Давший клятву
Брендон Сандерсон


Архив Буресвета #3Звезды новой фэнтези
Предсказанная Буря бурь обрушилась на мир, вызвав новое Опустошение и вынудив человечество еще раз столкнуться с древним врагом – Приносящими пустоту; их жажду мести подпитывает злобное божество. Теперь будущее зависит только от Далинара Холина, чьи измученные сражениями войска нашли приют в древнем городе Уритиру. Но в стенах оплота Сияющих рыцарей хранятся мрачные секреты, а кровавые тайны прошлого самого Далинара мешают остальным властителям поверить в благородство его помыслов. Час нового испытания близок, однако прежде героям предстоит совершить немало странствий по просторам Рошара и выстоять в битве с темной стороной собственной души.





Брендон Сандерсон

Архив Буресвета. Книга 3

Давший клятву



Brandon Sanderson

OATHBRINGER.

BOOK THREE OF THE STORMLIGHT ARCHIVE



Copyright © 2017 by Dragonsteel Entertainment, LLC

All rights reserved








Серия «Звезды новой фэнтези»



Публикуется с разрешения автора и его литературных агентов, JABberwocky Literary Agency, Inc. (США) при содействии Агентства Александра Корженевского (Россия).



Иллюстрация на обложке Майкла Уэлана

Иллюстрации Дэна Дос Сантоса, Бена Максуини, Миранды Микс, Келли Харрис, Айзека Стюарта

Заставки Айзека Стюарта, Бена Максуини и Говарда Лиона

Карты Говарда Лиона и Айзека Стюарта



© Н. Г. Осояну, перевод, 2018

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2018

Издательство АЗБУКА®


* * *








Посвящается Алану Лейтону, который болел за Далинара (и за меня) еще до того, как возник буресвет







Предисловие и благодарности


Добро пожаловать к началу «Давшего клятву»!

Путь к созданию этой книги был очень долгим. Романы из цикла «Архив Буресвета» – это весьма масштабные проекты, о чем можно догадаться по внушительному списку имен, что последует ниже.

Если у вас не было возможности прочитать «Edgedancer» – отдельную новеллу, действие которой происходит между второй и третьей книгами, – рекомендую это сделать сейчас. Она продается сама по себе и в составе сборника «Arcanum Unbounded», в который включены новеллы и рассказы, относящиеся ко всему космеру – вселенной, в которой происходит действие этого цикла, «Рожденного туманом», «Элантриса», «Убийцы войн» и других.

Тем не менее каждый цикл пишется таким образом, чтобы его можно было с удовольствием читать отдельно, ничего не зная о других циклах и книгах. Если вы заинтересовались, можете ознакомиться с более подробным разъяснением вот здесь: Brandonsanderson.com/cosmere (http://brandonsanderson.com/cosmere).

А теперь приступим к параду имен! Как я часто говорю, хоть на обложке и значится мое имя, в создание каждой книги вовлечено великое множество людей. Они заслуживают моей – а также вашей! – самой искренней благодарности за неустанный труд на протяжении трех лет, которые понадобились, чтобы написать роман.

Мой главный агент, продвигающий эти (и все остальные) книги, – чудесный Джошуа Билмес из «JABberwocky». Другие работники агентства, которые трудились над ними, включая Брейди Макрейнольдса, Кристину Лопес и Ребекку Эскильдсен. Выражаю особую благодарность также Джону Берлайну из «Zeno», моему британскому агенту, и всем агентам, которые работают с нами по всему миру.

Редактором в «Tor» по этому проекту был неизменно гениальный Моше Федер. Особая благодарность Тому Догерти, который верил в проект «Буресвет» в течение многих лет, и Деви Пиллаи, которая предоставила необходимую издательскую и редакционную помощь в ходе создания романа.

Другие помощники из «Tor» включают Роберта Дэвиса, Мелиссу Сингер, Рейчел Басс и Патти Гарсия. Карл Голд был нашим менеджером по производству, а Натан Уивер – управляющим редактором, Мэрил Гросс и Рафал Гибек занимались торговым продвижением, Ирен Галло – арт-директор, Питер Лутьен – дизайнер обложки, Грег Коллинз – дизайнер внутренних иллюстраций и Карли Соммерштайн – корректор.

В «Gollanz/Orion» (издательстве в Великобритании) я благодарю Джиллиан Редферн, Стиви Финегана и Шарлотту Клэй.

Литературным редактором этой книги был Терри Макгэрри, который отлично поработал над многими моими романами. Электронную книгу готовили Виктория Уоллис и Кейтлин Бакли из «Macmillan».

Многие люди в моей собственной компании работали много часов, чтобы выпустить эту книгу. «Буресветные» романы всегда заставляют нас в «Dragonsteel» попотеть, и не забудьте показать «палец вверх» (или, в случае Питера, кусок сыра), когда повстречаете их в следующий раз. Наш менеджер и главный руководитель процесса – моя прекрасная жена, Эмили Сандерсон. Вице-президент и шеф-редактор – заряженный Питер Альстром. Художественный редактор – Айзек Стюарт.

Наш менеджер по логистике (и тот, кто отгружает вам все подписанные книги и майки, заказанные через магазин сайта brandonsanderson.com (http://brandonsanderson.com/)) – это Кара Стюарт. Редактор, ответственный за последовательность, – и святой хранитель нашей внутренней «вики» – Карен Альстром. Адам Хорн, мой помощник-референт и директор по рекламе и маркетингу. Ассистент Эмили – Кэтлин Дорси Сандерсон, а наш помощник на все случаи жизни – Эмили «Мем» Грейндж.

Аудиокнигу читали мои любимые дикторы – Майкл Крамер и Кейт Рединг. Еще раз спасибо, ребята, что нашли время в вашем расписании для этого!

«Давший клятву» продолжает традицию наполнения «Архива Буресвета» прекрасными иллюстрациями. У нас снова есть фантастическая обложка от Майкла Уэлана, чье внимание к деталям дало невероятно точное изображение Ясны Холин. Мне нравится, что ей довелось сиять на обложке этой книги, и я по-прежнему польщен и благодарен за то, что Майкл отнимает время от своей работы в галерее, чтобы рисовать Рошар.

Чтобы воссоздать печатную продукцию иного мира требуются художники, работающие в разных стилях, поэтому их стало больше: Дэн дос Сантос и Говард Лион ответственны за изображения Вестников на форзацах и нахзацах. Я хотел, чтобы персонажи были выполнены в стиле, напоминающем классические картины эпохи Возрождения и более поздней эпохи романтизма, и оба, Дэн и Говард, превзошли мои ожидания. Это не просто великолепные книжные иллюстрации – это произведения искусства, и точка! Они заслуживают места в любой галерее.

Должен отметить, что Дэн и Говард также внесли вклад в создание внутренних иллюстраций, за что я чрезвычайно благодарен. «Модные» иллюстрации Дэна достаточно хороши, чтобы стать обложками, а графика Говарда для некоторых новых обозначений глав – то, что я надеюсь увидеть в будущих томах в большем количестве.

Бен Максуини снова присоединяется к нам, предоставив девять набросков из альбома Шаллан. Невзирая на межконтинентальное путешествие, загруженность работой и нужды растущей семьи, Бен неизменно выдает первоклассные иллюстрации. Он отличный художник и прекрасный человек.

Еще свои таланты для создания полноформатных иллюстраций в этом томе применили Миранда Микс и Келли Харрис. Обе в прошлом проделали фантастическую работу для нас, и я думаю, на этот раз вам понравится их вклад.

Кроме того, множество замечательных людей помогали в качестве консультантов или содействовали в другой области художественного оформления этой книги: «The David Rumsey Map Collection», Брент из «Вудсаундз Флютз», Энджи и Мишель из «Two Tone Press», Эмили Данлей, Дэвид и Дорис Стюарт, Шари Лион, Пейден Мак-Робертс и Грег Дэвидсон.

Моя писательская группа для «Давшего клятву» (а ей часто приходилось за неделю прочитывать в 5–8 раз больше нормального объема) включала Карен Альстром, Питера Альстрома, Эмили Сандерсон, Эрика Джеймса Стоуна, Дарси Стоун, Бена Олсена, Кейлинн Зобелл, Кэтлин Дорси Сандерсон, Алана «Лейтена из Четвертого моста» Лейтона, Итана «Скара из Четвертого моста» Скарстедта и Бена «не пихай меня в Четвертый мост» Олсена.

Особая благодарность Крису «Йону» Кингу за консультации по некоторым особо сложным сценам с участием Тефта; Уиллу Хойуму – за советы относительно людей, страдающих параличом ног; и Мишель Уокер – за особые советы касательно частей текста, связанных с различными аспектами психического здоровья.

В число бета-ридеров вошли (делаем глубокий вдох): Аарон Биггс, Аарон Форд, Адам Хасси, Остин Хасси, Элис Арнесон, Аликс Хоге, Обри Фам, Бао Фам, Бекка Хорн Репперт, Боб Клутц, Брендон Коул, Дарси Коул, Брайан Т. Хилл, Крис «Йон» Кинг, Крис Клюве, Кори Айтчисон, Дэвид Беренс, Диана Ковел Уитни, Эрик Лейк, Гари Сингер, Иэн Макнатт, Джессика Эшкрафт, Джоэл Филлипс, Джори Филлипс, Джош Уолкер, Мишель Уокер, Кальяни Полури, Рахул Пантула, Келлин Нейман, Кристина Куглер, Линдси «Лин» Лютер, Марк Линдберг, Марни Петерсон, Мэтт Винс, Меган Канне, Натан «Нэтам» Гудрич, Никки Рамзи, Пейдж Вест, Пол Кристофер, Рэнди Маккей, Рави Персо, Ричард Файф, Росс Ньюберри, Райан «Дрехи» Дрехер Скотт, Сара «Сафи» Хансен, Сара Флетчер, Шивам Бхатт, Стив Годеки, Тед Херман, Трей Купер и Уильям Хуан.

Координаторами комментариев для бета-ридеров были Кристина Куглер и Келлин Нейманн.

Наши гамма-ридеры включали много бета-ридеров, к которым присоединились: Бенджамин Р. Блэк, Крис «Наводчик» Макграт, Кристи Джейкобсон, Корбет Руберт, Ричард Руберт, д-р Даниэль Станге, Дэвид Хан-Тинг Чоу, Дональд Мастард III, Эрик Уоррингтон, Джаред Герлах, Джарет Гриф, Джесси Ю. Хорн, Джошуа Комбс, Джастин Кофорд, Кендра Уилсон, Керри Морган, Линдси Андрус, Линтин Сюй, Логгинс Меррилл, Марси Стрингхэм, Мэтт Хэтч, Скотт Эскуджури, Стивен Стиннетт и Тайсон Торп.

Как вы можете видеть, эта книга – огромное предприятие. Без усилий многих людей вы бы держали в руках куда худшее издание.

Как всегда, последнее спасибо моей семье: Эмили Сандерсон, Джоэлу Сандерсону, Даллину Сандерсону и Оливеру Сандерсону. Они мирятся с мужем/отцом, который часто пребывает в другом мире, думая о бурях и Сияющих рыцарях.

Наконец, спасибо всем вам за поддержку, которую вы оказываете этим книгам! Они не всегда выходят так быстро, как я желал бы, но это отчасти потому, что я хочу, чтобы они были настолько совершенными, насколько это возможно. Вы держите в руках том, который я готовил и планировал почти два десятилетия. Надеюсь, вам понравится время, проведенное на Рошаре.

Путь прежде цели.










Пролог

Плакать






Шесть лет назад

Эшонай всегда говорила сестре, что за следующим холмом, несомненно, ждет нечто чудесное. И вот настал день, когда Эшонай взошла на холм и обнаружила… человеков.

Она воображала себе человеков темными, бесформенными чудовищами, какими те представали в песнях. Они же оказались поразительными, причудливыми созданиями. В их речах не было различимого ритма. Их одежда была ярче панциря, но вот отращивать собственную броню они не умели. А еще так боялись бурь, что даже во время путешествий прятались внутри повозок.

Самое же примечательное – у них была всего одна форма.

Сперва она предположила, что человеки, должно быть, забыли свои формы, в точности как слушатели когда-то. Благодаря этому они мгновенно подружились.

Теперь, больше года спустя, Эшонай помогала разгружать барабаны с телеги, напевая в ритме благоговения. Слушатели преодолели большое расстояние, чтобы увидеть родину человеков, и с каждым шагом ее потрясение росло. Оно достигло пика здесь, в великолепном дворце, посреди невероятного города под названием Холинар.

Просторное помещение для разгрузки располагалось в западной части дворца. Оно было таким большим, что две сотни слушателей, набившиеся сюда по прибытии, не заполнили его целиком. Большинство слушателей не могли посетить пир наверху – там при свидетелях заключался договор между двумя народами, – но алети все равно позаботились об отдыхе для них, предоставив всем собравшимся горы еды и питья.

Она выбралась из телеги и огляделась, гудя в ритме возбуждения. Говоря Венли о своем желании нарисовать карту мира, Эшонай воображала открытия, связанные с природой. Каньоны и холмы, леса и лейты, переполненные жизнью. На самом же деле в непосредственной близости от них существовало… все это. Дожидалось, пока кто-то его обнаружит.

Вместе с новыми слушателями.

Впервые повстречав человеков, Эшонай увидела маленьких слушателей, которые были при них. Злополучное племя, застрявшее в тупоформе. Эшонай предположила, что человеки заботятся о бедолагах, утративших свои песни.

О, какими наивными были те первые встречи.

Те невольники-слушатели оказались не каким-нибудь маленьким племенем, но частью огромного народа. И человеки о них не заботились.

Человеки ими владели.

Группа паршунов, как их называли, сбилась в кучу вблизи рабочих, сопровождавших Эшонай.

– Они все время пытаются помочь, – сказал Гитгет в ритме любопытства и покачал головой. В его бороде поблескивали рубиновые самосветы того же тона, что и ярко-красные разводы на коже. – Малыши, лишенные ритма, хотят быть рядом с нами. Вот что я тебе скажу: они чувствуют, что с их разумами что-то не так.

Эшонай вручила ему барабан, который сняла с задней части телеги, а потом сама загудела в ритме любопытства. Она спрыгнула на пол и подошла к группе паршунов.

– Вы не нужны, – проговорила она в ритме мира, раскинув руки. – Мы бы предпочли сами разобраться со своими барабанами.

Лишенные песен устремили на нее тупые взгляды.

– Ступайте, – обратилась она к ним в ритме мольбы и взмахом руки указала на развернувшееся неподалеку празднество, где слушатели и слуги-человеки смеялись вместе, пусть и говорили на разных языках. Человеки хлопали в такт старым песням, которые пели слушатели. – Повеселитесь.

Несколько паршунов взглянули на поющих, склонив головы набок, но не сдвинулись с места.

– Не сработает, – вмешалась стоявшая поблизости Брианлия в ритме скепсиса, скрестив руки поверх барабана. – Они даже вообразить не могут, что это такое – жить. Они собственность, которую покупают и продают.

Что и думать о такой идее? О рабах? Клейд, один из Пятерки, отправился к работорговцам в Холинаре и приобрел человека, чтобы проверить, действительно ли это возможно. Ему даже не пришлось покупать паршуна – там продавались алети. Похоже, паршуны стоили дорого и считались рабами высокого качества. Слушателям это преподнесли как повод для гордости.

Эшонай загудела в ритме любопытства и кивком указала в сторону дворца, глядя на остальных. Гитгет улыбнулся и загудел в ритме мира, взмахом руки разрешив ей уйти. Все привыкли, что Эшонай куда-то пропадает, не завершив работу. Дело не в том, что она была ненадежной… Ну, возможно, и была, но хотя бы проявляла в этом постоянство.

Так или иначе, Эшонай скоро понадобится на королевском празднестве: она входила в число тех слушателей, кто лучше и легче остальных овладел скучным языком человеков. Преимущество, благодаря которому она заслужила место в экспедиции, также стало и проблемой. Умение говорить на языке человеков сделало ее важной, а слишком важным персонам не позволялось никуда убегать.

Она покинула склад, где шла разгрузка, и по ступенькам поднялась в сам дворец, пытаясь постичь мастерство, абсолютно невообразимое чудо, которое представляло собой это строение. Оно было красивым и ужасным. Люди, которых покупали и продавали, содержали его в чистоте – но неужели именно это позволяло человекам создавать великие творения вроде резьбы на колоннах, мимо которых она проходила, или мраморных инкрустаций на полу?

Она миновала солдат в искусственных панцирях. У Эшонай в этот момент не было собственной брони; она приняла трудовую форму вместо боевой, поскольку любила ее гибкость.

У человеков выбор отсутствовал – они не утратили свои формы, как Эшонай поначалу предположила; у них попросту была лишь одна форма. Они всегда находились в единой брачно-рабоче-боевой форме. И еще их эмоции читались по лицам куда проще, чем у слушателей. О, соплеменники Эшонай улыбались, смеялись, плакали. Но не так, как алети.

Нижний уровень дворца пронизывали широкие коридоры и галереи, залитые искрящимся светом аккуратных граненых камней. Над головой Эшонай висели люстры, расплескивая повсюду свет, будто сломанные солнца. Возможно, непритязательный внешний вид человечьих тел – эта их тусклая кожа разных оттенков коричневого – был еще одной причиной, по которой они стремились все украшать, от одежды до колонн.

«А мы так могли бы? – подумала она, гудя в ритме понимания. – Если бы знали правильную форму для создания искусства?»

Верхние этажи дворца выглядели, скорее, туннелями: узкие каменные коридоры, комнаты, подобные высеченным в скале бункерам. Она направлялась к пиршественному залу, чтобы проверить, нет ли там необходимости в ее присутствии, но время от времени останавливалась, заглядывая в какую-нибудь комнату. Ей разрешили бродить по дворцу сколько захочется, не считая тех мест, где у дверей стоят стражники.

Она миновала комнату с картинами на всех стенах, потом – еще одну, где была кровать и прочая мебель. За новой дверью скрывалась внутренняя уборная с водопроводом – волшебством, которое Эшонай все еще не понимала.

Она сунула нос в дюжину комнат. Если успеет на королевский праздник к тому моменту, когда начнется музыка, Клейд и прочие из Пятерки не станут возражать. Они в той же степени приноровились к ее привычкам, как и все остальные. Эшонай вечно где-то пропадала, рассматривала всякие вещи, заглядывала в комнаты, где…

Мог оказаться король?

Эшонай замерла у приоткрытой двери, глядя на роскошную комнату с толстым красным ковром на полу и книжными полками вдоль стен. Так много сведений попросту валялось тут и там, в небрежном забвении. Еще сильней ее изумило то, что сам король Гавилар в окружении пяти других человеков – двух офицеров, двух женщин в длинных платьях и старика в просторном одеянии – показывал на что-то на столе.

Почему Гавилар не на празднестве? Почему у двери нет стражников? Эшонай настроилась на ритм беспокойства и отпрянула, но одна из женщин коснулась Гавилара и указала на нее. Эшонай, чья голова гудела от волнения, закрыла дверь.

Миг спустя из комнаты вышел высокий мужчина в униформе:

– Паршенди, король хочет встретиться с тобой.

Она изобразила замешательство.

– Сэр? Слова?

– Не прикидывайся, – одернул солдат. – Ты одна из переводчиц. Входи. Тебе ничего не угрожает.

Дрожа от беспокойства, она позволила завести себя в комнату.

– Спасибо, Меридас, – поблагодарил Гавилар и продолжил: – Оставьте нас ненадолго, вы все.

Люди покинули комнату друг за другом, а Эшонай осталась у двери, настроив ритм утешения и громко гудя, хоть человеки и не могли понять, что это значит.

– Эшонай, я хочу кое-что тебе показать.

Король знает ее имя? Она сделала еще один шаг в маленькую теплую комнату, крепко обхватив себя руками за плечи. Эшонай не понимала этого человека. Дело было не только в его чужеродной мертвой манере речи. Не только в том, что она и предположить не могла, какие эмоции клубились внутри этого человека, пока в нем соперничали боевая и брачная формы.

Король сбивал ее с толку больше всех прочих. Почему он предложил им такой выгодный договор? Сперва казалось, что речь о компромиссе между двумя племенами. Это было до того, как она прибыла сюда, увидела город и армии алети. Когда-то ее народ тоже имел города и армии, которым можно было позавидовать. Слушатели знали обо всем из песен.

Это случилось давным-давно. Теперь они обломок потерянного народа. Предатели, которые бросили своих богов, чтобы освободиться.

Человек мог сокрушить слушателей. Когда-то они посчитали, что их осколков – оружия, которое пока прятали от человеков, – хватит, чтобы защитить себя. Но она уже видела больше десятка осколочных клинков и доспехов у алети.

Почему он ей так улыбается? Что скрывает, раз уж не поет в ритме, который мог бы ее успокоить?

– Садись, Эшонай, – предложил король. – О, не надо бояться, маленькая разведчица. Я давно хотел побеседовать с тобой. Твои познания в нашем языке уникальны!

Она присела на стул, в то время как Гавилар наклонился и что-то достал из маленькой сумки. Мастерски изготовленная и красивая конструкция из металла и самосветов излучала красный буресвет.

– Знаешь, что это такое? – Он осторожно подтолкнул штуковину к ней.

– Нет, ваше величество.

– Это то, что мы называем фабриаль – устройство, которое питается буресветом. Вот этот создает тепло. К сожалению, совсем мало, но моя жена уверена, что ее ученые сумеют создать такой, который сможет согреть целую комнату. Разве это не чудесно? Больше никакого дымного пламени в очаге.

Устройство показалось Эшонай безжизненным, но она промолчала. Просто загудела в ритме восхваления – пусть король порадуется, что впечатлил ее, – и протянула фабриаль назад.

– Посмотри внимательнее, – попросил король Гавилар. – Загляни в него поглубже. Видишь, что движется внутри? Это спрен. Так работает устройство.

«Пойман, как в светсердце, – подумала она, настраивая благоговение. – Они создали устройства, которые подражают тому, как мы применяем формы?» Человеки столько всего сделали, несмотря на их ограниченные возможности!

– Ущельные демоны – не ваши боги, как я понимаю? – поинтересовался он.

– Что? – Она настроила скептицизм. – Почему вы спрашиваете?

Какой странный оборот приняла их беседа.

– О, это всего лишь вопрос, над которым я размышлял. – Король забрал фабриаль. – Мои офицеры ощущают свое превосходство, потому что им кажется, будто они все про вас поняли. Они думают, вы дикари, но они допускают серьезную ошибку. Вы не дикари. Вы анклав воспоминаний. Окно в прошлое.

Король подался вперед, меж его пальцами просачивался свет рубина.

– Мне нужно, чтобы ты доставила послание вашим правителям. Пятерке. Ты к ним близка, а за мной следят. Мне нужна их помощь, чтобы кое-чего добиться.

Она загудела в ритме беспокойства.

– Ну же, ну же, – подбодрил король. – Эшонай, я тебе помогу. Ты знала, что я открыл способ, позволяющий вернуть ваших богов?

«Нет! – Она загудела в ритме ужаса. – Нет…»

– Мои предки, – продолжил он, поднеся фабриаль к лицу, – первым делом научились удерживать спренов внутри самосветов. А с помощью очень необычных самосветов можно удержать даже бога.

– Ваше величество, – сказала она, осмелившись взять его ладонь в свои. Он не чувствовал ритмов. Он не знал. – Прошу вас. Мы больше не поклоняемся тем богам. Мы их забыли, отреклись от них.

