Принцесса Америки
Катарина Макги


«Изобретательно. Свежо. И невероятно романтично!» Сара Маас, автор бестселлеров New York Times Представьте себе альтернативную историю, в которой странами управляют монархи! А на американском троне восседает могущественная династия Вашингтонов!

Беатрис. Ей суждено стать будущей королевой Америки. Она сдержанная, рассудительная, элегантная, грациозная. Идеальная принцесса, которую с детства готовили к тому, что она займет трон, а также правильно выйдет замуж. Но выполнить долг не так просто, когда противится сердце. Но правительница Америки ни на минуту не должна забывать, что Корона побеждает всегда.

Сэм – яркая, дерзкая и взбалмошная принцесса. Ей нет дела до трона и церемоний. Все, что она хочет, так это распоряжаться собственной судьбой по своему усмотрению. А еще любить того, кого ей заблагорассудится.

Нина – лучшая подруга Сэм и простолюдинка. Однажды она позволила чувствам взять верх, и это навсегда изменило ее жизнь.

Дафна умна и опасна. Девушка готова на все, чтобы стать одной из Вашингтонов. Она не остановится ни перед чем, и нет такой интриги, которая была бы ей не по плечу.

Добро пожаловать за кулисы придворной жизни! Во дворец короля Америки мечтают попасть все. Но не все это переживут!





Катарина Макги

Принцесса Америки



Katharine McGee

AMERICAN ROYALS



Text copyright © 2019 by Katharine McGee and Alloy Entertainment Jacket art copyright © 2019 by Carolina Melis Published by arrangement with Rights People, London through The Van Lear Agency Макги, Катарина.



© 2019 by Katharine McGee and Alloy Entertainment

© 2019 by Carolina Melis Published by arrangement with Rights People, London through The Van Lear Agency

© Музыкантова Е., перевод на русский язык, 2019

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019


* * *


ПОСВЯЩАЕТСЯ АЛЕКС







Пролог


Вы уже знаете историю американской революции и зарождения американской монархии.

Возможно, вы читали про нее в детстве, листая книжки с картинками. Или участвовали в спектаклях в начальной школе, где вам так хотелось выйти королем Георгом I или королевой Мартой, а в итоге приходилось довольствоваться ролью вишневого дерева. Вы знаете про нее из песен, фильмов и книг по истории или после того лета, когда поехали в столицу и отправились в официальный тур по Вашингтонскому дворцу.

Вы слышали эту историю столько раз, что можете пересказать ее наизусть: как после осады Йорктауна полковник Льюис Никола пал на колени перед генералом Джорджем Вашингтоном и от имени всей нации попросил его стать первым королем Америки.

Разумеется, генерал согласился.

Историки любят спорить, могло ли случиться иначе. Что стало бы, откажись генерал от короны и попроси вместо этого пост представителя, избранного народом? Премьер-министра, например, – или вовсе бы изобрел совершенно новый, скажем, президента. Может, вдохновленные примером, прочие страны – Франция, Россия, Пруссия, Австро-Венгрия, Китай и Греция – постепенно тоже отказались бы от монархической формы правления, вступив в новую демократическую эру.

Но все мы знаем, что ничего такого не произошло. И вы же не за выдумкой сюда пришли, верно? Вам интересно, как события развивались дальше. На что похожа Америка теперь, двести пятьдесят лет спустя, когда потомки Георга I все еще сидят на троне.

Это история о сверкающих бальных залах и укромных коридорах.

О тайнах и скандалах, о любви и разбитых сердцах. Это история про самую знаменитую семью в мире, где на величайшей сцене разворачиваются свои внутренние драмы.

Это история американской династии.




1

Беатрис


Наши дни

Беатрис могла проследить свою родословную до десятого века.

На самом деле, это касалось только предков по линии королевы Марты, впрочем, большинство людей предпочитало об этом не упоминать. В конце концов, король Георг I был всего лишь успешным плантатором до того, как удачно женился и еще более удачно провел военную кампанию. Он сражался так хорошо, что помог Америке отстоять свою независимость, за что благодарный народ возложил корону на его голову.








Зато по линии Марты Беатрис могла отследить свой род более чем на сорок поколений. Среди них были короли, королевы и эрцгерцоги, ученые и солдаты, даже один святой. «Можно многому научиться, оглядываясь назад, – любил повторять отец. – Никогда не забывай свои корни».

Сложно забыть, если сам носишь имена всех этих предков, вот как Беатрис, например, – точнее, Беатрис Джорджина Фредерика Луиза Вашингтон, наследная принцесса Америки.

Отец Беатрис, Его Величество король Георг IV, бросил на дочь взгляд, и она инстинктивно выпрямила спину, слушая, как верховный констебль обсуждает планы завтрашнего Бала королевы. Руки аккуратно сложены на скромной юбке-карандаш, ноги скрещены в лодыжках – ибо, как намертво вбил ей в голову учитель этикета, щелкая ее по запястью линейкой каждый раз, когда Беатрис забывалась, леди не закидывает ногу на ногу.

В отношении Беатрис правила отличались особой строгостью – она была не просто принцессой, ей предстояло стать первой женщиной, унаследовавшей трон Америки. Первой женщиной, которая будет править сама, не как консорт, супруга короля, а как настоящая королева.

Родись Беатрис лет на двадцать раньше, корона «перепрыгнула» бы через нее и ушла Джеффу. Но их дедушка, как известно, отменил этот устаревший закон, предписав, чтобы в грядущих поколениях трон наследовал не старший сын, а просто старший ребенок.

Беатрис позволила себе скользнуть взглядом по столу. Он был завален бумагами и уставлен чашками с давно остывшим кофе. Сегодняшнее заседание Кабинета было последним в декабре, а значит, подразумевало всевозможные годовые отчеты и длинные аналитические таблицы.

Заседания Кабинета министров всегда проходили здесь, в Звездном зале, названном так в честь позолоченных звезд, нарисованных на его синих стенах, и знаменитого окулуса наверху. Лучи зимнего солнца лились сквозь него и укрывали столешницу пестрым ковром бликов. Не то чтобы Беатрис получала удовольствие от этого вида. У нее редко выдавалась минутка выйти на улицу, за исключением тех дней, когда она вставала до рассвета, чтобы присоединиться к отцу во время его пробежек по столице в окружении охранников.

На краткий миг мелькнула неуместная в данную минуту мысль: интересно, а чем сейчас заняты ее родственники, если, конечно, уже вернулись из своей поездки по Восточной Азии? Близнецы Саманта и Джефф, на три года младше самой Беатрис, представляли собой опасный дуэт. Они были неугомонными и импульсивными, постоянно что-то замышляли и обладали слишком большой властью, чтобы хоть кто-то мог их угомонить. И теперь, полгода спустя после окончания средней школы, было ясно, что ни один из них не представлял, чем же заняться – разве что праздновать тот факт, что им уже восемнадцать и можно с полным правом покупать спиртное.

От близнецов никто ничего и не ожидал. Все надежды семьи – на самом деле, целого мира – сосредоточились на Беатрис, точно луч прожектора.

Наконец констебль закончил свой отчет. Король милостиво кивнул и встал.

– Благодарю, Джейкоб. Если больше никаких дел нет, предлагаю на этом завершить собрание.

Все поднялись и потянулись к дверям, болтая о завтрашнем бале или делясь планами на каникулы. Похоже, министры решили на время забыть о своих политических разногласиях – король в равной мере поделил посты между федералистами и демократо-республиканцами, – впрочем, Беатрис не сомневалась, что в новом году эти разногласия вспыхнут с новой силой.

Ее личный охранник, Коннор, что стоял за дверью рядом с офицером охраны короля, поднял взгляд. Оба мужчины входили в гвардию Ревера, элитный офицерский корпус из военных, посвятивших свою жизнь служению Короне.

– Беатрис, не могла бы ты задержаться на минуту? – спросил отец.

Беатрис, которая уже собиралась последовать за другими членами Кабинета в коридор, замерла.

– Конечно.

Ее отец снова сел, и она последовала его примеру.

– Еще раз спасибо за помощь с кандидатами, – сказал он.

Оба посмотрели на лежавший перед ним список имен в алфавитном порядке.

Беатрис улыбнулась.

– Я рада, что ты их одобрил.

Завтра во дворце намечался ежегодный праздничный прием, Бал королевы, названный так потому, что на самом первом рождественском балу именно королева Марта призвала Георга I пожаловать дворянство десяткам американцев, которые помогли делу революции. Традиция сохранилась по сей день. Каждый год король посвящал несколько своих подданных в рыцари за их службу стране, тем самым делая их лордами или леди. На этот раз отец впервые позволил Беатрис предложить кандидатов.

Не успела она поинтересоваться, чего же он хочет, как в дверь постучали. В зал вошла мама Беатрис, и король выдохнул с явным облегчением.

Королева Аделаида происходила из благородного семейства. До брака с королем ей предстояло унаследовать герцогство Канаверальское и герцогство Саваннское. В народе ее прозывали «дважды герцогиней».

Аделаида выросла в Атланте и никогда не теряла свой неповторимый южный шарм. До сих пор каждый ее жест был невыразимо элегантным: легкий поклон, с которым она улыбнулась дочери, поворот запястья, когда устроилась в ореховом кресле справа от Беатрис. Карамельные искорки поблескивали в густых каштановых волосах королевы, которые она каждое утро завивала на горячие бигуди и подхватывала ободком.

Сидя вот так, между родителями, Беатрис невольно ощутила, что попала в засаду.

– Привет, мам, – слегка озадаченно поздоровалась она. Королева обычно не являлась на обсуждение государственных дел.

– Беатрис, мы с мамой хотели поговорить о твоем будущем, – начал король.

Принцесса смущенно моргнула. Она всегда думала о будущем.

– На более личном уровне, – пояснила мама. – Нам интересно, есть ли сейчас в твоей жизни кто-то… особенный?

Беатрис опешила. Она ожидала, что этот разговор рано или поздно состоится, и сделала все возможное, чтобы мысленно к нему подготовиться. Просто не предполагала, что он случится так скоро.

– Нет, нет, – заверила она их. Родители рассеянно кивнули; оба знали, что дочь ни с кем не встречается. Вся страна это знала.

Король прочистил горло.

– Мы надеялись, что, возможно, ты начнешь подыскивать себе партнера. Человека, с которым захочешь провести всю жизнь.

Его слова эхом разнеслись по Звездному залу.

У Беатрис почти не было опыта в отношениях – не то чтобы всевозможные иностранные принцы не предпринимали попыток ее очаровать. Единственным, кто дошел до второго свидания, был принц Николай Греческий. Его родители отправили юношу в Гарвард, по обмену, на один семестр, явно надеясь, что он и американская принцесса потеряют голову друг от друга. Беатрис недолго встречалась с ним, чтобы угодить семьям, но ничего из этого не вышло, хотя Николай, пусть и младший сын, был одним из немногих подходящих ей молодых людей. Будущая правительница имела право выйти замуж только за аристократа.

Беатрис всегда знала, что не может встречаться с кем угодно, не может даже целоваться с кем угодно, как все прочие девушки в колледже. В конце концов, кому хочется видеть, как будущая королева тайком возвращается домой после вечеринки.

Нет, наследнице трона безопасней вовсе не иметь личной жизни, чтобы прессе не в чем было копаться: никаких обременений, никаких бывших, которые могли бы выложить интимные секреты в мемуарах. Отношения Беатрис не имели права на взлеты и падения. Стоит ей официально с кем-то сойтись, и картинка должна оставаться безупречной: пара счастлива, стабильна и предана друг другу.

Более чем достаточно, чтобы почти полностью отбить желание с кем-либо встречаться.

Годами пресса превозносила Беатрис за бережное отношение к своей репутации. Но с тех пор, как в июне ей исполнился двадцать один, репортеры сменили тон. Вместо «преданной» и «добродетельной» ее стали называть «одинокой» и «жалкой» – или, того хуже, «фригидной». Если принцесса ни с кем не встречается, жаловались они, как она собирается выйти замуж и приступить к важнейшей обязанности – рождению следующего наследника престола?

– А мне не рановато об этом беспокоиться? – спросила Беатрис, радуясь, что голос звучит спокойно. С другой стороны, она давным-давно научилась прятать чувства на публике.

– Мы с отцом поженились в твоем возрасте. А на следующий год я уже родила тебя, – напомнила королева. Поистине пугающая перспектива.

– Но это же было двадцать лет назад! – запротестовала Беатрис. – Никто не ждет, что я… в смысле, теперь все иначе.

– Мы и не говорим, чтобы ты прямо завтра бежала под венец. Лишь просим начать думать о браке. Решение предстоит непростое, и мы хотим помочь.

– Помочь?

– Есть несколько молодых людей, с которыми мы бы хотели тебя познакомить. Они все приглашены на завтрашний бал.

Королева открыла свою зернистой кожи сумочку, вытащила папку с разноцветными пластиковыми ярлычками и протянула дочери. На каждом ярлычке значилось имя. Лорд Хосе Рамирес, будущий герцог Техасский. Лорд Маршалл Дэвис, будущий герцог Оранжский. Лорд Теодор Итон, будущий герцог Бостонский.

– Пытаетесь меня пристроить?

– Просто предлагаем варианты. Хотим познакомить тебя с молодыми людьми, которые могут составить хорошую партию.

Беатрис автоматически пролистала страницы. Они были заполнены данными: семейные древа, фотографии, отчеты об успеваемости, даже рост и вес парней.

– Вы что, задействовали службу безопасности, чтобы получить все это?

– Что? Нет. – Казалось, короля потрясло само предположение, что он мог злоупотребить своими привилегиями в АНБ. – Юноши и их семьи сами добровольно предоставили информацию. Они знают, на что соглашаются.

– То есть вы уже с ними говорили, – неживым голосом подытожила Беатрис. – А завтра вечером, на Балу королевы, я должна буду провести интервью с каждым из этих… потенциальных мужей?

Мать возмущенно вскинула брови.

– Интервью? Как это черство звучит! Мы лишь просим поговорить с ними, узнать их. Кто знает? Вдруг один из них тебя удивит.

– Может, это действительно своего рода интервью, – признал король. – Беатрис, когда ты сделаешь свой выбор, тот мужчина станет не просто твоим мужем, но и первым в истории Америки королем-консортом. А жизнь с правящим монархом – это полноценная работа.

– Бесконечная работа, – вставила королева.

Через окно, выходившее на Мраморный двор, до Беатрис донесся взрыв смеха и болтовня, которую доблестно пытался перекрыть чей-то голос. Вероятно, школьников привели на экскурсию в последний день перед каникулами. Эти ребята были не намного моложе принцессы, но Беатрис чувствовала себя ужасно далекой от них.

Большим пальцем она пролистнула досье. Всего дюжина кандидатов.

– Папка довольно тонкая, – тихо заметила Беатрис.

Конечно, она всегда знала, что придется ловить рыбку в крошечном пруду, что выбор невероятно ограничен. Хотя все было не так плохо, как сто лет назад, когда брак короля заключался из соображений государственной политики, а не по велению сердца. По крайней мере, ей не нужно выходить замуж, чтобы скрепить международный договор.

Но все равно казалось маловероятным, что в этом списке найдется человек, в которого она сможет влюбиться.

– Мы с твоим отцом очень старались. Перебрали всех сыновей и внуков аристократов, прежде чем составить список, – мягко сказала мать.

Король кивнул.

– Там есть несколько совсем неплохих кандидатов, Беатрис. Все они умные, заботливые и из хороших семей – чтобы муж мог поддерживать тебя, не идя на поводу у своего эго.

Из хороших семей. Беатрис четко понимала, что это значит. Претенденты были сыновьями и внуками высокопоставленных американских дворян, ведь иностранные принцы ее возраста – вроде Николая, или Карла Шлезвиг-Гольштейнского, или Великого князя Петра, – уже выбыли из списка.

Беатрис перевела взгляд с отца на мать и обратно.

– А что, если моего будущего мужа нет в этом списке? Если я не захочу замуж ни за кого из них?

– Ты ведь даже еще их не видела, – вмешался отец. – Кроме того, наш с твоей мамой брак устроили наши родители, и видишь, как все обернулось. – Он с теплой улыбкой посмотрел в глаза королеве.

Немного успокоившись, Беатрис кивнула. Она знала, что именно так отец и выбрал маму – из короткого списка заранее одобренных кандидаток. До свадьбы родители виделись от силы дюжину раз. А их устроенный брак в итоге расцвел в истинную любовь.

А может, они правы? Может, и Беатрис влюбится в какого-нибудь парня из этой ужасно тонкой папки?

Похоже, вряд ли.

Беатрис еще не видела этих аристократов, но уже могла предположить, кого встретит: тех самых избалованных самовлюбленных юнцов, что годами кружили вокруг нее. Парней, которых она аккуратно отшивала в Гарварде, когда они звали ее в клуб или на вечер свиданий в братстве. Тех, кто, глядя на нее, видел не личность, а корону.

Иногда Беатрис закрадывалась в голову предательская мысль: а не так ли ее воспринимают и собственные родители?

Отец сложил руки на столе. На фоне загорелой кожи ярким блеском выделялись два кольца: простой золотой ободок обручального и, рядом с ним, массивная Большая печать Америки. Символы двух браков – с королевой и со страной.

– Мы всегда надеялись, что ты найдешь того, кого полюбишь и кто сможет справиться с требованиями этой жизни, – сказал король дочери. – Того, кто подойдет тебе и Америке.

Беатрис уловила невысказанный подтекст: если ей не удастся подобрать человека, отвечающего обоим требованиям, то на первый план выйдет благо страны. Гораздо важнее найти того, кто способен делать эту работу, и делать ее хорошо, чем следовать зову сердца.

Да и, честно говоря, Беатрис давно разочаровалась в своем сердце. Ее жизнь ей не принадлежала, ее выбор никогда не был полностью ее собственным – она знала это с детства.

Дед Беатрис, король Эдуард III, сказал ей это на смертном одре. Картина навсегда запечатлелась в памяти принцессы: специфический запах больницы, желтое флуоресцентное освещение, безапелляционный тон, которым дедушка выгнал всех остальных из комнаты.

– Мне нужно сказать кое-что Беатрис, – заявил он тем пугающим рыком, что приберегал только для нее.

Умирающий король взял маленькие ладошки внучки в свои истаявшие руки.

– Давным-давно суть монархии была в том, чтобы люди служили правителям. Теперь монарх обязан служить своему народу. Помни: это честь и привилегия – быть Вашингтоном и посвятить жизнь своей нации.

Беатрис торжественно кивнула. Она знала, что ее долг – прежде всего думать о людях; окружающие дружно твердили ей об этом с самого ее рождения. Девиз «Служить Богу и стране» был написан на стенах ее детской. Буквально.

– С этого момента ты – два человека одновременно: девочка Беатрис и Беатрис – наследница престола. Если они захотят разного, – веско сказал дед, – победить должна корона. Всегда. Поклянись мне в этом. – Его пальцы сомкнулись вокруг ее руки с неожиданной силой.

– Клянусь, – прошептала Беатрис. И словно бы не она сама произнесла эти слова; будто какая-то сила, возможно, дух самой Америки временно овладел ею и вырвал их из ее груди.

Беатрис жила этой священной клятвой. Она всегда знала, что однажды ей предстоит выбрать мужа. Но от внезапности происходящего – что, согласно ожиданиям родителей, выбирать придется уже завтра, да еще из такого короткого списка, – у Беатрис перехватило дыхание.

– Ты знаешь, что наша жизнь нелегка, – мягко сказал король. – Что часто изнутри она совершенно другая, чем выглядит снаружи. Беатрис, очень важно, чтобы ты нашла подходящего партнера. Такого, с которым можно преодолеть трудности и разделить успех. Мы с твоей мамой – единая команда. Без нее я бы ничего не смог сделать.

Беатрис сглотнула комок в горле. Что ж, если ей предстоит выйти замуж ради страны, то можно попытаться выбрать один из вариантов родителей.

– Давайте обсудим кандидатов, прежде чем я с ними встречусь? – наконец предложила она и открыла первую страницу.




2

Нина


Нина Гонсалес простучала каблучками вверх по лестнице в конце аудитории и направилась к своему обычному месту. Ниже тянулись ряды из сотен красных стульев, перед каждым из которых стоял деревянный стол. Почти все места были заняты. Читали введение в мировую историю, обязательный предмет для всех первокурсников в Королевском колледже, как повелел король Эдуард I, когда основал университет в тысяча восемьсот двадцать восьмом году.

Нина закатала рукава фланелевой рубашки, и на запястье мелькнула татуировка: ровные четкие линии на гладкой смуглой коже. Это был китайский иероглиф, означавший «дружба». Саманта настояла, чтобы они вместе сделали татуировку в честь своего восемнадцатилетия. Конечно, Сэм не имела права сверкать на публике рисунками на коже, поэтому набила свою где-то в более незаметном месте.

– Ты же сегодня пойдешь? – наклонилась с соседнего стула подруга Нины, Рейчел Гринбаум.

– Сегодня? – Нина заправила за ухо темные волосы. Симпатичный парень, что сидел в конце ряда, смотрел в ее сторону, но Нина решила его проигнорировать. Он слишком сильно походил на того, кого она все еще пыталась забыть.

– Мы собираемся в общем зале, посмотреть трансляцию Бала королевы. Я сделала вишневые пирожные по официальному рецепту Вашингтонов. Даже купила вишню в дворцовом магазине для большей аутентичности, – нетерпеливо пояснила Рейчел.

– Как здорово.

Вишневые пирожные славились на весь мир: во дворце уже несколько поколений подряд подавали их на каждом приеме или мероприятии на открытом воздухе. Интересно, что сказала бы Рейчел, узнай она, как Вашингтонов уже на самом деле тошнит от этих пирожных?

