Цыганы
Александр Сергеевич Пушкин


«Цыганы шумною толпой

По Бессарабии кочуют.

Они сегодня над рекой

В шатрах изодранных ночуют.

Как вольность, весел их ночлег

И мирный сон под небесами.

Между колесами телег,

Полузавешанных коврами,

Горит огонь: семья кругом

Готовит ужин; в чистом поле

Пасутся кони; за шатром

Ручной медведь лежит на воле…»





Александр Сергеевич Пушкин

Цыганы



		Цыганы шумною толпой
		По Бессарабии кочуют.
		Они сегодня над рекой
		В шатрах изодранных ночуют.
		Как вольность, весел их ночлег
		И мирный сон под небесами.
		Между колесами телег,
		Полузавешанных коврами,
		Горит огонь: семья кругом
		Готовит ужин; в чистом поле
		Пасутся кони; за шатром
		Ручной медведь лежит на воле.
		Все живо посреди степей:
		Заботы мирные семей,
		Готовых с утром в путь недальний,
		И песни жен, и крик детей,
		И звон походной наковальни.
		Но вот на табор кочевой
		Нисходит сонное молчанье,
		И слышно в тишине степной
		Лишь лай собак да коней ржанье.
		Огни везде погашены,
		Спокойно все, луна сияет
		Одна с небесной вышины
		И тихий табор озаряет.
		В шатре одном старик не спит;
		Он перед углями сидит,
		Согретый их последним жаром,
		И в поле дальнее глядит,
		Ночным подернутое паром.
		Его молоденькая дочь
		Пошла гулять в пустынном поле.
		Она привыкла к резвой воле,
		Она придет: но вот уж ночь,
		И скоро месяц уж покинет
		Небес далеких облака;
		Земфиры нет как нет, и стынет
		Убогий ужин старика.

		Но вот она. За нею следом
		По степи юноша спешит;
		Цыгану вовсе он неведом.
		«Отец мой, – дева говорит, —
		Веду я гостя: за курганом
		Его в пустыне я нашла
		И в табор на ночь зазвала.
		Он хочет быть, как мы, цыганом;
		Его преследует закон,
		Но я ему подругой буду.
		Его зовут Алеко; он
		Готов идти за мною всюду».

СТАРИ К

		Я рад. Останься до утра
		Под сенью нашего шатра
		Или пробудь у нас и доле,
		Как ты захочешь. Я готов
		С тобой делить и хлеб и кров.
		Будь наш, привыкни к нашей доле,
		Бродящей бедности и воле;
		А завтра с утренней зарей
		В одной телеге мы поедем;
		Примись за промысел любой:
		Железо куй иль песни пой
		И села обходи с медведем.

АЛЕКО

		Я остаюсь.

3ЕМФИРА

		Он будет мой:
		Кто ж от меня его отгонит?
		Но поздно… месяц молодой
		Зашел; поля покрыты мглой,
		И сон меня невольно клонит…

		Светло. Старик тихонько бродит
		Вокруг безмолвного шатра.
		«Вставай, Земфира: солнце всходит,
		Проснись, мой гость, пора, пора!
		Оставьте, дети, ложе неги».
		И с шумом высыпал народ,
		Шатры разобраны, телеги
		Готовы двинуться в поход;
		Все вместе тронулось: и вот
		Толпа валит в пустых равнинах.
		Ослы в перекидных корзинах
		Детей играющих несут;
		Мужья и братья, жены, девы,
		И стар и млад вослед идут;
		Крик, шум, цыганские припевы,
		Медведя рев, его цепей
		Нетерпеливое бряцанье,
		Лохмотьев ярких пестрота,
		Детей и старцев нагота,
		Собак и лай, и завыванье,
		Волынки говор, скрып телег —
		Все скудно, дико, все нестройно;
		Но все так живо-непокойно,
		Так чуждо мертвых наших нег,
		Так чуждо этой жизни праздной,
		Как песнь рабов однообразной.

		Уныло юноша глядел
		На опустелую равнину
		И грусти тайную причину
		Истолковать себе не смел.
		С ним черноокая Земфира,
		Теперь он вольный житель мира,
		И солнце весело над ним
		Полуденной красою блещет;
		Что ж сердце юноши трепещет?
		Какой заботой он томим?

		Птичка божия не знает
		Ни заботы, ни труда,
		Хлопотливо не свивает
		Долговечного гнезда,
		В долгу ночь на ветке дремлет;
		Солнце красное взойдет,
		Птичка гласу бога внемлет,
		Встрепенется и поет.
		За весной, красой природы,
		Лето знойное пройдет —
		И туман и непогоды
		Осень поздняя несет:
		Людям скучно, людям горе;
		Птичка в дальные страны,
		В теплый край, за сине море
		Улетает до весны.

		Подобно птичке беззаботной
		И он, изгнанник перелетный,
		Гнезда надежного не знал
		И ни к чему не привыкал.
		Ему везде была дорога,
		Везде была ночлега сень;
		Проснувшись поутру, свой день
		Он отдавал на волю бога,
		И в жизни не могла тревога
		Смутить его сердечну лень.
		Его порой волшебной славы
		Манила дальная звезда,
		Нежданно роскошь и забавы
		К нему являлись иногда;
		Над одинокой головою
		И гром нередко грохотал;
		Но он беспечно под грозою
		И в вёдро ясное дремал.
		И жил, не признавая власти
		Судьбы коварной и слепой;
		Но боже, как играли страсти
		Его послушною душой!
		С каким волнением кипели
		В его измученной груди!




Конец ознакомительного фрагмента.


 
Текст предоставлен ООО «ИТ»
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию:https://tellnovel.com/ru/aleksandr-pushkin/cygany-kupit