– О, но это ведь ради вашего блага и нашего. – Гавилар встал. – Мы живем без Чести, ведь мы его когда-то обрели благодаря вашим богам. Без них у нас нет силы. Этот мир в западне, Эшонай! Он застыл в унылом и безжизненном состоянии перехода. – Король посмотрел на потолок. – Надо их объединить. Мне нужна угроза. Только опасность их объединит.

– Что… – начала она в ритме тревоги. – О чем вы говорите?

– Наши рабы-паршуны когда-то были такими же, как вы. Потом мы неким образом отняли у них способность трансформироваться. Мы это сделали, потому что поймали спрена. Древнего, необычайно важного спрена. – Король Гавилар взглянул на Эшонай, его зеленые глаза сияли. – Я видел, как это можно обратить. Новая буря заставит Вестников выйти из убежища. Новая война.

– Безумие. – Она вскочила. – Наши боги пытались вас уничтожить.

– Старые клятвы должны быть произнесены вновь.

– Вы не можете… – Она осеклась, впервые заметив, что на одном из столов развернута карта. Обширная, изображающая материк, окруженный океанами, – и мастерство рисунка посрамляло ее собственные попытки.

В изумлении она подошла к столу – в ее разуме бился ритм благоговения. «Это великолепно!» Даже величественные люстры и резные стены казались пустяком по сравнению с этим. Знание и красота, слитые воедино.

– Я думал, ты обрадуешься, когда узнаешь, что мы союзники в деле возвращения ваших богов, – пробормотал Гавилар.

Она почти слышала в его мертвых словах ритм упрека.

– Ты заявляешь, что боишься их, но зачем бояться того, что дало вам жизнь? Мой народ необходимо объединить, и мне нужна империя, которая не погрязнет в междоусобных войнах, когда меня не станет.

– Так ты ищешь войны?

– Я ищу завершения того, что мы так и не сумели закончить. Мои люди когда-то были Сияющими, а твои люди – паршуны – полны жизни. Какой прок от этого тусклого мира, где мои подданные грызутся друг с другом в бесконечных сварах, без света, который бы их направлял, а твои соплеменники – все равно что трупы?

Она снова уставилась на карту:

– Где… где Расколотые равнины? Вот эта часть?

– Эшонай, ты показываешь на весь Натанатан! Расколотые равнины вот тут. – Он ткнул пальцем в пятнышко чуть крупнее ногтя на его большом пальце, в то время как карта занимала весь стол.

От открывшейся перспективы у Эшонай закружилась голова. Так это мир? Она думала, что в Холинаре они практически достигли края земли. Почему ей раньше это не показали?!

Ее ноги подкосились, она настроилась на ритм скорби и рухнула на ближайший стул, не в силах стоять.

«Какой огромный…»

Гавилар что-то достал из кармана. Сферу? Она была темной и все же каким-то образом светилась. Словно ее окружала… аура черноты, призрачный свет, который не был светом. Он чуть отдавал фиолетовым и будто всасывал свет вокруг себя.

Король положил сферу на стол перед нею:

– Передай Пятерке это и мои слова. Скажи, пусть вспомнят, каким был ваш народ когда-то. Эшонай, пора просыпаться.

Король похлопал ее по плечу и вышел из комнаты. Она уставилась на жуткую сферу и поняла, что? это, – подсказали предания. Формы силы были связаны с темным светом, светом короля богов.

Она схватила сферу со стола и бросилась бежать.



Эшонай настояла на том, чтобы присоединиться к барабанщикам. Ей нужно было выплеснуть беспокойство. Она била в ритме, который звучал в голове, колотила изо всех сил, пытаясь с каждым ударом изгнать из сознания слова короля.

И то, что она только что сделала.

Пятерка сидела за высоким столом, последняя перемена блюд осталась нетронутой.

Он собирается вернуть наших богов, – сообщила она Пятерке.

Закрой глаза. Сосредоточься на ритме.

Он может это сделать. Он очень многое знает.

Яростный барабанный бой пронзал душу насквозь.

Нам надо что-то сделать.

Раб Клейда был убийцей. Клейд заявил, что голос – а слова произносились в такт ритмам – привел его к человеку, который на допросе признался в своих умениях. Похоже, с Клейдом была ее сестра Венли, которую Эшонай не видела с самого утра.

После ожесточенных дебатов Пятерка согласилась с тем, что знаки указывают на то, как надо поступить. Давным-давно, стремясь к свободе любой ценой и чтобы спастись от своих богов, слушатели нашли в себе смелость принять тупоформу.

Сегодня за то, чтобы сохранить эту свободу, придется дорого заплатить.

Эшонай играла на барабанах. Она чувствовала ритмы. Тихонько плакала и старательно не замечала, как одетый в белый струящийся наряд убийца, предоставленный Клейдом, покидает комнату. Она проголосовала вместе со всеми за это решение.

«Ощути мир в музыке, – всегда твердила ее мать. – Ищи ритмы. Ищи песни».

Она сопротивлялась, когда остальные утаскивали ее прочь. Эшонай рыдала, не желая оставлять музыку. Плакала по своему народу, который могли уничтожить события этой ночи. Плакала по миру, который мог никогда не узнать, что для него сделали слушатели.

Плакала по королю, которого обрекла на смерть.

Ритм барабанов вокруг нее оборвался, и умирающая музыка эхом раскатилась по коридорам.




Часть первая

Объединенные

Далинар – Шаллан – Каладин – Адолин

















1

Разбиты и разделены







У меня нет сомнений в том, что некоторые сочтут этот текст угрозой. Кое-кому он подарит свободу. Большинству попросту покажется, что лучше бы его не существовало.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Далинар Холин очутился в видении, и рядом с ним стоял призрак мертвого бога.

Прошло шесть дней после того, как его армия прибыла в Уритиру, легендарный святой город-башню Сияющих рыцарей. Они спаслись от разрушительной бури, разыскав убежище благодаря древнему порталу, и теперь обустраивались в новом доме, спрятанном в горах.

Далинар чувствовал, что многого не знает. Не понимал силу, с которой сражается, не говоря о том, как ее победить. Даже эту бурю и то, каким образом она связана с возвращением Приносящих пустоту, древних врагов человечества, едва мог осмыслить.

Поэтому Далинар вернулся сюда, в видения, оставленные богом по имени Честь, или Всемогущий, и намеревался вытрясти из него все секреты. Это видение было самым первым из всех, что довелось ему испытать. В нем он стоял рядом с богом в человеческом обличье и оба они смотрели со скалы на Холинар – дом Далинара, центр его власти. В видении город был уничтожен некоей неведомой силой.

Потом Всемогущий заговорил, но Далинар не обратил на него внимания. Сковав узами самого Буреотца – душу Великой бури, могущественнейшего спрена Рошара, – великий князь стал Сияющим рыцарем и теперь мог по собственной воле повторять для себя эти видения. Он уже трижды слышал этот монолог и слово в слово повторил его Навани для записи.

Сегодня Далинар прошел к краю скалы и присел, чтобы взглянуть на руины Холинара. Воздух был сухим, пыльным и теплым. Он прищурился, пытаясь разобрать в хаосе разрушенных зданий какую-нибудь важную деталь. Даже ветролезвия – некогда величественные, гладкие скалы, обнажавшие бесчисленные слои и вариации пород, – оказались разбиты.

Всемогущий продолжал бубнить. Видения были чем-то вроде дневника, набором посланий с эффектом присутствия, которые передал им бог. Далинар ценил его помощь, но прямо сейчас ему требовались детали.

Он оглядел небо и обнаружил в воздухе зыбь – словно жар поднимался от далекого камня. Мерцание размером с дом.

– Буреотец, – окликнул он, – ты можешь перенести меня вниз, к грудам камней?

Ты не должен туда отправляться. Это не часть видения.

– Давай пока что забудем о том, что я должен делать, – попросил Далинар. – Это в твоих силах? Ты можешь перенести меня к тем руинам?

Буреотец зарокотал. Он оказался странным существом, неким образом связанным с мертвым богом, но не точной копией Всемогущего. По крайней мере, сегодня он не использовал голос, от которого у Далинара дребезжали кости.

В мгновение ока правитель дома Холин был перенесен. Он больше не стоял на скале, но находился на равнине, возле руин города.

– Спасибо, – поблагодарил Далинар и решительно направился к развалинам.

Всего шесть дней прошло после того, как они открыли Уритиру. Шесть дней после пробуждения паршенди, которые обрели странные силы и светящиеся красные глаза. Шесть дней после новой напасти – Бури бурь, урагана из темных грозовых валов и красных молний.

Кое-кто в его войске считал, что буря завершилась и катастрофа больше не повторится. Далинар знал, что это не так. Буря бурь вернется и вскоре ударит по Шиновару, что лежал далеко на западе, а потом двинется через континент.

Никто не верил его предупреждениям. Правители в странах вроде Азира и Тайлены признавали, что на востоке появилась противоестественная буря, но они не верили в ее возращение.

Они и не догадывались, насколько разрушительным будет новый удар. Едва появившись, Буря бурь столкнулась с обычной Великой бурей, породив уникальное явление. И если бы вся странность заключалась в том, что ветра этой бури дули не в ту сторону, то можно было бы счесть ее не такой уж и страшной, однако она должна была пробудить всех паршунов в мире, превратить их в Приносящих пустоту.

Что ты ожидаешь узнать? – поинтересовался Буреотец, когда Далинар достиг каменных руин, в которые превратился город. – В этом видении ты перенесешься к гребню горы и там поговоришь с Честью. Остальное – декорация, картина.

– Честь поместил здесь эти руины. – Далинар взмахом руки указал на завалы из камней, что некогда были стенами. – Декорация или нет, его знания о мире и нашем противнике не могли не повлиять на то, каким он создал это видение.

Далинар поднялся по груде обломков наружных стен. Холинар был… вот буря, он еще не уничтожен… Холинар – великий город, с которым в целом мире мало какой мог соперничать. Вместо того чтобы прятаться в тени скалы или внутри ущелья, Холинар доверился огромным стенам, которым полагалось защищать его от ветров во время Великих бурь. Он бросал вызов ветрам и не склонялся перед бурями.

Но в его видении что-то все равно уничтожило город. Стоя на вершине горы из обломков стен и мусора, Далинар окинул взглядом окрестности, пытаясь вообразить, каково было тем, кто поселился здесь тысячелетия назад. В то время, когда не было стен. Этот город возвели отважные и упрямые люди.

Он заметил царапины и борозды на разрушенных стенах, похожие на следы, которые хищник оставляет на теле жертвы. Ветролезвия оказались разбиты, и с близкого расстояния он увидел и на них отметины когтей.

– Я знаю тварей, которые на такое способны. – Присев рядом с одним из камней, Далинар ощупал неровную впадину на гранитной поверхности. – В видениях я был свидетелем того, как каменный монстр вырвался из скальной поверхности. Трупов нет, но это, наверное, потому, что Всемогущий не населил фантомный город людьми. Ему просто требовался символ приближающегося разрушения. Он считал, что Холинар падет не от Бури бурь, а от Приносящих пустоту.

Да, Сын Чести, – подтвердил Буреотец. – Буря станет катастрофой, но ее и сравнивать не стоит с тем, что случится потом. Вы сможете найти укрытие от бурь, но не от наших врагов.

Теперь, когда правители Рошара отказались прислушаться к предупреждению Далинара о том, что Буря бурь вскоре обрушится на них, что еще он мог сделать? Его Холинар, как сообщали донесения, был охвачен бунтами – и от королевы вестей не поступало. Войска сильно пострадали, столкнувшись с Приносящими пустоту, и даже многие из великих князей не присоединились к Далинару в той битве.

Приближалась война. Начав Опустошение, враг заново разжег тысячелетний конфликт между древними существами с загадочными побуждениями и неизведанными силами. Предполагалось, что появятся Вестники и возглавят атаку на Приносящих пустоту. Сияющие рыцари должны были уже оказаться на месте, готовые и обученные, способные встретиться с врагом. Предполагалось, что они смогут довериться руководству Всемогущего.

Вместо этого в распоряжении Далинара имелась всего лишь горстка новых Сияющих, и ни намека на помощь от Вестников. Ну и к тому же Всемогущий – сам бог – был мертв.

И все равно Далинар каким-то образом должен спасти мир.

Земля задрожала; видение завершалось тем, что все вокруг проваливалось в пустоту. Всемогущий на скале только что закончил речь.

Последняя волна разрушения прокатилась по округе, словно Великая буря. Такую метафору придумал Всемогущий, чтобы отразить тьму и разорение, которые надвигались на человечество.

«Ваши легенды говорят, что вы победили, – провозгласил он. – Но правда в том, что мы проиграли. И продолжаем проигрывать».

Буреотец пророкотал:

Пора.

– Нет, – запротестовал Далинар, стоя на вершине холма из обломков. – Оставь меня.

Но…

– Дай мне это ощутить!

Волна разрушения докатилась до Далинара, и тот закричал. Он не склонялся перед Великими бурями, не склонится и перед этой! Он встретил ее с открытым забралом и во вспышке энергии, которая разорвала землю на части, кое-что увидел.

В отблесках яркого, но ужасающего золотого света замерла темная фигура в черном осколочном доспехе. В разных направлениях от нее тянулось девять теней, а глаза излучали яркое красное сияние.

Далинар вперил взгляд в эти глаза и почувствовал, как по телу пробежал холодок. Хотя вокруг все рушилось и испарялись камни, эти глаза пугали его сильней всего. Было в них нечто до жути знакомое.

И эта опасность была куда серьезнее бурь.

Защитник врага приближался.

Объедини их. Поторопись!

Далинар охнул, и в тот же миг видение рассыпалось. Он обнаружил, что сидит возле Навани в тихой комнате с каменными стенами в городе-башне Уритиру. Его больше не связывали во время видений, так как он в достаточной степени себя контролировал.

Великий князь тяжело вздохнул, чувствуя, как колотится сердце и по лицу стекает пот. Навани что-то сказала, но он не расслышал – шум в его ушах абсолютно заглушал ее голос, звучащий словно издалека.

– Что за свет я увидел? – шепотом спросил он.

Я не видел света, – отозвался Буреотец.

– Он был ярким и золотым, но ужасным, – тихо настаивал Далинар. – Он опалил жаром все вокруг.

Вражда, – пророкотал Буреотец. – Враг.

Божество, которое убило Всемогущего. Сила, стоящая за Опустошениями.

– Девять теней, – прошептал Далинар, дрожа.

Девять теней? Несотворенные. Его приспешники, древние спрены.

Вот буря! Далинар знал о них лишь из легенд. Ужасные спрены, извращавшие умы людей.

И по-прежнему больше всего его пугали глаза. Как бы ни было страшно размышлять о Несотворенных, сильнее всего он боялся фигуры с красными глазами. Защитника Вражды.

Далинар моргнул, посмотрел на свою любимую Навани, все еще державшую его руку. Ее лицо отражало болезненную тревогу. В этом странном месте и странном времени она была чем-то настоящим. Чем-то, за что можно было держаться. Ее красота была зрелой – в каком-то смысле она была олицетворением безупречной воринки: пухлые губы, светло-фиолетовые глаза, черные волосы, пусть и слегка тронутые сединой, заплетены в безукоризненные косы, изгибы фигуры подчеркнуты плотно облегающей шелковой хавой. Ни один мужчина не обвинил бы Навани в костлявости.

– Далинар? – позвала она. – Далинар, что случилось? С тобой все в порядке?

– Я… – Он перевел дух. – Со мной все хорошо. И я знаю, что? мы должны сделать.

Она нахмурилась сильней:

– Что?

– Я должен объединить мир против общего врага быстрее, чем этот враг его уничтожит.

Придется отыскать способ, чтобы заставить других правителей со всего мира прислушаться к нему. Он должен подготовить их к новой буре и к Приносящим пустоту. И кроме того, должен помочь им пережить последствия.

Но если у него получится, он встретится с Опустошением не один. Дело не сводилось к единственному народу, который мог бы выступить против Приносящих пустоту. Важно, чтобы все страны присоединились к нему, и необходимо разыскать Сияющих рыцарей.

Они должны объединиться.

– Далинар, – ответила Навани. – Я думаю, это достойная цель… но, клянусь бурей, что насчет нас? Эта горная местность пустынна – чем мы будем кормить наши войска?

– Духозаклинатели…

– В конечном счете останутся без самосветов. И они могут создавать лишь самое необходимое. Далинар, мы почти окоченели здесь, наверху, мы разбиты и разделены. Наша командная структура в хаосе и…

– Навани, успокойся, – перебил ее Далинар, вставая. Он поднял женщину на ноги. – Я все знаю, но нам все равно придется сражаться.

Навани обняла его. Он прижался к любимой, чувствуя ее тепло, ощущая аромат духов. В отличие от других женщин, Навани предпочитала не полностью цветочные ароматы, а такие, в которых чувствовалась пряная нотка, похожая на запах только что срубленного дерева.

– Мы сможем это сделать, – прошептал он ей. – Мое упорство. Твой блистательный ум. Вместе мы убедим другие государства встать на нашу сторону. Когда буря вернется, они увидят, что предупреждения были правдивы, и объединятся против врага. Мы сможем использовать Клятвенные врата, чтобы перемещать войска и поддерживать друг друга.

Клятвенные врата. Десять порталов, древних фабриалей, были вратами в Уритиру. Когда Сияющий рыцарь включал одно из устройств, людей, стоявших на окружающей его платформе, переносило в Уритиру, где они появлялись возле похожего устройства.

Сейчас работала всего лишь одна пара порталов – те клятвенные врата, что перемещали людей из Уритиру на Расколотые равнины и обратно. Еще девять теоретически можно было запустить, но, к несчастью, изыскания показали, что механизм внутри каждых врат надо отпереть с обеих сторон, прежде чем они заработают.

Если он хочет отправиться в Веденар, Тайлен, Азимир или любой другой город, сперва придется послать туда одного из Сияющих, чтобы он разблокировал устройство.

– Ладно, – пробормотала она. – Мы это сделаем. Каким-то образом заставим их прислушаться – пусть даже они крепко заткнули уши пальцами. Интересно, кстати, как им это удалось, если головы они засунули себе в задницу?

Далинар улыбнулся и внезапно почувствовал себя глупо из-за того, что идеализировал ее. Навани Холин не имела ничего общего с робким совершенным идеалом – она была мрачной бурей, уверенной в своем пути, упрямой, как валун, катящийся вниз по склону, и к вещам, которые считала дурацкими, относилась с неприязнью.

Он ее любил в основном за это. За открытость и искренность в обществе, которое гордилось своими интригами. Она нарушала табу и разбивала сердца с ранней юности. Время от времени сама мысль о том, что Навани ответила на его любовь взаимностью, казалась такой же нереальной, как любое из его видений.

Кто-то постучался, и Навани разрешила войти. Дверь приоткрылась, и в щель заглянула одна из разведчиц. Далинар повернулся и нахмурился, заметив ее нервозность и учащенное дыхание.

– Что? – резко спросил он.

– Сэр. – Побледневшая женщина отсалютовала. – Кое-что… случилось. В одном из коридоров обнаружили труп.

Далинар почувствовал, как что-то надвигается: воздух пропитала некая энергия, словно вот-вот должна была ударить молния.

– Кто?

– Великий князь Тороль Садеас, сэр, – ответила разведчица. – Его убили.




2

Одной проблемой меньше







Мне все равно было нужно это записать.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Стоп! Вы что делаете, а? – Адолин Холин решительным шагом направился к группе рабочих в перепачканных кремом робах, которые разгружали ящики из задней части фургона. Их чулл пытался разыскать вокруг съедобные камнепочки. Бесполезно. Они находились глубоко в недрах башни, пусть эта пещера и была большой, как маленький город.

Рабочим хватило такта изобразить огорчение, хотя они наверняка не знали, в чем дело. Стайка письмоводительниц, следовавших за Адолином, проверила содержимое фургона. Масляные лампы с трудом разгоняли темноту громадной комнаты, свод которой возносился на высоту четырех этажей.

– Светлорд? – заговорил один из рабочих, почесывая голову под шапкой. – Я просто разгружался. Это я и делал, да.

– В накладной значится пиво, – сказала Адолину Рушу, юная ревнительница.

– Район номер два. – Адолин постучал костяшками левой руки по фургону. – Таверны возводятся вдоль центрального коридора с подъемниками в шести перекрестках отсюда. Моя тетушка четко объяснила это вашему великому лорду.

Рабочие продолжали таращиться на него.

– Я могу выделить вам письмоводительницу, чтобы все показала. Грузите ящики обратно.

Мужчины вздохнули, но принялись составлять ящики в свой фургон. Они знали, что не стоит спорить с сыном великого князя.

Адолин повернулся, чтобы окинуть взглядом глубокую пещеру, которая превратилась в беспорядочное скопище припасов и людей. Мимо пробегали дети. Рабочие устанавливали палатки. Женщины набирали воду из колодца в центре. Солдаты несли факелы или фонари. Даже рубигончие носились туда-сюда. Четыре целых военных лагеря, полных народу, в неистовом порыве пересекли Расколотые равнины и попали в Уритиру, и Навани отчаянно пыталась подыскать для каждого правильное место.

Невзирая на хаос, Адолин был рад этим людям. Свежие силы, они не пострадали в битве с паршенди, во время нападения Убийцы в Белом и ужасного столкновения двух бурь.

Холиновские солдаты выглядели ужасно. Рабочая рука самого Адолина была в бинтах и все еще пульсировала от боли – он сломал запястье во время битвы; на лице переливался всеми цветами жуткий синяк, но всех, кто спасся, можно было отнести к везунчикам.

– Светлорд, это похоже на вина. – Рушу указала на другой фургон.

– Восхитительно, – проворчал Адолин. – А кто-нибудь вообще обращал внимание на указания тети Навани?

Он разобрался и с этим фургоном, потом ему пришлось улаживать спор между мужчинами, которые сердились из-за того, что их направили таскать воду. Они заявляли, что это работа для паршунов, ниже их нана. Пришлось напомнить, что, к несчастью, паршунов больше нет.

Адолин их успокоил и предложил основать гильдию водоносов. Отец такое точно одобрит, но молодой человек тревожился. Есть ли у них деньги, чтобы платить всем этим людям? Жалованье рассчитывалось исходя из ранга, и нельзя было без причины взять и превратить кого-то в раба.

Адолин радовался работе, она помогала ему отвлечься, и, хотя он не был обязан проверять каждый фургон лично – ему полагалось только надзирать, – он самозабвенно занимался мелочами. Участвовать в тренировочных боях он не мог из-за запястья, а если слишком долго сидел в одиночестве, то начинал думать о том, что случилось накануне.

Неужели он и впрямь это сделал?

Неужели действительно убил Тороля Садеаса?

Было почти облегчением, когда наконец-то к нему прибежал гонец и прошептал, что в коридорах третьего этажа кое-что обнаружили.

И Адолин совершенно точно знал, что именно.



Далинар услышал крики задолго до того, как прибыл. Они эхом разлетались по туннелям. Он знал этот тон. Назревал конфликт.

Великий князь оставил Навани и побежал. Он покрылся по?том к тому моменту, когда ворвался на широкий перекресток туннелей. Мужчины в синем, озаренные жестким светом фонарей, столкнулись с другими, в темно-зеленом. На полу лужицами крови прорастали спрены гнева.

Там лежал труп, чье лицо прикрыли зеленым жакетом.