Честно говоря, было бы куда аутентичнее, приготовь подруга барбекю. Или тако на завтрак. Оба блюда королевская семья ела до неприличия часто.

– Так ты придешь? – надавила Рейчел.

Нина изо всех сил постаралась изобразить сожаление.

– Не могу. Вообще-то у меня сегодня смена.

Она работала в университетской библиотеке в рамках программы по трудоустройству, благодаря которой получала стипендию. Но даже будь Нина свободна, она все равно не имела ни малейшего желания смотреть трансляцию. Она несколько лет подряд ходила на бал, и из года в год он выглядел примерно одинаково.

– Не знала, что библиотека работает в пятницу вечером.

– Тогда, может, пойдешь со мной? Некоторые выпускники еще сдают экзамены; есть шанс найти себе парня постарше, – поддразнила Нина.

– Только ты можешь мечтать о знакомстве в библиотеке. – Рейчел покачала головой и тоскливо вздохнула. – Интересно, что сегодня наденет принцесса Беатрис? Помнишь платье, которое она носила в прошлом году, с иллюзией декольте? Такое элегантное.

Нина не хотела говорить о королевской семье, особенно с Рейчел, которая была слишком ими одержима. Однажды подруга призналась Нине, что называла своих любимых золотых рыбок Джефферсон – все десять штук подряд. Но глубокая преданность Сэм заставила Нину открыть рот.

– А как насчет Саманты? Она тоже всегда отлично выглядит.

Рейчел неодобрительно хмыкнула, решив оставить вопрос без ответа. Типичная реакция. Нация обожала Беатрис, свою будущую правительницу – по крайней мере, большинство людей, за исключением сексистских реакционных групп, которые все еще выступали против изменения Закона о престолонаследовании. Эти люди ненавидели Беатрис просто за то, что она имела смелость быть женщиной, которая унаследует трон, что всегда принадлежал мужчинам. Злобные и шумные, они неизменно высмеивали в Интернете фотографии Беатрис, освистывали ее на политических митингах.

Но если Беатрис народ просто любил, то Джефферсона буквально превозносил, что иногда походило на массовое помешательство. Джефф был единственным мальчиком в семье, и мир, казалось, был готов простить ему что угодно, даже если сама Нина не могла.

Что до Саманты… В лучшем случае люди забавлялись, читая новости о ее жизни. В худшем, что встречалось чаще, ее активно осуждали. Вот только все они не знали Сэм.

Не так, как Нина.

Профессор Уркарт тяжело поднялся на кафедру и спас Нину от необходимости отвечать. Все семьсот студентов прекратили болтать и развили бурную деятельность, расставляя перед собой ноутбуки. Нина, которая была, вероятно, последним человеком, что по-прежнему писал от руки в тетради, занесла карандаш над новой страницей и выжидающе подняла взгляд. Пылинки танцевали в лучах солнечного света, что лился в окна.

– Как мы с вами узнали за семестр, политические альянсы на рубеже веков, как правило, были двусторонними и легко распадались, поэтому многие из них закреплялись браками, – начал профессор Уркарт. – Ситуация изменилась с образованием Лиги королей: договором между несколькими странами, призванным обеспечить коллективную безопасность и мир. Лига была основана в тысяча восемьсот девяносто пятом году в ходе Парижской конвенции, созванной…

Людовиком, про себя закончила Нина. Это было самое простое во французской истории: всех их королей звали Людовиками, вплоть до нынешнего, Людовика XXIII. Честно говоря, французы были даже больше помешаны на этом имени, чем Вашингтоны на Джордже.

Она записала слова профессора в тетрадь, стараясь прогнать мысли о Вашингтонах. Предполагалось, что в колледже Нина сумеет начать жизнь с новой страницы, разберется, кто она есть на самом деле, без влияния королевской семьи.

Нина была лучшей подругой принцессы Саманты с самого их детства. Они познакомились двенадцать лет назад, когда мама Нины, Изабелла, пришла на собеседование во дворец. Прежний король – Эдуард III, дедушка Саманты – только что скончался, а новому правителю требовался камергер. Изабелла работала в Торговой палате, и каким-то чудесным образом ее начальник порекомендовал мать Нины Его Величеству. Не существовало никакого «конкурса» на работу во дворце. Они сами составляли список кандидатов, и если вы попадали в число немногих счастливчиков, вас просто туда вызывали.

В день собеседования няня, которая обычно сидела с Ниной, в последнюю минуту сообщила, что не придет. У Изабеллы не оставалось иного выбора, как взять Нину с собой.

– Сиди здесь и никуда не уходи, – наказала она, ведя дочь к скамейке в коридоре на первом этаже.

Нина тогда удивлялась, почему маму позвали на собеседование в настоящий замок, но позже узнала, что Вашингтонский дворец был не просто резиденцией королевской семьи в столице, но и административным центром Короны. Большинство из шести сотен комнат отводились под офисы или места общего пользования. Частные квартиры на втором этаже можно было опознать по овальным дверным ручкам, в отличие от повсеместно установленных круглых.

Нина поджала ноги и тихо открыла книгу, которую принесла с собой.

– Что ты читаешь?

Из-за угла выглядывало лицо, увенчанное копной каштановых волос. Нина мгновенно узнала принцессу Саманту. Хотя в полосатых легинсах и в платье с блестками она не особо походила на принцессу. Ее ногти были раскрашены под радугу, каждый в один из основных цветов.

– Ээ… – Нина постаралась прикрыть обложку. Книга была о принцессе, правда, выдуманной, но все же странно признаваться в этом настоящей.

– Мы с моим младшим братом сейчас читаем серию про драконов, – объявила Саманта и склонила голову набок. – Он, кстати, тебе не попадался? Нигде не могу его найти.

Нина покачала головой, а потом не удержалась:

– Я думала, вы близнецы.

– Да, но я на четыре минуты старше, а значит, Джефф мой младший брат, – с железной логикой пояснила Саманта. – Поможешь мне его поискать?

Принцесса была настоящим сгустком энергии, бегала по коридорам, открывала все двери подряд и заглядывала за мебель в поисках своего близнеца. И все время болтала, ведя своеобразную экскурсию по самым, на ее вкус, примечательным местам дворца.

– В этой комнате появляется призрак королевы Терезы. Я точно знаю, что это она, потому что призрак говорит по-французски, – зловеще сообщила Сэм, указывая на закрытую гостиную. Или: – Я каталась на роликах по этим коридорам, пока папа не поймал меня и не сказал, что мне нельзя. Беатрис тоже каталась, но какая разница, что она делает. – Саманта не обижалась, просто казалась задумчивой. – Однажды она станет королевой.

– А кем ты собираешься стать? – с любопытством спросила Нина.

Саманта улыбнулась.

– Всем остальным.

Она водила Нину из одного невероятного места в другое, через кладовые с прессованными льняными салфетками и кухни размером больше бальных залов. Шеф-повар дал им сахарное печенье из раскрашенной синей банки. Принцесса тут же укусила свое, а Нина спрятала угощение в карман. Оно показалось ей таким красивым, что жалко было есть.

Когда девочки вернулись к скамейке, Нина была потрясена, увидев, что ее мама идет по коридору и легко беседует с королем. Взрослые посмотрели на Нину, и она невольно замерла.

Король улыбнулся искренней мальчишечьей улыбкой, от которой его глаза засияли.

– Кто это у нас здесь?

Нина никогда раньше не встречала монарха, но какой-то врожденный инстинкт – возможно, отголосок того, что она сотню раз видела его по телевизору, – побудил ее поспешно присесть в реверансе.

– Это моя дочь, Нина, – тихо произнесла Изабелла.

Саманта подбежала к отцу и умоляюще потянула его за руку:

– Пап, можно Нина еще к нам придет?

Король тепло глянул на маму Нины.

– Саманта права. Вы можете приводить дочь с собой. В конце концов, непохоже, что у вас будет короткий рабочий день.

Изабелла моргнула.

– Ваше Величество?

– Девочки определенно сдружились, а я знаю, что у вашей жены тоже плотный график. Зачем Нине сидеть дома с няней, если можно приходить сюда?

В силу возраста Нина не понимала смущение матери.

– Мама, пожалуйста, – подхватила она со всем возможным пылом.

Изабелла вздохнула и сдалась.

Вот так Нина и вошла в жизнь королевских близнецов.

Они стали неразлучным трио: принц, принцесса и дочь камергера. Тогда Нина даже не подозревала, в чем разница между ее жизнью и жизнью Саманты. Ибо, несмотря на то, что они были близнецами и членами королевской семьи, с Джеффом и Сэм Нина никогда не чувствовала себя чужой. Во всяком случае, вся троица была в равной степени исключена из гламурного и недоступного мира взрослых – даже из мира Беатрис, которая в возрасте десяти лет уже брала частные уроки, помимо стандартного курса средней школы.

Сэм и Джефф всегда были заводилами, а Нина безуспешно пыталась их сдерживать. Они постоянно убегали от няни и устраивали какие-то проделки: то плавали в крытом бассейне с подогревом, то отправлялись на поиски тайников и бомбоубежищ, которые, по слухам, были спрятаны по всему дворцу. Однажды Саманта убедила их залезть под стол и подслушать частную встречу короля с послом Австрии. Их поймали уже через две минуты, когда Джефф потянул скатерть и опрокинул кувшин с водой, но к тому времени Саманта успела капнуть медом в туфлю посла.

– Если не хочешь обнаружить мед в туфлях, нечего снимать их под столом, – заявила она позже с озорным блеском в глазах.

То, что дружба Саманты и Нины продлилась все эти годы, было целиком и полностью заслугой принцессы. Сэм отказалась расставаться с подругой, даже когда они пошли в разные школы, даже после того, как мама Нины оставила пост камергера и была назначена министром финансов. Саманта просто продолжила приглашать Нину во дворец переночевать, или в резиденции Вашингтонов на праздничные выходные, или на государственные мероприятия в качестве своей сопровождающей.

Мамы Нины испытывали смешанные чувства по поводу дружбы их дочери с принцессой. Изабелла и Джули сошлись много лет назад в аспирантуре и к настоящему времени стали одной из самых влиятельных пар: Изабелла – министр финансов, Джули – основатель успешного бизнеса в сфере электронной коммерции. Они редко спорили, но сложные отношения Нины с Вашингтонами были одним из вопросов, по которым родителям никогда не удавалось договориться.

– Мы не можем отпустить Нину в эту поездку, – запротестовала Изабелла, когда Саманта пригласила подругу в пляжный дом королевской семьи. – Не хочу, чтобы она проводила с ними слишком много времени, особенно когда нас нет рядом.

Нина ловила голоса родителей, что доносились по старомодной отопительной системе здания. Она сидела у себя спальне на третьем этаже, под чердаком, и не собиралась подслушивать… но также никогда не извещала мам, как легко могла их слышать, если они разговаривали в гостиной.

– Почему? – удивилась Джули; ее голос странным образом искажался в старых металлических трубах.

– Потому что я о ней беспокоюсь! Мир, в котором обитают Вашингтоны, со всеми этими частными самолетами, придворными балами и протоколами – это не реальность. И неважно, как часто они ее приглашают или как сильно ее любит принцесса Саманта, Нина никогда не станет одной из них. – Изабелла вздохнула. – Я не хочу, чтобы она чувствовала себя, словно бедная родственница из романа Джейн Остин.

Нина сдвинулась на матрасе так, чтобы лучше расслышать ответ.

– Принцесса всегда была для Нины хорошей подругой, – возразила Джули. – А тебе следует чуть больше верить в то, как мы воспитали нашу дочь. Во всяком случае, я думаю, что Нина окажет положительное влияние на Саманту, напоминая той, что мир существует и за пределами дворцовых ворот. Принцессе, вероятно, нужна нормальная подруга.

К тому времени, когда они перешли в старшие классы, Нина уже привыкла к хитрым планам и заразительному возбуждению своей лучшей подруги. «Давай вытащим Альберта!» – могла написать Сэм, имея в виду лимонно-желтый джип, который выпросила у родителей на шестнадцатилетие. Принцесса получила машину, но никак не могла сдать параллельную парковку, поэтому по-прежнему не имела прав. Это означало, что в итоге Нина водила этот вызывающе-желтый джип по всей столице, а Саманта, скрестив ноги, сидела рядом, умоляя ее заскочить по пути в «макдоналдс». Со временем Нина даже перестала обращать внимание на охранника, что недовольно наблюдал за ними с заднего сиденья.

Благодаря Сэм Нина слишком легко забыла о бесчисленных различиях между ними. И любила подругу без всяких условий и условностей, как любила бы сестру. Просто так сложилось, что «сестра» оказалась принцессой Америки.

Но за последние шесть месяцев их отношения неуловимо изменились. Нина никогда не рассказывала Сэм, что случилось в ночь выпускного близнецов, и чем дольше хранила секрет, тем больше становилась пропасть между ней и подругой. Затем Сэм и Джефф отправились в свою сумасшедшую поездку в честь окончания школы, а Нина поступила в колледж, и, возможно, все это было к лучшему. Она получила шанс наладить нормальную жизнь, без частных самолетов, придворных торжеств и протокола, который так волновал Изабеллу. Нина могла вернуться в свой обычный, реальный мир.

В Королевском колледже девушка никому не призналась, что Саманта – ее лучшая подруга. Ребята, вероятно, решили бы, что Нина лжет, или, если бы поверили ей, то могли бы попытаться использовать ее ради связей. Еще неизвестно, что хуже.

Профессор Уркарт выключил микрофон, показывая, что лекция окончена. Все встали и принялись закрывать ноутбуки, тихо переговариваясь меж собой. Нина нацарапала последние строки в тетради, затем бросила ее в сумку, закинула ремень на плечо, спустилась вслед за Рейчел вниз по лестнице и вышла во двор.

В коридоре к ним присоединились еще несколько девушек, которые восторженно щебетали о предстоящем Бале королевы. Все пошли к столовой, где студенты обычно перекусывали после занятий, но Нина замедлила шаг.

Ее внимание привлекло какое-то движение на улице. У обочины тихо урчал черный лимузин. Из окна свешивался лист бумаги с написанным на нем именем Нины.

Этот почерк она узнала бы из тысячи.

– Нина! Ты идешь? – позвала Рейчел.

– Извини, мне надо встретиться со своим методистом, – соврала Нина, выждала еще немного, а потом побежала через лужайку к машине.

На заднем сиденье ее ждала принцесса Саманта в велюровых спортивных штанах и белой футболке, сквозь которую просвечивал розовый лифчик. Нина поспешно забралась в лимузин и закрыла дверь, пока никто не увидел.

– Нина! Я по тебе скучала! – Сэм, как обычно, порывисто обняла подругу.

– Я тоже по тебе скучала, – пробормотала Нина в плечо принцессы. Миллион вопросов крутился на языке.

Наконец Саманта отстранилась и подалась вперед, чтобы дать указания водителю.

– Можете просто покружить по кампусу. – Все та же типичная Сэм; ей постоянно нужно было двигаться, даже если она никуда конкретно не собиралась.

– Сэм, что ты здесь делаешь? Ты разве не должна готовиться к балу?

– Я тебя похищаю и тащу на бал как свою спутницу! – сообщила подруга заговорщическим тоном.

– Извини, я сегодня работаю, – покачала головой Нина.

– Но там будут твои родители – уверена, они будут счастливы тебя увидеть! – Сэм вздохнула. – Нина, пожалуйста. Мне сейчас очень не повредит поддержка.

– Ты же только вернулась. – На что король с королевой уже могут сердиться?

– В последнее утро в Таиланде мы с Джеффом сбежали от своей охраны, – призналась Сэм, глядя в окно.

Они ехали по Колледж-стрит в сторону готического здания библиотеки Дэндриджа.

– Вы улизнули от своих телохранителей? Как?

– Убежали от них, – повторила Саманта, не в силах сдержать улыбку. – В прямом смысле слова. Повернулись и рванули по встречной полосе, виляя между машинами, а затем отправились в пункт проката квадроциклов. Взяли пару и поехали кататься по джунглям. Это было невероятно.

– Рискованная затея, – заметила Нина, и Сэм рассмеялась.

– Ты говоришь точно как мои родители! Видишь, вот почему ты мне нужна. Я надеялась, что если сегодня вечером ты пойдешь со мной…

– То смогу за тобой проследить? – договорила за нее Нина. Словно ей хоть раз удавалось проконтролировать принцессу. Никакая сила на земле не могла остановить Саманту, если та что-то вбивала себе в голову.

– Ну, ты же хорошая девушка!

– Хорошая только в сравнении с тобой, – уточнила Нина. – Невелико достижение.

– Тебе вообще следует сказать мне спасибо, что я установила планку так низко, – поддразнила Сэм. – Слушай, мы можем уйти с приема пораньше; прихватим с кухни домашнее печенье, будем допоздна смотреть паршивые реалити-шоу… Мы сто лет пижамную вечеринку не устраивали! Ну, пожалуйста, – повторила она. – Я так по тебе соскучилась.

Сложно устоять, когда лучшая подруга тебя умоляет.

– Думаю… я смогу уговорить Джоди поменяться со мной сменами, – сдалась Нина, помявшись так недолго, что Сэм, пожалуй, даже этого не заметила.

– Спасибо! – восторженно взвизгнула Саманта. – Кстати, я привезла тебе кое-что из Бангкока. – Она покопалась в сумке и наконец выудила пакетик конфет M&M’s.

Ярко-голубую упаковку испещряли витиеватые надписи на тайском.

– Ты вспомнила. – M&M’s были любимым лакомством Нины.

Сэм всегда привозила ей их из своих заграничных поездок – где-то вычитала, что в каждой стране свой рецепт, и решила, что они с Ниной должны перепробовать все возможные.

– Ну как? – спросила Сэм, когда Нина сунула в рот шоколадную конфету.

– Вкуснятина. – На самом деле лакомство немного отдавало затхлостью: неудивительно, если вспомнить, сколько километров оно проехало в боковом кармане сумочки Саманты.

Они свернули за угол, и в поле зрения плавно выплыл дворец – слишком рано, на вкус Нины, но, в конце концов, Королевский колледж находился всего в паре миль от резиденции монарха. Сосны гордо высились по обе стороны улицы, забитой офисами и людьми. Дворец выделялся на синей эмали неба ослепительно-белым пятном. Его отражение танцевало в водах Потомака, и казалось, существует два дворца – один настоящий и другой подводный, сказочный.

Туристы толпились у железных ворот, там же выстроилась охрана, вскинув руки в военном приветствии. Пока лимузин выписывал круг, Нина увидела трепещущий край королевского штандарта – флаг показывал, что монарх официально в своей резиденции.

Нина глубоко вздохнула, собираясь с духом. Ей не хотелось возвращаться во дворец и сталкиваться с ним. Она все еще ненавидела его за то, что случилось в ночь выпускного.

Но еще больше Нина ненавидела себя, ведь в глубине души втайне мечтала его увидеть, даже после всего того, что он натворил.




3

Дафна


Дафна Дитон повернула ключ в замочной скважине входной двери своего дома и остановилась. По привычке с улыбкой оглянулась через плечо, хотя уже несколько месяцев папарацци не собирались у нее на лужайке, как тогда, когда она встречалась с Джефферсоном.

По другую сторону реки виднелся уголок Вашингтонского дворца. Центра мира – по крайней мере, мира Дафны.

С этой перспективы он был прекрасен, солнечный свет струился по кирпичам из белого песчаника и высоким арочным окнам. Но, как знала Дафна, дворец был далеко не таким упорядоченным, как казалось. Построенный на месте Маунт-Вернон, дома короля Георга I, он неоднократно обновлялся, когда различные монархи пытались оставить свой след в его истории. Теперь резиденция представляла собой запутанное гнездо галерей, лестниц и коридоров, в которых постоянно сновало множество народу.

Дафна жила со своими родителями на окраине Геральд Оукс, скопления величественных аристократических домов к востоку от дворца. В отличие от соседних поместий, которые наследовались в течение последних двух с половиной веков, дом Дейтонов был совершенно новым. Так же, как их дворянство.

По крайней мере, у ее семьи был титул, слава богу, пусть и не столь значимый, как хотелось бы Дафне. Ее отец, Питер, был вторым баронетом Маргрейвом. Титул им даровал король Эдуард III за «личную дипломатическую службу» деда Дафны императрице Анне Российской. Никто в семье никогда не объяснял, в чем заключалась специфика этой самой личной службы. Естественно, Дафна сделала собственные выводы.

Она закрыла за собой дверь, сняла с плеча кожаную сумку с книгами и услышала из столовой голос мамы:

– Дафна? Не зайдешь сюда?

– Конечно. – Дафна заставила себя скрыть раздражение.

Она знала, что сегодня родители вновь устроят семейный совет, как делали это уже не раз: когда Джефферсон впервые позвал Дафну на свидание, или когда пригласил ее в отпуск со своей семьей, или в тот немыслимый день, когда он с ней расстался. Каждая веха в ее отношениях с принцем была отмечена одним из подобных советов. Так уж повелось в ее семье.

Не то чтобы родители как-то влияли на процесс. Все, что Дафна делала с Джефферсоном, она решала строго сама.

Дафна села за стол напротив родителей и небрежно потянулась за кувшином чая со льдом. Она точно знала, что сейчас скажет мать.

– Прошлой ночью он вернулся.

Не было необходимости уточнять, о ком идет речь. Принц Джефферсон Джордж Александр Август – самый младший из трех королевских отпрысков Вашингтон и единственный мальчик.

– Я знаю. – Словно бы Дафна сама не установила дюжину интернет-оповещений по имени принца, не штудировала СМИ в поисках любой крупицы информации о его нынешнем положении. Словно она не знала Джефферсона лучше, чем кто-либо, – пожалуй, даже лучше, чем его родная мать.

