарить. Проводить время с внуком для меня настоящий подарок.

Лилиан повернула ребенка, чтобы он оказался к ней лицом. Нравилось ли Аполлону смотреть, как его мать держит его сына? Он не мог выразить свои чувства словами, поэтому взял телефон и быстро сделал пятнадцать снимков.

– Он больше не качает головой, – сказал Аполлон, продолжая держать в руках телефон.

– Я вижу! – ответила Лилиан. – Он становится все сильнее. Но все равно еще похож на черепаху. – Лилиан снова повернула Брайана и поцеловала ребенка шесть или семь раз прямо в слабый подбородок. – Как он спит?

– Говорят, скоро он должен начать спать шесть или семь часов подряд, – сказал Аполлон. – Но я в это поверю, когда смогу сам проспать столько же.

Лилиан улыбнулась.

– Ты подстригся.

– У меня сегодня свидание, – заявил Аполлон.

Из спальни появилась Эмма, которая надела желтые серьги в форме слезинок, а ее губы приобрели рыжеватый блеск. Лилиан кивнула и ласково посмотрела на невестку. Аполлон взял жену за руку.



Они отправились в центр, чтобы посмотреть кино в Фильм-Форуме. Возможно, «Древо жизни» Терренса Малика, который стали показывать после премьеры. Они выбрали его, потому что начало сеанса укладывалось в их план, кроме того, они хотели поесть в центре. Как только они уселись на свои места, оба почувствовали себя комфортно, казалось, они вновь стали взрослыми. Не мать и отец, а муж и жена. Так продолжалось целых восемнадцать минут. Но, как только начался фильм, оба заснули. Когда они проснулись, прошел час экранного времени, Брэд Питт был плохим отцом, но почему – они не понимали. И едва ли ситуация могла измениться. Аполлон и Эмма переглянулись, их лица освещал свет экрана, и они решили, что пора уносить отсюда ноги.

Они направились в заведение на Томпсон-стрит, где подавали суши, место их первого свидания. Оба испытывали легкие ностальгические чувства, к тому же они находились в центре, так почему бы и нет? Однако из-за того, что стало прохладно, очередь в кафе растянулась на полквартала. Тогда они свернули за угол, зашли к «Артуру», где готовили пиццу на углях. Там, рядом с баром, стоял рояль, за которым сидел мужчина и не то чтобы играл, но его пальцы скользили по клавишам, извлекая какую-то мелодию. Эмма позволила себе один бокал красного вина, решив, что вечером она сцедит молоко и выльет его. Аполлон выпил оставшиеся в бутылке три или четыре бокала. Он надеялся, что он остается таким же привлекательным для нее, какой казалась она ему.




Конец ознакомительного фрагмента.



notes


Примечания





1


Кисмет (араб.) – судьба, рок. (Здесь и далее примеч. перев.)




2


Видеоигра.




3


Игрок в бейсболе, занимающий оборонительную позицию во внешнем поле.




4


Американская писательница и журналистка, известная своими книгами и статьями об этикете.




5


Беатрис Поттер (1866–1943) – английская детская писательница и художница.




6


Сохраняй спокойствие (порт.).




7


Не режь (порт.).




8


Частная компания из Сан-Франциско, работающая более чем в 60 городах США.




9


Ложные схватки, которые появляются у некоторых женщин после 20-й недели беременности. Брэкстон Хикс – английским врач XIX века, который специализировался на акушерстве.




10


Персонаж «Сказок Дядюшки Римуса» Джоэля Харриса.




11


Песня Пита Сигера.




12


Джеймс Уэйл (1889–1957) – кинорежиссер, один из основателей жанра фильма ужасов в звуковом кино.




13


Тедди Ракспин – медвежонок, один из наиболее популярных в Америке детских персонажей из мира мультсериалов и игрушечной индустрии.




14


Кукурузная лепешка с острой начинкой и приправой чили – национальное мексиканское блюдо.




15


Товарный знак сухого завтрака из цельной овсяной муки и пшеничного крахмала с минерально-витаминными добавками в форме колечек.


  
Текст предоставлен ООО «ИТ»
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию:https://tellnovel.com/laval-_viktor/podmenysh