– Стоять! – заорал Далинар, вламываясь в пространство между двумя группами солдат. Он оттащил мостовика, который уже стоял нос к носу с одним из солдат Садеаса. – Стоять, а не то я вас всех до единого на гауптвахту отправлю!

Его голос ударил по собравшимся, словно ветер во время Великой бури. Далинар толкнул мостовика к товарищам, потом заставил отпрянуть солдата Садеаса, моля, чтобы тому хватило присутствия духа не наброситься на великого князя.

Навани и разведчица замерли неподалеку. Парни из Четвертого моста наконец-то отступили по одному из коридоров, а солдаты Садеаса удалились в противоположный. Лишь на такое расстояние, которое позволяло им, как и прежде, сверлить друг друга взглядами.

– Ты бы лучше приготовился для грома Преисподней, – крикнул Далинару один из офицеров Садеаса. – Твои люди убили великого князя!

– Мы его таким нашли! – прокричал в ответ Тефт из Четвертого моста. – Наверное, на собственный нож наткнулся. Так ему и надо, ублюдку шквальному.

– Тефт, прекрати! – рявкнул Далинар.

Мостовик смешался, а потом напряженно отсалютовал.

Далинар присел и снял жакет с лица Садеаса.

– Кровь высохла. Он тут давно лежит.

– Мы его искали, – заявил офицер в зеленом.

– Искали? Вы потеряли собственного великого князя?

– Эти туннели сбивают с толку! – парировал тот. – Они не идут туда, куда положено. Мы заблудились и…

– Решили, что он мог вернуться в другую часть башни, – подхватил еще один. – Мы потратили минувшую ночь, разыскивая его там. Какие-то люди сказали, что видели его, но они ошиблись, и…

«И великий князь пролежал здесь в луже собственной крови полдня, – подумал Далинар. – Кровь отцов моих».

– Мы не смогли его разыскать, – сказал офицер, – потому что твои люди убили его и перенесли тело…

– Кровь собиралась здесь часами. Никто не двигал тело, – возразил Далинар, указывая на труп. – Поместите великого князя в той боковой комнате и пошлите за Йалай, если еще не послали. Я хочу осмотреть его получше.



Далинар Холин знал толк в смерти.

Вид мертвых тел был ему привычен с юности. Проведя на поле битвы достаточно много времени, становишься накоротке с его хозяйкой.

Так что окровавленное, изувеченное лицо Садеаса его не потрясло. Глаз был пробит, вдавлен в глазницу лезвием, которое воткнули в мозг. Жидкость и кровь вытекли, потом засохли.

Удар ножом в глаз убьет даже человека в броне и в полном шлеме. Это был прием, которому учились на поле боя. Но Садеас не был в броне и не находился на поле боя.

Далинар наклонился, изучая труп на столе, освещенный мигающими масляными фонарями.

– Убийца, – сказала Навани, прищелкнув языком и покачав головой. – Нехорошо.

Позади него собрались Адолин, Ренарин с Шаллан и несколько мостовиков. По другую сторону от Далинара стояла Калами; худая женщина с оранжевыми глазами была одной из его письмоводительниц. Они потеряли ее мужа, Телеба, в битве с Приносящими пустоту. Ему очень не хотелось призывать ее в период скорби, но она настояла, что хочет остаться на посту.

Буря свидетельница, у него осталось так мало высших офицеров. Каэл пал во время столкновения Бури бурь и Великой бури, лишь чуть-чуть не успев добраться до безопасного места. Иламара и Перетома Далинар потерял из-за предательства Садеаса на Башне. Из великих лордов у него остался только Хал, который все еще приходил в себя после ранения, полученного во время битвы с Приносящими пустоту, и о котором он никому не говорил, пока все не оказались в безопасности.

Даже Элокар, король, был ранен убийцами в собственном дворце, пока армии сражались у Нарака. С той поры он лечился. Далинар сомневался, что монарх придет взглянуть на труп Садеаса.

Так или иначе, нехватка офицеров объясняла присутствие в комнате остальных: великого князя Себариаля и его любовницы, Палоны. Привлекательный или нет, Себариаль был одним из двух живых великих князей, которые ответили на призыв Далинара отправиться к Нараку. Далинар должен был на кого-то положиться, а он скорее доверился бы буре и ее ветрам, чем большинству великих князей.

Себариалю вместе с Аладаром – его позвали, но он еще не явился – придется образовать основу нового Алеткара. Да поможет им Всемогущий.

– Что ж! – провозгласила Палона, уперев руки в бока и разглядывая труп Садеаса. – Сдается мне, одной проблемой меньше!

Все в комнате повернулись к ней.

– Что? – спросила она. – Только не говорите мне, что сами об этом не подумали.

– Светлорд, это будет выглядеть плохо, – пробормотала Калами. – Все решат, что это вы приказали его убить.

– Есть признаки осколочного клинка? – поинтересовался Далинар.

– Нет, сэр, – ответил один из мостовиков. – Кто бы его ни убил, скорее всего, он забрал клинок.

Навани похлопала Далинара по плечу:

– Я бы не стала выражаться как Палона, но он в самом деле пытался тебя убить. Возможно, это к лучшему.

– Нет, – хриплым голосом ответил Далинар. – Он был нам нужен.

– Я знаю, что ты в отчаянии, – вмешался Себариаль. – Мое присутствие здесь – достаточное тому доказательство. Но, несомненно, мы еще не пали так низко, чтобы радоваться присутствию Садеаса среди нас. Я согласен с Палоной. Туда ему и дорога.

Далинар поднял глаза, изучая собравшихся. Себариаль и Палона. Тефт и Сигзил, лейтенанты из Четвертого моста. Горстка других солдат, включая молодую разведчицу, которая его привела. Его сыновья, надежный Адолин и непостижимый Ренарин. Навани, чья рука лежала на его плече. Даже стареющая Калами, сцепившая руки перед собой, кивнула, встретив его взгляд.

– Вы все согласны, не так ли? – уточнил Далинар.

Никто не возразил. Да, это убийство было неудобным для репутации Далинара, и они бы точно не дошли бы до того, чтобы убивать Садеаса собственными руками. Но теперь, когда он умер… что ж, зачем слезы лить?

В голове Далинара заклубились воспоминания. Дни, проведенные с Садеасом; то, как они вместе слушали великие планы Гавилара. Ночь перед свадьбой Далинара, когда он разделил с Садеасом вино на шумном празднестве, которое тот организовал в его честь.

Было трудно смириться с тем, что тот юноша и этот мужчина с полным постаревшим лицом, лежащий на каменном столе перед ним, – один и тот же человек. Зрелый Садеас стал убийцей, чье предательство привело к смерти лучших бойцов. Из-за этих людей, брошенных во время битвы на Башне, Далинар мог чувствовать лишь удовлетворение от того, что наконец-то видел Садеаса мертвым.

Это его тревожило. Он в точности знал, что чувствуют остальные.

– Идемте со мной.

Он оставил тело и вышел из комнаты. Миновал офицеров Садеаса, которые поспешили внутрь. Они разберутся с трупом; оставалось надеяться, что он в достаточной степени разрядил обстановку, чтобы предотвратить спонтанную стычку между его солдатами и этими людьми. Пока что наилучшим вариантом было убрать Четвертый мост подальше отсюда.

Свита Далинара проследовала за ним через широкие коридоры огромной башни, неся масляные лампы. Стены здесь покрывали извилистые линии – природные полосы коричневатых оттенков перемежались и походили на те, что образовывал крем, высыхая слоями. Он не винил солдат в том, что они потеряли Садеаса; в этом месте, со всеми его бесконечными коридорами, уводящими во тьму, было потрясающе легко заблудиться.

К счастью, Далинар представлял, где они находятся, и вывел своих людей к наружному краю башни. Они миновали пустую комнату и оказались на одном из многих похожих балконов, напоминавших широкие террасы.

Над ними вздымался громадный город-башня Уритиру, потрясающе высокое строение, возведенное среди гор. Созданная из десяти кольцеобразных ярусов – каждый содержал восемнадцать уровней, – башня была снабжена акведуками, окнами и балконами вроде этого.

На нижнем этаже выдавались по периметру широкие секции: просторные террасы, окаймленные ограждением с каменными перилами, обрывались в глубокие пропасти меж горными пиками. Сперва протяженные плоские каменные поверхности поставили Далинара в тупик. Но борозды в камне и кадки для цветов по внутренним краям открыли их предназначение. Это поля. Как и обширные пространства на верхнем уровне каждого яруса башни, предназначенные для садов, они возделывались, невзирая на холод. Одно из этих полей простиралось под его балконом, на два уровня ниже.

Далинар подошел к краю балкона и положил руки на гладкий камень подпорной стены. Остальные собрались позади него. По пути к ним присоединился великий князь Аладар, изысканный лысый алети с темно-коричневой кожей. Его сопровождала дочь, Мэй, невысокая миловидная девушка двадцати с небольшим лет, со светло-коричневыми глазами, круглым лицом и коротко подстриженными, черными как смоль алетийскими волосами. Навани шепотом сообщила им подробности о смерти Садеаса.

Князь Холин взмахнул рукой в прохладном воздухе, указывая на пространство за балконом.

– Что вы видите?

Мостовики собрались и выглянули за край. Среди них был гердазиец, у которого теперь, благодаря буресвету, отросла вторая рука. Люди Каладина начали проявлять способности ветробегунов, – впрочем, похоже, они были всего лишь «оруженосцами». Навани сказала, когда-то так назывались ученики Сияющих: мужчины и женщины, чьи способности были связаны с наставником, полным Сияющим.

Солдаты из Четвертого моста не связали себя узами со спренами и – хоть уже начали проявлять силы – утратили свои способности, когда Каладин улетел в Алеткар, чтобы предупредить семью о Буре бурь.

– Что я вижу? – переспросил гердазиец. – Я вижу облака.

– Много облаков, – прибавил другой мостовик.

– И еще горы, – уточнил третий. – Они похожи на зубы.

– Не-а, на рога, – возразил гердазиец.

– Мы, – перебил Далинар, – находимся выше бурь. Будет легко забыть, с каким ураганом столкнулся остальной мир. Буря бурь вернется, и с нею явятся Приносящие пустоту. Нам остается лишь предположить, что этот город – и наши армии – вскоре останется единственным в мире бастионом порядка. Наше призвание, наш долг требуют, чтобы мы взяли руководство на себя.

– Порядок? – переспросил Аладар. – Далинар, ты видел наши войска? Всего лишь шесть дней назад они сражались в невозможной битве, и пускай нас спасли, мы, в строгом смысле слова, проиграли. Сын Ройона не готов руководить остатками своего княжества. Некоторые из сильнейших армий – силы Танадаля и Вамы – остались в военных лагерях!

– Те, кто явился сюда, уже грызутся, – прибавила Палона. – Смерть старого Тороля лишь даст им еще один повод поссориться.

Далинар повернулся и холодными пальцами схватился за каменную стену. Ему в лицо дул свежий ветер, несколько спренов ветра пролетели мимо в виде маленьких полупрозрачных людей верхом на бризе.

– Светлость Калами, – проговорил Далинар, – что вы знаете об Опустошениях?

– Светлорд? – нерешительно переспросила она.

– Опустошения. Вы же написали научную работу по воринской теории, верно? Вы можете рассказать нам про Опустошения?

Калами прочистила горло.

– Светлорд, они были воплощенным разрушением. Каждое столь губительно, что человечество оказывалось сломлено. Государства разорялись, общество оставалось изувеченным, ученые погибали. Человечеству после них приходилось восстанавливаться на протяжении нескольких поколений. В песнях повествуется о том, как потерь становилось все больше и больше, а мы с каждым разом скатывались все глубже, пока не вышло так, что Вестники оставили людей с мечами и фабриалями, а по возвращении увидели их с палками и каменными топорами.

– А Приносящие пустоту? – спросил Далинар.

– Они пришли, чтобы истребить, – ответила Калами. – Их целью было стереть человечество с лица Рошара. Это бесформенные призраки: кто-то говорит, духи мертвецов, кто-то – спрены из Преисподней.

– Нам придется разработать какой-то способ, чтобы не дать этому свершиться опять, – негромко сказал Далинар, поворачиваясь к собравшимся. – Мы те, на кого должен смотреть весь остальной мир. Мы обязаны предоставить ему стабильность, объединяющую идею. Вот почему я не могу радоваться смерти Садеаса. Он был занозой у меня в боку, но являлся способным генералом и обладал блестящим разумом. Мы нуждались в нем. Прежде чем все это завершится, нам потребуются все, кто способен сражаться.

– Далинар, я раньше с тобой пререкался, – заявил Аладар. – Был как все прочие великие князья. Но то, что я увидел на поле боя… те красные глаза… Сир, я с тобой. Я последую за тобой на край самой бури. Что я должен сделать?

– Аладар, у нас мало времени. Я назначаю тебя новым великим князем осведомленности, ты будешь руководить правосудием и законностью в этом городе. Установи порядок в Уритиру и позаботься о том, чтобы в рамках этого порядка у великих князей были четко определенные сферы влияния. Создай полицейскую силу и организуй патрулирование коридоров. Поддерживай мир и предотвращай стычки между солдатами.

Себариаль, тебя я назначаю великим князем торговли. Подсчитай наши припасы и обустрой в Уритиру рынки. Я хочу, чтобы эта башня стала полноценным городом, а не просто временной остановкой в пути.

Адолин, займись переводом войск в режим тренировки. Подсчитай, сколько солдат у всех великих князей, и сообщи им, что их копья понадобятся для защиты Рошара. Пока они остаются здесь, на них распространяется моя власть как Великого князя войны. Мы задавим их грызню тяжелыми тренировками. Мы контролируем духозаклинателей, а значит, контролируем еду. Если им нужен провиант, они будут вынуждены прислушаться.

– А мы? – поинтересовался неряшливый лейтенант из Четвертого моста.

– Продолжайте изучать Уритиру с моими разведчицами и письмоводительницами, – распорядился Далинар. – И сообщите мне, как вернется ваш капитан. Надеюсь, он принесет из Алеткара хорошие новости.

Он тяжело вздохнул. На задворках его разума зазвучал гулкий, как будто бы далекий голос: «Объедини их. Будь готов к тому моменту, когда прибудет защитник врага».

– Наша конечная цель – сохранение всего Рошара, – негромко проговорил Далинар. – Мы видели, какую цену приходится платить за разобщенность в наших рядах. Из-за нее мы не смогли остановить Бурю бурь. Но это была лишь разминка, тренировка перед настоящей битвой. Чтобы противостоять Опустошению, я найду способ сделать то, чего мой предок Солнцетворец не сумел добиться путем завоеваний. Я объединю Рошар.

Калами тихонько ахнула. Ни один человек еще не объединял весь континент – ни во время Шинских вторжений, ни на пике Иерократии, ни в период завоевательного похода Солнцетворца. Это была миссия Далинара, в которую он искренне верил. Враг должен был освободить два его худших страха: Несотворенных и Приносящих пустоту. И призрачного защитника в темном доспехе.

Далинар противопоставит им объединенный Рошар. Какая жалость, что ему не удалось перетянуть Садеаса на свою сторону.

«Ах, Тороль, – подумал он. – Чего бы мы смогли добиться вместе, если бы не были так разделены…»

– Отец? – Тихий голос привлек его внимание. Ренарин, стоявший между Шаллан и Адолином. – Ты не упомянул нас. Меня и светлость Шаллан. Каково наше задание?

– Практиковаться! – отрезал Далинар. – К нам будут приходить другие Сияющие, и вы двое понадобитесь, чтобы возглавить их. Рыцари когда-то были нашим величайшим оружием против Приносящих пустоту. Они должны стать им снова.

– Отец, я… – Ренарин запнулся, не в силах подобрать слова. – Просто это… Я? Я не могу. Я не понимаю как… не говоря уже о…

– Сын. – Далинар шагнул к нему. Он взял Ренарина за плечо. – Я верю в тебя. Всемогущий и спрены даровали тебе силы защищать и оборонять этот народ. Используй их. Освой их, а потом сообщи мне, что ты можешь. Думаю, всем интересно это узнать.

Ренарин тихонько вздохнул и кивнул.




3

Движущая сила






Тридцать четыре года назад

Камнепочки хрустели, словно черепа под подошвами Далинара, когда он ринулся в атаку через горящее поле. Его лучшие воины топали следом, – отобранный им лично отряд из солдат как светлоглазых, так и темноглазых. Они не были почетной гвардией. Далинар не нуждался в гвардейцах. Это просто были люди, которых он считал достаточно умелыми, чтобы они его не стесняли.

Вокруг дымились камнепочки. Мох – высохший от летней жары длинных дней между бурями в это время года – загорался волнами, заставляя раковины камнепочек вспыхивать. Спрены пламени плясали среди них. И, сам похожий на спрена, Далинар бросился в атаку сквозь дым, полагая, что стеганый доспех и толстые ботинки его защитят.

Враг, на которого его войска давили с севера, отступил в этот город прямо перед ним. Далинар выждал, пока подтянется его элитный отряд, чтобы ударить с фланга.

Он не ожидал, что противник подожжет равнину и в отчаянии спалит собственный урожай, чтобы заблокировать подход с юга. Что ж, пусть огонь идет в Преисподнюю. Кое-кто из его людей не выстоял перед дымом и жаром, большинство осталось с ним. Они обрушатся на врага, прижмут его к главной армии.

Молот и наковальня. Его любимая тактика – она не позволяла противникам сбежать.

Когда Далинар вырвался из-за дымной завесы, то обнаружил, что несколько линий копейщиков спешно строятся на южной границе города. Спрены ожидания, похожие на красные знамена, росли из земли и полоскались на ветру. Низкая городская стена была разрушена во время столкновения несколько лет назад, так что у солдат в качестве укреплений были только горы мусора. Впрочем, на востоке возвышалась большая скала, которая служила естественной защитой от ветра во время бурь. Это и позволило поселению вырасти в настоящий город.

Далинар издал боевой клич и ударил мечом – всего лишь обычным длинным мечом – по щиту. На Далинаре был крепкий нагрудник, шлем с открытой передней частью и ботинки с железными накладками. Копейщики впереди дрогнули, когда из дыма и огня вырвались его элитные солдаты, оглашая округу кровожадной какофонией криков.

Несколько копейщиков бросили оружие и побежали. Далинар ухмыльнулся. Ему не требовались осколки, чтобы внушать страх.

Он врезался в копейщиков словно валун, катящийся через рощицу молодых деревьев, от его меча разлетались брызги крови. Секрет хорошей битвы заключался в скорости. Не останавливайся. Не думай. Двигайся вперед и убеди своих врагов в том, что они уже мертвы. Тогда они меньше будут сопротивляться и ты быстрее отправишь их на погребальные костры.

Копейщики неистово тыкали копьями – скорее пытаясь оттолкнуть, чем убить этого помешанного. Их ряды сжимались по мере того, как слишком многие обращали все внимание на него.

Далинар рассмеялся, отбил щитом два копья, а затем выпотрошил одного, всадив ему лезвие глубоко в брюхо. Солдат от мучительной боли выронил копье, а его соратники отпрянули в ужасе от такого зрелища. Далинар с ревом прыгнул вперед, круша врагов мечом, на котором была кровь их товарища.

Элитный отряд нанес удар по распавшемуся строю, и началась настоящая бойня. Далинар неуклонно продвигался вперед, рассекая ряды, пока не оказался позади, где перевел дух и вытер с лица пепельный пот. На земле неподалеку плакал молодой копейщик и звал маму, ползя по камням и оставляя за собой кровавый след. Повсюду спрены страха мешались с оранжевыми, напоминающими сухожилия спренами боли. Далинар тряхнул головой и вонзил парню меч в спину, когда тот полз мимо.

Люди часто звали родителей, когда умирали. Возраст не имел значения. Седобородые в этом смысле ничем не отличались от таких вот юнцов, как он успел убедиться. «Он ненамного моложе меня», – подумал Далинар. Может, семнадцать. Впрочем, сам он никогда не чувствовал себя юным, сколько бы лет ему ни было.

Его отряд рассек строй врага надвое. Далинар плясал, стряхивая кровь с клинка, чувствуя себя настороженным, возбужденным, но еще не живым. Ну где же оно?

«Давай…»

Вражеский отряд побольше числом бежал к нему по улице, возглавляемый несколькими офицерами в белом и красном. По тому, как они внезапно остановились, Далинар догадался, что они встревожились, обнаружив, что их копейщики так быстро оказались разгромлены.

Далинар бросился в атаку. Его отборные солдаты отличались наблюдательностью, так что к нему быстро присоединились пятьдесят человек – остальные должны были прикончить бедолаг-копейщиков. Пятьдесят сгодится. Узкие городские улицы означали, что Далинару, скорее всего, не понадобится больше людей.

Он сосредоточился на единственном человеке, который ехал верхом. Доспехи всадника явно были сделаны так, чтобы напоминать осколочные, хотя на самом деле были из обычной стали. Им не хватало красоты и мощи истинного осколочного доспеха. И все же он выглядел так, словно являлся самой важной персоной вокруг. Может, он и правда лучший?

Гвардейцы этого всадника бросились в атаку, и Далинар почувствовал, как внутри что-то всколыхнулось. Словно невыносимая жажда.

Вызов. Ему нужен вызов!

Он набросился на первого гвардейца, атаковав быстро и жестоко. Сражения на поле боя не похожи на дуэли на арене; Далинар не плясал вокруг этого парня, проверяя его способности. Здесь, занимаясь такими вещами, можно было получить удар в бок от кого-нибудь другого. Вместо этого Далинар ударил мечом врага, который поднял щит, блокируя его. Далинар нанес серию быстрых мощных ударов, словно барабанщик, выбивающий яростный ритм. Бам, бам, бам, бам!

Вражеский солдат вцепился в свой щит, закрывая им голову, и ситуация оказалась полностью под контролем Далинара. Он поднял собственный щит перед собой и толкнул противника, вынуждая его отступить, пока тот не споткнулся, предоставив Далинару шанс.

Этому он не дал возможности позвать маму.

Гвардеец рухнул перед ним. Далинар позволил своим отборным солдатам разобраться с остальными; путь к светлорду открыт. Кто он такой? Великий князь сражался на севере. Может, это какой-то другой важный светлоглазый? Или… не упоминался ли на бесконечных гавиларовских совещаниях какой-то там сын?

Что ж, этот мужчина казался важной шишкой на своей белой кобыле. В развевающемся плаще он наблюдал за битвой сквозь забрало. Противник поднял меч к шлему, давая понять, что принял вызов Далинара.

Идиот.

Далинар поднял руку со щитом и ткнул пальцем, рассчитывая, что по меньшей мере один из его денщиков остался поблизости. В самом деле, Дженин шагнул вперед, отстегнул со спины короткий лук и – светлорд успел лишь вскрикнуть от изумления – выстрелил лошади в грудь.

– Светлорд, ненавижу стрелять в лошадей, – проворчал Дженин, когда животное от боли встало на дыбы. – Все равно что бросить тысячу броумов в океан, шквал бы его побрал.

– Я тебе куплю двух, когда мы с этим покончим!

Противник полетел кувырком с лошади. Далинар уклонился от молотящих в воздухе копыт и, не обращая внимания на мучительное ржание, разыскал упавшего. Он обрадовался, увидев, что враг встает.

Они бросились друг на друга, неистово замахиваясь. В жизни все сводилось к скорости и движению. Выбери направление и не позволяй никому – человеку ли, буре – сбить тебя с пути. Далинар, яростный и настойчивый, бился со светлордом, вынуждая его пятиться.