– Ты не пошла встречать его в аэропорт.

– И стоять там, рядом с визжащими фанатками? Вот уж нет. Я увижу Джефферсона сегодня, на Балу королевы. – Дафна подчеркнуто отказывалась называть принца Джеффом, как все прочие. Уменьшительное имя звучало возмутительно не по-королевски.

– Полгода прошло, – напомнил отец. – Ты точно готова?

– Полагаю, да, – резко ответила Дафна. Ну, разумеется, она готова.

Мать поспешила вмешаться.

– Мы лишь пытаемся помочь, Дафна. Сегодня важный день. После всего, что мы сделали…

Психолог мог бы предположить, что Дафна унаследовала амбиции от своих родителей, но точнее было бы сказать, что амбиции родителей сконцентрировались в ней, как изогнутая стеклянная линза фокусирует рассеянные лучи солнца. Восхождение Ребекки Дейтон по социальной лестнице началось задолго до рождения Дафны. Бекки, как ее тогда звали, покинула свой маленький городок в штате Небраска в возрасте девятнадцати лет, имея только потрясающую внешность и острый ум. Буквально несколько недель спустя она уже подписала контракт с ведущим модельным агентством. Вскоре ее лицо красовалось на обложках журналов и рекламных щитах, мелькало в рекламе нижнего белья и автомобилей. Америка увлеклась ею. В конце концов, Бекки стала позиционировать себя как Ребекку и нацелилась на титул. А после встречи с отцом Дафны получение титула леди Маргрейв стало лишь вопросом времени. И если бы все пошло по плану и Дафна вышла бы замуж за Джефферсона, ее родители наверняка бы поднялись выше скромного баронетства. Они могли бы стать графом и графиней… возможно, даже маркизом и маркизой.

– Мы просто заботимся о тебе, – прибавила Ребекка, не сводя глаз с дочери.

Вернее, о себе, хотелось ответить Дафне, но вместо этого она заверила мать, мол, с ней все в порядке. Годами она знала, что станет женой принца. Именно так – знала. Не надеялась, не мечтала, даже не предчувствовала. Все эти слова содержали в себе элемент случая, неуверенности.

В детстве Дафна жалела девочек из своей школы, которые были одержимы королевской семьей: тех, кто копировал все, что носили принцессы, или клеил в шкафчиках фотографию принца Джефферсона. Что за блажь страдать над плакатом, притворяясь, будто принц твой парень? Притворство – для детей или дураков, а Дафна не относила себя ни к тем, ни к другим.

Затем в восьмом классе Дафну с другими школьниками повели на экскурсию во дворец, и она поняла, отчего родители так одержимо цепляются за свой аристократический статус. Потому что он был окном в этот мир.

Разглядывая покои во всем их недостижимом блеске, Дафна услышала шепотки одноклассников, мол, как, наверное, здорово быть принцессой, и поняла: а ведь они правы. Быть принцессой замечательно. Поэтому Дафна, в отличие от них всех, ею и станет.

После той поездки Дафна решила, что будет встречаться с принцем, и добилась этого, как и всех целей, которые когда-либо перед собой ставила. Она подала документы в частную школу для девочек святой Урсулы, которую с незапамятных времен посещали дочери королевской семьи. Сестры Джефферсона пошли туда. Делу не повредило, что школа самого принца, Академия Форсайт для мальчиков, стояла по соседству.

И, конечно, к концу года принц позвал ее на свидание. Дафна училась на первом курсе, он на втором.

Не всегда было легко управлять кем-то, столь спонтанным и безрассудным, как Джефферсон. Но Дафна являла собой живое воплощение понятия «принцесса»: милостивая, совершенная и, конечно, красивая. Она очаровала американский народ и прессу. Она даже получила одобрение королевы-матери, а бабушке Джефферсона, как известно, было практически невозможно угодить.

Так продолжалось до самого выпускного вечера Джефферсона в средней школе. В ту ночь все полетело кувырком. Химари пострадала, и Дафна пошла искать Джефферсона – только чтобы найти его в постели с другой девушкой.

Это точно был он: свет играл на темно-каштановых прядях принца. Дафна с трудом вспомнила, как дышать. Перед глазами плясали точки. После всего, что произошло, после того пути, который ей пришлось осилить…

Она попятилась и выскочила прочь, прежде чем любовники успели ее заметить.

На следующее утро Джефферсон позвонил. Дафна запаниковала, что он каким-то образом все узнал – узнал об ужасной, немыслимой вещи, которую она сделала. Вместо этого принц разразился бездушной прощальной речью, которую с тем же успехом могли написать его пиарщики. Джефферсон все твердил, как они оба молоды; что Дафна еще не закончила среднюю школу, а сам он не знает, чем займется в следующем году. Возможно, им обоим будет лучше, если они проведут какое-то время порознь, и он надеется, что они останутся друзьями. До жути спокойным голосом Дафна заверила принца: мол, все понимает.

Стоило ему повесить трубку, Дафна набрала Наташу из «Дейли Ньюс» и поведала свою версию разрыва. Давным-давно она поняла, что первая статья всегда самая важная, так как задает тон последующим. Поэтому проследила, чтобы Наташа написала: Дафна и Джефферсон расстались по обоюдному согласию, решили, что так будет лучше.

По крайней мере, пока, едва уловимо намекала статья.

Следующие полгода Джефферсон отсутствовал – сперва посещал страны в рамках королевского тура, затем напропалую кутил вместе со своей сестрой-близнецом. У Дафны было предостаточно времени обдумать их отношения, что они оба натворили и чем она за это заплатила.

Но даже после всего произошедшего, после всего, что всплыло на поверхность, Дафна по-прежнему хотела стать принцессой. И намеревалась вновь завоевать Джефферсона.

– Мы просто пытаемся присматривать за тобой, Дафна, – продолжала Ребекка так же серьезно, как если бы обсуждала смертельно опасную болезнь. – Особенно сейчас…

Дафна понимала, к чему клонит мать. Они с Джефферсоном расстались, открывается новый сезон, и за ним вновь начнут бегать стайки девушек. БРАКоньерши, как называли их газетчики. Лично Дафна предпочитала именовать их шлюхами Джеффа. Откуда бы они ни заявлялись, сценарий был один: короткие юбки, высоченные каблуки, часами сидят в барах или лобби отеля, лишь бы взглянуть на кумира. Джефферсон – как обычно, ничего не замечая – беззаботно порхал с места на место, точно бабочка, а девицы преследовали его, держа наготове сачки.

Эти БРАКоньерши, на самом деле, не могли тягаться с Дафной, просто были не из ее лиги. И все же каждый раз, видя фото Джефферсона в окружении девиц, Дафна поневоле чувствовала тревогу. Соперниц было слишком много.

Не говоря уже о той девчонке в постели Джефферсона, кем бы она ни оказалась. Из каких-то мазохистских побуждений Дафне хотелось узнать ее имя. С той ночи она все ждала, когда девица явит миру свои откровения, но их так и не последовало.

Чтобы успокоиться, Дафна посмотрела на себя в зеркало, висящее над комодом.

Она прекрасна, никаких сомнений. Красива той редкой, пьянящей красотой, которой обычно приписывают все успехи и оправдывают все поражения. Дафна унаследовала яркие черты Ребекки, ее алебастровый цвет лица и, прежде всего, ее глаза: эти выразительные зеленые глаза с золотыми искорками, которые, казалось, намекали на таящиеся в глубине секреты. Но волосы Дафна взяла от Питера. Великолепное буйство цвета, все оттенки от меди до красной смородины и жимолости; роскошные локоны ниспадали почти до талии.

Дафна слегка улыбнулась, как обычно, умиротворенная собственным многообещающим отражением.

– Дафна, – ворвался в мысли голос отца. – Что бы ни случилось, знай, мы на твоей стороне. Всегда.

Что бы ни случилось. Дафна пристально глянула на родителя. Знает ли он, что она сотворила той ночью?

– У меня все будет хорошо, – повторила Дафна и на этом закрыла тему.

Она знала, чего от нее ждали. Если план не сработал, составляй другой; если упала, то падай строго вперед. Для нее не существовало иных вариантов. Всегда – только вперед.

Родители понятия не имели, на что способна их дочь – и что она уже сделала в погоне за короной.




4

Саманта


В тот вечер Саманта направилась к неприметной двери, что притулилась в коридоре внизу, словно архитектор вспомнил о ней в последний момент. Может, и неприметной, однако это была «дверь вздохов», отдельный вход для королевской семьи в большой бальный зал. Называлась она так потому, что принцессы, которых в силу юного возраста еще не пускали на приемы, поколениями торчали у нее и тоскливо вздыхали, подглядывая за танцами.

– Ох, и влетит тебе от родителей, – предупредила Нина, идя рядом.

– Возможно. – Саманта сомневалась, что родители вообще заметят ее опоздание. Они никогда не обращали внимания на младшую дочь, разве что она вынуждала их откровенно скандальными поступками.

Рядом шел начальник охраны, сжав губы в тонкую линию. Калеб явно все еще злился на подопечную за ту выходку в Таиланде. Что ж, Сэм не хотела выскакивать на встречную полосу; Калеб просто не оставил ей выбора. Ничто иное не сработало – ни уговоры, ни мольбы, ни даже ее последний трюк, который заключался в жалобах на спазмы или просьбе купить тампоны. Телохранитель просто вручил ей две таблетки обезболивающего и бутылку воды.

– Вхожу с Воробьем, – пробормотал Калеб в свою рацию.

Сэм проглотила вспышку раздражения, услышав свое кодовое имя. Всех членов королевской семьи обозначали как птиц: король – Орел, королева – Лебедь, Беатрис – Сокол, Джефф – Сиалия. Всего пару лет назад Сэм узнала, почему охрана всегда называла ее Воробьем.

Самая незначительная. Не наследница. Дополнительный ребенок, живая запасная батарейка.

Глашатай, что нес вахту у «двери вздохов», не осмелился упрекнуть Сэм в опоздании. Он терпеливо ждал, пока она, решив поправить помаду, достала из расшитого бисером клатча блеск для губ – сделанный на заказ пионовый оттенок. Ей предлагали многомиллионную сделку за право назвать оттенок «Американская роза» и поставить лицо Сэм на тюбик, но она отказалась. Ей нравилось думать, что цвет полностью принадлежит ей, а не фирме.

Когда она кивнула, герольд вошел в бальный зал и стукнул об пол огромным золотым посохом. Звук перекрыл шум приема: звон бокалов, шорох кожаных подошв и низкий гул сплетен.

– Ее Королевское Высочество Саманта Марта Джорджина Амфиллис из Дома Вашингтон!

Сэм в последний раз глянула на Нину и вошла в зал.

Сотни глаз мгновенно оценивающе впились в Саманту. Все прикидывали, сколько килограммов она набрала за путешествие, сколько стоит ее платье, как она, наверное, завидует старшей сестре. Сэм постаралась не поморщиться. Она успела забыть, как велик двор, а здесь собрались все до последнего аристократа и политика, даже их супруги и те, кому не суждено унаследовать титул.

Официанты в белых перчатках разносили шампанское, а струнный квартет на заднем плане играл джазовую музыку. Вся зала была украшена еловыми ветвями и остролистом, пуансеттиями и огромными красными бархатными бантами. В углу стояла официальная рождественская елка, с ветвей которой ниспадали старомодные гирлянды из попкорна и вишни. Так королевская семья украшала ель уже сто лет подряд.

Джефф стоял на свежем воздухе. Стеклянные двери балкона были распахнуты; придворные высыпали наружу и собрались под паутинками огоньков. Несколько друзей близнецов уже обосновались там. Джефф встретил взгляд сестры, попытался безмолвно предупредить ее, но тут рука схватила Сэм за локоть, точно тиски.

– Саманта. Нам надо поговорить. – Королева Аделаида в черном платье без бретелек выглядела хладнокровно и элегантно, ее блестящие волосы скрепляли бриллиантовые заколки – те самые, что Георг II выиграл у французского короля Людовика XVI в карты. Люди называли ту партию «Луизианской авантюрой», поскольку в результате Франция уступила Америке территорию Луизианы.

– Привет, мам, – весело поздоровалась Сэм, зная, что усилия тщетны.

– Это не то платье, что я тебе выбрала. – Аделаида обладала уникальной способностью хмуриться и улыбаться разом. Сэм всегда считала, что это страшновато и в то же время впечатляюще.

– Я знаю. – Саманта проигнорировала наряд, который выбрала мама, и вместо этого взяла расшитое серебряными пайетками платье на одно плечо: слишком броское и не подходящее для такого формального события. Плевать. Ее пышные темные волосы были распущенными и в беспорядке, словно она только что вылезла из кровати. Саманта также позаимствовала колье своей бабушки, сделанное из огромных, ограненных в виде кабошонов рубинов, перемежающихся бриллиантами, но вместо того, чтобы застегнуть его на шее, обмотала вокруг запястья, превращая элегантные камни во что-то почти сексуальное.

Сэм давным-давно решила, что раз уж ей не зваться красивой, то можно стать, как минимум, интересной. А красавицей она не была, по крайней мере, по общепринятым стандартам – слишком широкий и слишком покатый лоб, слишком тяжелые брови, слишком резкие черты лица, как у дальних ганноверских родичей.

Но стоило Саманте начать говорить – и люди, как правило, забывали обо всем. В ней бурлила какая-то заразительная энергия, словно она была более живой, чем все остальные. Как будто все ее нервные окончания искрились прямо под кожей.

Королева твердой рукой увела дочь подальше от любопытных ушей.

– Мы с отцом тобой разочарованы, – начала Аделаида.

«Какая новость».

– Прости, – устало ответила Сэм.

Принцесса уже знала этот сценарий, знала, что проще сказать матери то, что она хочет услышать. Вчера Саманта приземлилась поздно вечером, и ей удалось разминуться с родителями, а сегодня они были слишком заняты подготовкой к балу. Но Сэм знала, что не может избегать их вечно.

– Прости? – прошипела королева. – И это все, что ты можешь сказать после того, как сбежала от охраны? Саманта, подобное поведение непростительно! Эти люди каждый день ради тебя рискуют жизнью. Их работа – буквально заслонить тебя от пули. Как минимум ты обязана проявлять к ним уважение!

– А Джеффу ты тоже это все уже сказала? – спросила Сэм, будто и так не знала ответа. Братец всегда выходил сухим из воды.

Нечестно. Какого бы прогресса на словах ни достигла Америка, по отношению ко всему действовали двойные сексистские стандарты. Она и Джефф служили тому живым доказательством, вроде научных экспериментов, когда близнецов помещают в одинаковые условия с одной переменной и смотрят на реакцию.

Отличие заключалось в том, что Джефф – мальчик, а Сэм – девочка, и когда они вели себя совершенно одинаково, люди оценивали это по-разному.

Если папарацци ловили Джеффа на шопинге, то он «тратил деньги по особому случаю», в то время как Саманту клеймили избалованной транжирой.

Если появлялись фотографии, как явно пьяный Джефф, спотыкаясь, идет из бара, говорили, мол, принц «выпускает пар». Саманту звали дикой тусовщицей.

Если Джефф давал отпор папарацци, он просто «проявлял твердость и защищал свою личную жизнь». Саманта была безжалостной стервой.

Хотела бы она посмотреть, что сказала бы пресса, если бы Беатрис позволила себе что-то возмутительное, но, разумеется, Беатрис никогда не переступала черту.

Да, Джефф в таком положении дел был не виноват. И все же… Сэм хотелось все изменить. Впрочем, это было не в ее власти.

– Не понимаю, что такого? – слабо запротестовала она. – Мы никому не навредили. Почему вы не дадите мне просто в кои-то веки насладиться жизнью?

– Саманта, ни у кого язык не повернулся бы утверждать, будто ты не наслаждаешься жизнью, – рявкнула Аделаида.

Сэм постаралась не показать виду, как ее ранили слова матери.

Королева тяжело вздохнула.

– Пожалуйста, ты не могла бы хотя бы попытаться достойно себя вести? У твоей сестры важный вечер.

Что-то в ее тоне заставило Саманту насторожиться.

– О чем ты?

Королева лишь поджала губы. Что бы ни происходило, Саманте она не доверяла. Как обычно.

Сэм наполовину пожелала перенестись назад, в тот момент в Таиланде, когда она повернулась к Джеффу и с вызовом подняла бровь, мол, давай сбежим. Или даже раньше, до того, как Аделаида стала смотреть на нее с таким явным разочарованием. Сэм вспомнила, как мама улыбалась ей, когда она приходила домой с рассказами, как прошел день в школе. Аделаида держала Сэм на коленях и заплетала ей французские косы, нежно расчесывая пряди.

Но какой толк? Никто не заботился, что на самом деле думает младшая принцесса; от нее требовалось просто заткнуться и не отвлекать внимание СМИ от идеальной Беатрис. Стоять на заднем плане. Быть видной, но неслышной.

Упрямо вскинув голову, Саманта пошла через зал. Что ж, теперь все могли обсудить ее платье, что переливалось, как дискотечный шар. Сэм смотрела гордо и с вызовом.

Она была почти у дальних дверей, когда увидела свою старшую сестру в строгом коктейльном платье, вероятно, ее первом наряде на вечер: обычно Беатрис несколько раз переодевалась за время бала. Она беседовала с какой-то сухопарой седой женщиной. Сэм не сразу поняла, что они говорят не по-английски.

Она поспешила мимо и остановилась у бара, в сторонке, чтобы никто не видел.

Куда же запропастилась Нина? Сэм достала телефон и набрала сообщение: «Пошла за выпивкой, подтягивайся». Затем подалась вперед и поймала взгляд бармена.

– Можно мне пива?

Он вопросительно уставился на Саманту. Оба знали, что во дворце на такие приемы пиво не подают. Слишком непритязательно, что бы это ни означало.

– Пожалуйста, – прибавила Сэм с самой милой улыбкой, которую только смогла изобразить. – Неужели у вас даже одной бутылки не найдется?

Бармен помялся, прикидывая риск, затем нырнул под стойку и секунду спустя появился с парой запотевших бутылок пива.

– Я вам его не давал. – Он подмигнул и отошел подальше от улики.

– О, отлично, я как раз искал, – раздался голос слева, и одна из бутылок пропала.

– Эй, это мое! – Сэм резко обернулась.

Парень, стоящий рядом с ней, откинулся на стойку, в его шокирующе голубых глазах отражался свет. Он выглядел на пару лет старше, примерно того же возраста, что и Беатрис, с непослушными светлыми волосами и точеными чертами лица. Если бы не ямочки на щеках, его идеальность была бы почти пугающей.

Кто же он такой? В отличие от большинства дворян, которые, по опыту Сэм, были довольно рыхлыми, парень обладал мускулистым телом спортсмена.

– Тише, бандитка. Не стоит надираться за двоих так рано.

– Ты сейчас назвал меня бандиткой? – переспросила Сэм, не зная, оскорбляться или восхищаться.

– Предпочитаешь «Ваше Высочество»? – Он насмешливо отвесил Сэм поклон. – Я, кстати, Теодор Итон. Друзья зовут меня Тедди.

Значит, он все же высокородный. Даже очень, на самом деле. Сэм понравилось, что он представился уменьшительным именем, когда по факту, как наследник герцогства, являлся лордом Теодором Итоном.

Итоны считались одной из самых выдающихся семей в Новой Англии со времен «Мэйфлауэра». Кто-то сказал бы, что они даже более американцы, чем Вашингтоны, которые, в конце концов, на протяжении большей части последних двух столетий мешали кровь с иностранными королями. Отцом Тедди был нынешний герцог Бостонский: один из тринадцати герцогов, награжденных Георгом I на самом первом Балу королевы. Эти семьи иногда называли старой гвардией, потому что герцогств больше не создавали. Конгресс ввел запрет на эту практику еще в тысяча восемьсот семидесятом году.

– Мы только что встретились и уже стали друзьями? Ты очень самонадеянный, Тедди, – поддразнила Сэм. – Кстати, в честь кого Тедди? В честь плюшевого мишки?

– Именно. Младшая сестра меня так звала, вот и прилипло. – Тедди беспомощно-весело развел руки. – А что, я не похож на медвежонка, который был у тебя в детстве?

– У меня не было плюшевого мишки. Только детское одеяло, которое я очень креативно назвала Одеялком, – ответила Сэм. – Вернее, раньше у меня было Одеялко. Теперь у меня только его половина.

– А вторая половина где?

– У Джеффа. – Да что на нее нашло, что она ему свою жизнь выкладывает? Наверное, все дело в обезоруживающей улыбке Тедди. – Одеялко нам подарил дедушка перед смертью. Нам обоим.

– Одно одеяло на двоих?

Сэм лениво повернула бутылку пива на мраморной стойке бара.

– Я думаю, он хотел, чтобы мы научились делиться. Не сработало, конечно. Когда папа поймал нас во время битвы за Одеялко, то взял ножницы и аккуратно разрезал ткань посередине. Теперь у каждого из нас есть своя половина.

Тедди посмотрел на нее – действительно посмотрел, эти сине-голубые глаза задержались на лице принцессы на секунду дольше, чем позволяли приличия. Сэм отчаянно пыталась понять, о чем он думает. Что он думает о ней.

– Похоже, иметь близнеца – то еще счастье. Хорошо, что мои братья и сестры все младше, – заключил Тедди.

Сэм пожала загорелым плечом. Ей хотя бы не пришлось сражаться с Беатрис – тогда король просто отдал бы Одеялко старшей дочери, даже не задумываясь.

– И я рад, что у моей сестры был медвежонок, а не одеяло, – продолжил Тедди. «Опять эти чертовы ямочки». – Иначе как бы меня тогда звали?