Он чувствовал, что побеждает в схватке, контролирует ее, до того как ударил врага щитом и – в момент напряжения – почувствовал, как что-то лопнуло. Один из ремней, которым щит крепился к руке, порвался.

Противник отреагировал немедленно. Он толкнул щит, закрутив его вокруг руки Далинара, и порвал второй ремень. Щит тут же отлетел.

Далинар зашатался, взмахнул мечом, пытаясь парировать удар, которого не случилось. Вместо этого светлорд кинулся к нему вплотную и с размаху ударил щитом.

Далинар уклонился от удара, который последовал за этим, но от мощного удара слева по голове споткнулся. Его шлем повернулся, гнутый металл впился в кожу. Перед глазами все раздвоилось и поплыло.

«Он собирается убить».

Далинар взревел, взмахнул мечом, резко и неистово парируя удар светлорда, и, когда их мечи соприкоснулись, оружие противника вылетело из его рук.

Взамен он ударил Далинара в лицо рукой в латной перчатке. Нос хрустнул.

Далинар упал на колени, меч вывалился из пальцев. Противник тяжело дышал, извергая ругательства между вдохами, запыхавшись после короткой и яростной схватки. Он потянулся к поясу за ножом.

Внутри Далинара проснулось некое чувство.

Это был огонь, который заполнял пустоту внутри его. Пламя прошло сквозь него и пробудило, принеся ясность. Звуки, с которыми его отборные солдаты бились с гвардейцами светлорда, сделались приглушенными, звон металла о металл превратился в позвякивание, возгласы – в далекий невнятный гул.

Далинар улыбнулся. Улыбка быстро превратилась в оскал. Его зрение прояснилось, и он увидел, что светлорд с ножом в руке поднял взгляд и, вздрогнув, попятился. На его лице отразился ужас.

Далинар взревел, сплюнул кровью и бросился на врага. Увернувшись от неловкого удара, врезался плечом в нижнюю часть тела противника. Что-то ритмично гудело внутри Далинара – пульс битвы, ритм убийства и смерти.

Азарт.

Он сбил противника с ног и принялся искать свой меч. Тут Дим проорал его имя и бросил секиру с крючком с одной стороны и широким тонким лезвием топора с другой. Далинар схватил ее на лету, потом повернулся, крюком зацепил светлорда за лодыжку и дернул.

Светлорд упал, издавая звон стали. Не успел Далинар извлечь из этого выгоду, как двое гвардейцев сумели выбраться из битвы с его людьми и бросились на помощь своему господину.

Далинар развернулся и утопил лезвие секиры в боку одного из них. Вырвал, развернулся опять – ударил оружием по шлему светлорда, который попытался встать, вынудив его снова упасть на колени, а потом быстро возвратился в прежнее положение и успел поймать меч оставшегося гвардейца на рукоять секиры.

С усилием поднял ее, держа обеими руками, вынудив гвардейца воздеть меч высоко над головой. Шагнул вперед, оказавшись лицом к лицу с противником. Он чувствовал его дыхание.

Далинар плюнул кровью из носа гвардейцу в глаза, потом пнул его в живот. Повернулся к светлорду, который пытался сбежать. Зарычал, полный Азарта. Замахнулся секирой, зацепил крюком бок светлорда и дернул, вынудив его снова упасть.

Светлорд перевернулся и увидел Далинара, который, держа секиру обеими руками, обрушил ее на нагрудник и, пробив его, вонзил крюк прямо в грудную клетку. Раздался хруст, и Далинар, удовлетворенный, выдернул окровавленное оружие.

Этот удар как будто был сигналом, и гвардейцы наконец-то дрогнули перед его отборными солдатами. Далинар с ухмылкой проследил, как они уходят. Вокруг него стали появляться спрены славы, похожие на светящиеся золотые сферы. Его люди достали короткие луки и всадили доброй дюжине убегающих врагов стрелы в спину. Преисподняя, до чего же хорошо чувствуешь себя, когда расправился с войском, превосходящим твое собственное.

Неподалеку тихо застонал светлорд.

– Почему… – раздался его голос из-под шлема. – Почему мы?

– Не знаю, – бросил Далинар и швырнул секиру Диму.

– Ты… ты не знаешь? – спросил умирающий.

– Мой брат выбирает, – сказал Далинар. – Я просто иду туда, куда он мне показывает. – Он взмахом руки указал на умирающего, и Дим закончил начатое, вонзив меч в подмышку облаченного в броню светлорда. Парень сражался достаточно хорошо; нет нужды длить его мучения.

Другой солдат подошел и вручил Далинару его меч. На лезвии была зазубрина размером с большой палец. Похоже, оно еще и согнулось.

– Им надо тыкать в мягкие части, светлорд, – проворчал Дим, – а не колотить по твердым.

– Я запомню, – ответил Далинар и швырнул меч в сторону, пока один из его солдат выбирал замену среди оружия павших.

– Светлорд, вы… в порядке? – уточнил Дим.

– Лучше не бывает, – сказал Далинар чуть искаженным голосом из-за забитого носа. Болело как сама Преисподняя, и он притянул из земли стайку спренов боли – маленьких рук из сухожилий.

Все собрались, и Далинар повел отряд дальше по улице. Очень скоро он разглядел впереди основные силы врага, которые по-прежнему сражались, обороняясь от его армии. Он остановил своих солдат и перебрал варианты.

– Господин, какие будут приказы? – спросил Такка, капитан отборных бойцов.

– Устроим налет вон на те дома. – Далинар указал на ряд строений. – Поглядим, как хорошо солдаты будут сражаться, когда увидят, что мы зашли с тыла и напали на их семьи.

– Люди захотят грабить, – предупредил Такка.

– Да что можно брать в этих лачугах? Мокрые свиные шкуры и старые миски из камнепочек? – Далинар стянул шлем, чтобы вытереть кровь с лица. – Когда все закончится, пускай грабят. Прямо сейчас мне нужны заложники. Где-то в этом городе, буря бы его побрала, есть гражданские. Разыщите их.

Такка кивнул и выкрикнул приказ. Далинар потянулся к фляге с водой. Надо встретиться с Садеасом и…

Что-то врезалось Далинару в плечо. Лишь краем глаза заметив черное размытое пятно, он как будто получил пинок с разгона и отлетел на землю. В боку вспыхнула боль.

Он моргнул и понял, что лежит. Из правого плеча торчало толстое древко стрелы, буря бы ее побрала. Стрела проткнула кольчугу насквозь, прямо в том месте, где кираса встречалась с его рукой.

– Светлорд! – воскликнул Такка, приседая и прикрывая Далинара своим телом. – Келек! Светлорд, вы…

– Кто стрелял, клянусь Преисподней? – перебил Далинар.

– Вон там! – Один из его людей указал на скалу над городом.

– Это же больше трехсот ярдов. – Далинар оттолкнул Такку и встал. – Невоз…

Он следил за скалой, поэтому успел отпрыгнуть от следующей стрелы, которая упала в каком-то футе от него, с треском ударившись о каменистую землю. Далинар уставился на нее, а потом начал орать:

– Лошади! Где лошади, буря бы их побрала?

Подбежала группа солдат, ведя все одиннадцать лошадей, которых они с осторожностью провели через поле. Далинар смог уклониться еще от одной стрелы, прежде чем он схватил поводья Полуночника, своего черного мерина, и забрался в седло. Стрела в плече порождала острую боль, но нечто очень важное тянуло его вперед. Это помогало сосредоточиться.

Далинар погнал коня галопом в ту сторону, откуда они прибыли, уходя из поля зрения лучника, и десять его лучших солдат направились следом. Должен был существовать какой-то подъем на тот склон… Ага! Каменистая тропа, достаточно пологая, чтобы он без раздумий направил Полуночника вверх.

Далинар беспокоился, что, пока он достигнет вершины, его добыча сбежит. Когда же в конце концов вырвался на вершину скалистого хребта, стрела вонзилась ему в грудь с левой стороны, прошла через нагрудник возле плеча и едва не сбросила с коня.

Преисподняя! Далинар каким-то образом удержался в седле, сжимая поводья одной рукой, и наклонился, вглядываясь перед собой, в то время как лучник – все еще далекая фигура, – стоя на каменистом холме, выпустил в него еще стрелу. И еще одну. Вот буря, до чего же этот парень быстрый!

Далинар рывком направил Полуночника в одну сторону, потом в другую, чувствуя, как им овладевает ритмично гудящий Азарт. Он прогнал боль, позволил сосредоточиться.

Впереди лучник наконец-то встревожился и спрыгнул со своего «насеста», чтобы убежать.

Далинар подогнал Полуночника к этому холму миг спустя. Лучник оказался юношей двадцати с небольшим, в грубой одежде, с руками и плечами, которые выглядели так, словно он был способен поднять и чулла. Далинар мог бы его задавить, но вместо этого направил Полуночника мимо и пнул стрелка в спину, так что он распластался на камнях.

Далинар остановил коня, и от этого движения по его руке пробежала боль. Он ее подавил, хоть на глазах и выступили слезы, и повернулся к лучнику, который съежился среди рассыпавшихся черных стрел.

Далинар, у которого в обоих плечах торчало по стреле, выпрыгнул из седла как раз в тот момент, когда солдаты его догнали. Он схватил лучника и вынудил встать, заметив синюю татуировку у него на шее. Лучник охнул и вперил взгляд в Далинара. Тот знал, что производит устрашающее впечатление: покрытый сажей от костров, лицо – кровавая маска из-за поврежденного носа и пореза на голове, и целых две засевшие стрелы.

– Ты ждал, пока я сниму шлем, – резко произнес Далинар. – Ты опытный убийца. Тебя сюда направили специально, чтобы прикончить меня.

Лучник поморщился и кивнул.

– Восхитительно! – воскликнул Далинар, отпуская парня. – Покажи мне тот выстрел опять. Такка, какое тут расстояние? Больше трехсот ярдов?

– Почти четыре сотни, – уточнил Такка, подъезжая верхом. – Но с преимуществом высоты.

– И все же, – сказал Далинар, подходя к краю хребта. Он обернулся на сбитого с толку лучника. – Ну? Хватай свой лук!

– Мой… лук? – повторил тот.

– Малый, ты оглох? – рявкнул Далинар. – Ступай и возьми его!

Лучник бросил взгляд на десять элитных солдат верхом, мрачных и опасных, прежде чем мудро решил подчиниться. Он подобрал стрелу, потом свой лук, сделанный из гладкой черной древесины, которую Далинар не узнавал.

– Пробила броню, забери ее буря. – Далинар ощупывал стрелу, которая ударила его в левое плечо. Благодаря доспехам она не причинила большого вреда. А вот та, что засела справа, пробила кольчугу, и из раны по руке текла кровь.

Он покачал головой и прикрыл глаза левой рукой, обозревая поле боя. Справа от него столкнулись армии, и главная часть его элитного отряда продвигалась с фланга. Арьергард нашел нескольких гражданских и выталкивал их на улицу.

– Выбери труп, – велел Далинар, указывая на опустевшую площадь, где случилась стычка. – Всади стрелу в одного из этих, если можешь.

Лучник облизнул губы, все еще сбитый с толку. Наконец он снял с пояса подзорную трубу и изучил местность.

– Тот, что в синем, возле перевернутой тележки.

Далинар прищурился, потом кивнул. Поблизости спешился Такка и, вытащив меч, положил его на плечо. Не особо деликатное предупреждение. Лучник натянул лук и выпустил единственную стрелу с черным оперением. Она полетела куда надо и воткнулась в выбранный им труп.

Рядом с Далинаром возник единственный спрен восхищения, взорвавшись кольцом синего дыма.

– Буреотец! Такка, до сегодняшнего дня я бы поставил половину княжества на то, что такой выстрел невозможен. – Он повернулся к лучнику. – Как твое имя, убийца?

Юноша вздернул подбородок, но не ответил.

– Что ж, в любом случае добро пожаловать в мой элитный отряд. Кто-нибудь, добудьте парню лошадь.

– Что? – изумился лучник. – Я же пытался тебя убить!

– Да, на расстоянии. Что демонстрирует превосходную осмотрительность. Человек с такими навыками мне пригодится.

– Мы враги!

Далинар кивком указал на город внизу, где окруженная вражеская армия наконец-то сдавалась.

– Больше нет. Похоже, теперь мы все союзники!

Лучник сплюнул в сторону:

– Рабы под игом твоего брата-тирана.

Далинар позволил одному из своих людей помочь себе забраться в седло.

– Если предпочитаешь, чтобы тебя убили, я могу уважить эту просьбу. В ином случае присоединяйся ко мне и назови свою цену.

– Жизнь моего светлорда Йезриара, – ответил лучник. – Наследника.

– Не того ли парня, которого… – начал Далинар, глядя на Такку.

– …вы убили внизу? Да, господин.

– У него дыра в груди, – сообщил Далинар, снова повернувшись к стрелку. – Вот незадача.

– Ты… ты монстр! Разве ты не мог взять его в плен?

– Не-а. Другие княжества упорствуют. Отказываются признавать корону моего брата. Игры в догонялки со светлоглазыми высокого ранга лишь подзадоривают людей к тому, чтобы дать отпор. Если же будут знать, что нам нужна кровь, то подумают хорошенько. – Далинар пожал плечами. – А как насчет этого? Присоединись ко мне, и мы не разграбим этот город. Ну, по крайней мере, то, что от него осталось.

Стрелок бросил взгляд на войско, которое сдавалось.

– Согласен или нет? – спросил Далинар. – Обещаю не заставлять тебя стрелять в тех, кто тебе нравится.

– Я…

– Отлично! – Далинар развернул коня и ускакал прочь.

Спустя некоторое время, когда элитные солдаты Далинара подъехали к нему, мрачный лучник был на коне вместе с другим солдатом. По мере того как Азарт отступал, боль в правой руке Далинара делалась сильнее, но он мог с ней справиться. Надо, чтобы рану посмотрели лекари.

Как только они снова достигли города, он приказал прекратить погромы. Его люди будут в ярости, но городишко все равно ничего не стоил. Когда они дойдут до центра какого-нибудь княжества, там и будут богатства.

Он позволил коню неспешным шагом пронести себя через город, минуя солдат, которые присели, чтобы напиться и отдохнуть после затянувшегося боя. Нос все еще терзала жгучая боль, и приходилось напоминать себе не шмыгать им, чтобы не втягивать кровь. Если он на самом деле сломан, ничего хорошего из этого не выйдет.

Далинар продолжал двигаться, борясь с притупленным ощущением… пустоты, которое часто следовало за битвой. Это был самый сложный период. Пускай Азарт, наполняющий жизнью, еще свеж в памяти, теперь предстоит вернуться к рутине.

Казни он пропустил. Садеас уже поднял голову местного великого князя и его офицеров на копья. Ну и позер он, этот Садеас. Далинар миновал мрачный частокол, покачивая головой, и услышал, как новый лучник пробормотал ругательство. Надо будет поговорить с новичком: стрелять во врага, каковым был для него Далинар совсем недавно, оправданно. За хороший выстрел во время боя нужно уважать. Но теперь все изменилось: если он попробует предпринять что-то против Далинара или Садеаса сейчас, это будет совсем другое дело. Такка уже должен искать семью этого парня.

– Далинар? – позвал кто-то.

Далинар остановил коня и повернулся на звук. Тороль Садеас – блистательный в золотисто-желтом осколочном доспехе, который уже отмыли дочиста, – протолкался через сборище офицеров. Краснолицый молодой человек выглядел куда старше, чем год назад. Когда они все это начинали, он еще был долговязым юнцом. Но не теперь.

– Далинар, это что, стрелы? Буреотец, дружище, ты выглядишь как колючий кустарник! Что случилось с твоим лицом?

– Кулак, – объяснил Далинар и, кивнув на головы на копьях, прибавил: – Хорошая работа.

– Мы потеряли наследного принца, – сказал Садеас. – Он возглавит сопротивление.

– Это будет впечатляюще, – согласился Далинар, – принимая во внимание то, что я с ним сделал.

Садеас заметно расслабился:

– Ох, Далинар. Ну как бы мы справились без тебя?

– Вы бы проиграли. Кто-нибудь, добудьте мне выпивку и пару лекарей. В означенном порядке. И еще, Садеас. Я обещал, что мы не будем разорять город. Никаких грабежей, никого не берем в рабство.

– Что ты сделал?! – сердито переспросил Садеас. – Кому пообещал?

Далинар большим пальцем указал через плечо на лучника.

– Еще один?! – простонал Садеас.

– Он изумительно меткий, – сообщил Далинар. – И еще очень верный.

Поодаль солдаты Садеаса согнали в кучу нескольких плачущих женщин, чтобы Садеас мог выбирать.

– Я предвкушал сегодняшнюю ночь, – проворчал Садеас.

– А я предвкушал, что буду дышать носом. Переживем. Детишкам, с которыми мы сегодня сражались, такой возможности не выпало.

– Ладно, ладно. – Садеас вздохнул. – Полагаю, мы можем пощадить один город. В качестве знака нашей доброй воли. – Он снова окинул Далинара взглядом. – Друг мой, мы должны раздобыть тебе осколки.

– Чтобы меня защищать?

– Защищать тебя? Клянусь бурей, я не уверен, что тебя даже оползень убьет. Нет, просто мы все, остальные, выглядим плохо, когда ты добиваешься того, чего добиваешься, практически безоружным!

Далинар пожал плечами. Он не стал ждать вина или лекарей, а направил коня обратно, чтобы собрать своих солдат и еще раз напомнить, что им приказано оберегать город от грабежей. Покончив с этим делом, он пошел пешком, ведя за собой коня, через дымящееся поле в свой лагерь.

Вот и прожил один день. Пройдут недели, а то и месяцы, прежде чем ему снова выпадет такая возможность.




4

Клятвы







Знаю, многие женщины, которые это прочтут, увидят лишь еще одно доказательство моей так называемой ереси.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Через два дня после того, как Садеаса нашли мертвым, вновь нагрянула Буря бурь.

Далинар прошел через свои покои в Уритиру, чувствуя, как его притягивает странный шторм. Босые ноги на холодном камне. Он миновал Навани – она сидела за письменным столом, вновь работая над мемуарами, – и вышел на балкон, который нависал прямо над скалами под Уритиру.

Великий князь что-то чувствовал, в ушах у него щелкало, холодный ветер – куда холоднее обычного – дул с запада. И еще кое-что. Внутренний озноб.

– Это ты, Буреотец? – прошептал Далинар. – Ты вызываешь это чувство ужаса?

Это чувство противоестественно, – сказал Буреотец. – Мне неведомо, что это.

– Такого не случалось раньше, во время предыдущих опустошений?

Нет. Это что-то новое.

Как всегда, голос Буреотца звучал издалека, словно очень неблизкий гром. Буреотец не всегда отвечал Далинару и не оставался рядом с ним. Чего и следовало ожидать; он был душой бури. Он не мог – и не должен – оставаться чьим-то пленником.

И все же была некая почти ребяческая вздорность, с которой Буреотец иной раз игнорировал вопросы Далинара. Иногда казалось, он делает это лишь ради того, чтобы напомнить Далинару, что не собирается являться по первому его требованию.

Вдали появилась Буря бурь, ее черные тучи изнутри озаряли трескучие красные молнии. Уритиру будто парил в вышине, а она ползла по небу слишком низко и, к счастью, не могла коснуться города. Ее продвижение напоминало атаку кавалерии на спокойные и заурядные облака внизу.

Далинар заставил себя смотреть, как волна тьмы обтекает плато Уритиру. Вскоре их одинокая башня превратилась в маяк посреди темного смертоносного моря.

Воцарилась зловещая тишина. Красные молнии не сопровождались громом, как следовало бы. Время от времени он слышал треск, резкий и ужасный, словно сотня веток ломалась разом. Но звуки, похоже, не соответствовали вспышкам красного света, который поднимался из глубин.

Вообще-то, буря была настолько тихой, что он расслышал шорох ткани, когда сзади почти беззвучно подошла Навани. Она обняла его, прижалась к спине и положила голову ему на плечо. Бросив взгляд вниз, Далинар заметил, что она сняла перчатку со своей защищенной руки. Та была едва заметна в темноте: изящная, с великолепными пальцами – такими нежными, с ногтями, выкрашенными в бледно-розовый цвет. Он увидел это в свете первой луны над ними и прерывистых вспышек бури под ними.

– Есть какие-нибудь новые вести с запада? – шепотом спросил Далинар. Буря бурь была медленнее Великой бури и достигла Шиновара много часов назад. Она не перезаряжала сферы, даже если их оставляли снаружи.

– Даль-перья жужжат. Монархи тянут с ответом, но я подозреваю, что вскоре они поймут – к нам необходимо прислушаться.

– Навани, сдается мне, ты недооцениваешь упрямство, которое может зародиться в любой голове благодаря короне.

Далинар провел немало времени среди Великих бурь, особенно в молодости. Он видел хаос буревой стены, которая толкала перед собой камни и мусор, молнии, рассекающие небо, слышал раскаты грома. Великие бури были предельным выражением силы природы: неистовые, неукрощенные, посланные напомнить человеку о его ничтожности.

Однако Великие бури никогда не казались исполненными ненависти. Эта же буря была другой. От нее исходила жажда мести.

Уставившись в черноту внизу, Далинар подумал, что может увидеть, что она принесла. В него словно в гневе швырнули жуткие образы. Вот что натворила буря, медленно пересекая Рошар.

Разломанные на части дома, крики обитателей едва слышны за ревом стихии.

Люди, застигнутые в полях, в панике бегут от бури, которую никто не предсказал.

Молнии бьют по городам. Поселки утопают в тени. С полей сметено все подчистую.

И огромное море сверкающих красных глаз, просыпающихся, как сферы, внезапно напоенные буресветом.

Далинар с шипением выдохнул, и видение исчезло.

– Это реальность? – прошептал он.

Да, – ответил Буреотец. – Враг оседлал эту бурю. Далинар, он знает о тебе.

Не видение из прошлого. Не какая-то версия будущего. На его королевство, его народ, на весь его мир напали. Он глубоко вздохнул. По крайней мере, это была не та единственная в своем роде стихия, с которой им пришлось иметь дело, когда Буря бурь, явившись в первый раз, столкнулась с Великой бурей. Эта казалась менее мощной. Она не сносила города, но все-таки обрушивалась на них сокрушительной силой – и ее враждебные ветра нападали один за другим, как будто действуя осознанно.

Врага, похоже, больше прельщали жертвы в виде маленьких городов. Поля. Люди, застигнутые врасплох.

Хотя последствия были не такими, как боялся Далинар, все равно должны были остаться тысячи трупов. И разоренные города, в особенности западные, где не было укрытий. Что еще важнее, эта буря должна украсть паршунов-трудяг и превратить их в Приносящих пустоту, которым ничто не помешает наброситься на людей.

Эта буря взыщет с Рошара кровавую цену, которой тот не платил с… ну, с Опустошений.

Великий князь сжал руку Навани. Они будто держались друг за друга.

– Далинар, ты сделал все, что мог, – прошептала она через некоторое время, понаблюдав за происходящим. – Не настаивай на том, чтобы нести эту неудачу как бремя.

– Не буду.

Она отпустила его и повернула, заставив оторвать взгляд от бури. На ней был халат – неподходящая одежда, чтобы показываться в ней на глаза посторонним, но и особо нескромным ее нельзя было назвать.

В отличие от руки, которой она ласкала его подбородок.

– Далинар Холин, – произнесла она, – я не верю тебе. Я читаю правду в твоих напряженных мышцах и в том, как ты стискиваешь зубы. Я знаю, что, если тебя придавит валуном, ты будешь настаивать, что все под контролем, и потребуешь, чтобы твои люди предоставили полевые отчеты.

Ее запах опьянял. И эти чарующие блестящие фиолетовые глаза…

– Тебе нужно расслабиться, – шепнула она.

– Навани…

Она посмотрела на него вопросительно, такая красивая. Куда великолепнее, чем во времена их молодости. Далинар бы поклялся в этом. Разве можно быть такой красивой?

Он схватил ее за затылок и прижался губами к ее губам. В нем проснулась страсть. Навани прижалась к нему всем телом, он почувствовал ее грудь через тонкую ткань. Далинар упивался ее губами, ее ртом, ее запахом. Спрены страсти порхали вокруг них, как хрустальные хлопья снега.

Князь взял себя в руки и отступил.

– Далинар, ты так упорно не поддаешься соблазну, что я начинаю сомневаться в своих женских чарах, – заявила она, когда он отодвинулся.

– Контроль важен для меня, – пояснил он охрипшим голосом. Схватился за каменную балконную стену так, что костяшки побелели. – Ты знаешь, каким я был без контроля. Я не сдамся сейчас.

Она вздохнула и пристроилась рядом с ним, заставила отцепить руку от камня и проскользнула под нее.

– Я тебя не принуждаю, но мне надо знать. Ничего не изменится? Мы так и будем дразнить друг друга, танцуя на краю?

– Нет, – откликнулся он, глядя на темную бурю. – Так мы упражнялись бы в бесполезности. Любой генерал знает, что не следует готовиться к сражениям, которые он не может выиграть.

– Тогда что?

– Я найду способ сделать все правильно. С клятвами.

Клятвы были жизненно важны. Обещание – действие, связывающее воедино.

– Как? – спросила она и ткнула его в грудь. – Я не менее религиозна, чем другие женщины, более религиозна, чем большинство, вообще-то. Но Кадаш нас отверг, как и Ладент, даже Рушу. Она взвизгнула, когда я упомянула об этом, и в буквальном смысле убежала.

– Чанада. – Далинар назвал имя старшей ревнительницы военных лагерей. – Она поговорила с Кадашем и заставила его подойти к каждому ревнителю. Вероятно, она сделала это, когда услышала о нашем романе.

– Выходит, ни один ревнитель не поженит нас, – подытожила Навани. – С их точки зрения, мы родня. Ты пытаешься подстроиться под невозможные условия; продолжай в том же духе, и даме останется лишь задаться вопросом, заботит ли тебя эта проблема на самом деле.

– Ты действительно об этом думала? – спросил Далинар. – Скажи правду.

– Ну… Нет.

– Ты женщина, которую я люблю. – Далинар крепко прижал ее к себе. – Женщина, которую я всегда любил.

– Тогда какая разница? Пусть ревнители катятся в Преисподнюю, обвязав лодыжки ленточками.

– Богохульство.

– Это не я всем рассказываю, что бог умер.

– Не всем, – возразил Далинар. Он вздохнул, отпуская ее – с неохотой, – и вернулся в свои комнаты, где жаровня с углем излучала радушное тепло, а также была единственным источником света в комнате. Они забрали его фабриалевый обогреватель из военных лагерей, но еще не накопили достаточно буресвета, чтобы его запустить. Ученые обнаружили клетки на длинных цепях, по-видимому предназначенные для опускания сфер в бури, так что они смогут обновить свои сферы… если Великие бури когда-нибудь вернутся. В других частях света Плач возобновился, а потом внезапно прекратился. Он мог начаться снова. Или придут настоящие бури. Никто не знал, и Буреотец отказался его просветить.

Навани вошла и задернула плотные занавески, закрывая дверной проем. Комната была набита мебелью – вдоль стен стояли стулья, на них лежали свернутые в рулоны ковры. Имелось даже зеркало в полный рост. Изображения извивающихся спренов ветра по его сторонам своими округлостями безошибочно выдавали, что это изделие сперва вырезали из воска зерновки, а потом духозакляли в твердую древесину.

Все это сюда сложили для него, словно не желая, чтобы великий князь жил в комнате с голыми каменными стенами.

– Надо, чтобы завтра кто-то все отсюда вынес, – пробормотал Далинар. – В соседней комнате достаточно места, чтобы мы превратили ее в гостиную.

Навани кивнула, устраиваясь на одном из диванов – он видел ее отражение в зеркале, – ее рука по-прежнему была небрежно открытой, халат разошелся, демонстрируя шею, ключицы и кое-что из того, что располагалось ниже. Прямо сейчас она не пыталась быть соблазнительной; ей просто было комфортно рядом с ним. Они так хорошо друг друга знали, что она преодолела неловкость от того, что он видел ее неприкрытой.

Хорошо, что один из них был готов взять на себя инициативу в отношениях. Невзирая на всю свою решительность на поле боя, в этой области он всегда нуждался в поощрении. Как и много лет назад…

– Когда я женился в прошлый раз, – негромко проговорил Далинар, – то многое сделал неправильно. Я… начал неправильно.

– Я бы так не сказала. Ты женился на Шшшш из-за ее осколочного доспеха, но многие браки заключаются по политическим причинам. Это не значит, что ты ошибался. Если помнишь, мы все подталкивали тебя к этому шагу.

Как всегда, когда он слышал имя своей мертвой жены, слово звучало для его ушей будто звук, с которым мчится ветер, – имя не могло закрепиться в его разуме, как человек не мог удержать бриз.

– Я не пытаюсь заменить ее, – заявила Навани с внезапной озабоченностью в голосе. – Знаю, ты все еще привязан к Шшшш. Все в порядке. Я могу разделить тебя с памятью о ней.

О, как мало они все понимали. Далинар повернулся к Навани, стиснул зубы, превозмогая боль, и проговорил:

– Навани, я ее не помню. – (Она взглянула на него хмуро, словно решив, что ослышалась.) – Я совсем не помню свою жену, – настаивал Далинар. – Не знаю, как она выглядела. Ее портреты для моих глаз – расплывчатые пятна. Ее имя у меня отнимают всякий раз, когда оно звучит, как будто кто-то его вырывает. Я не помню, что мы друг другу сказали, когда впервые встретились; я даже не помню, как увидел ее на пиру в тот вечер, когда она впервые приехала. Все как в тумане. Я помню некоторые события, связанные с моей женой, но никаких фактических деталей. Все просто… исчезло.

Навани приподняла пальцы защищенной руки к губам, и от того, как ее лоб сморщился от беспокойства, он решил, что выглядит, должно быть, испытывающим мучительную боль.

Князь упал в кресло напротив нее.

– Алкоголь? – тихо уточнила Навани.

– Еще кое-что.

Она выдохнула:

– Старая магия. Ты сказал, что знаешь и свой дар, и свое проклятие.

Он кивнул.

– О, Далинар.

– Люди косятся на меня, когда звучит ее имя, – продолжил он, – и я вижу в их взглядах жалость. Они видят мое каменное лицо и думают, что я прячу истинные чувства. Они видят скрытую боль, тогда как на самом деле я просто пытаюсь не запутаться. Трудно следить за разговором, когда половина из него постоянно ускользает из твоей головы. Навани, может быть, я в конце концов ее полюбил. Не помню. Ни одного момента близости, ни ссоры, ни единого слова, которое она могла бы мне сказать когда-нибудь. Она ушла, оставив мусор, который портит мою память. Я не помню, как она умерла. Кое-что все же знаю, ведь в тот день происходили разные события, не связанные с ней. Что-то о восстании в городе, поднятом против моего брата. Потому моя жена и оказалась в заложницах?

Это… и долгий одинокий марш в сопровождении лишь ненависти и Азарта. Эти эмоции он помнил живо. Он отомстил тем, кто отнял у него жену.

Навани опустилась на сиденье рядом с Далинаром, положив голову на плечо.

– Хотела бы я создать фабриаль, – прошептала она, – который избавлял бы от такой боли.

– Думаю… думаю, ее потеря причинила мне ужасную боль, – прошептал Далинар, – из-за того, к чему она меня принудила. Мне остались лишь шрамы. Как бы там ни было, Навани, я хочу, чтобы у нас все получилось правильно. Никаких ошибок. Мы все сделаем как надо, с клятвами, которые я принесу тебе перед кем-то.

– Всего лишь слова.

– Прямо сейчас слова – самое важное в моей жизни.

Она приоткрыла рот:

– Элокар?

– Я бы не хотел ставить его в такое положение.

– Иностранный священнослужитель? Азирец, может быть? Они почти воринцы.

– Это было бы равносильно объявлению себя еретиком. Я так далеко не зайду. Не стану бросать вызов воринской церкви. – Он помолчал. – Но вот обойти ее, возможно, сумею…

– Что? – встрепенулась Навани.

Он поднял взгляд к потолку:

– Мы можем пойти к тому, кто наделен большей властью, чем они.

– Хочешь, чтобы нас поженил спрен?! – Она крайне изумилась. – Прибегнуть к помощи священника-чужестранца было бы ересью, но к помощи спрена – нет?

– Буреотец – самое живое, что сохранилось от Чести, – пояснил Далинар. – Он обломок самого Всемогущего – и похож на бога более всех, кто нам известен.

– О, я не возражаю. Я бы позволила и сбитой с толку посудомойке поженить нас. Просто это немного необычно.

– Это лучшее из того, что мы можем получить, если предположить, что он согласится. – Далинар посмотрел на Навани, потом поднял брови и пожал плечами.

– Ты делаешь мне предложение?

– Э-э… да.

– Далинар Холин, ты, конечно, мог бы подыскать кого-нибудь получше.

Он положил ладонь ей на затылок, прикоснувшись к черным волосам, которые она оставила распущенными.

– Лучше тебя, Навани? Нет, не думаю, что я бы смог. Не думаю, что хоть какому-то мужчине в этом мире однажды повезло больше, чем мне.

Она улыбнулась, и ее единственным ответом стал поцелуй.



Далинар на удивление сильно нервничал, когда несколько часов спустя ехал на одном из странных фабриалевых лифтов Уритиру к крыше башни. Лифт напоминал балкон, один из многих, что выходили на огромную открытую шахту в центре Уритиру – колоннообразное пространство шириной с бальный зал, тянущееся от первого этажа до последнего.

Ярусы города с запада выглядели круглыми, на самом же деле края нижних уровней с обеих сторон сливались со скалами, а верхние этажи вздымались над ними, сохраняя восточную стену плоской. Комнаты, выходившие на эту сторону, имели окна с видом на Изначалье.

А здесь, в центральной шахте, окна составляли одну стену. Чистую единую, целую стеклянную панель высотой в сотни футов. Днем солнечный свет через стекло заливал шахту. Теперь сквозь нее проникал ночной мрак.

«Балкон» неуклонно полз вверх по вертикальной траншее в стене. Его сопровождали Адолин, Ренарин несколько охранников и Шаллан Давар. Навани уже ждала их. Все замерли на противоположной стороне кабины подъемника, предоставив Далинару возможность думать. И нервничать.

С чего вдруг великий князь так разнервничался? Он едва сдерживал дрожь в руках. Вот же буря… Можно подумать, он какая-нибудь девственница, укутанная в шелка, а не генерал весьма зрелых лет.

Глубоко внутри его что-то загрохотало. Буреотец соглашался отвечать, за что Далинар был ему благодарен.

– Я удивлен, – прошептал он, обращаясь к спрену, – что ты так охотно согласился. Благодарен, но все же удивлен.

Я чту все клятвы, – ответствовал Буреотец.

– А как насчет глупых клятв? Данных поспешно или по неведению?

Глупых клятв не существует. Все они – то, что отличает людей и истинных спренов от животных и низших спренов. Знак разума, свободной воли и выбора.

Далинар поразмыслил над этим и обнаружил, что не удивлен таким мнением. Спренам полагалось во всем доходить до крайностей; они были силами природы. Но неужели так считал и сам Честь, Всемогущий?

«Балкон» неумолимо продвигался к вершине башни. Лишь несколько лифтов из многих десятков все еще работали; в те времена, когда Уритиру процветал, они бы двигались все сразу. Они проезжали неисследованные уровни один за другим, и это беспокоило Далинара. Сделав эту крепость своей, он как будто разбил лагерь в неизведанных краях.

Лифт наконец достиг верхнего этажа, и охранники поспешили открыть ворота. В последнее время их брали из Тринадцатого моста. Четвертому князь определил другие обязанности, считая мостовиков слишком важными для простого охранного дежурства, раз уж теперь они были близки к тому, чтобы стать Сияющими.

Все больше тревожась, Далинар первым двинулся мимо нескольких колонн, украшенных символическими изображениями орденов Сияющих. Поднялся по лестнице и через люк в потолке вышел на самую крышу башни.

Хотя каждый ярус был меньше предыдущего, крыша все-таки имела более ста ярдов в ширину. Здесь было холодно, но кто-то приготовил жаровни для тепла и факелы для освещения. Ночь была поразительно ясная, и высоко в небе спрены звезд кружились, рисуя далекие узоры.

Далинар не знал, как быть с тем, что никто – даже его сыновья – не стал докучать расспросами, когда он объявил о намерении жениться посреди ночи на крыше башни. Князь отыскал взглядом Навани и был потрясен тем, что она где-то раздобыла традиционный венец невесты. Сложный головной убор из нефрита и бирюзы дополнял ее свадебное платье. Красное – на удачу, – расшитое золотом и гораздо более свободного покроя, чем хава, с широкими рукавами и изящно ниспадающими складками.

Стоило ли Далинару разыскать какую-нибудь более традиционную одежду для себя самого? Он вдруг почувствовал себя пыльной пустой рамой, которую повесили рядом с роскошной картиной – Навани в полном свадебном облачении.

Рядом с нею стоял напряженный Элокар в парадном золотом кителе и свободной юбке-такама. Король выглядел бледнее обычного вследствие неудачного покушения во время Плача, после которого он едва не истек кровью. В последнее время Элокар много спал.

Хотя они решили отказаться от традиционной алетийской свадьбы, кое-кого все же пригласили. Светлорда Аладара с дочерью, Себариаля и его любовницу. Калами и Тешав – в качестве свидетельниц. Он почувствовал облегчение, увидев их там, – князь боялся, что Навани не сможет найти женщин, согласных заверить брак по всем правилам.

Горстка офицеров и письмоводительниц Далинара завершали небольшую процессию. На самом краю толпы, собравшейся между жаровнями, он с удивлением заметил знакомое лицо. Кадаш, ревнитель, откликнулся на просьбу и пришел. Его покрытое шрамами, бородатое лицо не выглядело довольным, но он пришел. Хороший знак. Возможно, на фоне остальных событий женитьба великого князя на своей овдовевшей невестке не вызовет слишком большого ажиотажа.

Далинар подошел к Навани и взял ее за руки – одна пряталась под рукавом, другая была теплой на ощупь.

– Выглядишь потрясающе, – прошептал он. – Где ты все это нашла?

– Даме полагается быть готовой ко всему.

Далинар посмотрел на Элокара, который склонил перед ним голову. «Это еще сильней испортит наши отношения», – подумал князь, читая те же чувства на лице племянника.

Гавилару бы не понравилось, как обращаются с его сыном. Хоть Далинар и действовал из лучших побуждений, он отодвинул парня в сторону и захватил власть. Время, на протяжении которого Элокар приходил в себя после ранения, ухудшило ситуацию, ведь великий князь привык принимать решения самостоятельно.

Однако Далинар солгал бы самому себе, сказав, что именно с этого все и началось. Его поступки были совершены на благо Алеткара, на благо самого Рошара, но это не отменяло того факта, что – шаг за шагом – он узурпировал престол, несмотря на то что все это время заявлял, будто не собирается этого делать.

Продолжая держать Навани одной рукой, Далинар положил другую на плечо племянника:

– Прости, сынок.

– Дядя, ты вечно извиняешься, – бросил Элокар. – Это тебя не останавливает, но, полагаю, и не должно. Твоя жизнь состоит из решений о том, что тебе нужно, и действий, направленных на то, чтобы это заполучить. Нам всем стоило бы у тебя поучиться, если бы мы только сумели придумать, как поспевать за тобой.

Далинар поморщился:

– Мне есть о чем с тобой поговорить. О планах, которые ты мог бы оценить. Но этой ночью я прошу только твоего благословения, если ты в силах его дать.

– Это сделает мою мать счастливой, – ответил Элокар. – Ну и ладно.

Элокар поцеловал мать в лоб, а затем покинул их, шагая по крыше. Сначала Далинар встревожился, что король уйдет совсем, но он остановился рядом с одной из отдаленных жаровен и принялся греть руки.

– Что ж, – произнесла Навани. – Не хватает только твоего спрена. Если он собирается…

Ветер ударил по вершине башни, принеся с собой запах недавнего ливня, мокрого камня и сломанных ветвей. Навани ахнула и прижалась к Далинару.

В небе возникло нечто. Буреотец объял все, он был лицом, которое тянулось от горизонта до горизонта и надменно взирало на людей. Воздух сделался странно неподвижным, и все, кроме вершины башни, как будто исчезло. Они словно выпали в некое место за пределами времени как такового.

Светлоглазые и охранники одинаково зашептались или вскрикнули. Даже Далинар, который этого ожидал, против собственной воли отступил на шаг – и ему пришлось побороть желание съежиться перед спреном.

Клятвы, – пророкотал Буреотец, – это душа праведности. Если вам суждено пережить грядущий ураган, клятвы должны направлять вас.

– Буреотец, я близко знаком с клятвами, – крикнул Далинар в ответ. – Как ты и сам знаешь.

Да. Ты первый за тысячу лет, кто сковал меня узами.

Каким-то образом Далинар почувствовал, что спрен переключил внимание на Навани.

А вот ты… клятвы для тебя что-нибудь значат?

– Правильные клятвы, – подтвердила Навани.

И в чем ты клянешься этому мужчине?

– Клянусь ему, и тебе, и любому, кто захочет услышать. Далинар Холин мой, а я – его.

Ты уже нарушала клятвы.

– Все люди их нарушали, – ответила Навани с непокорным видом. – Мы слабые и глупые. Эту я не нарушу. Таков мой обет.

Буреотца, похоже, ее слова удовлетворили, хоть они и были далеки от традиционной свадебной клятвы алети.

Узокователь?

– Я даю такую же клятву, – сказал Далинар, взяв Навани за руку. – Навани Холин моя, а я – ее. Я люблю эту женщину.

Да будет так.

Далинар ожидал грома, молний, каких-то победных фанфар в поднебесье. Вместо этого завершилось безвременье. Ветер стих. Буреотец исчез. Над головами собравшихся гостей вспыхнули дымчато-голубые кольца – спрены благоговения. С Навани все было иначе. Вокруг ее головы кружились золотые огни спренов славы. Поблизости Себариаль потер висок, словно пытаясь понять, что же он такое увидел. Новые охранники Далинара выглядели обессиленными, как будто на них навалилась внезапная усталость.

Адолин, не изменяя себе, испустил радостный возглас. Он подбежал, сопровождаемый спренами радости в виде синих листьев, которые едва поспевали следом. Он от души обнял Далинара, а за ним – Навани. Ренарин последовал за братом, более сдержанный, но – судя по широкой улыбке – в той же степени довольный.

Все стремительно закрутилось: он пожимал руки, говорил слова благодарности. Настаивал на том, что подарки не нужны, поскольку они опустили эту часть традиционной церемонии. Все выглядело так, словно волеизъявления Буреотца было достаточно, чтобы все с ним согласились. Даже Элокар, невзирая на обиду, обнял мать и похлопал Далинара по плечу, прежде чем уйти вниз.

Остался только Кадаш. Ревнитель ждал до конца. Крыша пустела, а он стоял, скрестив руки на груди.

Далинару всегда казалось, что Кадаш в своих одеяниях выглядит неправильно. Хотя он носил традиционную прямоугольную бороду, Далинар видел в нем не ревнителя. Кадаш был солдатом – худощавым, с проницательными светло-фиолетовыми глазами, и в его движениях крылась опасность. Кривой старый шрам огибал его бритую голову, пересекая макушку. Может, теперь Кадаш и посвятил свою жизнь миру и служению, но молодость он потратил на войну.

Далинар прошептал обнадеживающие слова Навани, и она оставила его, чтобы спуститься на уровень ниже, где приказала приготовить угощение. Далинар, ощущая уверенность, подошел к Кадашу. Его переполняло удовлетворение, оттого что наконец-то удалось совершить поступок, который он так долго откладывал. Он был женат на Навани. Князь с юности считал, что никогда не испытает такой радости, и о подобном исходе не позволял себе даже мечтать.

Он не собирался извиняться ни за это, ни за нее.

– Светлорд, – тихо проговорил Кадаш.

– Формальности, старый друг?

– Хотел бы я находиться здесь только как старый друг, – мягко сказал Кадаш. – Далинар, мне придется об этом сообщить. Жрецы не обрадуются.

– Они, разумеется, не станут отрицать мой брак, раз уж его благословил сам Буреотец.

– Спрен? Ты ожидаешь, что мы признаем власть спрена?!

– Он то, что осталось от Всемогущего.

– Далинар, это богохульство, – произнес Кадаш голосом, исполненным боли.

– Кадаш, ты же знаешь, что я не еретик. Ты сражался бок о бок со мною.

– Это должно меня успокоить? Воспоминания о том, что мы сделали вместе? Я ценю человека, которым ты стал; и не надо напоминать мне о человеке, которым ты когда-то был.

Далинар помедлил с ответом, и из глубин его памяти поднялся образ, о котором он не думал уже много лет. Этот образ его удивил. Откуда он взялся?

Князь увидел окровавленного Кадаша, который стоял на коленях, и его тошнило, пока желудок не опустел. Закаленный боями солдат столкнулся с чем-то настолько мерзким, что даже он был потрясен.

На следующий день Кадаш бросил армию и ушел в ревнительство.

– Разлом, – прошептал Далинар. – Раталас.

– Не надо ворошить темное прошлое, – отрезал Кадаш. – Далинар, дело не… в том дне. Дело в сегодняшнем дне и в том, что ты распространял среди письмоводительниц. Все эти разговоры о вещах, которые ты увидел в бреду.

– Святые послания, – возразил Далинар, холодея. – Отправленные Всемогущим.

– Святые послания, утверждающие, что Всемогущий мертв? – парировал Кадаш. – Прибывшие накануне возвращения Приносящих пустоту? Далинар, разве ты не видишь, как это выглядит? Я твой ревнитель, строго говоря – твой раб. И да, пожалуй, все еще твой друг. Я пытался объяснить советам в Харбранте и Йа-Кеведе, что у тебя благие намерения. Я говорю ревнителям из Святого анклава, что ты опираешься на те времена, когда Сияющие рыцари были чисты и еще не пали жертвой порока. Я говорю им, что у тебя нет никакой власти над этими видениями. Но, Далинар, все это было до того, как ты начал вещать, будто Всемогущий умер. Они и так достаточно разозлились, а тут ты взял и бросил вызов традициям, плюнул ревнителям в лицо! Лично я не считаю важным то, что ты женишься на Навани. Этот запрет, несомненно, устарел. Но то, что ты натворил этой ночью…

Далинар протянул руку к плечу Кадаша, но ревнитель отстранился.