– О, даже не знаю. Одеялко Итон, как по мне, очень даже неплохо. По крайней мере, запоминается. – Сэм попыталась спрятать улыбку, но улыбка победила. – Итак, Тедди-который-в-честь-мишки, ты так же боишься сегодняшней церемонии, как и я?

– А должен?

– Ты явно никогда не был на Балу королевы. Отцу и Беатрис придется даровать титул каждому кандидату отдельно, в алфавитном порядке. Словно худший выпускной в мире, только выпускникам вручают не диплом, а патент о дворянстве.

– Судя по всему, я ошибся, когда сказал, что еще слишком рано надираться.

– Выпьем же за это. – Сэм стукнулась с ним бутылками, не заботясь, что чокаться пивом – плохая примета, или это только во Франции? – и сделала глоток. Все прочее пространство залы будто оказалось по ту сторону искривленного мутного стекла. Словно на вечер пришли только они двое.

– Хочу спросить. – Голос Тедди был теплым и слегка хриплым. – Почему ты прячешься здесь, у бара, а не фланируешь по залу, как прочие члены твоей семьи?

– Поверь, прочие члены моей семьи прекрасно справляются сами. Прямо сейчас моя сестра беседует с немецким послом по-немецки, – сообщила Сэм и закатила глаза.

– Ого, – медленно протянул Тедди. – Это так…

– Невыносимо?

– Я хотел сказать – впечатляюще, – ответил он, и Сэм покраснела. Но ведь правда, часто создавалось впечатление, будто Беатрис ведет себя так, чтобы остальные на ее фоне казались форменными бездельниками.

В детстве – теперь оно казалось таким далеким – Сэм считала себя умной. Она любила читать, часами слушала рассказы о прежних королях и королевах, мгновенно схватывала детали. Но затем она отправилась в школу святой Урсулы, и эту врожденную веселую уверенность из нее постепенно вытравили.

Сэм не обладала терпением старшей сестры, или ее способностью к точным наукам, или ее желанием возглавлять клубы и комитеты. Неоднократно Саманта слышала, как учителя тихо и с явным разочарованием говорили о ней: «Она не Беатрис». Постепенно Сэм стала в это верить. Беатрис была умной, красивой, будущей королевой, а Сэм – просто еще одной сестрой из Вашингтонов.

Сэм глянула на Тедди – он переступил с ноги на ногу, словно собрался уходить. Но она еще не готова была его отпускать.

– Можем пройти в тронный зал, если хочешь. Церемония скоро начнется, – предложила Сэм.

Тедди небрежно и в то же время галантно протянул ей руку:

– Ведите, Ваше Высочество.

– Друзья зовут меня Сэм. – Она оперлась о его локоть, все еще держа в свободной руке полупустую бутылку пива.

Звуки приема неслись следом за ними, смех и музыка эхом разносились по старым комнатам с высокими потолками. Постоянный поток людей – лакеи во фраках, пиарщики и операторы – сновал взад и вперед по коридору.

Тедди остановился в дверях тронного зала, чтобы посмотреть на парящий над ними куполообразный потолок. Он был украшен знаменитой фреской, изображавшей короля Георга I, летящего на колеснице по небу.

– Работа Чарльза Уилсона Пила, – пробормотала Сэм, игнорируя смущенные взгляды обслуживающего персонала, который находился внутри. Калеб уже был там, – Сэм старалась не встречаться с ним взглядом, – стоял рядом с охранником Беатрис, высоким, свирепого вида молодым человеком в форме гвардии.

– Из тех Пилов, что в Пенсильвании? – спросил Тедди.

Сэм пожала плечами. Она гораздо больше уважала Чарльза Уилсона, чем его нынешних потомков. Саманта подозревала, что именно девчонки Пил пустили слух, якобы младшую принцессу в десятом классе отправляли в реабилитационный центр, – а все потому, что Сэм на вечеринке потанцевала с одним из их бывших парней.

– Он был лейтенантом во время Гражданской войны. А еще расписал их. – Она кивнула в угол комнаты, где высились четыре колонны. – По задумке автора, они представляют собой четыре столпа американских добродетелей: истину, справедливость, честь и семью. Семья – вон та, странная, вся в тюках сена и поросятах, если ты не понял.

Глаза Тедди сверкнули.

– Откуда ты так хорошо знаешь историю?

– Я частенько убегала от своей няни и пряталась посреди дворцовых экскурсий, – призналась Сэм. – Иногда люди даже меня не замечали. А если замечали, я шептала, что играю в прятки с братом, и не могли бы они меня не выдавать? Все обычно помогали. Няня могла обшарить дворец снизу доверху, но ей никогда не приходило в голову поискать меня в толпе.

Тедди зачарованно покачал головой.

– Думаю, ты слишком умна для своего же блага.

С другого конца зала прозвучали трубы, знаменующие, что церемония начнется через пятнадцать минут. Последовал ответный грохот шагов, когда сотни людей начали медленное шествие к тронному залу.

Сердце Сэм замерло. Этикет, как и здравый смысл, требовал отвести Тедди к его месту, но она не хотела. Она с ним еще не закончила. Ей хотелось, чтобы его теплая золотистая энергия окутывала только ее, еще хотя бы минутку.

Она схватила Тедди за руку, потащила его по коридору, распахнула неприметную дверь и спряталась вместе с ним.

В гардеробе пахло мехом, кедровым деревом и духами Саманты. Тонкие лучи света проникали через дверную раму.

Сэм все еще сжимала свою бутылку пива. Она поднесла его к губам, прекрасно осознавая, какое зрелище из себя представляет: одета в платье от-кутюр и бесценные сокровища Короны и пьет пиво. Тедди удивленно поднял бровь, но уйти не попытался.

Она поставила пустую бутылку на пол и повернулась к нему лицом; блестящая ткань платья с шелестом взметнулась вокруг ног.

– Ты, наверное, в курсе, что я выше тебя по положению, – шутливо прошептала Сэм.

– Да, слышал пару раз.

Она подняла руки и потянула за выбившийся конец его галстука-бабочки. Тот полетел на пол.

– Я выше по рангу, – повторила Сэм, – и как твоя принцесса, я приказываю, чтобы ты меня поцеловал.

Тедди замешкался, и на миг Сэм заволновалась, верно ли его поняла. Но затем он расслабился и улыбнулся.

– Я не думал, что монархи до сих пор так командуют, – мягко сказал Тедди.

– Я не монарх, – напомнила ему Сэм. – Так что, ты отказываешься?

– В данной ситуации я с радостью подчинюсь. Но не воображай, будто я стану выполнять все твои команды.

– Сойдет. – Сэм схватила его за рубашку и рванула к себе.

Губы Тедди оказались теплыми. Он с готовностью, почти с голодом ответил на поцелуй. Саманта закрыла глаза и откинулась назад в темноту, попав на чью-то норковую шубу. Кровь бурлила, такая же легкая и шипучая, как шампанское.

По ту сторону двери блеющее стадо придворных промаршировало к тронному залу. Как будто по невысказанному соглашению она и Тедди замерли абсолютно неподвижно, все глубже погружаясь в поцелуй.

Какая разница, появится Саманта на церемонии или нет. Никто и не заметит ее отсутствия. В конце концов, она всего лишь Воробей.




5

Беатрис


Беатрис держала глаза закрытыми, напоминая себе дышать.

Однажды, во время примерки платья, которое ей предстояло надеть на свадьбу своего дяди, она так сильно ерзала, что мама приказала ей не двигать ни одной мышцей. Принцесса и не двинула – даже теми, что отвечают за работу легких. Семилетняя Беатрис задержала дыхание с такой решимостью, что в итоге потеряла сознание.

– Не могли бы вы посмотреть вверх, Ваше Королевское Высочество? – пробормотала визажист.

Беатрис неохотно подняла взгляд, пытаясь не обращать внимания на карандаш для глаз, прижимающийся к ее нижнему веку. С закрытыми глазами было легче держать нервы под контролем.

Она стояла в центре комнаты невест, гостиной через коридор от бального зала, названной так, потому что поколения королевских новобрачных переодевались тут в свои свадебные платья. Беатрис уже сотню раз здесь бывала; ей часто приходилось быстро менять наряд в разгар мероприятия. Но никогда прежде название комнаты не вызывало у нее такого беспокойства.

Если все пойдет по плану родителей, она вскоре сюда вернется – даже слишком скоро.

Комната невест была воплощением понятия «девичество»: персиковые обои покрывал узор из нежных белых цветов. Очень мало мебели: только небольшое кресло на двоих и столик, где стояла чаша с лепестками цветов из старых свадебных букетов. Пространство умышленно держали пустым, чтобы оставить место для платьев с тридцатиметровыми церемониальными шлейфами.

Перед ней возвышалось массивное тройное зеркало, хотя Беатрис изо всех сил старалась в него не смотреть. Она вспомнила, как они с Самантой в детстве пробирались сюда, загипнотизированные видом уходящих в бесконечность отражений. «Смотри, там тысяча Беатрис», – шептала Сэм, и Беатрис всегда задавалась вопросом, каково это было бы – прыгнуть сквозь стекло в одну из жизней тех, других Беатрис в их странных зеркальных мирах.

Иногда Беатрис хотелось больше походить на свою сестру. Она видела, как Сэм ввалилась в бальный зал, явно не заботясь о том, что опоздала на сорок минут. С другой стороны, Саманта всегда любила драматические появления и еще более драматические уходы. А вот Беатрис жила в страхе перед тем, что ее мать называла «устроить сцену».

Теперь она стояла на временной платформе для швеи в окружении обслуживающего персонала, который помогал ей сменить первое вечернее платье на новое, темно-синее, с открытыми плечами. Место коктейльного наряда занял более формальный образ главы государства. Беатрис чувствовала странное отчуждение и безликость, словно она эдакая королевская Барби, на которую взрослые люди сейчас нацепят нужные аксессуары.

Она не пошевелилась, когда визажист промокнула ее нос матирующей салфеткой, прежде чем припудрить лицо, а затем нанесла помаду.

– Готово, – пробормотала женщина. Тем не менее Беатрис не посмотрела в зеркало.

Одна из помощниц повязала Беатрис ленту Эдвардианского ордена, высшей рыцарской награды Америки. Затем накинула на плечи принцессы расшитую государственную мантию из гороностая. Ее вес, казалось, давил на Беатрис, тяжело и настойчиво, будто хотел задушить. Она нервно сжала и разжала кулаки.

Помощница взяла золотую брошь, но когда попыталась застегнуть мантию на шее Беатрис, та резко отпрянула. Женщина удивленно посмотрела на принцессу.

– Извините, я просто… мне надо немного побыть одной. – Беатрис почувствовала себя не в своей тарелке; она никогда не позволяла себе таких выходок.

С другой стороны, церемониальные оковы ее положения никогда прежде так на нее не давили.

Всевозможные помощники и стилисты поспешно откланялись и вышли. Оставшись одна, Беатрис заставила себя посмотреть на свое отражение.

Полоса цвета слоновой кости четко выделялась на фоне платья, перекликаясь с прохладным подтоном гладкой загорелой кожи. Различные медали и награды блестели на свету наряду с массивными грушевидными серьгами и многоуровневым бриллиантовым колье. Темные волосы были так сильно зачесаны, что шпильки сердито врезались в кожу головы. Беатрис выглядела очень царственно и немного старше своего двадцати одного года.

Что ж, пожалуй, ей и следует казаться зрелой на сегодняшнем приеме, раз уж предполагается, что она встретит мужчину, за которого выйдет замуж. Кем бы он ни был.

«Я Беатрис Джорджина Фредерика Луиза из Дома Вашингтон, будущая королева Америки, и я обязана выполнить свой долг». Эти слова Беатрис повторяла про себя каждый раз, когда начинала чувствовать, будто жизнь ускользает сквозь пальцы, как песок, и невозможно ее вернуть, как ни пытайся.

Раздался стук в дверь.

– Десять минут. Ты готова?

Облегчение расцвело в груди Беатрис. Был один человек, которого она хотела увидеть.

– Ты можешь войти, Коннор, – крикнула принцесса.

Было бы неправильно назвать Коннора просто телохранителем Беатрис. Телохранитель не смог бы удостоиться чести стать членом гвардии Ревера: годы дисциплины и жесткой подготовки, а еще невероятное самопожертвование. Гвардия считалась куда более элитным корпусом, чем любая группа вооруженных сил. Армия насчитывала тысячи морских пехотинцев и сотни «морских котиков», но в состав гвардии входило всего несколько десятков человек.

Основанная после убийства короля Георга II во время войны 1812 года, гвардия, названная в честь героя Войны за независимость Пола Ревера, отвечала непосредственно за безопасность Короны. Ее люди по приказу монарха часто выполняли секретные миссии за рубежом, защищая союзников или спасая захваченных в плен американцев. Но члены гвардии всегда, в конце концов, возвращались домой, чтобы служить своей первоначальной цели: обеспечению сохранности королевской семьи. Это была настолько трудоемкая работа, с таким большим количеством поездок и изрядной долей неопределенности, что многие члены гвардии не оседали и не женились, пока не выходили на пенсию.

– Хорошо выглядишь, Би, – сказал Коннор, забыв о формальностях, раз уж рядом не было свидетелей. Он обращался так к принцессе с тех пор, как она призналась, что именно это имя придумала ей Саманта.

Разумеется, время, когда сестры давали друг дружке прозвища, осталось далеко позади.

Беатрис улыбнулась комплименту.

– Да и ты неплохо.

На нем была парадная форма гвардейцев, двубортный темно-синий китель. Никакого галуна или знаков отличия, за исключением традиционной золотой булавки в виде фонаря: в память о двух фонарях Пола Ревера, сигнале о британском вторжении. На талии Коннора висел золотой церемониальный меч. Он мог показаться смешным и старомодным, если бы Беатрис не подозревала, что Коннор в точности знает, как им орудовать.

Коннора приставили к ней прошлой осенью, в начале последнего года ее обучения в Гарварде. Беатрис никогда не забыть то утро, когда Ари, служивший начальником ее охраны в течение предыдущих двух лет, пришел отвести принцессу на лекцию в сопровождении высокого незнакомца в темно-серой толстовке. Парень выглядел на год или два старше самой Беатрис.

– Ваше Королевское Высочество, это Коннор Маркхем. Я завтра должен отбыть, и вопросами вашей безопасности будет заниматься он, – пояснил Ари.

Беатрис кивнула. Она попыталась не пялиться на молодого мужчину, но сложно было отвести взгляд от завораживающих серо-голубых глаз и светлой кожи. Коротко стриженные светло-каштановые волосы подчеркивали сильные, правильные черты его лица.

Коннор наклонил голову так низко, что поступок почти граничил с дерзостью. Горловина толстовки опустилась, обнажив черную чернильную полосу. Татуировка.

Беатрис невольно задумалась, как далеко узор простирается на грудь Коннора, его широкие плечи, торс. Затем вспыхнула и подняла глаза. Коннор встретил ее взгляд – и не отвел свой.

Лицо охранника ничего не выражало, и все же Беатрис не могла отделаться от ощущения, что он понял, куда забрели ее мысли.

В первые пару месяцев она и ее новый гвардеец мало говорили друг с другом. Не то чтобы у Беатрис имелась привычка болтать со своими охранниками. Но Коннор был почти молчаливым, почти… задумчивым. Он никогда не давал никакой информации о себе, никогда не вел светских разговоров. Просто высокая, молчаливая фигура в малиновом свитере и с рюкзаком рядом с Беатрис. Он сопровождал ее на лекции или в столовую. В отличие от большинства ее охранников, которым, по крайней мере, было за тридцать, Коннор мог бы сойти за студента. Разве что к тому времени все в кампусе знали об «инкогнито»-охранниках Беатрис.

Принцесса с самого начала поняла, что Коннор разочарован своим назначением. Возможно, он предполагал, что будет охранять ее отца, находиться во дворце и в центре событий, вместо того, чтобы присматривать за ней в студенческом городке. Профессионализм не давал ему открыто выражать недовольство, но иногда, выполняя очередное задание в группе или заказывая вечером с друзьями пиццу, принцесса видела на его лице скуку. Он явно чувствовал: охранять ее – ниже его возможностей. Беатрис напоминала себе, что это не ее вина. Она же не просила приставить к ней Коннора.

Однажды ноябрьской ночью Беатрис отправилась в Бостонский музей изобразительных искусств – как обычно, в сопровождении Коннора. Она изучала историю искусств, обязательное условие для получения степени по американистике, и профессор дал ей задание написать эссе по одной картине из этой коллекции. Все остальные студенты пошли днем, но Беатрис не хотела к ним присоединяться. Люди стали бы на нее пялиться, тайком снимать на телефоны, шептаться и толкать друг друга локтями. Было гораздо удобнее попросить куратора разрешить ей зайти в нерабочее время.

Ее шаги эхом отдавались по пустому музею, пока она искала картину. Беатрис была уверена, что все портреты Уистлера находятся на первом этаже, но никак не могла их найти. Она снова и снова перепроверяла номера залов, жалея, что из-за спешки не успела захватить карту.

– Нам надо наверх. В этом зале картины, написанные до 1875 года, а портрет, что вам нужен, создан в 1882.

Беатрис моргнула.

– Как вы запомнили?

– Я был на тех же лекциях, что и вы, принцесса, – лаконично ответил Коннор. Еще одна его раздражающая привычка: называть ее принцессой, а не Вашим Королевским Высочеством. Беатрис исправила бы его, если бы не подозревала, что Коннор поступал так не по рассеянности. Он прекрасно знал протокол и явно пытался ее зацепить.

– Я думала… – Она оборвала себя, пока не сболтнула лишнего. Ей-то казалось, он вовсе не слушает преподавателей. А вот Беатрис прилежно записывала каждое слово и все равно никак не могла вспомнить год создания той картины.

Коннор развернулся к лестнице наверх.

– Эйдетическая память – нас учат ей на тренировках, – выдал он в качестве объяснения.

И, конечно же, привел Беатрис прямиком к нужному полотну – портрету леди Шарлотты Итон, герцогини Бостонской, кисти сэра Джеймса Уистлера.

Беатрис примостилась на скамейке и достала ноутбук. Закусив губу, она принялась строчить свои мысли о картине. В комнате стало очень тихо.

Наконец Беатрис с довольным щелчком захлопнула ноутбук и подняла голову. Коннор ничего не сказал, лишь кивнул в сторону выхода.

Когда они добрались до зала, полного картин Пикассо и прочих постмодернистов, Беатрис ускорила шаг.

– Никогда их не любила. Особенно те, где оба глаза на одной стороне лица, – сказала она, лишь бы нарушить молчание. – Когда на них смотришь, такое ощущение, словно ты слегка напился.

– В том и смысл, – сухо ответил Коннор. – Ну, на самом деле, они призваны создать впечатление, что вы кое-чем посильнее накидались. Но алкоголь – достаточно близкая аналогия.

Беатрис рассмеялась, и Коннор как-то удивленно на нее посмотрел.

Может, именно из-за ее смеха он замедлил шаг и остановился полюбоваться серией графических артов времен пятидесятых, которые выглядели, словно выдранные прямиком из комикса страницы.

Беатрис подошла и встала рядом.

– Любишь комиксы?

Коннор явно задумался, как много может ей открыть.

– Мама любит, – наконец сказал он. – Когда я был маленьким, она работала художницей. Делала скетчи для некоторых громких супергеройских комиксов – Ядовитой Розы, Рэйнджера, Капитана Шторма.

– Держу пари, ты обожал получать комиксы за спасибо, – рискнула пошутить Беатрис.

Он оглянулся на один из набросков, сделанный ярко-синими чернилами.

– Она рисовала мне комикс каждый раз, как могла выкроить время. «Приключения Коннора». Каждую неделю у меня была новая сверхспособность – полет, невидимость, высокотехнологичные боевые костюмы. Именно из-за мамы я решил подать заявку в гвардию. Думал, это ближе всего к роли настоящего супергероя. Не только физические аспекты, но и атмосфера… чести. – Он пожал плечами, словно не знал, почему вдруг разоткровенничался.

– Это имеет смысл, – тихо сказала Беатрис.

Пусть она и не смотрела все экранизации комиксов, но все равно знала, что супергерои действовали в соответствии с моральным кодексом, который в современном мире казался почти старомодным. Герои защищали слабых, служили чему-то гораздо большему, чем они сами. Неудивительно, что Коннор чувствовал призвание к вступлению в ряды гвардии.

– Похоже, твоя мама исключительный человек, – заметила Беатрис.

Коннор кивнул.

– Ты бы ей понравилась. – Безобидное заявление, однако в нем крылось нечто большее: обещание или, по крайней мере, вероятность.

С того дня отношения между ними стали меняться – медленно, но верно. Коннор во время лекций начал сидеть рядом с Беатрис, а не позади нее, и обсуждать с ней материал курса по дороге назад в общежитие. Они обменивались книгами. У Коннора обнаружилось довольно едкое чувство юмора; он так мастерски изображал перед ней профессоров или одноклассников, что Беатрис хохотала до слез. Иногда, в свободные от церемониальных обязанностей моменты – когда они бежали вдоль реки Чарльз, и Коннор бросил Беатрис вызов, или когда она настояла заглянуть в магазин за мороженым, и он подначил ее перепробовать все вкусы, – Коннор казался почти игривым.

Теперь, сопровождая ее на королевские мероприятия, он больше не стоял в сторонке с каменным лицом. Теперь Коннор ловил взгляд Беатрис всякий раз, когда кто-то отпускал глупую шутку или нелепое замечание, чтобы она не рассмеялась невпопад. Они даже разработали систему знаков, используя в качестве сигнального устройства сумочку. Если Беатрис двигала ее взад-вперед от одного предплечья к другому, это означало, что она хочет уйти, и Коннор тут же подходил к ней с готовым оправданием и помогал сбежать.