– Старый друг, – мягко проговорил Далинар, – может, Честь и умер, но я почувствовал… что-то еще. Что-то более возвышенное. Тепло и свет. Дело не в том, что бог умер, а в том, что Всемогущий никогда им не был. Он изо всех сил старался направлять нас, но был самозванцем. Или, может быть, посредником. Существом, в чем-то похожим на спрена, – у него были силы божества, но не было божественного происхождения.

Кадаш в ужасе уставился на него:

– Прошу тебя, Далинар, никогда не повторяй того, что ты сейчас сказал. Думаю, я смогу объяснить всем, что сегодня произошло. Наверное. Но ты, кажется, не понимаешь, что находишься на борту корабля, который едва держится на воде во время бури, и при этом настаиваешь, что надо сплясать джигу на носу!

– Кадаш, я не стану умалчивать правду, если она мне известна, – твердо заявил Далинар. – Ты только что видел, что я в прямом смысле скован со спреном клятв. Я не посмею лгать.

– Не думаю, что ты бы солгал, но полагаю, ты способен ошибаться. Не забывай, что я там был. Ты не непогрешим!

«Там? – подумал Далинар, когда Кадаш попятился, поклонился, а потом повернулся и ушел. – Что он такое помнит, о чем не помню я?»

Далинар проследил взглядом за уходящим ревнителем. Наконец покачал головой и отправился на полуночное пиршество, намереваясь покончить с ним при первой же возможности. Он хотел остаться наедине с Навани.

Своей женой.










5

Под







Я могу указать момент, когда меня осенило, что все это необходимо записать. Все случилось между мирами, когда взгляду моему открылся Шейдсмар – царство спренов – и то, что находится за его пределами.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Каладин пробирался через поле камнепочек, прекрасно понимая, что не успеет предотвратить катастрофу. Неудача давила на него почти физически, подобно весу моста, который он был вынужден тащить в одиночку.

Проведя так много времени в восточной части буревых земель, он почти забыл, как выглядят плодородные края. Камнепочки здесь разрастались до огромных размеров, а их лозы, толстые, как его запястье, выбрались наружу и пили воду из луж на каменистой земле. Луга ярко-зеленой травы спрятались в норы, почувствовав его приближение, но, вытянувшись в полный рост, трава легко достигала трех футов. Луг испещряли светящиеся спрены жизни, похожие на зеленые пылинки.

Трава вблизи от Расколотых равнин едва достигала его лодыжек и в основном расползалась желтоватыми пятнами на подветренной стороне холмов. Он с удивлением обнаружил, что не доверяет этой более высокой и сочной траве. В ней так легко устроить засаду – присесть и подождать, пока трава снова поднимется. Как же Каладин этого не замечал раньше? Он бегал по лугам вроде этого, играя в догонялки с братом, пытаясь выяснить, кто из них достаточно быстр, чтобы схватить траву в охапку, прежде чем она спрячется.

Каладин чувствовал себя истощенным. Обессиленным. Четыре дня назад он отправился через Клятвенные врата на Расколотые равнины, а оттуда на всей возможной скорости полетел на северо-запад. Он едва не лопался от буресвета – нес с собой целое состояние в самосветах – и был преисполнен решимости добраться до родного города, Пода, до возвращения Бури бурь.

День еще не прошел, а у него закончился буресвет где-то в княжестве Аладара. С той поры он шел пешком. Возможно, смог бы долететь до Пода, если бы лучше управлял своими силами. Как бы то ни было, Каладин преодолел около тысячи миль за полдня, но последний отрезок пути – девяносто или около того миль – потребовал мучительных трех дней.

Он не обогнал Бурю бурь. Она прибыла в этот же день, около полудня.

Каладин заметил торчащий из травы мусор и поплелся к нему. Заросли услужливо попрятались и открыли сломанную деревянную маслобойку – в таких обычно делали масло из свиного молока. Каладин присел и коснулся кончиками пальцев расколотого в щепки дерева, а потом бросил взгляд на другой кусок древесины, торчащий над верхушками травы.

Сил шмыгнула вниз в виде ленты из света, прошла над его головой и завилась вокруг длинной деревянной штуковины.

– Это край крыши, – пояснил Каладин. – Карниз, который нависает над подветренной стороной здания. – Судя по другому мусору, перед ним были останки какого-то сарая.

Алеткар располагался не в самых суровых буревых землях, но эти края не были и изнеженными западными землями. Дома здесь строили низкими, приземистыми, их крепкие стены были обращены на восток, к Изначалью, словно плечо человека, который напрягся и приготовился принять на себя силу удара. Окна имелись только на подветренной – западной – стороне. Как трава и деревья, люди научились противостоять бурям.

Для этого требовалось, чтобы бури всегда дули в одном направлении. Каладин сделал все возможное, чтобы подготовить деревни и города, в которых побывал, к грядущей Буре бурь. Она должна была явиться с неправильной стороны и превратить паршунов в сеющих разрушение Приносящих пустоту. Однако в тех городах никто не владел рабочими даль-перьями, так что он не смог связаться со своим домом.

Каладин оказался недостаточно быстрым. Сегодня, чуть раньше, он переждал Бурю бурь в углублении, которое высек в камне при помощи своего осколочного клинка – Сил, способной принимать облик любого оружия по его желанию. По правде говоря, буря оказалась далеко не такой сильной, как та, во время которой он сражался с Убийцей в Белом. Но обломки, которые он нашел здесь, доказывали, что и она нанесла много вреда.

Само воспоминание о красной буре, ярившейся снаружи его дыры в камне, заставило Каладина испытать приступ паники. Буря бурь оказалась ужасно неправильной, противоестественной – словно дитя, рожденное без лица. Некоторые вещи просто не имели права на существование.

Он встал и продолжил путь. Каладин переоделся, прежде чем покинуть Расколотые равнины, – его старая униформа была окровавленной и изодранной – надел запасную холиновскую униформу без опознавательных знаков. Казалось неправильным, что он не несет символ Четвертого моста.

Каладин поднялся на холм и заметил справа реку. Вдоль ее берегов росли влаголюбивые деревья. Должно быть, это ручей Хромого. Значит, если он повернет строго на запад…

Прикрыв глаза рукой от солнца, Каладин окинул взглядом холмы, очищенные от травы и камнепочек. Скоро их покроют слоем крема, а потом засеют, и лависовый полип пустит ростки. Посевная еще не началась; сейчас, как ни крути, время Плача. Должен идти дождь, неустанный и спокойный.

Сил, лента из света, взмыла впереди него.

– Твои глаза снова карие, – отметила она.

Для такого требовалось на протяжении нескольких часов не призывать осколочный клинок. Едва Каладин его призывал, как глаза становились прозрачными, светло-голубыми, почти светящимися. Сил находила эти перемены очаровательными; Каладин до сих пор не решил, что он чувствует по этому поводу.

– Мы близко, – сказал он, взмахнув рукой. – Те поля принадлежат Хобблекену. До Пода, наверное, часа два.

– Значит, ты скоро будешь дома! – воскликнула Сил, и лента из света, завившись спиралью, приняла облик девушки в хаве с развевающимся подолом, узкой и застегнутой на пуговицы выше талии, с прикрытой защищенной рукой.

Каладин хмыкнул, спускаясь по склону и тоскуя по буресвету. После того как столько вобрал в себя, он ощущал пустоту, в которой поселилось эхо. Неужели это из-за того, что запасы истощаются?

Разумеется, Буря бурь не перезарядила его сферы. Ни буресветом, ни какой-то другой энергией, чего он опасался.

– Тебе нравится новое платье? – спросила Сил, зависнув в воздухе и помахав прикрытой рукой.

– На тебе оно выглядит странно.

– Да будет тебе известно, я вложила в него неимоверное множество мыслей. Целыми часами размышляла, как бы… Ой! Что это?

Она превратилась в маленькую грозовую тучу, которая метнулась к лургу, вцепившемуся в камень. Изучила амфибию размером с кулак сначала с одной стороны, потом с другой, прежде чем радостно взвизгнуть и превратиться в безупречную копию существа, только бело-голубого цвета. Это спугнуло лурга, и Сил с хихиканьем метнулась обратно к Каладину, опять превратившись в ленту из света.

– Так о чем мы говорили? – спросила она, принимая облик девушки и усаживаясь на его плечо.

– О всякой ерунде.

– Уверена, что я тебя отчитывала. Ах да – ты дома! Ура! Разве ты не рад? – Она не видела – не понимала, в чем дело. Иногда, невзирая на всю свою любознательность, Сил делалась рассеянной. – Но… это же твой дом… – Сил съежилась. – Что не так?

– Буря бурь, – пробормотал Каладин. – Мы должны были прибыть сюда раньше ее.

Он был обязан прибыть раньше.

Но ведь кто-то должен был выжить, верно? Вынести ярость бури, а потом – еще более худшую ярость? Убийственное неистовство слуг, превратившихся в чудовищ?

О, Буреотец. Ну почему он не оказался быстрее?..

Каладин заставил себя снова перейти на быстрый шаг, закинув дорожный мешок на плечо. Вес по-прежнему казался большим, почти неподъемным, но он должен узнать. Должен увидеть.

Он должен узнать, что случилось с его семьей.



Дождь возобновился, когда до Пода оставался примерно час, так что, по крайней мере, привычные погодные условия более или менее сохранились. К несчастью, это означало, что остаток пути ему придется преодолеть мокрым. Каладин шлепал по лужам, из которых росли спрены дождя – синие свечи, увенчанные глазами.

– Каладин, все будет хорошо, – пообещала Сил, сидевшая у него на плече. Она создала для себя зонтик и по-прежнему была одета в традиционное воринское платье вместо обычной девчоночьей юбки. – Вот увидишь.

Небо потемнело, когда он наконец поднялся на последний лависовый холм и посмотрел вниз, на Под. Он подготовил себя к ужасному зрелищу, но все равно испытал потрясение. Какие-то здания просто… исчезли. Другие стояли без крыш. В сумерках Плача он не мог разглядеть весь город, но многие сооружения, которые он все же различал, выглядели пустыми и разрушенными.

Он долго стоял в сгущавшейся ночи. В городе не мелькнул ни один огонек. Там было пусто.

И мертво.

Часть Каладина ссутулилась внутри его, забилась в угол, устав от того, что ее так часто бьют. Он принял силу, ступил на путь Сияющего. Отчего же этого оказалось недостаточно?

Его глаза принялись разыскивать родной дом на окраине города. Но нет. Даже если бы Каладин смог его увидеть в дождливом вечернем мраке, он не хотел туда идти. Еще рано. Он не справится со смертью, которую может там обнаружить.

Вместо этого Каладин обогнул Под с северо-западной стороны, где по склону холма можно было подняться к усадьбе градоначальника. Крупные провинциальные города вроде этого служили своеобразными центрами для небольших фермерских общин, расположенных вокруг них. По этой причине Под был проклят – в нем жил светлоглазый повелитель, достигший определенного положения в обществе. Светлорд Рошон, человек, чья жадность погубила куда больше одной жизни.

«Моаш…» – подумал Каладин, потащившись вверх по склону к особняку, дрожа от холода и тьмы. В какой-то момент он осознает предательство друга и то, что Элокара едва не убили. Пока что следовало позаботиться о более серьезных ранах.

В усадьбе содержались городские паршуны; отсюда они должны были начать разгром. Каладин был уверен, что, если натолкнется на искалеченный труп Рошона, не будет слишком страдать.

– Ух ты, – проговорила Сил. – Спрен уныния!

Каладин огляделся и увидел, что возле него вертится необычный спрен. Длинный, серый, похожий на истрепанное на ветру знамя. Он кружился, порхал. Каладин видел что-то похожее лишь один или два раза.

– Почему они такие редкие? – удивился он. – Люди постоянно испытывают уныние.

– Кто знает? – отозвалась Сил. – Есть обычные спрены. Есть необычные. – Она постучала его по плечу. – Уверена, одна из моих тетушек любила на них охотиться.

– Охотиться? – изумленно переспросил Каладин. – В смысле, выслеживать?

– Нет. Как вы охотитесь на большепанцирников. Не припомню, как ее звали… – Сил склонила голову набок, не замечая, что капли дождя падают сквозь ее тело. – Она не была на самом деле моей тетей. Просто спреном чести, к которой я обращалась таким образом. До чего странные воспоминания.

– Похоже, они к тебе возвращаются.

– Чем дольше я с тобой, тем чаще это происходит. Если только ты не попытаешься убить меня снова. – Она бросила на него взгляд искоса. Хоть было темно, спрен достаточно ярко светилась, чтобы он разглядел выражение ее лица.

– Как часто ты собираешься заставлять меня извиняться за это?

– Сколько раз я это уже делала?

– По крайней мере пятьдесят.

– Врунишка, – пожурила его Сил. – Точно не больше двадцати.

– Прости.

Стоп. Это что впереди, свет?

Каладин остановился на пути. Это и впрямь был свет, и шел он из усадьбы. Мигающий, неровный. Огонь? Особняк горит? Нет, похоже, внутри горели свечи или фонари. Видимо, кто-то выжил. Люди или Приносящие пустоту?

Ему следовало проявлять осторожность, но, приближаясь, Каладин понял, что не хочет этого. Он желал быть безрассудным, злым, разрушительным. Если найдет существ, которые отняли у него дом…

– Будь готова, – пробормотал он Сил.

Каладин сошел с тропы, очищенной от камнепочек и других растений, и осторожно прокрался к особняку. Свет проникал через доски, которыми были забиты окна, заменяя стекло, несомненно разбитое Бурей бурь. Он удивился, когда понял, что особняк в довольно неплохом состоянии. Крыльцо оторвало, но крыша осталась на месте.

Дождь скрадывал другие звуки, из-за него было невозможно все четко рассмотреть, но кто-то или что-то было внутри. Тени двигались перед огнями.

С колотящимся сердцем Каладин отправился к северной стороне здания. Там находился вход для слуг, а также помещение, где жили паршуны. Изнутри особняка доносилось необычно много шума. Топот. Движение. Как гнездо, полное крыс.

Через сад пришлось пробираться на ощупь. Паршуны были размещены в небольшом здании, построенном в тени усадьбы, с одной открытой комнатой и лавками для сна. Каладин добрался до него и нащупал большой пролом в стене.

У него за спиной послышался скрежет.

Каладин резко повернулся в тот же момент, когда открылась задняя дверь особняка и ее покореженные доски заскрежетали по камню. Он спрятался за разросшимся сланцекорником, но сквозь дождь на него упал луч света. Фонарь.

Каладин протянул руку в сторону, готовый вызвать Сил, но из усадьбы вышел не Приносящий пустоту, а человек-охранник в старом шлеме с пятнами ржавчины.

Незнакомец поднял фонарь.

– Ну-ка! – крикнул он Каладину, нащупывая булаву на поясе. – Ну-ка! Эй, ты! – Он высвободил оружие и сжал в трясущейся руке. – Кто такой? Дезертир? Иди на свет, чтобы я тебя видел.

Каладин осторожно встал. Он не узнал солдата – но либо кто-то пережил нападение Приносящих пустоту, либо этот человек был частью экспедиции, разбирающей последствия катастрофы. В любом случае это первый обнадеживающий знак, который Каладин получил с момента прибытия.

Он поднял руки – кроме Сил, у него не было другого оружия – и позволил охраннику завести себя в здание.




6

Четыре жизни







Смерть была близка. Более прозорливые сочли, что мне нет спасения.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Каладин вошел в усадьбу Рошона, и апокалиптические видения смерти и потери рассеялись, когда он начал узнавать людей. В коридоре он миновал Торави, одного из фермеров. Каладин запомнил его как человека огромного, с мясистыми плечами. В действительности тот был ниже Каладина на пол-ладони и куда более хилым, чем его друзья-мостовики.

Торави, похоже, не узнал Каладина. Фермер вошел в боковую комнату, которая была заполнена темноглазыми, сидящими на полу.

Солдат вел Каладина по коридору, озаренному свечами. Они прошли через кухню, и Каладин заметил десятки других знакомых лиц. Горожане заполнили усадьбу, набившись в каждую комнату. Большинство сидели на полу семьями и, хотя они выглядели уставшими и растрепанными, все-таки были живы. Выходит, они дали отпор Приносящим пустоту?

«Мои родители», – подумал Каладин, проталкиваясь через небольшую группу горожан и ускоряя шаг. Где же его родители?

– Эй, стой! – окликнул солдат, схватив Каладина за плечо. Он ткнул булавой в поясницу Каладина. – Не вынуждай меня сбивать тебя с ног.

Каладин повернулся к охраннику, чисто выбритому парню с коричневыми глазами, которые казались слишком близко посаженными. Этот его ржавый шлем – просто какой-то позор.

– Сейчас, – сказал солдат, – мы просто пойдем и отыщем светлорда Рошона, и ты объяснишь, почему шнырял вокруг этого места. Веди себя очень прилично, и, может быть, он тебя не повесит. Понял?

Горожане на кухне наконец-то заметили Каладина и отпрянули. Многие зашептались друг с другом, от страха широко распахнув глаза. Он услышал слова «дезертир», «рабские клейма», «опасный».

Никто не произнес его имя.

– Они тебя не узнают? – спросила Сил, идущая по столешнице.

А как они могли узнать того человека, которым он стал? Каладин увидел свое отражение в сковороде, висящей рядом с печью, сложенной из кирпичей. Длинные, чуть вьющиеся волосы до плеч. Грубая униформа, которая была ему чуть мала, на лице неопрятная борода после нескольких недель без бритья. Промокший и измученный, он был похож на бродягу.

Не такое возвращение Каладин представлял себе на протяжении первых месяцев войны. Славное воссоединение, когда он вернулся бы героем, с сержантскими узлами, и брата доставил бы семье в целости и сохранности. В фантазиях люди хвалили Каладина, хлопали его по спине и принимали как своего.

Идиотизм. Эти люди никогда не относились к нему или его семье с добротой.

– Идем. – Солдат толкнул его, держа за плечо.

Каладин не двинулся с места. Когда мужчина толкнул сильней, Каладин повернулся всем телом в направлении толчка, и смещение веса заставило охранника, спотыкаясь, пролететь мимо. Он повернулся, разозленный. Каладин встретился с ним взглядом. Поколебавшись, охранник сделал шаг назад и крепче схватился за булаву.

– Ух ты! – воскликнула Сил, подлетая к плечу Каладина. – У тебя сейчас такой сердитый взгляд.

– Старый сержантский трюк, – прошептал Каладин, поворачиваясь и выходя из кухни. Охранник последовал за ним и рявкнул какой-то приказ, но Каладин его проигнорировал.

Каждый шаг по усадьбе походил на прогулку среди воспоминаний. Вот кухонный уголок, где случилась стычка с Риллиром и Лараль той ночью, когда он узнал, что его отец – вор. В этом коридоре, ведущем из кухни, увешанном портретами неизвестных ему людей, Каладин играл в детстве. Рошон не поменял портреты.

Ему придется поговорить с родителями о Тьене. Именно поэтому он не пытался связаться с ними после освобождения из рабства. Сможет ли встретиться с ними лицом к лицу? Во имя бурь, только бы они оказались живы. Но… как же он с ними встретится?

Каладин услышал стон. Тихий, едва различимый среди разговоров, но он все же его расслышал.

– У вас есть раненые? – спросил Каладин, поворачиваясь к охраннику.

– Да, но…

Каладин проигнорировал его и двинулся вперед по коридору, а Сил летела возле его головы. Каладин протиснулся сквозь людскую массу, следуя на стоны и гомон, и в конце концов ввалился в дверной проем гостиной. Ее переделали в помещение, где лекарь занимался ранеными и они ждали своей очереди на ковриках, разложенных на полу.

Человек, стоящий на коленях возле одной из подстилок, аккуратно накладывал шину на сломанную руку. С того момента, как Каладин услышал болезненные стоны, он знал, где разыщет своего отца.

Лирин посмотрел на него. Вот же буря… Отец Каладина выглядел измученным, под его темно-карими глазами были мешки. Волосы куда более седые, чем помнил Каладин, а лицо – более худое. Но он был таким же, как прежде. Лысеющим, низкорослым, худощавым, в очках… и удивительным.

– Что такое? – спросил Лирин, возвращаясь к работе. – Дом великого князя уже послал солдат? Это вышло быстрее, чем ожидалось. Сколько людей прибыло с тобой? Нам, конечно, пригодится… – Лирин запнулся, опять посмотрел на Каладина.

И тут его глаза широко распахнулись.

– Здравствуй, отец, – проговорил Каладин.

Охранник наконец-то его догнал, протолкавшись через зевак, и замахнулся булавой. Каладин рассеянно шагнул в сторону, а потом толкнул солдата, так что тот, спотыкаясь, полетел дальше по коридору.

– Это действительно ты, – обронил Лирин, потом ринулся к сыну и заключил его в объятия. – О, Кэл. Мой мальчик. Мой малыш. Хесина! Хесина!!!

Миг спустя в дверях появилась мать Каладина, неся поднос с только что прокипяченными бинтами. Она решила, что Лирину нужна помощь с пациентом. Хесина была выше мужа на несколько пальцев, волосы под косынкой собраны в хвост – все в точности как помнил Каладин.

Она прижала защищенную руку в перчатке к губам, которые приоткрылись от неожиданности, и поднос выпал из другой руки, бинты посыпались на пол. Позади нее возникли спрены потрясения – бледно-желтые треугольники, которые ломались и восстанавливались. Хесина потянулась к лицу Каладина. Сил металась вокруг в виде ленты из света и смеялась.

Каладин не мог смеяться. Нужные слова еще не прозвучали. Он перевел дух; в первый раз ему не хватило воздуха, и со второй попытки он выдавил.

– Простите меня, папа, мама, – прошептал он. – Я пошел в армию, чтобы его защищать, но с трудом смог защитить самого себя. – Каладин понял, что дрожит, и позволил себе опереться о стену, а потом сползал по ней, пока не сел. – Я позволил Тьену умереть. Простите меня. Это моя вина…

– Ох, Каладин! – Хесина опустилась на колени рядом с ним и сжала его в объятиях. – Мы получили твое письмо, но больше года назад нам сообщили, что и ты умер.

– Я должен был его спасти, – прошептал Каладин.

– Ты прежде всего не должен был уходить, но что уж теперь… Всемогущий, ты вернулся. – Лирин встал, по его щекам текли слезы. – Мой сын! Мой сын жив!



Вскоре Каладин сидел среди раненых, держа в руках чашку теплого супа. Он не ел горячую пищу с той поры, как… с какой поры?

– Лирин, это явно клеймо раба, – сказал солдат, разговаривавший с отцом Каладина возле входа в комнату. – Глиф «сас» означает: все случилось в этом княжестве. Наверное, тебе сказали, что он умер, желая уберечь от позорной правды. И клеймо «шаш» – его не получают за простое неповиновение.

Каладин потягивал свой суп. Мать присела рядом с ним, одну руку положив ему на плечо, защищая. Суп на вкус был как дома. Овощной бульон с распаренным лависом, крепко приправленный, по материнскому обыкновению.

За полчаса, миновавшие после прибытия, он мало говорил. Сейчас ему просто хотелось быть здесь, с ними.

Его воспоминания странным образом сделались приятными. Он увидел, как Тьен смеется, озаряя даже самые унылые дни. Вспомнил, как часами изучал медицину с отцом или помогал матери с уборкой.

Сил зависла перед матерью Каладина, все еще одетая в маленькую хаву, невидимая для всех, кроме Каладина. Лицо у спрена было озадаченное.

– Великая буря, пришедшая не с той стороны, разломала много городских зданий, – негромко рассказывала ему Хесина. – Но наш дом все еще стоит. Нам пришлось переделать твой уголок под кое-что, но мы разыщем для тебя место.

Каладин посмотрел на солдата. Капитан охраны Рошона; Кэл подумал, что помнит этого человека. Он казался слишком милым, чтобы быть солдатом, но ведь был светлоглазым.

– Об этом не переживай, – пробормотала Хесина. – Мы разберемся, какие бы ни случились… неприятности. Со всеми этими ранеными, которые стекаются из деревень вокруг, Рошон нуждается в умениях твоего отца. Он не станет устраивать бурю, рискуя вызвать недовольство Лирина, – и тебя у нас не отнимут опять.

Она говорила с ним, как будто с ребенком.

Какое нереальное ощущение – вернуться сюда и почувствовать, что с ним обращаются как с мальчиком, который ушел на войну пять лет назад. За это время успели умереть трое мужчин, носивших имя их сына. Солдат, которого выковали в армии Амарама. Раб, исполненный горечи и злобы. Его родители никогда не встречались с капитаном Каладином, телохранителем самого могущественного из людей Рошара.

И вот теперь… был тот, в которого он превращался. Человек, который владел небесами и произносил древние клятвы. Прошло пять лет. И четыре жизни.

– Он беглый раб, – шипел капитан охраны. – Мы не можем просто взять и закрыть на это глаза, лекарь. Он, видимо, украл униформу. И даже если по какой-то причине ему разрешили взять копье, невзирая на клейма, твой сын дезертир. Только глянь в эти затравленные глаза и скажи мне, что ты не видишь человека, который делал ужасные вещи.

– Он мой сын, – сказал Лирин. – Я выкуплю его документ о рабстве. Вы его не заберете! Скажите Рошону: либо он посмотрит на это сквозь пальцы, либо ему придется обходиться без лекаря. Если только он не считает, что Мара готов занять мое место после всего лишь пары лет обучения.

Неужели они думали, что говорят достаточно тихо, чтобы он не услышал?

«Посмотри на раненых в этой комнате, Каладин. Ты кое-что упускаешь».

Раненые… они были с переломами. Сотрясениями. Очень мало порезов. Это не результат сражения, но стихийного бедствия. Так что же случилось с Приносящими пустоту? Кто отбил их атаку?

– С тех пор как ты ушел, все стало лучше, – заверила Хесина Каладина, сжимая его плечо. – Рошон не так плох, как когда-то. Думаю, он чувствует себя виноватым. Мы можем все восстановить, снова стать семьей. И есть еще кое-что, о чем ты должен узнать. Мы…

– Хесина! – перебил Лирин, всплеснув руками.

– Да?

– Напиши письмо управляющим великого князя, – сказал Лирин. – Объясни положение – посмотрим, может быть, нам удастся получить отсрочку или хотя бы объяснение. – Он взглянул на солдата. – Это удовлетворит твоего хозяина? Подождем решения вышестоящей инстанции, а пока что я забираю своего сына.

– Поглядим, – сказал солдат, скрестив руки. – Не очень-то мне нравится, что кто-то с клеймом «шаш» будет разгуливать по моему городу.

Хесина поднялась, чтобы присоединиться к мужу. Они обменялись тихими фразами, пока охранник, прислонившись к дверному косяку, демонстративно следил за Каладином. Знал ли он, как мало похож на солдата? Двигался совсем не так, как человек, знакомый с битвой. Ступает уж очень тяжело, да и колени слишком прямые. На его кирасе не было вмятин, а ножны меча задевали вещи, когда он поворачивался.

Каладин потягивал свой суп. Стоит ли удивляться, что родители все еще думали о нем как о ребенке? Он явился сюда оборванным и брошенным, потом начал рыдать о смерти Тьена. Похоже, дом пробудил в нем ребенка.

Возможно, пришло время перестать позволять дождю диктовать настроение. Он не мог изгнать семя тьмы из себя, но, Буреотец свидетель, ему не нужно позволять этому семени править собой.

Сил подошла к нему по воздуху:

– Они такие, какими я их помню.

– Помнишь их? – прошептал Каладин. – Сил, ты не знала меня, когда я жил здесь.

– Это правда, – согласилась она.

– Тогда как же ты можешь их помнить? – Каладин нахмурился.

– Потому что помню, – ответила Сил, порхая вокруг него. – Все связаны, Каладин. Всё друг с другом связано. Тогда я не знала тебя, но ветра знали, а я из племени ветров.

– Ты спрен чести.

– Ветра принадлежат Чести. – Она рассмеялась, как будто в сказанном было что-то смешное. – Мы кровные родственники.

– У тебя нет крови.

– А у тебя, похоже, нет воображения. – Она приземлилась на воздух перед ним и превратилась в девушку. – Кроме того, был еще… один голос. Чистый, мелодичный, словно резной кристалл, далекий, но требовательный… – Сил улыбнулась и шмыгнула прочь.

Возможно, мир перевернулся, но Сил оставалась, как всегда, непостижима. Каладин отложил миску с супом и поднялся. Потянулся в одну сторону, потом в другую, с удовлетворением чувствуя, как щелкают суставы. Он пришел к родителям пешком. Буря свидетельница, все в этом городе оказались меньше, чем Кэл помнил. Он не был настолько ниже ростом, когда покинул Под, не так ли?

Кто-то стоял у самого входа в комнату, разговаривая с охранником в ржавом шлеме. На Рошоне был китель светлоглазого, который вышел из моды несколько сезонов назад, – Адолин бы покачал головой, завидев такое. Правая ступня у градоначальника была деревянная, и он сильно похудел с той поры, как Каладин видел его в последний раз. Кожа на его теле обвисала, словно потеки воска, и собиралась складками у шеи.

Тем не менее вид у Рошона был по-прежнему властный, а лицо – такое же разгневанное, и его светло-желтые глаза как будто обвиняли всех и вся в этом городишке в том, что он оказался в изгнании. Когда-то Рошон жил в Холинаре, но оказался вовлечен в смерть кое-кого из граждан – бабушки и дедушки Моаша, – за что его и выслали сюда в качестве наказания.

Он повернулся к Каладину, озаренный светом свечей на стенах:

– Значит, ты жив. Вижу, в армии тебя не научили держать себя в руках. Дай-ка взглянуть на эти твои клейма. – Он протянул руку и отвел волосы со лба Каладина. – Клянусь бурей, мальчик. Что ты натворил? Ударил светлоглазого?

– Да, – ответил Каладин.

И врезал ему.

Он ударил Рошона прямо по физиономии. Удар был что надо, в точности как учил Хэв. Держа большой палец снаружи, Каладин двумя первыми костяшками саданул светлорду по скуле, а затем довершил начатое, проведя кулаком через лицо. Ему редко случалось бить так безупречно. Рука даже почти не заболела.

Рошон упал, как подрубленное дерево.

– Это за моего друга Моаша.




7

Сторож на границе







Но это меня не убило.

Со мной случилось кое-что похуже.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Каладин! – воскликнул Лирин, схватив его за плечо. – Сын, что ты творишь?!

Рошон, брызгая слюной, завопил с земли:

– Охрана, хватайте его! Я кому говорю!

Из носа у него текла кровь.

Сил приземлилась на плечо Каладина, держа руки на бедрах. Она постукивала ногой.

– Наверное, он это заслужил.

Темноглазый охранник поспешил помочь Рошону подняться на ноги, а капитан направил меч на Каладина. Из соседней комнаты к ним прибежал третий солдат.

Каладин отступил на шаг и принял оборонительную позицию.

– Ну? – резко спросил Рошон, прижимая к носу платок. – Свалите его с ног!

На полу кипящими лужами собирались спрены гнева.

– Пожалуйста, не надо! – вскричала мать Каладина, прижимаясь к Лирину. – Он просто не в себе. Он…

Каладин вскинул руку в ее сторону, ладонью вперед, прося успокоиться.

– Мама, все в порядке. Просто у нас с Рошоном был один неоплаченный должок, и я с ним разобрался.

Каладин посмотрел в глаза охранникам, одному за другим, и они принялись неуверенно топтаться на месте. Рошон взорвался. Каладин внезапно почувствовал себя хозяином положения, и… это его более чем раздосадовало.

На него вдруг обрушилось понимание того, как все выглядело со стороны. С той поры, как Каладин покинул Под, ему довелось повстречаться с истинным злом, которому Рошон и в подметки не годился. Разве он не поклялся защищать даже тех, кто ему не нравился? Разве весь смысл того, что он познал, заключался не в том, чтобы предостеречь его от поступков вроде этого? Он бросил взгляд на Сил, и она кивнула в ответ.

«Ты способен на большее».

Было приятно ненадолго сделаться просто Кэлом. К счастью, он уже не был тем юношей. Он был другим человеком – и впервые за долгое, очень долгое время ощутил, что доволен этим.

– Успокойтесь, парни, – бросил Каладин солдатам. – Обещаю больше не бить вашего светлорда. Приношу извинения за то, что сделал; меня на миг отвлекли наши прошлые отношения. Те, которые ему и мне надо забыть. Скажите-ка, что случилось с паршунами? Разве они не атаковали город? – Солдаты шевельнулись, посмотрели на Рошона. – Я сказал, не вмешивайтесь! – рявкнул Каладин. – Малый, клянусь бурей. Ты держишь этот меч так, словно собираешься рубить культяпник. А ты? У тебя ржавчина на шлеме! Знаю, Амарам завербовал большинство толковых мужчин из этих краев, но я видел мальчишек-гонцов, у которых выправка была лучше вашей.

Солдаты переглянулись. Потом светлоглазый, покраснев, вложил меч в ножны.

– Что это значит? – заорал Рошон. – Атакуйте его!

– Светлорд, сэр, – проговорил солдат, опустив глаза. – Я, может, не лучший солдат в округе, но… в общем, сэр, поверьте мне на слово. Нам стоит просто притвориться, что никакого удара кулаком не было.

Двое других солдат кивнули в знак согласия.

Рошон окинул Каладина оценивающим взглядом, промокая нос, который сильно кровоточил.

– Выходит, над тобой в армии и впрямь хорошо поработали, да?

– Вы даже не догадываетесь. Нам надо поговорить. Здесь есть комната, которая не набита народом?

– Кэл, – вмешался Лирин, – ты говоришь глупости. Не приказывай светлорду Рошону!

Каладин протолкался мимо солдат и Рошона, прошел дальше по коридору.

– Ну? – рявкнул он. – Пустая комната?

– Сэр, на втором этаже, в библиотеке пусто, – доложил один из солдат.

– Отлично. – Каладин спрятал улыбку, подметив обращение «сэр». – Идемте туда.

Он начал подниматься по ступенькам. К несчастью, властное поведение само по себе помогало лишь до некоторой степени. Никто за ним не пошел, даже родители.

– Я отдал приказ, не люблю повторяться.

– А с чего вдруг ты, мальчишка, решил, что можешь раздавать приказы? – прогнусавил Рошон.

Каладин повернулся и взмахнул рукой перед собой, призывая Сил. Блестящий осколочный клинок возник из тумана и лег в его ладонь. Он крутанул клинком и одним плавным движением вонзил его в пол. Не отпуская рукояти, почувствовал, как глаза становятся голубыми.

Вокруг все стихло. Горожане застыли, разинули рты, даже Рошон вытаращился.

Что интересно, отец Каладина лишь опустил голову и закрыл глаза.

– Еще вопросы есть? – поинтересовался Каладин.



– Когда мы вернулись, чтобы проверить, их уже не было, э-э, светлорд, – сообщил Арик, невысокий охранник с ржавым шлемом. – Мы заперли дверь, но стена оказалась проломлена.

– Они ни на кого не напали? – уточнил Каладин.

– Нет, светлорд.

Каладин прошелся по библиотеке из угла в угол. Комната была маленькая, но аккуратно обставленная, с рядами книжных полок и красивым пюпитром для чтения. Книги расставлены идеальными рядами; либо горничные отличались чрезвычайной дотошностью, либо их нечасто двигали. Сил устроилась на одной из полок, опершись спиной о книгу и по-девчоночьи болтая ногами.

Рошон сидел у стены, время от времени нервным жестом проводя руками по раскрасневшимся щекам, словно пытаясь что-то стереть с лица. Его нос уже не кровоточил, но синяк получится что надо. Это была лишь малая доля кары, которую заслужил этот человек, но Каладин понял, что не хочет причинять Рошону зло. Ему следовало быть выше этого.

– Как выглядели паршуны? – допрашивал Каладин охранников. – Они изменились вслед за необычной бурей?

– Еще как изменились, – подтвердил Арик. – Я выглянул наружу, когда услышал, как они вырвались из сарая после того, как буря прошла. Вот что я вам скажу: они выглядели как Приносящие пустоту, из-под кожи у них торчали большие костяные штуковины.

– Светлорд, они сделались выше, – добавил капитан охраны. – Выше меня, почти вашего роста. Говорю вам, ноги толстые, как культяпники, а руки такие, что белоспинника можно задушить.

«Тогда почему они не напали?» – размышлял Каладин. Они легко могли захватить усадьбу, но вместо этого бежали в ночь. Это говорило о более важной цели. Возможно, Под был слишком мал для них.

– Полагаю, вы не отследили, куда они направились? – уточнил Каладин, посмотрев на охранников, а потом – на Рошона.

– Нет, светлорд. Честно говоря, мы думали лишь о том, как бы выжить самим, – признался капитан.

– Вы расскажете королю? – спросил Арик. – Эта буря уничтожила четыре наших зернохранилища. Мы очень скоро начнем голодать, беженцев-то много, а еды нет. Когда Великие бури придут вновь, у нас не будет и половины от нужного числа домов.

– Я расскажу Элокару.

Но, Буреотец свидетель, в остальной части королевства все наверняка обстояло так же плохо.

Ему нужно сосредоточиться на Приносящих пустоту. Он не сможет явиться к Далинару, пока у него не появится буресвет, чтобы улететь домой, так что пока самым полезным занятием казалось выяснить, где собирается враг. Что планировали Приносящие пустоту? Каладин не испытал на себе их странные силы, хотя слышал сообщения о битве при Нараке. Паршенди со светящимися глазами и молниями, бьющими по их приказу, безжалостные и страшные.

– Мне понадобятся карты, – сообщил он. – Карты Алеткара, самые подробные из всех, что у вас есть, и какой-то способ нести их под дождем, не испортив. – Он поморщился. – И лошадь. Несколько, лучшие из ваших.

– Теперь ты меня грабишь? – негромко спросил Рошон, глядя в пол.

– Граблю? – переспросил Каладин. – Скажем так, одалживаю. – Он вытащил из кармана горсть сфер и бросил на стол. Посмотрел на солдат. – Ну? Карты? Уверен, у Рошона есть обзорные карты близлежащих районов.

Рошон не был достаточно важен, чтобы управлять какой-либо из земель великого князя – Каладин не понимал, в чем разница, когда жил в Поде. За теми землями надзирали гораздо более важные светлоглазые; Рошон был всего лишь первым связующим звеном с окружающими деревнями.

– Мы должны подождать разрешения госпожи, – пробормотал капитан охраны. – Сэр.

Каладин приподнял бровь. Они готовы были ослушаться Рошона, но не хозяйку усадьбы?

– Ступайте к домашним ревнителям и велите им приготовить вещи, которые я попросил. Разрешение будет получено. И найдите даль-перо, связанное с Ташикком, если у кого-нибудь из ревнителей такое есть. Как только у меня будет буресвет, чтобы использовать его, я хочу отправить весточку Далинару.

Охранники отсалютовали ему и ушли.

Каладин скрестил руки на груди:

– Рошон, я собираюсь отправиться в погоню за этими паршунами и посмотреть, удастся ли мне выяснить, что они задумали. Полагаю, ни у кого из ваших охранников нет опыта в распознавании следов? Идти за тварями было бы достаточно трудно и без дождя, который превратил все вокруг в болото.

– Почему они так важны? – спросил Рошон, по-прежнему пялясь на пол.

– Вы ведь догадались, – сказал Каладин, кивая Сил, которая в виде ленты из света подлетела к его плечу. – Погодная неразбериха и обычные слуги, превратившиеся в ужасных тварей? Та буря с красными молниями, дующая в неверном направлении? Рошон, пришло Опустошение. Приносящие пустоту вернулись.

Рошон застонал, наклонился вперед и обхватил себя руками, как будто его замутило.

– Сил? – прошептал Каладин. – Возможно, ты мне снова понадобишься.

– У тебя виноватый тон, – ответила она, склонив голову набок.

– И не зря. Мне не нравится сама мысль о том, чтобы размахивать тобой в воздухе и крушить вещи.

Она фыркнула:

– Во-первых, я не ломаю вещи. Я изысканное и грациозное оружие, дурачок. Во-вторых, с чего бы тебе волноваться?

– Такое чувство, что это неправильно, – ответил Каладин по-прежнему шепотом. – Ты женщина, а не оружие.

– Погоди-ка… Так это из-за того, что я девушка?

– Нет, – тут же ответил Каладин, потом замешкался. – Возможно. Просто это кажется странным.

Она опять фыркнула:

– У другого своего оружия ты не спрашиваешь, как оно себя чувствует, когда им размахивают из стороны в сторону.

– Другое мое оружие не одушевлено. – Он поколебался. – Или все же?..

Сил смотрела на него, склонив голову и подняв брови, как будто он сказал какую-то большую глупость.

«У всего есть спрен». Мать учила его этому с ранних лет.

– Выходит… какие-то из моих копий были женщинами?

– Скажем так, женского рода, – уточнила Сил. – Примерно половина, как оно обычно и случается. – Она вспорхнула перед его лицом. – Сами виноваты, что очеловечиваете нас, так что хватит жаловаться. Разумеется, у некоторых старых спренов четыре пола, а не два.

– Что? Почему?

Она ткнула его в нос:

– Потому что их не люди придумали, дурачок.

Она взлетела перед ним и превратилась в облако тумана. Когда Каладин поднял руку, появился осколочный клинок.

Он направился туда, где сидел Рошон, потом наклонился и протянул ему меч, острием к полу.

Рошон поднял глаза, зачарованный клинком, как Каладин и предвидел. Вблизи от этих штуковин нельзя было не ощутить их притяжения. Они обладали магнетизмом.

– Как ты его получил? – спросил Рошон.

– А это важно?

Ответ не требовался – оба и без того знали правду. Владеть осколочным клинком уже вполне достаточно. Если, разумеется, ты мог заявить права на него и не допустить, чтобы его у тебя отняли. Раз он владеет осколочным клинком, клейма на его лбу утрачивают смысл. Ни один человек, даже Рошон, не намекнул бы на иное.

– Ты, обманщик, предатель и убийца, – заявил Каладин. – Но как бы я тебя ни ненавидел, у нас нет времени на уничтожение правящего класса Алеткара и замену его чем-то лучшим. На нас напал враг, которого мы не понимаем и которого не ожидали. Так что тебе придется взять себя в руки и возглавить этих людей.

Рошон неотрывно глядел на свое отражение в лезвии клинка.

– Мы не бессильны, – продолжил Каладин. – Мы можем и будем сопротивляться – но сперва надо выжить. Буря бурь вернется. Она станет возвращаться регулярно, хотя я пока не знаю, с какой периодичностью. Мне нужно, чтобы ты подготовился.

– Как? – прошептал Рошон.

– Стройте дома с уклонами в обе стороны. Если на это нет времени, найдите защищенное место и затаитесь. Я не могу остаться, даже если пострадал мой город и мои близкие. Этот кризис затронул больше, чем один город, один народ. Я должен положиться на тебя. Убереги нас Всемогущий, ты – все, что у нас есть.

Рошон еще сильнее обмяк в своем кресле. Великолепно. Каладин встал и отпустил Сил.

– Мы справимся, – раздался голос позади него.

Каладин застыл. От голоса Лараль дрожь пробежала по его позвоночнику. Он медленно повернулся и увидел женщину, которая совершенно не соответствовала образу в его голове. Когда он в последний раз ее видел, на ней было безупречное платье светлоглазой, выглядела она красивой и юной, но ее бледно-зеленые глаза казались пустыми. Она потеряла жениха, сына Рошона, и вместо этого стала нареченной его отца – мужчины более чем в два раза ее старше.

Женщина, которую он увидел, больше не была юной. Ее лицо было жестким, худым, а волосы – стянуты в строгий хвост, черный с русыми прядями. На ней были ботинки и практичная хава, влажная от дождя.

Она смерила его взглядом с головы до ног и фыркнула:

– Похоже, Кэл, ты взял да и вырос. Меня расстроило известие о твоем брате. Идем же. Тебе нужно даль-перо? У меня есть одно, связывающее с королевой-регентшей в Холинаре, но в последнее время оно ни на что не реагирует. К счастью, у нас есть еще даль-перо, связывающее с Ташикком, как ты и просил. Если думаешь, что король ответит, можем воспользоваться услугами посредника.

Она шагнула назад из дверного проема.

– Лараль… – проговорил Каладин, двинувшись следом.

– Слышала, ты пырнул мой пол, – продолжила она. – Между прочим, это хорошая древесина. Ну, честное слово! Мужчины и их оружие…

– Я мечтал вернуться, – пробормотал Каладин, останавливаясь в коридоре у библиотеки. – Я представлял себе, как возвращаюсь сюда героем войны и бросаю вызов Рошону. Лараль, я хотел спасти тебя.

– О? – Она повернулась к нему. – И что заставило тебя думать, что меня надо спасать?

– Ты ведь не станешь утверждать, – тихо проговорил Каладин, взмахом руки указывая на библиотеку, – что довольна… этим.

– Похоже, превращение в светлоглазого никоим образом не наделяет благопристойностью. Каладин, прекрати оскорблять моего мужа. Осколочник ты или нет, еще раз так выскажешься – и я прикажу вышвырнуть тебя из моего дома.

– Лараль…

– Я здесь весьма счастлива. По крайней мере, была, пока ветра не начали дуть не в том направлении. – Она покачала головой. – Ты совсем как твой отец. Всегда считаешь, что должен всех спасать, даже тех, кто предпочел бы, чтобы ты не совал нос в чужие дела.

– Рошон жестоко обошелся с моей семьей. Он отправил моего брата на смерть и сделал все, чтобы уничтожить моего отца!

– А твой отец выступил против моего мужа, – парировала Лараль, – унизив его перед другими горожанами. Как бы ты почувствовал себя, если бы был новым светлордом, изгнанным из дома в глушь, если бы обнаружил, что самый важный горожанин открыто критикует тебя?

Разумеется, ее взгляд на вещи был искаженным. Лирин сперва пытался подружиться с Рошоном, не так ли? И все же Каладин вдруг ощутил, что ему не хочется продолжать этот спор. Какая разница? Он все равно собирался устроить так, чтобы родители уехали из этого города.

– Пойду-ка я подготовлю даль-перо, – сказала Лараль. – Возможно, потребуется некоторое время, чтобы дождаться ответа. Ревнители как раз соберут для тебя карты.

– Отлично. – Каладин прошел мимо нее. – Я пока что поговорю с родителями.

Сил шмыгнула ему на плечо, когда он начал спускаться по ступенькам.

– Значит, это та девушка, на которой ты собирался жениться.

– Нет, – прошептал Каладин. – Это девушка, на которой я никогда не собирался жениться, что бы ни случилось.

– Она мне нравится.

– Еще бы.