Со временем Беатрис постепенно собрала по кусочкам историю Коннора. Он вырос в Западном Техасе, в городе под названием Эль-Реаль. «Как это по-техасски – назвать город реальным, как будто весь остальной мир просто выдумка», – шутил Коннор. Его отец работал клерком на почте, а его младшая сестра, Каэла, только что поступила в колледж.

Чем больше Беатрис узнавала о Конноре, тем больше рассказывала о себе: что думает о людях, что ее тревожит. Она даже пыталась шутить. Как ни странно, принцесса начала воспринимать Коннора как друга.

У Беатрис никогда не было близкого друга, такого, как Нина у Сэм или Итан у Джефферсона. Даже в начальной школе она изо всех сил пыталась наладить какие-то связи со своими одноклассниками, но половину времени попросту не понимала ребят – их отсылки к телешоу или Диснейленду были для нее темным лесом, как будто они говорили на иностранном языке. Другие девочки обращались с ней вежливо, но сближаться не хотели. Казалось, они чуяли ее чужеродность, точно дикие кошки.

В конце концов Беатрис оставила попытки завести друзей. Было куда легче держаться одной и искать одобрения у взрослых, а не у сверстников.

До Коннора она не понимала, какое это облегчение – иметь рядом человека, который ее так хорошо знает. Кого-то, с кем Беатрис могла просто поговорить, без необходимости взвешивать каждое слово перед тем, как открыть рот.

Когда она закончила учебу и вернулась домой, двор с его этикетом и ожиданиями буквально оглушил Беатрис резким контрастом по сравнению с неформальной обстановкой Гарварда. Она втайне боялась, что их отношения с Коннором могут измениться. Но пусть он и начал на публике называть ее «Вашим Королевским Высочеством», наедине они возвращались к легкому дружескому общению.

– Ты так притихла, – заметил Коннор, прерывая мысли принцессы. Его глаза встретились с ней в зеркале. – Что происходит, Би?

– Родители хотят, чтобы сегодня я провела собеседование с потенциальными мужьями.

Слова прогремели в комнате, точно разряды мушкетов во время ежегодного военного парада.

Беатрис не знала, что побудило ее выразиться так прямо. Она вообще не хотела говорить об этом с Коннором. Глупо, учитывая, что он знал о ней практически все: что она ненавидела бананы и звонила своей бабушке каждое воскресенье, что каждый раз, стоило перенервничать, ей снилось, как у нее выпадают зубы.

Почему тогда так странно говорить Коннору, что родители требуют от нее начать думать о браке?

Возможно, подсознание заставило Беатрис выложить правду в надежде увидеть реакцию Коннора – а точнее, вызвать у него вспышку ревности.

Коннор смотрел на нее с какой-то смесью любопытства и недоверия.

– Дай-ка прояснить, – медленно сказал он. – Ты собираешься встретиться с парнями, которых выбрали твои родители, а затем выйти за одного из них замуж?

– Довольно точно подмечено. – Беатрис уже видела пару молодых людей в зале во время коктейльного часа. До сих пор ей удавалось избегать женихов, но она знала, что придется встретиться с ними после церемонии.

– И сколько всего… потенциальных ухажеров? – Коннор явно не знал, как обозначить претендентов.

– А тебе-то что? – Беатрис хотела бросить фразу вскользь, но получилось немного агрессивно.

– Просто выполняю свою работу.

Разумеется. Неважно, друзья они или нет. До конца дня Беатрис по-прежнему оставалась его работой.

Когда она не ответила, Коннор пожал плечами.

– Они ждут, когда ты вернешься. Ты готова?

Беатрис потянулась к плоскому бархатному футляру на боковом столике и расстегнула застежку. Внутри лежала тиара Уинслоу, созданная более века назад; с тех пор ее традиционно носила старшая дочь правящего монарха. Ошеломительное украшение: кружевные завитки, покрытые сотнями маленьких бриллиантов.

Беатрис водрузила его на залитое лаком гнездо своих волос и попыталась закрепить. Но пальцы не слушались, булавки выскальзывали. Бесценная тиара начала сползать с головы.

Беатрис едва успела поймать ее, пока та не ударилась об пол.

– Давай помогу, – предложил Коннор, шагнув вперед.

Беатрис присела почти в реверансе, хотя Коннор был настолько высок, что, вероятно, это и не требовалось. Она чувствовала себя странно, будто плыла сквозь глубины сна. Никто из них не проронил ни слова, пока Коннор с помощью шпилек крепил тиару на место.

Грудь Беатрис вздымалась под шелком платья. Коннор едва задевал ее, но каждое движение, каждое прикосновение кончика пальца к затылку обжигало кожу.

Выпрямившись, Беатрис моргнула при виде своего собственного, коронованного и сверкающего отражения. Она не могла оторваться от глаз Коннора в зеркале.

Он потянулся к мантии Беатрис, будто поправляя, хотя ткань уже идеально лежала на плечах. Показалось ли принцессе, или Коннор задержал руки на ее спине на мгновение дольше, чем было необходимо?

Гул труб раскатился по коридору. Коннор отступил назад, нарушив чары – или что это было.

Беатрис расправила плечи и направилась к двери. Когда она развернулась, плотный синий бархат мантии величественно прошелестел следом. Он, наверное, весил не менее пятнадцати фунтов. Тиара сияла, отбрасывая на стены брызги теней и света.

Когда они подошли к двери, Коннор инстинктивно отступил на шаг назад, чтобы выйти из комнаты за принцессой, как и подобало им обоим. Это случалось уже сотни раз, но сердце Беатрис все равно дрогнуло. Она предпочла бы, чтобы Коннор шел рядом с ней, чтобы можно было видеть его лицо.

Но именно так существовал их мир. Коннор просто выполнял свою работу – как следовало и самой Беатрис.




6

Дафна


Надо отдать должное Вашингтонам, думала Дафна, сидя на церемонии посвящения в рыцари. Они действительно знали толк в пышных действах.

Что касается королевских династий, Вашингтонов едва ли можно было назвать самыми старыми. Бурбоны, Габсбурги, Ганноверы, Романовы: эти семьи веками стояли у власти в своих странах, а в некоторых случаях – как, например, Ямато, что правили Японией с 660 года до нашей эры, – тысячелетиями. Вашингтоны на их фоне смотрелись сущими новичками, фактически нуворишами среди королевских семей.

Однако нехватку «возраста» они с лихвой восполняли стилем.

Сотни придворных сидели на деревянных скамьях, лицом к возвышению, где стояли три массивных трона. Центральный и самый крупный, что обычно занимал сам король Георг IV, был обит красным бархатом с переплетенными инициалами GR – Georgius Rex, вышитыми золотой нитью. На соседнем сидела королева Аделаида, а король и принцесса Беатрис стояли перед ней, проводя обряд.

Беатрис держала в руках свиток пергамента, перевязанный красной шелковой лентой, – один из дворянских патентов. С плеч принцессы ниспадала королевская мантия, переливающаяся вышивкой и отделанная мехом.

– Мисс Моника Санчес, – произнесла Беатрис в прикрепленный к орденской ленте микрофон.

Одна из фигур в первых рядах, по-видимому, упомянутая Моника Санчес, вскочила на ноги. От нервозности ее движения казались дергаными, будто у марионетки. Ну, правда. Люди так волновались из-за встречи с королевской семьей. Казалось, они забывали, что Вашингтоны тоже смертные – тоже дышат, мучаются кошмарами и рвотой, как и все остальные. С другой стороны, много ли человек, кроме Дафны, лично это видели?

Моника поднялась на помост и преклонила колени перед королем.

– Я благодарю вас за услуги, которые вы оказали этой стране и всему миру. С этого дня вам даруется почетное звание Рыцаря-Защитника королевства. – Король держал церемониальный меч, на рукояти которого был выгравирован американский орел: не давно утерянный меч, что принадлежал королю Георгу I, а копия, сделанная по старому портрету.

Король коснулся плашмя одного плеча Моники, затем другого. Дафна могла почти наверняка сказать, что мисс Санчес невольно вздрогнула. Наверное, слышала, что произошло в прошлом году, когда Джефферсон спьяну решил посвятить приятеля в рыцари с помощью одного из старинных мечей, которые висели на стенах, и порезал ухо их другу Рохану. Сам-то пострадавший лишь посмеялся, но шрам у него остался до сих пор.

– Встаньте, леди Моника Санчес, – произнес король, подавая ей руку.

Раздались вежливые аплодисменты, куда менее громкие, чем в начале списка. По крайней мере, дело уже дошло до буквы «С».

– Джефф сегодня просто потрясающе выглядит, – прошептала девушка в соседнем ряду.

Дафна поймала себя на том, что губы изогнулись в собственнической улыбке. Джефферсон и правда выглядел фантастически. Он стоял на помосте рядом с зияющим пустым местом, где следовало находиться Саманте. На обычном человеке королевская униформа смотрелась бы нелепо – все эти ленты, галуны, сверкающие золотые эполеты. А вот Джефферсон странным образом выглядел в них ярко, даже сексуально.

– Мистер Райан Синклер, – продолжила Беатрис, и Дафна быстро одернула себя, прежде чем кто-нибудь успел поймать ее взгляд на принца. По обеим сторонам зала стояло множество камер, точно изгородь с глазами. Никогда не знаешь, вдруг какая-то нацелена на тебя. Она сложила руки на коленях и уставилась вперед, словно манекен в витрине.

Наконец церемония завершилась. Медленно, подобно большому неуклюжему слону, стадо элегантно одетых людей переместилось обратно по коридору в бальный зал. Несколько журналистов быстро заговорили в свои микрофоны, завершая вечерний эфир. Дафна не стала искать своих родителей, а просто начала обходить комнату.

Она всегда знала, где Джефферсон. Чувствовала его, как будто он держал противоположный конец натянутой резинки, и притяжение позволяло ей понять, в каком направлении смотреть. Но Дафна не смотрела. Она дождется правильного момента.

Дафна уже и забыла, как хорошо при дворе. Кровь пульсировала в ответ чему-то витавшему в воздухе – густому, как запах дождя, но более сырому, первозданному и пьянящему, как дым. Оно бодрило, пробирало до самых кончиков пальцев. Это был запах силы, подумала Дафна, и если ты не дурак, то понимаешь, что это значит.

Она не могла пройти и несколько футов, чтобы кто-нибудь не остановился ее поприветствовать. Здесь были графиня Мадлен Хартфордская и ее жена, графиня Мексия. Дафна с искрой зависти заметила, что обе женщины одеты в платья прямиком с подиума. Министр финансов Изабелла Гонсалес: ее маленькая, плохо одетая дочь была близкой подругой Саманты. И наконец, наследница империи фастфуда Стефани Уорнер, которая поспешила попозировать с Дафной для фотографов, стараясь встать справа, чтобы ее имя первым появилось в подписи к снимкам.

– Как ваша подруга Химари? – спросила Стефани, когда вспышки стихли.

Вопрос застал Дафну врасплох.

– Химари по-прежнему в госпитале, – ответила она, пожалуй, впервые за вечер проявив искренние эмоции.

Стефани сложила губы в сочувственную гримаску. На ней была помада темного оттенка, который совершенно не подходил к ее бледному лицу. Стефани выглядела точно какая-то невеста-вампир из склепа.

– Она там уже давно, не так ли?

– С июня.

Дафна быстро попрощалась и пошла прочь. Она не могла думать о Химари и том, что случилось на выпускном вечере Джефферсона. Стоит лишь начать, воспоминания захватят разум и уже не отпустят.

Вокруг царила величайшая в мире игра, единственная, которая действительно имела значение: борьба за власть при дворе. Поэтому Дафна смотрела на своих улыбающихся врагов и улыбалась им в ответ.

Стройная и невесомая в своем темном шелковом платье, она, наконец, направилась к принцу. Ее каблуки решительно застучали по паркету. Сегодня вечером она распустила волосы, густые пряди обрамляли идеальный овал ее лица. Ей даже удалось одолжить пару изумрудных серег, которые подчеркивали порочный зеленый цвет ее глаз.

Когда Дафна оказалась рядом, Джефферсон старательно притворился удивленным, будто бы не наблюдал за ней все время через залу. Прошло столько лет, а он так же остро чувствовал ее присутствие, как и она его.

Дафна присела в реверансе: спина прямая, как у балерины у станка. Ткань платья изысканными складками легла у ног. Дафна все время держала голову поднятой, не сводя глаз с принца. Оба знали, что у нее нет причин приветствовать его таким образом, кроме как дать ему полюбоваться декольте. Немного отчаянные меры, но, с другой стороны, положение Дафны и было отчаянным.

Мгновение спустя Джефферсон подал ей руку. Дафна задумчиво посмотрела на него, мол, вот мы снова вместе, и обрадовалась ответной улыбке принца.

– Привет, Джефферсон. – Знакомые слоги его имени перекатывались у нее во рту, точно конфеты.

– Привет, Даф.

– Потанцуешь со мной? – Она выдала свою самую манящую улыбку, ту, перед которой Джефферсон никогда не мог устоять. Разумеется, он кивнул.

Когда они вышли на танцпол, принц переплел с ней пальцы, положив свободную руку на ее талию, как делал уже множество раз. Боже, он был таким великолепным, таким до боли знакомым. Вся прежняя нежность и тепло всколыхнулись в душе, а еще тоска, когда Дафна вспомнила, что он сделал с ней – что она сделала с ним…

– Хорошо провел время в Азии? – спросила она, чтобы скрыть миг смущения.

– Потрясающе. Нет ничего лучше, чем сидеть на вершине храма Ангкор-Ват и наблюдать за восходом солнца, это помогает по-настоящему взглянуть на вещи. – Джефферсон лениво улыбнулся. – Как тебе выпускной год? Кстати, слышал, ты заканчиваешь с отличием. Поздравляю.

Интересно, откуда он узнал? Кто-то сказал или Джефферсон сам прочитал это в новостной ленте, где Дафна заставляла Наташу публиковать нужные статьи? В любом случае было приятно узнать, что Джефферсон все еще следит за ней.

– Главное преимущество диплома с отличием в том, что сестра Агата больше не гоняет меня по коридорам, когда я прогуливаю уроки.

– Будто бы ты хоть раз прогуливала. – Джефферсон умело закружил ее; подол платья с приятным шелестом взметнулся и снова опал.

– Прогуливала, когда мы сбежали на Мировую серию Главной лиги бейсбола.

– Это тогда Николас так напился, что отдал за хот-дог свои туфли?

– Туфли и телефон.

Оба рассмеялись тем легким, непринужденным смехом, которым уже давным-давно не обменивались. Дафна поздравила себя с первым набранным очком.

Не говоря уже о том, что их заметили. Дафна почувствовала, как буквально просияла – ей всегда было приятно оказываться в центре внимания.

– Дафна, – неуверенно начал принц, и она подалась вперед. – Я должен перед тобой извиниться. Прости за то, как я закончил наши отношения.

– Все в порядке. – К чему ей его извинения? Дафне было нужно, чтобы он захотел ее вернуть.

– Просто мне кажется, ты заслуживала лучшего, – прибавил Джефферсон.

Дафна знала: он думает о той девушке в своей постели, и на мгновение почти возненавидела принца за то, что он слишком труслив и боится сказать ей правду. За то, что извинился, фактически не сказав ей, за что именно.

– Это все в прошлом, – тихо заверила она, пряча эмоции за маской вежливости. – Джефферсон… я по тебе скучала.

Дафна ждала, что он ответит ей тем же. И на миг показалось, будто ее надежды не напрасны.

Но затем он отступил прочь и опустил руки.

– Мне надо… извини, мне нужно идти.

– Конечно. – Дафна заставила себя улыбнуться как ни в чем не бывало, хотя Джефферсон бросил ее посреди танца. Автоматически делая партнершу мишенью для сплетен.

Уже завтра новость на все лады станут обсуждать в гостиных и на званых обедах. Джефферсон бросил ее на танцполе, скажут люди. У этой пары нет ни единого шанса на воссоединение.

– Можно? – Итан Беккет, лучший друг Джефферсона, возник рядом с Дафной так быстро, что тому находилось лишь одно объяснение: он наблюдал за всем их разговором.

Дафна открыла рот, чтобы резко дать отпор, но затем остановила себя. Протанцуй она с Итаном хотя бы одну песню, это отвлекло бы людей от внезапного ухода принца. Вероятно, на это рассчитывал и сам Итан.

– Хорошо. – Она постаралась практически невесомо положить руки ему на плечи, чтобы даже не касаться, но все равно чувствовала тепло его тела сквозь ткань.

Итан был лучшим другом Джефферсона еще с начальной школы. Красивый, с темными смеющимися глазами и веснушками. Не из благородных: его мама работала учителем в государственной школе, воспитывая Итана в одиночку. Дафна всегда считала, что он учился в Форсайте на стипендию, потому что его семья никак не могла позволить себе плату за обучение. Теперь Итан поступил на первый курс в Королевский колледж, куда, скорее всего, отправится и Джефферсон, как только закончится год его «отпуска».

Дафне всегда нравилось в принце то, что он держал в качестве лучшего друга такого человека, как Итан. Кого-то, чье положение и происхождение так разительно отличалось от его собственного.

С другой стороны, легко игнорировать деньги и статус, когда у тебя самого практически бесконечный запас и того, и другого.

Несколько минут они танцевали молча. Затем, сама того не осознавая, Дафна повела Итана, перехватив инициативу в танце; она двигалась все быстрее и быстрее, пока они не опередили темп музыки.

Когда наконец Дафна в запале едва не споткнулась через ногу Итана, он крепче сжал ее руку.

– Это танец. Им наслаждаются, а не ведут военные действия.

Она не стала извиняться, но уступила. Немного.

– Так понимаю, с Джеффом у вас не все гладко, – обыденным тоном заметил Итан.

Дафна подавила волну негодования. Она не обязана перед кем-то объясняться, особенно перед Итаном. И все же он всегда обладал особым талантом залезать ей под кожу.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Да брось, Дафна, между вами все кончено. Неужели оно того стоит, вот так бросаться на него ради перспективы когда-нибудь надеть на себя тиару?

Дафна напряглась. Только Итан обвинял ее в том, что она встречалась с Джефферсоном не по любви.

– Я и не ждала, что ты поймешь. Со стороны отношения всегда кажутся бессмыслицей; единственные люди, способные о них судить, – те, кто в них состоит.

– Вот только вы с Джеффом больше ни в чем не состоите, – жестоко напомнил Итан.

– Пока что.

Оба говорили тихо, не сводя глаз друг с друга. Дафна почти забыла, где они находятся.

– Ты впустую тратишь время. У тебя не получится вернуть его по щелчку пальцев, – продолжил Итан.

– Так – нет.

Просто не получится, и, возможно, придется подождать. Ну и что, если Джефферсон решил потусоваться с какой-нибудь из этих бесстыдных девчонок из отряда БРАКоньерок? Они ничего для него не значат. Принц вернется к ней, потому что, в конце концов, они будут вместе, и он знал это так же, как сама Дафна.

И все же… тон Итана заставил ее насторожиться.

– Куда сбежал Джефферсон? – спросила она, желая, чтобы голос не звучал так умоляюще.

– А тебе интересно?

– Я спрашиваю, как друг. – Слова ножами резали горло, однако Дафна вытолкнула их со всей грацией, на какую только была способна.

– А, так мы теперь друзья? Я-то думал, после…

– Не смей упоминать об этом.

– Осторожнее, Дафна, – веско сказал Итан. – Мы же не хотим, чтобы наш разговор выглядел как ссора двух любовников.

Он был прав. То, как близко они склонились друг к другу, их живая перепалка – все это могли счесть подозрительным. Дафна чуть отстранилась и нацепила на лицо улыбку, хотя та получилась такой же жесткой и хрупкой, как хрустальные бокалы на стойке бара.

– Не смей это говорить, – прошептала она.

– В смысле, я не могу говорить о нас?

– Нет никаких «нас»! – Дафна так яростно мотнула головой, что серьги хлестнули ее по щекам. – То, что случилось той ночью, – ужасная, кошмарная ошибка.

– Та ночь? Или твоя погоня за Джеффом?

– Не упоминай ту ночь. Пожалуйста, – взмолилась Дафна. Страх вынудил ее вспомнить о вежливости. Обычно они с Итаном не думали о манерах.

Принц никогда, никогда не должен узнать, что наделали она и Итан. Иначе все ее планы пойдут прахом.

– Ты и правда думаешь, что вернешь Джеффа? – с явным неверием заключил Итан.

Дафна знала, что может этого добиться. Для себя она могла сделать все.

– Я не думаю, я знаю, – ответила она.




7

Нина


– Нина! Вот ты где! – Принцесса Саманта потянула подругу к стене бального зала, двигаясь тем же нетерпеливым размашистым шагом, каким перемещалась с самого детства, как бы ни бились с ней преподаватели этикета.

– Скорее уж, вот где ты. Это ты у нас пропала без вести. – Нина удивленно покачала головой. – Куда ты подевалась во время церемонии?

Волосы Сэм вырвались из плена заколок, лицо сияло отчетливым румянцем. Несмотря на сверкающее платье и бриллианты, огнем вспыхивающие на запястьях и шее, принцесса напоминала наполовину укрощенное существо, способное в любой момент выйти из-под контроля.

Сэм понизила голос до шепота.

– Я была в гардеробной, вместе с Тедди Итоном.

– Кем?

Принцесса кивнула в сторону парня на танцполе, светловолосого и аристократичного. Нина сказала бы, что он не тип Саманты, вот только у Сэм никогда не имелось такого понятия, как «ее тип». Единственным постоянным моментом в ее пристрастиях был эффект новизны, который они создавали.

– Милый, – неуверенно заметила Нина.

– Знаю. – Саманта не могла скрыть улыбку. – Прости, что исчезла и бросила тебя. Как дела? Ты уже сожалеешь, что пришла?

Нина пожала плечами.

– Мне тут просто не особо интересно.

Она уже пообщалась со всеми, кто ей действительно нравился, а этот список насчитывал не так уж много людей, помимо ее родителей. Большинство гостей, казалось, смотрели прямо сквозь Нину, как будто она невидимка. Но так уж было заведено при дворе: до тех пор, пока ты не стал кем-то, ты вообще никто.

– Что ж, еще раз спасибо, что пришла, – искренне поблагодарила Сэм. – Обещаю, в следующий раз мы отправимся на одну из твоих вечеринок в колледже. Умираю, как хочу познакомиться со всеми твоими новыми друзьями.

Нина улыбнулась, представив, как Саманта встретит Рейчел. Две ее подруги, обе такие сильные личности, обе привыкли идти своим путем. Либо они сроднятся, либо возненавидят друг друга.

Не успела Нина ответить, как рядом с Самантой возник мужчина. Лорд Роберт Стэндиш, который занял пост камергера после ее мамы.

– Ваше Высочество. Его Величество просит вас потанцевать с Великим князем Петром. – Роберт смотрел прямо на Саманту, игнорируя Нину, хотя прекрасно знал, кто она.

Сэм бросила на подругу виноватый взгляд.

– Прости, меня, кажется, вызывают, – раздраженно сказала она и отправилась на поиски Великого князя, младшего сына русского царя. Петр в настоящий момент находился в Америке на правах почетного гостя.

Нина осталась у стены бального зала, глядя на танцпол бесстрастным взглядом постороннего наблюдателя. Здесь собралось так много людей, все они кичились своими титулами, богатством или связями. Глядя, как они прогуливаются вокруг, Нина тихо и покорно вздохнула.

Ничего не изменилось. Все те же сплетни, те же игристые вина, налитые в те же хрустальные бокалы, те же люди, спорящие из-за тех же маленьких драм. Здесь даже пахло так же, вонью жадности и власти вперемешку с розовыми саше и затхлостью старой мебели.

Это напомнило Нине о мыльных операх, которые раньше любила Джули, где можно пропустить несколько недель, а затем легко включиться в просмотр с любого места. Потому что, несмотря на водоворот событий, который вроде бы воздействовал на персонажей, ничего особенного не происходило.

Она смотрела, как Саманта подходит к Петру; он низко поклонился и протянул руку, чтобы вести ее вперед. Вокруг них толпились придворные, почетный эскорт и охранники, чьи имена смешались у Нины в голове. Она была частью личной жизни Саманты, а не этой публичной, королевской, и, независимо от того, сколько мероприятий Нина посетила, она понятия не имела, кто большинство из этих людей.

Хотя одного человека все же узнала. Дафна Дейтон танцевала с принцем Джефферсоном.

Рука Дафны лежала у него на плече, алые губы улыбались. Все в ней – пламя ее серег, блеск ее платья – казалось редким, дорогим и невероятно элегантным. Возможно, слухи были правдой, и она и Джефф собирались, в конце концов, воссоединиться.

Нина внезапно почувствовала, что ей срочно нужно на воздух. Но слишком много друзей Джеффа вышло на террасу, и последнее, чего она хотела, так это столкнуться с принцем.

Но тут Нина вспомнила, куда еще можно пойти.

Она двинулась вперед, ее отражение в антикварных зеркалах бального зала двигалось вместе с ней. Нина всегда чуралась, когда видела себя в официальной одежде. Ее одолженное у Сэм платье, тонкое, фиолетовое, с воротом-хомутиком, развевалось вокруг ног.

Нина вышла через главные двери бального зала и пошла по боковому коридору, освещенному только старинными бра, что висели через каждые несколько ярдов. Она миновала призрачные статуи на мраморных постаментах и пейзажи в тяжелых рамах. Единственный охранник попался ей наверху лестницы; он небрежно кивнул Нине, прежде чем снова уткнуться в свой телефон.

Большую часть Вашингтонского дворца неоднократно перестраивали. Все, что осталось от первоначального дома на горе Маунт-Вернон, это несколько комнат вдоль юго-восточного угла. Они были низкими и устаревшими и никогда не использовались для официальных церемоний. Но Нине всегда здесь нравилось, особенно по ночам, когда возраст здания смягчался под покровом теней.

Скинув серебряные туфли, она вышла на балкон. Каменные плиты приятно холодили босые ноги.

Внизу раскинулись сады, лоскутное одеяло из света и тьмы. Нина оперлась локтями на железные балясины и посмотрела мимо вишневых садов – самой популярной остановки во время дворцовой экскурсии из-за старой истории о короле Георге I и вишневом дереве, – в город, что лежал за их пределами.

Вашингтон, столица страны. Город мечтателей и мошенников, знати и простых людей, финансов, моды, политики и искусства – величайший город в мире, как всегда говорили его жители, куда каждый может прийти, чтобы сделать себе имя. Прекрасный хаос каменных крыш и новых высоток, сияющий неоновыми рекламными щитами. Двойные купола Капитолия, места встречи обеих палат Конгресса, возвышались над горизонтом во всем своем позолоченном великолепии.

Позади скрипнула дверь.

– Нина?

У нее перехватило дыхание. Следовало знать, что это может произойти.

– Я тебя сегодня почти не видел, – сказал Джефф. Вернее, принц Джефферсон Джордж Александр Август, третий в очереди наследников на трон Америки.

– Я хотела побыть одна, – отрывисто сообщила Нина, хотя не сумела вложить в голос нужную жесткость.

– Умно, выйти сюда перед самым началом фейерверка. У тебя будет лучшее место во дворце. – Он сверкнул своей обычной дерзкой улыбкой, хотя это не вызвало у Нины прежней слабости в коленях. Серьезно? В последний раз, когда она видела принца, он лежал вместе с ней в постели, а теперь вел себя так, будто между ними ничего не изменилось. Будто они в тех же непринужденных дружеских отношениях, что и раньше.

– Я уже собиралась уйти.

Нина попыталась отвернуться, но рука Джеффа сомкнулась у нее на запястье. Прикосновение буквально воспламенило нервные окончания. Она сердито глянула на принца, и он послушно ее отпустил.

– Извини. Я просто хотел сказать… Та ночь после выпускного…

Нина скрестила руки на груди. Она не надела под платье бюстгальтер и невольно смутилась – хотя какая разница? Джефф уже все это видел.

– Не волнуйся. Я никогда никому не рассказывала, если ты об этом.

– Что? Нет, – быстро возразил он. – Я хотел сказать тебе, что мне жаль.

– Жаль, что это произошло, или жаль, что ни разу мне потом не написал? – Нина обычно так не говорила, но эти слова гремели у нее в голове в течение многих месяцев, и теперь, когда она снова оказалась лицом к лицу с принцем, они, казалось, выплескивались независимо от нее, сами по себе.

– Я не знал…

– Ты не знал, что должен хотя бы признать девушку на следующее утро?

Джефф поморщился.

– Ты права. Мне следовало что-то сказать. Просто ночь была такой странной после того, что случилось с Химари. Наверное, я не подумал.

Нина приготовилась услышать оправдание – что он забыл, или потерял свой телефон, или что она слишком остро реагирует, поскольку, в конце концов, они даже не переспали… Но слова принца застали ее врасплох.

– Та девушка, что упала?

Она слышала о Химари Марико, бедняжке, что скатилась по задней лестнице дворца в ночь выпускного. Чудо, что ее родители не подали в суд на королевскую семью.

Возможно, аристократы сочли дурным тоном тащить своих монархов в суд. На самом деле, Нина не знала.

– После того, как это случилось, охранник разбудил меня стуком в дверь. Я решил дать тебе поспать, – добавил Джефф, неловко поглядывая на Нину. – А потом на следующее утро мы так рано уехали в королевский тур, и я действительно не знал… Я имею в виду… Прости, – снова беспомощно повторил он.

Его извинения выбили воздух из груди Нины. Волна ее гнева, казалось, испарилась, оставив странное чувство неуверенности.

Как по команде, с газона донесся низкий гулкий звук, и небо взорвалось разноцветными всполохами. Традиционный фейерверк после Бала королевы.

Нина вспомнила, как ей и близнецам нравилось наблюдать за ним, когда в силу возраста их не пускали на вечер. Сэм настаивала, чтобы Нина оставалась с ночевкой, и они пробирались на эту самую террасу до начала фейерверка, укутавшись в тяжелое шерстяное одеяло.

– Я останусь на минуту, – услышала она собственный голос. – Только пока не кончится фейерверк.

Ради воспоминаний о старых добрых временах.

Джефф указал на плиты, словно предлагая Нине самый элегантный стул в мире. Она проигнорировала его руку и опустилась на каменный пол балкона, подняв юбки платья Сэм. Затем просунула ноги сквозь перила и принялась болтать босыми ступнями в воздухе.

– Видела? – Джефф указал на дворец, где на одной из балок шатко примостилось пустое птичье гнездо. Казалось, невидимый крюк потянул сердце Нины. Она и забыла, как вместе с близнецами бродила по дворцу в поисках птичьих гнезд. Обычно дети оставляли крошки, надеясь, что птицы их съедят.

– В следующий раз нужно будет принести остатки лепешек, – подумал вслух Джефф.

В следующий раз? Нина бросила на него вопросительный взгляд, но Джефф не смотрел на нее.

В его профиле было нечто царственное: квадратная челюсть, высокие скулы и орлиный нос. Такие лица римляне чеканили на монетах.

Какое-то время они сидели там в дружеском молчании. Над головой потоками красных, синих и золотых искр распускался фейерверк. Залпы так быстро следовали друг за другом, что каждый новый озарял струйку дыма, оставшуюся от предыдущего.

Сидя вот так, любуясь фейерверками, как они делали всегда, Нина почти могла притвориться, будто они снова друзья. Но также знала, что невозможно повернуть время вспять и снова стать «просто друзьями». Не в ее случае.

Нина не могла точно сказать, когда влюбилась в Джеффа. Они дружили годами, росли вместе рядом с Сэм. Нина лишь знала, что однажды проснулась и обнаружила в сердце любовь к принцу, словно свежевыпавший снег поутру. Может быть, чувство скрывалось там все это время.

Когда он начал встречаться с Дафной, Нина почти умерла от боли. Внезапно Дафну стали приглашать на все те же события и каникулы, куда вместе с Сэм приходила Нина, и ей пришлось бессильно смотреть, как на ее глазах разворачиваются их отношения.

Она ненавидела Дафну. Ненавидела ее идеальную улыбку, ее блестящие волосы, которые, казалось, никогда не растрепываются, милый, но весьма собственнический жест, с которым она брала Джефферсона под руку. Больше всего Нина ненавидела Дафну за то, что та такая подходящая – что является воплощением девушки, с которой, по общему мнению, Джеффу и должно встречаться. Нина никогда не могла с ней соперничать.

До ночи выпускного, когда все изменилось.

На следующее утро близнецы спозаранку уезжали в один из ежегодных туров по стране. Тем не менее король и королева согласились позволить детям устроить выпускной вечер во дворце. Нина смеялась, танцуя с Самантой и парой ее друзей из частной школы. Им всем было что выпить; фирменный коктейль на вечеринке представлял собой некую фруктовую смесь, которую придумала Сэм, играя в бармена на дворцовых кухнях.

В конце концов вечеринка стала слишком горячей и многолюдной для Нины. Она вышла в коридор – только чтобы столкнуться там с принцем.

Джефф поймал ее за плечи, когда она немного пошатнулась.

– Ты в порядке?

Нина почему-то совершенно не удивилась, обнаружив Джеффа. Конечно, он был здесь: в ее пьяных счастливых фантазиях сама судьба привела его сюда, специально для нее.

– Не могу поверить, что завтра ты уезжаешь. Без тебя все будет не так, – выпалила Нина и тут же пожалела, что не может забрать слова обратно. – В смысле, без тебя и Сэм.

– Нина Гонсалес, – ухмыльнулся Джефф. – Ты говоришь, что будешь по мне скучать?

Нина не могла понять, серьезно он или нет. Она не знала, что ответить.

Джефф наклонился вперед. Магия густым тяжелым покровом лежала в воздухе. И в какой-то момент – Нина миллион раз прокручивала тот момент в памяти, но даже сейчас не могла с уверенностью сказать, кто из них это начал, – в какой-то момент они принялись целоваться.

Нине показалось, что она вообще вылетела из этой вселенной и оказалась в совершенно другом месте, где может произойти что угодно.

– Пойдем наверх? – пробормотал Джефф.

Нина знала, что должна сказать «нет», конечно, «нет».

– Да, – прошептала она вместо этого.

Они, спотыкаясь, прошли через его гостиную прямиком в спальню. Нина упала на кровать, увлекая за собой Джеффа. Воздух казался более разреженным, теплым, а может, из ее крови куда-то испарился кислород, потому что весь мир буквально перевернулся. Она была здесь, с принцем Джефферсоном.

Его рука скользнула под лямку ее платья, и это мгновенно отрезвило Нину.

Она уже обнималась с несколькими мальчиками из своего класса и с тем парнем в баре в Кабрильо, во время поездки с Сэм, но ни один из них не прошел дальше поцелуев. Глупо, невероятно глупо, Нина даже самой себе отказывалась признаваться, но в то же время в глубине души ждала этого, надеялась. Что в итоге окажется здесь, с единственным парнем, которого когда-либо любила.

И вот теперь не могла позволить себе идти дальше, потому что знала: если начнет, то уже вряд ли остановится.

Почувствовав ее сомнения, Джефф аккуратно вернул лямку на место.

– Я не давлю, – тихо сказал он.

Нина снова поцеловала его, потому что не знала, как еще объяснить свои чувства – что ей не просто нравился Джефф; она любила его, пожалуй, даже слишком сильно.

На долю секунды Нине показалось, что она услышала какой-то шум у двери. Нина в панике оглянулась, но там никого не было. А потом Джефф притянул Нину ближе, снова поцеловал, и все мысли вылетели из ее головы.

Когда на следующее утро она проснулась, он уже ушел.

Какое-то время Нина лежала в сонной растерянности, мигая в лучах раннего солнца. Этим утром близнецы уезжали в королевский тур, но ведь Джефф не уйдет, не попрощавшись? Может быть, он просто вышел что-то проверить.

В конце концов Нина соскользнула с кровати и начала искать свои вещи. Затем на цыпочках вышла в коридор во вчерашнем платье.

– Мисс? – Один из дворцовых охранников стоял у двери с подчеркнуто нейтральным и очень профессиональным видом. – Машина ждет вас, чтобы отвезти домой.

– О.

Вот и все, что сумела выдавить Нина, сгорая от стыда и унижения. Приятные воспоминания о прошлой ночи мгновенно растаяли. Да, они с Джеффом ничего друг другу не обещали, и она не ждала обнаружить любовную записку, но, по крайней мере, хоть что-то сказать на прощание он мог?

Наверное, Джефф разозлился, что она в последний момент пошла на попятную. Наверное, пригласил ее наверх, так как хотел с ней переспать, но как только Нина сказала «нет», тут же потерял весь интерес и ушел, наказав охраннику убрать ее, как маленький грязный секрет. Что ж, слава богу, что в итоге она с ним не переспала.

Нина сердито включила свой телефон, решив не думать о Джеффе, и обнаружила, что Интернет буквально гудит, обсуждая одну и ту же новость. Большая ошибка Джефферсона, гласил один заголовок, очередной королевский раскол: к добру ли это?

Похоже, после почти трех лет знакомства Джефф и Дафна решили расстаться по взаимному согласию.

Все журналисты единодушно выражали одно и то же мнение: Джефф еще пожалеет о своем решении.

Дафна Дейтон была лучшим, что случалось с монархией со времен королевы Аделаиды. Она уважаема, умна и добра, а еще пробуждала в принце лучшие качества, провозглашала штатная журналистка из «Дейли Ньюс». Потеряв Дафну, Корона потеряла один из своих самых сильных и ярких активов. С кем бы Джефферсон ни решил встречаться дальше, новой кандидатке никогда не сравниться с прежней.

Нине стало плохо. Конечно, она не Дафна. Та была из тех девушек, что могут часами ходить на каблуках без единой жалобы, знать, какую вилку использовать на официальном обеде, и рассказать смешную шутку, не скатившись в глупость, – вероятно, еще и на четырех языках.

Дафна была девушкой, на которой Джефф женился бы, а Нина – той, кого он утащил наверх на вечеринке, а затем отправил домой на арендованной машине, пока никто не узнал. От этой мысли Нина почувствовала себя дешевой, безвкусной и какой-то пустой.

Поцелуи свели ее с ума, но они были результатом удачного – или, вернее, неудачного стечения обстоятельств. Просто Нина попалась Джеффу раньше, чем кто-либо другой: она подвернулась под руку и, по-видимому, оказалась достаточно глупа, чтобы с ним связаться. Как и любая другая дурочка в Америке.

Последние искры фейерверка растаяли на темном бархате неба.

Холодало; от ветерка шея Нины покрылась гусиной кожей.

– Мне пора, – тихо сказала она, обхватывая себя руками.

Джефф без единого слова снял с себя китель и накинул ей на плечи. Тот был тяжелым и звенел от всевозможных медалей и металлических украшений.

Вопреки здравому смыслу Нина просунула руки в рукава. Куртка пахла Джеффом, чем-то теплым и немного сладким.

Когда принц наклонился вперед, чтобы коснуться ее губ, Нина не отпрянула.

Она почувствовала легкое потрясение, эхо поцелуя буквально разнеслось по всему телу. Именно этого Нина искала, когда целовала тех парней в школе, чьи лица уже стерлись из памяти. Вот каким должен быть поцелуй – электрическим, пульсирующим и одновременно пьянящим, как будто ты открыл новый источник топлива, который может согреть тебя изнутри.

А потом она резко пришла в себя и вспомнила все, что сделал Джефф.

Нина уперлась ладонями ему в грудь и с силой оттолкнула.

Молчание упало между ними, точно занавес. Нина вскочила на ноги. Джефф потрясенно моргнул, его лицо исказилось, будто он не мог поверить в то, что сейчас произошло. Она тоже не могла. О боже, а это не считается изменой – врезать представителю династии?

– Прости. Я неправильно понял ситуацию, – нерешительно сказал Джефф. Он встал, все еще пребывая в замешательстве.

Никто никогда не говорил ему «нет», поняла Нина. Никогда. Таково было проклятие королевской семьи.

Что ж, все когда-нибудь случается впервые.

– Тебе не следовало этого делать, – отрезала она, хотя и знала, что это не совсем справедливо. Нина сама сидела рядом с ним, здесь, на холоде, в тонком платье. Надела его китель.

Волосы Джеффа упали ему на глаза; он нетерпеливо откинул их с лица.

– Я знаю, что в прошлый раз не сильно хорошо себя повел…

– Не сильно хорошо себя повел? Ты хоть представляешь, каково это, проснуться в твоей постели после такого? – Ее голос сорвался из-за эмоций. – А потом я не услышала от тебя ни слова, ни единого, за все шесть месяцев!

– Прости, – повторил он, будто напоминая, что уже это говорил.

– «Прости» – это тебе не волшебный ластик, который мгновенно стирает все ошибки! Нельзя просто извиниться и ждать, что все будет как раньше, не тогда, когда причинил человеку боль!

Слезы навернулись на глаза, и Нина сердито сунула руки в карманы кителя. Внутри обнаружилась оторвавшаяся пуговица. Нина принялась нервно ее теребить.

– Я никогда не хотел сделать тебе больно, – медленно начал принц. – Но мне было стыдно, как я тогда поступил. Мы с Дафной еще встречались, когда ты и я… В смысле, я порвал с Дафной только на следующее утро.

– Если верить прессе, решение о расставании было обоюдным. – Нине тут же стало стыдно, ведь она фактически призналась, что читала те статьи.

– Ты как никто знаешь, что таблоиды искажают информацию. Наутро после выпускного я позвонил Дафне и порвал с ней. Но никогда не говорил ей о нас, – прибавил Джефф. – Это было бы жестоко. Не знаю, может, я повел себя неправильно. Или трусливо.

Нина не знала, как отвечать на подобное признание. Она ведь тоже поднялась по той лестнице, перепутала, что хорошо, что плохо.

– Я хотел поговорить с тобой на приеме, но ты убежала прежде, чем я смог тебя найти. Решил, что, может быть, ты пошла сюда.

– Ты меня искал? – А она-то подумала, что появление Джеффа на балконе – чистая случайность.

– Да, – хрипло ответил он. – Нина… как думаешь, есть шанс, что мы с тобой можем начать сначала? Попытаться еще раз?

– Не знаю. – Большего намека она ему давать не собиралась.

Уголок рта Джеффа приподнялся, словно принц хотел улыбнуться, но сомневался, можно ли.

– Что ж, «не знаю» куда лучше, чем прямое «нет». Начнем хотя бы с этого.

Его слова заключали в себе одновременно вопрос и обещание. Нина смогла лишь кивнуть в ответ. Затем скинула его китель, вручила тот принцу и вернулась в дом.




8

Беатрис


Беатрис всю свою жизнь ездила в королевские туры.

Ей было всего шесть месяцев, когда отец с матерью впервые взяли ее в путешествие по американскому югу и юго-западу. Конечно, сама Беатрис этого не помнила, но видела фотографии так много раз – как родители выходят из «Орла-5», держа ее на руках, – что ей казалось, будто это реальные воспоминания. В той поездке отец и мать, очевидно, носили ее повсюду, даже когда она спала. При виде младенца, который станет первой в истории королевой Америки, толпа ревела от безумия, граничащего с истерией.

Беатрис привыкла к турам, к тому, что приходится улыбаться и смотреть в глаза каждому, с кем она встречается, благодарить их, приветствовать по имени. Она знала, насколько важны эти моменты для имиджа королевской семьи. Как сказал ее дедушка, народ – весь народ – должен видеть своего монарха, чтобы по-настоящему ему верить.

Несмотря на это, Беатрис время от времени ловила себя на том, что переходит в режим автопилота, твердя «спасибо» и «мне очень приятно с вами познакомиться» столько раз, что забывает значение этих слов.

Теперь, на Балу королевы, она чувствовала то же самое. Как будто не проживала свою собственную жизнь, а превратилась в актрису, зачитывающую сценарий, написанный кем-то другим.

Не сильно помогало, что приходилось доблестно, однако с небольшим успехом следить, чтобы партнер по танцу не отдавил ей ноги.

– …и именно поэтому сбор урожая в этом году прошел куда более гладко, – объяснил лорд Маршалл Дэвис, внук герцога Оранжского. Он был очень красив, особенно когда улыбался: белые зубы сверкали на фоне гладкой черной кожи.

Пара кружила по бальному залу в томном вальсе. Беатрис редко так много танцевала на мероприятиях; обычно она и ее родители воздерживались от развлечений. Когда ты танцуешь, то можешь говорить только с одним человеком, всегда повторял ее отец. Намного эффективнее прохаживаться в толпе и беседовать со многими.

Конечно, сейчас дело обстояло иначе, ведь сегодня вечером Беатрис нужно было познакомиться с кандидатами. Она по-прежнему отказывалась думать о них как о потенциальных мужьях.

По крайней мере, молодые люди уже знали, что происходит, и это избавляло Беатрис от необходимости объяснять, почему она решила им представиться. А еще каждый из них, казалось, знал, кем были другие; это становилось ясно по тому, как они сверлили друг друга взглядами через бальный зал.

Беатрис уже успела посмотреть большинство кандидатов. Лорда Эндрю Рассела, будущего графа Гуронского, чей отец в настоящее время служил послом в Бразилии. Лорда Часку Ванету, будущего герцога сиу, и лорда Коду Онегу, будущего герцога ирокезов, двух наследников из числа коренных американцев, самых близких к Беатрис по возрасту. Была даже пара братьев, лорд Джеймс Перси и лорд Брэндон Перси, наследников герцогства Тайдвотер, узкой полоски земли, которая окружала большую часть Мексиканского залива.

Единственное, что у них всех было общего, так это желание похвастаться своими достижениями. Например, Маршалл в настоящее время расписывал виноградники, принадлежавшие его семье в Напе.

Беатрис заставила себя улыбнуться. Она не то что не интересовалась вином, но даже редко его пила.

– Я рада, что сбор урожая прошел успешно. Сельское хозяйство – такая важная часть американской экономики, особенно в Оранже. – Она устала, хваталась за соломинку, но явно ляпнула не то, что нужно.

– Виноделие – не сельское хозяйство. Это искусство, – проинформировал ее Маршалл.

– Разумеется, – быстро согласилась Беатрис.

Он кивнул и осторожно развернул ее в танце.

Беатрис увидела светловолосую голову по другую сторону бального зала. Это был Теодор Итон, единственный молодой человек из списка родителей, который еще не удосужился ей представиться. Беатрис узнала его по фотографиям из своей папки.

– Извините, но мне нужно отойти, – пробормотала она. Независимо от того, что чувствовала Беатрис, она никогда не забывала о манерах. – Приятно было пообщаться.

– О… ладно. – Маршалл отступил, позволив Беатрис через танцпол направиться в сторону Теодора.

В своем пышном платье, утяжеленном орденской лентой, медалями и тиарой Уинслоу, она чувствовала себя огромной бригантиной, что медленно, но величественно продвигается по неспокойным водам.

– Теодор Итон. Приятно наконец с вами познакомиться, – заявила Беатрис. Получилось немного более прямолинейно, чем обычно, но она уже совершенно выбилась из сил.

– Ваше Королевское Высочество. – Он выжидающе протянул руку, уже разворачиваясь в сторону танцпола. – И, пожалуйста, зовите меня Тедди.

– На самом деле… – Беатрис сглотнула. – Вы не возражаете, если мы просто посидим минутку?

Он кивнул и последовал за ней через двойные двери в гостиную, которая, к счастью, оказалась пуста. Беатрис со вздохом облегчения устроилась на одной из кушеток.

– Итак, где вы были всю ночь? Прятались от меня? – Она хотела поддразнить кавалера, но, очевидно, допустила еще одну ошибку, потому что Тедди слегка покраснел.

Столько лет ее обучали этикету, и все же Беатрис понятия не имела, как разговаривать с парнями.

– Я решил, что должен дождаться своей очереди, – тактично сказал Тедди.

В дверях материализовалась тень. Даже не поднимая головы, Беатрис знала, что это Коннор.

Он одним взглядом оценил сцену. Беатрис посмотрела ему в глаза и слегка кивнула. После всех лет, что они провели вместе, Коннор понял ее без слов. Чуть нахмурился, но коротко поклонился и отступил.

Беатрис приготовилась вытерпеть очередное неизбежное получасовое хвастовство. Но прежде чем она успела попросить Тедди рассказать о себе, он прервал ее мысли.

– Как вы держитесь?

Беатрис моргнула.

– Прошу прощения?

– Должно быть, вам неловко и невероятно утомительно перезнакомиться с кучей парней, с которыми вас пытаются свести родители. Как вы себя чувствуете? – спросил он, затем покачал головой. – Извините, вас наверняка все только об этом и спрашивали.

– На самом деле, вы первый. – Беатрис тронула его забота. – Вообще-то, да. Немного странно.

– Ужасно странно. Как в той передаче с экспресс-свиданиями, – согласился Тедди, и ей захотелось улыбнуться. Она поняла, о чем он; Саманта и Нина смотрели это шоу.

Тедди был не слишком высоким, далеко не таким великаном, как Коннор, но сейчас, когда сидел, откинувшись на подушки, казался… внушительным. Не в плохом смысле слова, решила Беатрис, скорее, твердым, уверенным. Но что-то в его внешности не давало ей покоя.

– Ваш галстук не в порядке. – К собственному огромному удивлению, она наклонилась вперед. – Давайте я поправлю.

Тедди виновато улыбнулся, хотя глаза его блеснули. О боже. Он решил, что она с ним заигрывает? Но разве не этим ей следовало заниматься?

– Вы всегда такая перфекционистка? – спросил он.

– Часть моих обязанностей. – Чтобы прогнать волнение, она сосредоточилась на задаче: крутила бабочку так и эдак, пока не завязала, как надо.

– Где вы этому научились? – спросил Тедди, откинувшись назад.

Галстук стал совершенно симметричным, с четкими краями. Беатрис никогда не бралась за работу, которую не могла выполнить идеально.

– Мой преподаватель по этикету научил.

Тедди начал смеяться, затем осекся.

– Боже мой, – сказал он. – Вы не шутите? У вас действительно был учитель по этикету?

– Конечно. – Беатрис поежилась под его пристальным взглядом.

– А чему еще вас научил преподаватель по этикету?

– Как вести себя за столом, как бегать, как безопасно садиться и выходить из машины…

– Прошу прощения, а здесь-то этикет при чем?

Беатрис постаралась не смутиться еще больше.

– Мне нужно переносить обе ноги одновременно, сжав колени, чтобы не дать папарацци сфотографировать… – Она не могла сказать «промежность», но ей и не потребовалось, судя по тому, как расширились глаза Тедди.

– Какое же счастье, что я не ношу юбок, – пошутил он.

Беатрис хотелось расхохотаться, но она сдержалась и лишь улыбнулась.

Звуки приема доносились до них, становясь все мягче с наступлением ночи. Тедди задумчиво посмотрел на Беатрис.

– Знаете, а я видел вас в Бостоне несколько раз, когда приезжал домой на каникулы.

– В самом деле? Где?

– В «Дарвине». Я ходил туда делать уроки, – смущенно признался он. – Я всегда знал, когда вы приедете, потому что один из ваших охранников заглядывал с проверкой. Десять минут спустя вы подъезжали на своем велосипеде, спрятав лицо под бейсбольной кепкой, чтобы взять рогалики и холодный напиток. Я думал, это круто с вашей стороны, – тихо добавил он. – Самой ходить за рогаликами, когда явно есть кого за ними отправить.

Беатрис покраснела. Она знала, что никого не обманет своей маскировкой, но в колледже люди уважали ее личную жизнь. Даже если узнавали, то все равно обычно не беспокоили.

– Мне нравилось ездить на велосипеде в «Дарвин». Это всегда вызывало много трудностей, но я никогда не упускала возможность.

– В смысле – вызывало много трудностей?

– Одному из моих охранников приходилось ехать следом, в машине с темными стеклами, а другому – тому, что проводил проверку – ждать меня в «Дарвине», – смущенно пояснила Беатрис. – Весьма много телодвижений ради простого рогалика.

– Могу сказать в вашу защиту, что те рогалики вкуснее всего, когда с пылу с жару. Совсем другое дело, если бы их доставляли вам в библиотеку или где вы там занимались, – заверил Тедди.

– Полицейский участок, – поправила Беатрис, не подумав.

– Что?

– Я даже не могла пойти поработать в библиотеку. Там так много людей, а мне не очень уютно в небольших закрытых помещениях, если в них полно народа… – Беатрис сглотнула. – Обычно я на велосипеде и с рогаликами ехала в кембриджский полицейский участок и делала домашнюю работу на верхнем этаже. Там меня никто не трогал.

Немного глупое признание, но Тедди понимающе кивнул.

– И какие рогалики вы заказывали у «Дарвина»? – спросил он, мягко меняя тему.

– Черничные с двойной порцией сливочного сыра. Если только не было брауни с начинкой из ириски, – призналась она. – Их я ела каждый день во время экзаменов. Мой личный антистресс. – Беатрис наклонила голову и взглянула на Тедди. – А вы что заказывали?

– Суперсэндвич с чоризо и халапеньо. Обожаю острое, – признался он и засмеялся. – Как бы вы не осудили меня за выбор.

– Мне пока больше не за что вас судить. Остальные парни большую часть времени рассказывали о себе. – Беатрис подвесила конец фразы в воздухе, но Тедди на приманку не попался.

– Может быть, мне не о чем столько говорить.

– Вы не собираетесь хвастаться Йельским университетом? – с улыбкой спросила она.

– Мне не хотелось подчеркивать, что я пошел в лучшую школу, чем Гарвард, – парировал он. – Хотя раньше я удивлялся, почему вы решили не поступать в Королевский колледж.

Где всегда учились будущие короли Америки, не стал договаривать он, но это и так было ясно.

– Я пыталась создать прецедент, – уклончиво ответила Беатрис.

Люди обычно предполагали, что принцесса отправилась в Гарвард из-за его академической строгости, но, если честно, ей просто хотелось на четыре года уехать из столицы. Так далеко, как только можно.

Вообще она предпочла бы один из колледжей на западе, вот только родители никогда бы не отпустили ее в Оранж.

– Напомните, вы были в школьной команде? – спросила Беатрис, пытаясь сменить тему.

– Только первый год. А теперь у меня есть доказательство того, что вы видели мое резюме. – Тедди оперся локтем на колено. – Вам дали досье на всех нас, с цветными ярлычками и сортировкой в алфавитном порядке?

– На самом деле сортировка по значимости титула, – возразила она, пытаясь пошутить. – Откуда вы узнали?

– Потому что так сделали бы мои родители.

Беатрис не знала, что сказать, но Тедди продолжил.

– Мои родители весьма… настойчивые люди, – тактично пояснил он. – Полагаю, ваши тоже. Прямо сейчас мои расстроены, что я не пошел прямиком на юридический. Вся моя семья – юристы, – прибавил он так, словно это все объясняло.

– И вы тоже хотите изучать право?

– Не уверен, что мои желания имеют значение, – тихо признался он.

Беатрис ощутила симпатию. Уж кому, как не ей, знать, каково это.

– Кажется, я видела портрет одного из ваших предков в Бостонском музее изобразительных искусств. Леди Шарлотта Итон, – припомнила Беатрис. Она тоскливо улыбнулась, вспомнив о той ночи.

– Портрет Уистлера, – понимающе заключил Тедди. – Она была моей прабабушкой.

Беатрис кивнула.

– Как понимаю, в этом музее много предметов искусства из вашей личной коллекции. Со стороны вашей семьи было очень мило их предоставить.

Большая часть собрания семьи Вашингтон находилась в постоянной аренде в Национальной портретной галерее. Когда Беатрис была моложе, каждую неделю ей в комнату вешали по одной картине из коллекции. От некоторых особо кровавых исторических полотен ее потом мучили кошмары.

– Вообще-то мы продали тот портрет, – сообщил Тедди и мгновенно подобрался, будто жалея о сказанном.

Беатрис почувствовала, что невольно вторглась в чужое личное пространство.

– Ну, мне пришлось написать эссе об этой картине, и такой низкой оценки мне за все время учебы не ставили, – продолжила она. – Так что давайте будем надеяться, что вы не настолько сложный человек, как ваша прабабушка. Потому что иначе я никогда вас не пойму.

Тедди, казалось, задумчиво изучал ее.

– Вы знаете, – сказал он наконец, – я немного удивился, когда родители сообщили, почему я встречусь с вами сегодня вечером. То есть… Вы же можете выбрать буквально кого угодно.

Не кого угодно. Беатрис снова подумала о том, насколько тонкой была ее папка.

– Не все так просто, – только и сказала она.

Лунный свет лился через огромные окна, подсвечивая поразительные сапфировые глаза Тедди. Он понимающе кивнул.

– Могу представить.

Другие парни были такими предсказуемыми, такими одномерными. Никто из них не обратил на Беатрис внимания. Они лишь позировали и раздувались от гордости, ведя пустые разговоры и практически ее не слушая.

Может, от Тедди у нее и не шла кругом голова, но было в нем что-то искреннее, что говорило в его пользу.

Беатрис попыталась скрыть нервозность. Она, на самом деле, никогда не делала этого раньше, иначе как упражняясь со своим учителем этикета, – да, лорд Шрусборо учил ее приглашать парней на свидания, так как большинство мужчин слишком робели, чтобы самим позвать принцессу.

– Тедди… – Она замолчала, сглотнула и собралась с духом. – В следующие выходные моя семья будет на премьере «Полночной короны», нового шоу в Ист-Энде. Хотите пойти со мной?

Он замялся, и Беатрис задумалась, не допустила ли она промах, позвав Тедди посмотреть мюзикл со всей ее семьей, ни больше ни меньше. Но затем он расслабился и улыбнулся.

– С удовольствием, – заверил Тедди.








Ведя в конце ночи Беатрис обратно в ее покои, Коннор держался подозрительно тихо.

Она потерла все еще ноющие после тиары виски. Вот бы сбросить туфли и пойти по коридору босиком, как это сделала бы Саманта, но даже сейчас какие-то глубоко укоренившиеся правила приличия не позволяли Беатрис расслабиться.

Она посмотрела на Коннора. Он отвел взгляд, крепко сжав челюсти. Друг был как-то уж очень молчалив. Обычно после мероприятия обоим не терпелось поделиться друг с другом историями, сравнить впечатления о людях, с которыми разговаривала Беатрис, тихонько посмеяться над кем-то. Однако сегодня вечером Коннор, похоже, твердо решил ее игнорировать.

Наконец Беатрис не выдержала.

– В чем дело?

Они были одни в коридоре наверху, их шаги приглушал тяжелый ковер. Тем не менее Коннор отказывался смотреть на подопечную.

– Ну же, – настаивала Беатрис. – Ты – единственный человек, который говорит мне правду. Что тебя грызет?

– Честно? – Он наконец вперил в нее свой острый, как у сокола, взгляд. – Поверить не могу, что ты согласилась на этот балаган. И что конкретно ты собираешься делать? Отсеивать этих парней одного за другим, а тот, кто останется в итоге, получит розу?

– Прости, а у тебя есть идеи получше?

Он зло и неверяще хмыкнул.

– Я просто сомневаюсь, что можно собрать кучку аристократов и надеяться обрести с одним из них истинное семейное счастье.

– А истинное и не требуется. По крайней мере, если верить моим родителям, – с непривычной горечью ответила Беатрис. – Нужна просто «достаточно счастливая» жизнь.

Они дошли до ее покоев. Гостиная была прекрасной, хоть и довольно безликой: множество антикварной мебели и эмалированных ламп, бледно-голубые стены увешаны скромной акварелью. У спальни стоял отделанный змеевиком письменный стол, заваленный приглашениями и официальными документами.

Коннор проследовал за Беатрис внутрь, закрыл дверь и прислонился к ней, скрестив руки.

– Зачем ты это делаешь, Би? – Он явно расстроился. Нечестно. Его-то весь кавардак никаким образом не касался.

Она сердито выдохнула.

– А какие еще варианты? Ты знаешь, насколько у меня странная жизнь. Я не могу просто ходить на свидания, как нормальная девушка.

– И ты думаешь, что лучший вариант – выбрать парня из аристократов?

– Пожалуйста, просто… не надо, – беспомощно сказала она. – Мне и так от всего этого не по себе.

– Ты сама попросила говорить честно. – Коннор сунул руки в карманы, его поза была жесткой и закрытой. Он все еще стоял у двери, и между ним и принцессой лежало расстояние в несколько ярдов. – А чего ты переживаешь? Все эти ребята здесь ради тебя. Тебе и карты в руки.

– Я в ужасе, потому что понятия не имею, что делаю, ясно? Все для меня в новинку! У меня никогда не было настоящего парня, я никогда даже… – Она осеклась, не закончив предложение, но Коннор, вероятно, все понял. В эти дни, казалось, каждый человек в стране имел свое мнение о девственности Беатрис.

– Я никогда ни в кого не влюблялась, – сказала она наконец. – Учитывая обстоятельства, у меня и шанса-то не было. – Затем, по какой-то причине, которую Беатрис сама не могла объяснить, она подняла взгляд на Коннора. – А ты кого-нибудь любил?

Это был самый личный вопрос, который она когда-либо осмеливалась ему задавать. Коннор не отвел глаз.

– Да.

Беатрис удивилась, какую обиду вызвал у нее его ответ.

– Ну что ж, – холодно сказала она, – я за тебя рада.

– Не стоит.

Она отступила на шаг. О чем бы Коннор ни говорил, от чего бы ни завершился его прошлый роман, она не хотела об этом слышать.

– В любом случае, это не твое дело. Ты можешь идти.

Никогда за все время их общения Беатрис не отсылала Коннора прочь вот так. Он вздрогнул от ее слов, и она уже открыла рот, чтобы извиниться, как…

По дворцу эхом прокатился какой-то оглушительный рев. Словно что-то взорвалось.

Коннор прыгнул вперед, быстро, словно тень, еще до того, как Беатрис полностью успела осознать звук.

Он прижал ее к стене, затем развернулся, надежно закрывая собой, и таким же плавным движением вытащил пистолет из кобуры.

Его взгляд метнулся от двери к коридору, затем к окнам, оценивая вероятность угрозы с любой стороны. Коннор подскочил к Беатрис с невероятной скоростью и теперь стоял перед ней совершенно неподвижно, так, как можно было добиться лишь многолетними тренировками.

Сердце Беатрис стучало. Она невероятно остро ощущала каждое место, где их тела соприкасались, от ее ног до груди, которая была прижата к спине Коннора. Его форма царапала ей щеку. Она чувствовала, как часто он дышит, чувствовала пряный аромат его мыла. Тепло его тела, казалось, прожигало ее платье, опаляло всю кожу.

В голове раздались слова клятвы гвардии Ревера. «Я есть фонарь истины и чести, свет, что прогоняет тьму. Своим телом и душой я клянусь охранять эту страну и ее правителей».

Телом и душой. Коннор буквально поклялся защищать ее до последнего вздоха. Беатрис это знала, но одно дело – знать, а другое – увидеть, как он встает перед ней, точно живой щит. Понять, что Коннор будет за нее сражаться, если потребуется. Ей почему-то стало неловко.

Кажется, прошла вечность, прежде чем из интеркома донесся голос:

– Ложная тревога! Один из зарядов фейерверка случайно попал в южный портик!

Коннор обернулся, положив руки на голые плечи Беатрис, чтобы ее успокоить. У него были крепкие ладони человека, привыкшего к физическим нагрузкам, человека, который поднимал тяжести, держал винтовку и не понаслышке знал о боксерском ринге. Его лицо светилось настороженностью, заботой и чем-то еще, что исходило от него, точно жар.

– Би, ты в порядке?

Ее горло совершенно пересохло. Ей удалось кивнуть.

По-видимому, довольный ответом, Коннор отступил и убрал пистолет. В суматохе ворот его костюма сместился, и снова показался край татуировки. Намек на настоящего Коннора, личность, которую он скрывал под оружием и униформой.

Дворец, вероятно, гудел от встревоженных голосов и поспешных шагов – как и должно было быть после такой угрозы безопасности. Беатрис ничего не слышала. Остальной мир, казалось, растворился.

Она шагнула вперед и подняла голову.

Ее здравый смысл, должно быть, на мгновение покинул ее, потому что Беатрис действовала совершенно не задумываясь; но все чувства вернулись назад, когда их с Коннором губы встретились. Абсолютная правильность этого поцелуя поразила Беатрис до глубины души.

Коннор отшатнулся. Что-то, возможно, булавка его значка, зацепилось за ленту на плече Беатрис и вырвало клочок. Светлая ткань упала на пол, как белый флаг.

О боже. Что она наделала?

Дыхание Коннора было таким же неровным, как у нее. Никто из них не говорил ни слова. Беатрис показалось, что они застыли во времени, точно персонажи в комиксе, из ртов вырывались облачка для реплик, только вот текста не было.

В двери ее покоев постучали.

– Беатрис!

Как и всегда, отец открыл дверь, прежде чем она успела его пригласить.

Ничто в их с Коннором положении не выглядело компрометирующим; они стояли в ее гостиной, Беатрис все еще была одета в свое бальное платье и туфли. Оставалось надеяться, что выражение ее лица их не выдаст.

– С тобой все в порядке? – воскликнул король. – Извини за фейерверк. Я не совсем уверен, как это произошло.

– Я в порядке, – уверенно ответила Беатрис.

Коннор коротко поклонился, пробормотал «Ваше Величество» и поспешил прочь из комнаты.

– Я просто зашел проверить. Как тебе понравились молодые люди, которых ты сегодня встретила? – спросил король, когда дверь за Коннором закрылась.

У Беатрис все еще звенело в ушах от случившегося. Она поцеловала своего гвардейца. Мысли об этом эхом отдавались в голове, как звук фейерверка, взорвавшегося несколько минут назад.

Неужели прошло всего пару минут? А похоже, целая жизнь.

– Мы можем поговорить завтра? Я так устала, – с бледной улыбкой спросила она папу.

– Конечно. Я понимаю.

Когда отец ушел, Беатрис пересекла гостиную и спальню и спряталась в свое последнее убежище – гардеробную. В ней глубокое эркерное окно со старым подоконником, заваленным подушками.

Забравшись туда, она сбросила туфли и подтянула колени к груди. Затем закрыла глаза и уткнулась лбом в прохладный шелк своего платья, желая, чтобы сердце перестало так колотиться.

Что о ней подумал Коннор? Он все еще стоял там, за ее дверью?

Мысль о том, что она может его потерять, казалась невыносимой.

Она боялась, что навсегда испортила с ним отношения, но еще больше боялась себя – и волнующих, пугающих новых чувств, которые сотрясали тело.

Чувств к человеку, который никогда не попадет в папку с утвержденными, подходящими кандидатами. Человеку, который никогда не будет ей принадлежать.




9

Саманта


Саманта натянула одеяло на голову и зажмурила глаза, но не помогло. Она забыла задернуть шторы, и серые предрассветные лучи просочились в ее комнату, выхватив из полутьмы декоративные подушки, которые она бесцеремонно сбросила на ковер.

Уши болели. Сэм коснулась их и поняла, что случайно уснула в бриллиантовых серьгах из коллекции драгоценностей Короны. Ой. Она сняла их и бросила на прикроватную тумбочку, а затем кинулась к своему телефону, отчаянно желая узнать, написал ли ей Тедди.

Нет. С другой стороны, разве она дала ему свой номер? Сэм поискала его профиль в социальных сетях, но это раздражающе мало помогло. Всего несколько снимков: ролл с лобстером, закат в Нантакете, фотографии, которые он сделал в прошлом году на дне рождения друга. Сэм просмотрела их все, сгорая от любопытства в поисках последней информации о Тедди.

Наконец она откинула одеяло, направилась в гардеробную и переоделась в ярко-розовые тренировочные брюки и подходящий топ. Задумалась, не пойти ли постучать в дверь Джеффа, но он всегда был таким ворчливым по утрам. Вместо этого она послала брату сообщение: «Сходим позже в кино?» Если она подаст запрос сейчас, они смогут получить разрешение пойти в настоящий кинотеатр с настоящими людьми, что всегда было намного веселее, чем смотреть что-либо в зале во дворце, пусть им и присылали копии всех фильмов еще до официальной премьеры. Нужно будет лишь отправить пару телохранителей проверить кинотеатр примерно за полчаса до появления близнецов.

Сэм нехарактерно для себя тихо спустилась к диспетчерской охраны на нижнем этаже. Дворец на следующий день после приема всегда вызывал странное ощущение, пустые комнаты еще хранили эхо прошлой ночи. Горничные уже вытирали столы и раскручивали ковры, доставая бокалы из тех неожиданных мест, где их забыли пьяные гости: с полки в библиотеке, из горшка с орхидеей или, в случае с Сэм, на полу гардеробной. Она хмыкнула при виде разбитой штукатурки и опалин на южном портике, где взорвался фейерверк. По крайней мере, в этом происшествии она в кои-то веки была не виновата.

– Беатрис? – Ее отец сидел на скамейке у подножия лестницы и завязывал кроссовки. – О… Сэм. Я думал, это твоя сестра, – объяснил он, подняв глаза. – Ты ее не видела?

– Еще нет.

– Наверное, она решила поспать. – Король оперся руками на колени и со вздохом встал. Затем снова уставился на Сэм в ее розовом тренировочном костюме и прочистил горло. – Как насчет пробежки?

Ну, разумеется. Не Саманту отец изначально хотел взять с собой, она была лишь запасным вариантом на случай, если Беатрис не встанет.

– Гм. Конечно, – пробормотала Сэм и вслед за отцом вышла в морозное утро.

Пара офицеров безопасности, облаченных в одинаковую черную форму с оружием на поясе, потрусила рядом. Они давно смирились с привычкой короля бегать по утрам: он почти каждый день отправлялся в путь по заранее утвержденной петле в центре города. Часто король просил кого-то к нему присоединиться: иностранного посла, политика, который хотел добиться поддержки по какому-то конкретному вопросу, или чаще всего Беатрис. Приглашение пробежаться с Его Величеством ценилось даже выше, чем личная аудиенция в его кабинете.

Этим и отличался отец Сэм – он никогда не переставал работать. Для него не существовало четкой границы между дворцом и домом. Его разум никогда не отдыхал. Даже когда семья была в отпуске, Сэм рано утром или поздно вечером ловила отца за работой: он сочинял речи, читал отчеты, писал по электронной почте своим сотрудникам, или своему пресс-секретарю, или людям, которые руководили его благотворительными организациями, какая новая идея пришла ему в голову.

Они направились к скрытому боковому выходу из дворца, и перед ними развернулся город – от Вольерной аллеи до широких зеленых мазков парка Джона Джея. На горизонте, за маревом жилых и офисных зданий переливался шпиль Адмиралтейской иглы, окрашенный шафрановыми лучами рассветного солнца.

По пути им попались несколько других любителей пробежаться утром, но если не считать пары любопытных взглядов и приветствий, никто короля не потревожил.

Сэм взглянула на отца, но тот смотрел строго вперед. Король бежал медленнее – обычно он спокойно покрывал четыре мили за тридцать две минуты – но, возможно, просто Сэм летела на максимальной скорости из-за адреналина. Она все еще витала в мечтах о Тедди. Сам воздух, казалось, полнился возможностями, такими же густыми и осязаемыми, как туман, что клубами поднимался от реки.

И пусть Сэм знала, что была лишь запасным вариантом, она все равно радовалась, что отец попросил ее присоединиться к нему сегодня утром. Она не могла вспомнить, когда в последний раз оставалась с ним наедине.

До того, как дед Сэм умер, до того, как ее отец взошел на трон и был вынужден стать величайшим в мире многозадачником, дела обстояли иначе. Папа имел обыкновение часами напролет возиться со своими детьми, играя в игры, которые сам же и придумал. Одной из любимых у Сэм была игра День Яйца, когда утром отец давал им по яйцу и наказывал всегда носить его с собой. Тот, у кого в конце дня яйцо все еще оставалось целым, получал приз. В итоге сотрудникам дворца приходилось вычищать яичный желток отовсюду, от ковриков до штор.

Еще король обожал историю и был неиссякаемым источником преданий о бывших правителях Америки. Сэм любила заходить в комнату и спрашивать, кто здесь жил, а потом слушать, как отец рассказывает о приключениях своих предков. Он мог развернуть историю буквально из чего угодно.

Она всегда любила пошалить, но тогда в ответ на ее выходки отец смеялся, а не разочарованно качал головой. Сэм вспомнила, как однажды несмываемым маркером написала свое имя на стене между шахтой лифта и коридором для персонала на третьем этаже. Она сама не знала, что на нее нашло, но отец совсем не разозлился; наоборот, он просто-таки расхохотался. «Вот ты и оставила свой след в истории», – поддразнил папа, забирая красный маркер из рук Саманты.

Это был, вероятно, единственный след, который ей суждено оставить в истории. Никто никогда не помнил младших сестер королей или королев, сведения о них были лишь сноской под биографиями старших.

Солнце выше поднялось в небе. Его водянистый свет озарил черты ее отца, подчеркивая усталые морщины на лбу. Сэм вдруг поймала себя на мысли, что папа выглядит старым. Когда его волосы успели полностью поседеть?

– Саманта, – сказал он наконец, когда они обогнули большой сверкающий пруд, – что случилось прошлой ночью? Сначала ты опоздала на бал, потом полностью пропустила церемонию посвящения.

– Прости. – Сэм хотела покончить с этим как можно быстрее, но отец покачал головой.

– Я не хочу, чтобы ты извинялась, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой.

Офицеры охраны немного ускорились, чтобы предоставить монарху подобие уединения, хотя, вероятно, все равно все слышали.

– Твоя сестра уже думает о своем будущем, – продолжил король странным тоном.

Сэм стало интересно, что он имеет в виду. Беатрис начала новую правительственную программу?

– Я надеялся, что ты тоже. Но не заметил ни единого признака.

– Я только что закончила среднюю школу!

– Саманта, ты закончила учебу в июне. Сейчас декабрь, – напомнил отец. – Когда я согласился позволить тебе и Джеффу отдохнуть год до колледжа, то надеялся, что ты используешь это время с пользой: для размышлений или изучения чего-то нового. Но вы лишь перелетали с одного места на другое.

– Ты сам одобрил маршрут, – попыталась защититься Сэм.

У нее было подозрение, что Джеффу-то не придется услышать, какое разочарование он принес родителям.

Сэм отчаянно хотелось объяснить, как она себя чувствовала на протяжении всей поездки – будто что-то ищет, но, куда бы ни пошла, все равно не может найти. Вероятно, никогда и не сможет. Как они вообще ждали, что Сэм найдет свое призвание, если она даже не знала, что именно ищет?

– Одобрил, – кивнул отец. – Но теперь, когда вы вернулись, нам пора обсудить, что будет дальше. Вы не можете провести остаток своей жизни, бросая своих телохранителей и убегая кататься на квадроциклах. Вы даже не решили, куда пойдете в следующем году.

Прошлой весной Сэм нехотя послала кучу заявлений в разные колледжи. Разумеется, везде ее приняли. Да, все ожидали, что она пойдет в колледж, но для чего? Вряд ли ей бы дали устроиться на обычную работу, даже если бы она захотела.

Возможно, она и Джефф будут просто профессиональными бездельниками, всю оставшуюся жизнь прожигающими дыру в бюджете. Современным воплощением пары средневековых придворных шутов. По крайней мере, так они всегда говорили друг другу: что несут конституционную ответственность за то, чтобы вызывать неприятности, лишь бы компенсировать невыносимую правильность Беатрис.

– Я поняла, – сказала она папе. – Я выберу один из колледжей.

Король разочарованно выдохнул.

– Сэм, дело не только в колледже. Я о твоем поведении. Я знаю, это нелегко, когда нельзя делать так много вещей, которые другие подростки считают само собой разумеющимся. Когда-то я тоже был юным. Я понимаю, через что ты проходишь.

– Не уверена, – уперлась Сэм.

Ее отец не мог понять, каково жить запасным. Он был наследником, тем, кто не мог сделать ничего плохого, тем, вокруг кого все суетились и хлопотали. Тот, чье лицо изображали на деньгах, марках и кофейных кружках.

– Ты права. Вашему поколению труднее из-за всех этих желтых сайтов и социальных сетей, – ответил отец, не подозревая о ходе ее мыслей. – Эта жизнь, жизнь Вашингтона, – это привилегия и возможность, но также множество необычных ограничений. Я всегда надеялся, что ты сосредоточишься на открытых дверях, а не на тех, которые для тебя закрыты.

Его дыхание стало тяжелым; он перешел на шаг. На лбу выступил пот.

– Я знаю, это нелегко, – продолжил отец. – Ты молода, ты обязана совершать ошибки, и несправедливо, что тебе приходится делать их под пристальным вниманием всего мира. Но, Сэм, пожалуйста, постарайся об этом подумать.

Она все еще не понимала, куда он клонит.

– Подумать о чем?

– Чем ты хочешь заниматься, пока следующей осенью не поступишь в колледж. Ты могла бы пройти где-нибудь стажировку – например, в дизайнерской фирме или компании по устройству мероприятий? Или стать волонтером, найти благотворительную организацию, на которой сможешь сосредоточиться.

– А нельзя мне продолжить путешествовать?

– Вы можете отправиться в королевский тур, только ты и Джефф.

Саманта фыркнула. Она ненавидела, когда ее тащили в королевские туры – гулять по улицам разных маленьких городов, пока из толпы кричат: «Посмотри сюда, Беатрис!» и «Я люблю тебя, Джефф!»

Они свернули на последнюю милю назад к дворцу. Город просыпался, люди стояли в очереди у кофейной тележки на углу. Вытянутая и искаженная тень Сэм танцевала на гравийной дорожке прямо перед ней.

– Ты такая упрямая, – продолжил отец, хотя по тону это странно походило на комплимент. – Чем бы ты ни занялась, я знаю, у тебя отлично получится. Тебе просто надо направить всю свою энергию в позитивное русло. Ты напоминаешь мне твою тетю Маргарет, – добавил он, улыбаясь. – Ведешь себя совсем как она. Знаешь, ты настоящая Вашингтон.

Тетя Маргарет, старшая сестра короля, была самым диким и самым противоречивым членом королевской семьи. По крайней мере, пока не родилась Саманта.

Сэм обожала свою тетю. Они всегда понимали друг друга, потому что, в отличие от короля, Маргарет точно знала, что значит быть незначительным Вашингтоном. Ей, наверное, пришлось еще тяжелее, потому что она родилась раньше отца Сэм, но вынуждена была смотреть, как младший брат обходит ее в порядке наследования.

Такова была доля американских принцесс: ближе всего к трону они были в момент своего рождения. Потому что, рано или поздно, в итоге все равно появлялся мальчик, а мальчики всегда имели преимущество. А принцессы стояли, молча наблюдая за тем, как их место в иерархии смещается все дальше и дальше, а значение понижается с рождением каждого последующего мужчины. Так было до Беатрис.

Если бы закон изменился во времена тети Маргарет, а не поколение спустя, она стала бы первой правящей королевой в истории Америки.

Сэм подозревала, что закон изменился как раз из-за тети. Потому что дедушка Сэм знал, насколько умна Маргарет, какой у нее огромный потенциал – и смотрел, как она становится горькой и жесткой, тонет в безрассудной, богемной жизни, намеренно отдаляясь от королевской семьи. Возможно, король Эдуард III сожалел о том, что случилось с его старшим ребенком, и хотел, чтобы история не повторила своих ошибок в отношении Беатрис.

Охранники исчезли, когда Сэм и ее отец достигли дворца. Его великолепная балюстрада из белого камня словно парила в воздухе над Мраморным двором. С парадного входа создавалось обманчивое впечатление, будто дворец симметричен, но с заднего ярко была видна его неравномерность.

Сэм потянулась заново завязать хвост. Интересно, что сейчас делает Тедди? Вспоминает ли их поцелуй так же, как она?

– Папа, ты знаешь Итонов?

– А почему ты спросила?

Король внимательно посмотрел на дочь, и на мгновение Сэм показалось, будто он знает, что именно Тедди стал причиной, по которой она пропустила церемонию.

– Познакомилась с ним вчера, вот и стало интересно, – небрежно ответила Саманта.

– Вообще-то ты встречала его раньше. Не помнишь? – Отец не удивился, когда Сэм покачала головой. – Еще в твоем детстве. Тедди был пажом на моей коронации.

– О, – выдохнула Сэм. Не стоило удивляться. Королевских пажей – детей, что прислуживали на церемониях вроде коронаций или свадеб, – всегда набирали из аристократии.

– Мы давно знаем Итонов, – объяснил ее отец. «Давно» явно означало «несколько веков». – Вдовствующая герцогиня – бабушка Тедди, Рут – когда-то была фрейлиной твоей бабушки. И, конечно, нынешний герцог служил одним из моих конюших до того, как его отец умер.

– Вы были друзьями с отцом Тедди?

Король задумчиво улыбнулся.

– Мы доставляли кучу проблем, когда вламывались в винный погреб и устраивали вечеринки в Валторпе. Фамильном особняке Итонов, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Сэм. – Возможно, тот дом пережил больше королевских визитов, чем любой другой частный дом в Америке.

– Интересно, почему он не появляется при дворе, – вслух подумала Сэм. Она бы наверняка заметила такого парня, как Тедди, если бы увидела его до прошлой ночи. Большинство аристократических семей считали необходимым проводить в столице хотя бы часть года. Независимо от того, насколько обширными или роскошными были их родные поместья, все они держали какой-то опорный пункт в Вашингтоне на случаи, когда нужно явиться ко двору.

– Ну, прошлой ночью он пришел встретиться с Беатрис.

Прежде чем Саманта успела спросить своего отца, что он имеет в виду, они вошли в теплый коридор. Через несколько комнат отсюда была диспетчерская охраны; дальше сияли кухни. Огромный улей дворца уже гудел вокруг них.

Беатрис стояла прямо у входа и казалась взволнованной. Она оделась для бега в топ с длинными рукавами и черные спортивные штаны, а волосы собрала в гладкий высокий хвост.

– Извини, папа, я не хотела… ох, – выдохнула она, увидев Саманту и заметив их потный вид. – А ты рано встала.

– Джетлаг. – Сэм не стала обращать внимание на то, что Беатрис решила, будто сестра слишком ленива, чтобы просыпаться в такой час.

– Все в порядке, Беатрис. Вчера был насыщенный вечер; ты заслужила долгий сон, – заверил ее король.

Сэм заметила, как сестра заметно побледнела от его слов.

– Насыщенный? На самом деле нет.

Теперь настала очередь короля удивиться.

– Тебе никто не понравился?

– А. Точно. – На щеках Беатрис выступили красные пятна.

Саманта переводила взгляд с сестры на отца и обратно, гадая, о чем они вообще толкуют. О новоиспеченных рыцарях?

– Нет, то есть да, мне кое-кто понравился. – Беатрис сглотнула. – На самом деле я пригласила Теодора Итона сходить в театр вместе с нами.

– Это замечательно, – воскликнул король, а Саманта в то же время выпалила:

– Ты пригласила Тедди на свидание?

– Откуда ты знаешь Тедди? – медленно спросила Беатрис.

Король лучезарно улыбнулся Беатрис, не обратив внимания на перепалку.

– Саманта как раз рассказывала мне, как болтала с Тедди прошлой ночью. Это было разумно с твоей стороны – заручиться поддержкой сестры. Всегда хорошо узнать мнение другого человека, которому ты доверяешь. – С этими словами он направился к лестнице. – Не забудь, Беатрис, мы должны встретиться позже, чтобы подготовиться к частным аудиенциям на следующей неделе.

Сэм повернулась к своей сестре.

– О чем он говорит?

Сегодня утром Беатрис казалась какой-то нерешительной. Ее глаза все время метались по коридору, словно она кого-то искала.

– Частные аудиенции – это встречи, которые мы проводим два раза в неделю, обычно по двадцать минут каждая, – нетерпеливо ответила Беатрис. – Верховные комиссары, военнослужащие, судьи, высокопоставленные лица…

– Нет, о тебе и Тедди.

Беатрис вроде как удивилась вопросу. С другой стороны, она и Сэм давно уже не говорили о личном.

Саманта точно не знала, когда между ней и Беатрис начала расти пропасть. Она просто… образовалась, пока каждая из них постепенно отступала от другой. Теперь пропасть стала настолько большой, что Сэм не могла представить, как же ее преодолеть.

– Я пригласила Тедди Итона на свидание, и он сказал «да», – повторила Беатрис.

– Но…

Но целовался-то он со мной, хотела закричать Сэм. Тедди пропустил церемонию, обжимаясь с ней в гардеробе, а теперь он встречался с ее старшей сестрой?

– Но ты никогда не ходишь на свидания.

– Ну, я решила, что пришла пора начать, – устало сказала Беатрис.

– Почему Тедди?

Вчера на балу было так много молодых людей. Почему Беатрис не выбрала кого-то из них, а не того, кто понравился Саманте?

– Он из хорошей семьи. И он очень красивый, – ответила Беатрис.

Даже здесь, наедине с родной сестрой, она говорила неестественно и заученно, как будто стояла на подиуме и произносила речь.

– И все? Ты выбрала его из целой толпы за лицо и титул?

– Да какая тебе разница? Тебя никто не просил найти себе мужа!

– Что? – растерянно моргнула Сэм. – А кто что говорил о замужестве?

Мгновенная вспышка… чего-то – уязвимости, замешательства или, возможно, даже боли – нарушила безупречную маску на лице Беатрис. Этого было достаточно, чтобы Саманта сделала шаг вперед.

Но затем маска снова закрыла черты ее сестры.

– Я не ожидала, что ты поймешь. Это вопрос Государственной Важности. – Беатрис так произнесла фразу, что Сэм практически услышала заглавные буквы.




Конец ознакомительного фрагмента.


  
Текст предоставлен ООО «ИТ»
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию:https://tellnovel.com/makgi_katarina/princessa-ameriki