Он достиг последней ступеньки и посмотрел вверх. Рошон присоединился к Лараль на вершине лестницы, неся самосветы, которые Каладин оставил на столе. Сколько там было?

Пять или шесть рубиновых броумов, а может быть, один-два сапфировых. Каладин произвел мысленный подсчет. Вот буря… Это была нелепая сумма – больше денег, чем было в том кубке, полном сфер, из-за которого Рошон и отец Каладина пререкались на протяжении нескольких лет. Теперь такие деньги были для него мелочью.

Он всегда считал всех светлоглазых богатыми, но незначительный светлорд в малозначимом городишке… что ж, Рошон на самом деле был бедным, просто это некая разновидность бедности.

Каладин шел по дому, проходя мимо людей, которых когда-то знал, – теперь они шептали «Осколочник!» и спешили убраться с его дороги. Так тому и быть. Он принял свое место в тот момент, когда выхватил Сил из воздуха и произнес слова.

Лирин уже снова занимался ранеными в гостиной. Каладин остановился в дверном проеме, потом вздохнул и присел рядом с отцом. Когда тот потянулся к подносу с инструментами, Каладин уже поднял его и держал наготове. Этим он занимался, когда ассистировал отцу во время операций. Новый ученик помогал раненым в другой комнате.

Лирин посмотрел на сына, затем повернулся к пациенту, совсем еще мальчику, у которого была окровавленная повязка на руке.

– Ножницы, – сказал Лирин.

Каладин протянул их, и лекарь взял инструмент не глядя, а затем аккуратно разрезал повязку. Зубчатая щепка проткнула руку мальчика. Он хныкал, пока Лирин пальпировал кожу вокруг щепки. Это выглядело не очень хорошо.

– Вырежи деревяшку, – сказал Каладин, – и омертвевшую плоть. Прижги.

– Немного чересчур, тебе не кажется? – спросил Лирин.

– Возможно, тебе все равно придется отнять руку у локтя. Она наверняка заражена, – погляди, какая грязная щепка. От нее останутся кусочки.

Мальчик снова захныкал. Лирин похлопал его:

– Все будет хорошо. Я пока не вижу спренов гниения, и поэтому мы не будем отрезать руку. Позволь мне поговорить с твоими родителями. А пока что пожуй это.

Он дал мальчику кусочек коры, чтобы тот расслабился.

Лирин и Каладин вместе двинулись дальше; мальчику не угрожала немедленная опасность, а Лирин хотел оперировать после того, как анестетик подействует.

– Ты стал жестче, – бросил отец Каладину, осматривая ногу следующего пациента. – Я беспокоился, что ты никогда не обзаведешься мозолями.

Каладин не ответил. По правде говоря, его мозоли были не такими твердыми, как хотелось бы отцу.

– Но к тому же ты стал одним из них, – прибавил Лирин.

– Цвет моих глаз ничего не меняет.

– Я говорю не о цвете твоих глаз, сынок. Я не дам и двух грошей за то, светлые у человека глаза или нет. – Он махнул рукой, и Каладин передал ему тряпку, чтобы обтереть палец на ноге пациента, после чего начал готовить небольшую шину. – То, кем ты стал, – продолжил Лирин, – убийцей. Ты решаешь проблемы кулаком и мечом. Я надеялся, что ты найдешь себе место среди военных лекарей.

– У меня не было выбора, – сказал Каладин, передавая шину, а затем готовя повязки, чтобы обернуть палец. – Это долгая история. Когда-нибудь расскажу.

«Менее душераздирающие ее части, по крайней мере».

– Полагаю, ты не останешься.

– Нет. Мне нужно следовать за этими паршунами.

– Значит, больше убийств.

– По-твоему, нам не следует бороться с Приносящими пустоту?

Лирин поколебался.

– Нет, – пробормотал он. – Знаю, что война неизбежна. Просто не хотел, чтобы ты был частью этого. Я видел, что она делает с мужчинами. Война сдирает кожу с их души, и эти раны я не в силах исцелить. – Он закрепил шину, потом повернулся к Каладину. – Мы лекари. Пусть другие рвут и ломают; мы не должны причинять вреда другим.

– Нет, – возразил Каладин. – Ты лекарь, отец, но я – кое-что другое. Сторож на границе. – Слова, которые Далинар Холин услышал в видении. Каладин встал. – Я буду защищать тех, кто в этом нуждается. Сегодня это означает, что мне надо выследить Приносящих пустоту.

Лирин вздохнул:

– Ладно. Я… рад, что ты вернулся, сынок. Рад, что с тобой все в порядке.

Каладин положил руку на плечо отца:

– Отец, жизнь прежде смерти.

– Повидайся с матерью, прежде чем уйти. У нее есть что тебе показать.

Каладин нахмурился, но прошел из лазарета в кухню. Она освещалась только несколькими свечами. Куда бы он ни пошел, везде видел тени и изменчивый свет.

Кэл наполнил флягу свежей водой и обнаружил небольшой зонтик. Пригодится для чтения карт под дождем. Оттуда наведался в библиотеку, чтобы проверить, как там Лараль. Рошон удалился в свою комнату, но его жена сидела за письменным столом, а перед нею стояло даль-перо.

Стоп. Даль-перо работало. Его рубин светился.

– Буресвет! – сказал Каладин, ткнув пальцем.

– Ну конечно, – ответила Лараль, нахмурившись. – Он нужен для фабриалей.

– Откуда у тебя заряженные сферы?

– Великая буря. Всего несколько дней назад.

Во время столкновения с Приносящими пустоту Буреотец призвал внеочередную Великую бурю, которая соответствовала Буре бурь. Каладин улетел до того, как пришла ее буревая стена, чтобы сразиться с Убийцей в Белом.

– Эта буря была неожиданной, – напомнил Каладин. – Откуда ты знала, что надо выставить сферы наружу?

– Кэл, не так уж трудно вывесить немного сфер за окно, как только начинается буря!

– Сколько их у тебя?

– Есть немного, – призналась Лараль. – У ревнителей найдется кое-что – я не единственная, кто до такого додумался. Слушай, в Ташикке есть кое-кто, согласный передать послание Навани Холин, матери короля. Разве ты не этого хотел? Ты правда думаешь, что она ответит?

К счастью, когда даль-перо начало писать, это и впрямь был ответ.

– «Капитан? – прочитала Лараль. – Это Навани Холин. Это правда ты?»

Лараль моргнула, затем посмотрела на него.

– Да, – подтвердил Каладин. – Последнее, что я сделал перед отъездом, – поговорил с Далинаром в верхней части башни.

Он надеялся, этого хватит, чтобы его опознать.

Лараль вздрогнула, потом записала его слова.

– «Каладин, это Далинар, – прочитала она, когда пришло сообщение. – Каково твое положение, солдат?»

– Сэр, лучше, чем ожидалось, – продиктовал Каладин. Он кратко изложил то, что обнаружил. В конце он отметил: – Я беспокоюсь, что они ушли, поскольку Под недостаточно важен. Я заказал лошадь и карты. Думаю, могу произвести небольшую разведку и посмотреть, что удастся выяснить о враге.

«Осторожнее, – пришло в ответ. – У тебя не осталось буресвета?»

– Возможно, смогу найти немного. Сомневаюсь, что этого будет достаточно для возвращения, но все-таки он пригодится.

Прошло несколько минут, прежде чем Далинар ответил, и Лараль воспользовалась возможностью поменять бумагу на доске с даль-пером.

«Капитан, у тебя хорошее чутье, – наконец-то прислал Далинар. – Я чувствую себя слепым в этой башне. Подберись достаточно близко, чтобы обнаружить, что делает враг, но не рискуй понапрасну. Возьми даль-перо. Отправляй нам глиф каждый вечер в знак того, что ты в безопасности».

– Понял, сэр. Жизнь прежде смерти.

«Жизнь прежде смерти».

Лараль посмотрела на него, и он кивнул, давая понять, что разговор окончен. Она без слов упаковала для него даль-перо, и он с благодарностью его взял, а затем поспешил из комнаты и вниз по ступенькам.

Его деятельность привлекла множество людей, собравшихся перед лестницей в маленькой прихожей. Он намеревался спросить, нет ли у кого-то заряженных сфер, но увидел мать и про все забыл. Она говорила с несколькими девушками и держала на руках малыша. А зачем он ей…

Каладин остановился у подножия лестницы. Ребенку, наверное, был год; он жевал палец и что-то лопотал.

– Каладин, познакомься с братом, – объявила Хесина, повернувшись к нему. – Девочки сидели с ним, пока я ухаживала за ранеными.

– Брат, – прошептал Каладин. Такое никогда не приходило ему в голову. Матери в этом году исполнится сорок один, и…

Брат.

Каладин протянул руки. Мать позволила ему взять мальчика, подержать в руках, которые казались слишком грубыми, чтобы прикасаться к такой мягкой коже. Каладин задрожал, потом крепко прижал ребенка к себе. Воспоминания об этом месте не сломали его, и, увидев родителей, он не поддался, но это…

Он не мог остановить слезы. Кэл чувствовал себя дураком. Не то чтобы это что-то изменило – его братьями теперь были ребята из Четвертого моста, ставшие столь же близкими, как любой кровный родственник.

И все же он плакал.

– Как его зовут?

– Ороден.

– «Дитя мира», – прошептал Каладин. – Доброе имя. Очень хорошее имя.

Позади него появилась ревнительница с ящичком для свитка. Бури, это Зехеб? Все еще жива, хотя она всегда казалась старше самих камней. Каладин вернул маленького Ородена матери, вытер глаза и взял свиток.

Люди толпились вдоль стен. Да и как иначе, Каладин являл собой интереснейшее зрелище: сын лекаря, ставший рабом, а теперь осколочником. В Поде такого развлечения не будет еще лет сто. По крайней мере, если Каладин сам не устроит новое.

Кэл кивнул отцу, который вышел из гостиной, и повернулся к толпе:

– У кого-то здесь есть заряженные сферы? Я их обменяю, два гроша к одному. Приносите.

Сил жужжала вокруг него, пока собирали сферы, и мать Каладина руководила обменом. В итоге удалось собрать небольшой мешочек, но даже он казался невероятным богатством. По крайней мере, лошади Кэлу теперь не понадобятся.

Он завязал мешочек, а затем бросил взгляд через плечо на подошедшего отца. Лирин достал из кармана маленький светящийся бриллиантовый грош и протянул его Каладину.

Каладин принял сферу и посмотрел на мать и маленького мальчика у нее на руках. На своего брата.

– Я хочу отвезти вас в безопасное место, – сообщил он Лирину. – Мне нужно уйти, но я скоро вернусь. Чтобы забрать вас в…

– Нет, – сказала Лирин.

– Отец, это Опустошение.

Вблизи люди тихонько охнули, взгляды у них сделались затравленные. Вот буря; Каладину стоило сообщить это наедине. Он наклонился к Лирину:

– Я знаю место, где безопасно. Для тебя, для мамы. Для маленького Ородена. Пожалуйста, хоть раз в жизни не будь таким упрямым.

– Можешь забрать их, если они согласятся, – заявил Лирин. – Но я останусь. Особенно если… ты сказал правду. Я понадоблюсь этим людям.

– Посмотрим. Я вернусь, как только смогу.

Каладин стиснул зубы и подошел к дверям. Он распахнул их, впуская звуки дождя и запахи затопленной земли.

Потом остановился, оглянулся и посмотрел на комнату, полную грязных горожан, бездомных и испуганных. Они подслушали его и все теперь знали. Кэл слышал, как они шептались. Приносящие пустоту. Опустошение.

Он не мог оставить их так.

– Вы правильно услышали, – произнес Каладин громко, обращаясь к сотне людей, собравшихся в большой прихожей усадьбы, включая Рошона и Лараль, которые стояли на лестнице. – Приносящие пустоту вернулись.

Шепоты. Испуг.

Каладин втянул часть буресвета из мешка. Чистый, светящийся дым начал подниматься от его кожи, отчетливо видимой в тусклом помещении. Благодаря вертикальному сплетению он завис в двух футах от пола. Кэл светился. Сил выступила из тумана в виде осколочного копья в его руке.

– Великий князь Далинар Холин, – проговорил Каладин, и буресвет облачками вырывался из его рта, – восстановил орден Сияющих рыцарей. И на этот раз мы вас не подведем.

Выражения лиц собравшихся в комнате колебались от обожания до ужаса. Каладин нашел лицо отца. Челюсть Лирина отвисла. Хесина схватила своего младенца на руки, на ее лице отразился чистый восторг, а вокруг ее головы возник спрен благоговения в виде синего кольца.

«Я буду защищать тебя, малыш, – подумал Каладин, обращаясь к ребенку. – Я буду защищать их всех».

Он кивнул родителям, потом повернулся и сплетением направил себя наружу, уносясь в дождливую ночь. Кэл решил, что остановится в Стрингкене, до которого было примерно полдня ходьбы или короткий полет на юг, и проверит, нельзя ли там обменять сферы.

Затем поохотится на Приносящих пустоту.










8

Сильная ложь







Как бы там ни было, могу честно сказать, что эта книга созревала во мне с юности.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Шаллан рисовала.

Она исчеркала страницы альбома нервными, дерзкими штрихами. Через каждые несколько линий девушка крутила угольный карандаш в пальцах, выискивая грани поострее, потому что линии получались густо-черными.

– Мм… – раздался голос Узора, который, будто вышивка, украшал ее юбку на уровне икры. – Шаллан?

Она продолжала рисовать, заполняя страницу черными линиями.

– Шаллан? – позвал Узор. – Понимаю, почему ты меня ненавидишь. Я не хотел помогать тебе убивать твою маму, но сделал именно это. Сделал…

Шаллан стиснула зубы и продолжила рисовать. Она сидела снаружи Уритиру, прижавшись спиной к холодному обломку скалы, ее пальцы заледенели, вокруг росли спрены холода, похожие на шипы. Порывом ветра ей бросило на лицо растрепавшиеся волосы, и пришлось прижать лист бумаги большим пальцем левой руки – через рукав.

– Шаллан… – опять проговорил Узор.

– Все в порядке, – негромко проговорила Шаллан, когда ветер стих. – Просто… дай мне порисовать.

– Мм… Сильная ложь.

Простой пейзаж; она должна нарисовать простой, умиротворяющий пейзаж. Девушка сидела на краю одной из платформ Клятвенных врат, которые возвышались на десять футов над основным плато. Ранее днем она привела в действие Клятвенные врата и перенесла сюда несколько сотен людей из тысяч, что ждали у Нарака. Теперь придется ждать: при каждом использовании устройства тратилось невероятное количество буресвета. Даже с самосветами, которые принесли вновь прибывшие, запасов для следующего захода не хватало.

К тому же она сама была не очень-то готова продолжать. Лишь действующий, полный Сияющий рыцарь мог активировать контрольный механизм в центре каждой платформы. Пока что такой являлась только Шаллан.

И потому ей приходилось каждый раз вызывать клинок – тот самый, которым она убила свою мать. Клинок представлял собой истину, которую Шаллан осознала, приняла и произнесла в качестве Идеала своего ордена Сияющих.

Истину, которую она больше не могла засунуть в дальний угол разума и забыть.

«Просто рисуй».

Перед ней расстилался город. Он вздымался невероятно высоко, и ей пришлось постараться, чтобы уместить громадную башню на странице. Ясна искала это место в надежде найти здесь древние книги и хроники; пока они ничего подобного не обнаружили. А Шаллан пыталась разобраться в самой башне.

Если она запрет Уритиру в рисунок, сможет ли наконец понять его невероятный размер? Она не могла отыскать угол, с которого можно было рассмотреть башню целиком, поэтому продолжала сосредотачиваться на мелочах. Балконы, очертания полей, просторные проемы – пасти, готовые поглотить, сожрать, подавить.

В конце концов у нее получился не рисунок башни, но перекрещивающиеся линии на фоне более светлого оттенка угля. Пока она смотрела на результат, пролетел спрен ветра и всколыхнул страницы. Шаллан вздохнула, бросила угольный карандаш в сумку и достала влажную тряпку, чтобы протереть пальцы свободной руки.

Внизу, на плато, тренировались солдаты. Мысль о том, что все они будут жить в этом месте, тревожила Шаллан. Это было глупо. Это ведь просто здание.

Но она не смогла его нарисовать.

– Шаллан… – вновь окликнул ее Узор.

– Мы с этим разберемся, – пообещала она, глядя вперед. – Ты не виноват, что мои родители мертвы. Ты тут ни при чем.

– Ты можешь ненавидеть меня. Я понимаю.

Шаллан закрыла глаза. Девушка не хотела, чтобы он понял. Лучше бы спрен убедил ее, что она не права. Как бы ей хотелось ошибаться!

– Узор, я не ненавижу тебя. Я ненавижу меч.

– Но…

– Меч – это не ты. Меч – это я, мой отец, жизнь, которую мы вели, и то, как мы все запутались.

– Я… – Узор тихонько загудел. – Я не понимаю.

«Я была бы потрясена, если бы ты понял, – подумала Шаллан. – Ведь я и сама не понимаю». К счастью, подвернулся повод сменить тему: по склону к платформе, где сидела Шаллан, поднималась разведчица. Темноглазая, с длинными темными волосами алети, в бело-голубом наряде, в брюках под юбкой посланницы.

– Э-э, светлость Сияющая? – обратилась к ней с поклоном разведчица. – Великий князь просит вас явиться к нему.

– Какая досада, – буркнула Шаллан, хоть внутренне она и испытала облегчение оттого, что появилось хоть какое-то дело. Девушка вручила разведчице свой альбом для рисования, чтобы та его подержала, пока Сияющая соберет сумку.

«Тусклые сферы», – заметила она.

К Далинару во время его экспедиции в центр Расколотых равнин присоединились только три великих князя. Когда неожиданно обрушилась буря, великий князь Хатам получил весточку через даль-перо от разведчиков на равнинах.

Его военный лагерь смог выставить большинство своих сфер для перезарядки до начала бури, предоставив ему огромное количество буресвета. Он богател по мере того, как Далинар выменивал сферы на заряженные, чтобы запустить Клятвенные врата и доставить припасы.

По сравнению с этим выдача ей сфер для практики в светоплетении не такой уж страшный расход, но она все же чувствовала себя виноватой из-за того, что осушила две из них, чтобы с помощью буресвета справиться с холодным воздухом. Придется ей быть с этим поаккуратнее.

Шаллан все упаковала, потянулась к альбому и обнаружила, что разведчица листает его, широко распахнув глаза.

– Светлость… – восхищенно воскликнула она. – Это потрясающе!

На нескольких страницах был изображен вид, который можно было бы узреть, глядя вверх от основания башни, улавливая смутное величие Уритиру, но в большей степени чувствуя головокружение. Шаллан с неудовольствием поняла, что усилила сюрреалистический характер эскизов, использовав невозможные точки схода линий и перспективу в целом.

– Я пыталась нарисовать башню, – пояснила она, – но у меня не получается изобразить ее под прямым углом.

Может быть, когда светлорд Мрачноглазый вернется, он по воздуху перенесет ее на другую вершину вдоль горной цепи.

– Я никогда не видела ничего подобного, – призналась разведчица, перелистывая страницы. – Как это называется?

– Сюрреализм. – Шаллан забрала альбом и засунула его под мышку. – Старое художественное направление. Кажется, я случайно к нему обратилась, когда не смогла изобразить картину такой, как мне хотелось. Оно теперь почти никого не интересует, кроме учеников.

– От этого мои глаза заставили мой мозг поверить, будто он забыл проснуться.

Шаллан махнула рукой и, пока разведчица вела ее обратно вниз и через плато, заметила, что несколько солдат на поле бросили свои упражнения и уставились на нее. Вот досада. Ей больше никогда не сделаться просто Шаллан, малозначимой девушкой из захолустного городка. Теперь она «светлость Сияющая», предположительно из ордена Инозвателей. Она убедила Далинара притвориться – по крайней мере, на людях, – что Шаллан из ордена, который не может творить иллюзии. Ей требовалось сохранить эту тайну, иначе ее эффективность сильно снизится.

Солдаты таращились так, словно ожидали, что Шаллан отрастит осколочную броню, выстрелит языками пламени из глаз и улетит ровнять с землей одну-две горы. «Наверное, стоит попытаться действовать более бесстрастно, – подумала девушка. – Более… по-рыцарски?»

Шаллан посмотрела на солдата, который носил золотой и красный цвета армии Хатама. Он тотчас же опустил взгляд и потер глиф-оберег, обвязанный вокруг правой руки выше локтя. Далинар был полон решимости восстановить репутацию Сияющих, но буря свидетельница, нельзя изменить образ мыслей всего народа в течение нескольких месяцев. Древние Сияющие рыцари предали человечество, и, хотя многие алети, похоже, собирались дать орденам второй шанс, другие не были так снисходительны.

Тем не менее она попыталась держать голову высоко, спину прямо и идти так, как ее всегда учили наставницы. «Сила – это иллюзия восприятия», – будто услышала она слова Ясны. Первый шаг к тому, чтобы взять все под контроль, – это увидеть саму себя способной взять все под контроль.

Разведчица привела ее в башню и вверх по лестнице, к охраняемым покоям Далинара.

– Светлость? – спросила женщина, пока они шли. – Могу я задать вам вопрос?

– Так это и есть вопрос; видимо, можете.

– А-а… Э-э… Ох…

– Все хорошо. Что вы хотели знать?

– Вы… Сияющая.

– Это на самом деле заявление, и оно заставляет меня усомниться в предыдущем утверждении.

– Простите, светлость. Я лишь… мне любопытно, как это работает? Каково это – быть Сияющей? У вас есть осколочный клинок?

Так вот к чему все шло.

– Заверяю вас, – ответила Шаллан, – вполне возможно сохранить должную степень женственности, одновременно выполняя рыцарский долг.

– А-а, – протянула разведчица. Как ни странно, она как будто была разочарована этим ответом. – Ну, разумеется, светлость.

Уритиру, казалось, был вырезан прямо из скалы, как скульптура из гранита. Действительно, в углах комнат не видны швы, а также не было отдельных кирпичей или блоков в стенах. Значительную часть камней покрывали узоры из тонких пересекающихся линий. Красивые линии разнообразных оттенков, как слои ткани в торговой лавке.

Коридоры часто изгибались странным образом, редко шли прямо к перекрестку. Далинар предположил, что целью этого мог быть обман захватчиков, как в любом укрепленном замке. Широкие повороты и отсутствие швов делали коридоры похожими на туннели.

Шаллан не нужен был проводник – все коридоры и проходы имели свои узоры. Многие, похоже, с трудом их различали и твердили, что надо бы нарисовать на полу направляющие линии. Разве они не видели, что здесь узор из широких красноватых слоев, чередующихся с более узкими желтыми? Надо было всего лишь идти в направлении, где линии слегка изгибались кверху, и оказывалось, что ты идешь в сторону покоев Далинара.

Вскоре они прибыли, и разведчица встала на пост у двери на случай, если ее услуги опять понадобятся. Шаллан вошла в комнату, которая только за день до этого была пуста, но теперь здесь стояла мебель и помещение превратилось в удобное место для совещаний непосредственно рядом с личными покоями Далинара и Навани.

Адолин, Ренарин и Навани сидели перед Далинаром. Тот стоял, уперев кулаки в бедра, созерцая карту Рошара на стене. Хотя помещение было заполнено коврами и обитой бархатом мебелью, изысканное убранство подходило этой мрачной комнате, как женская хава – свинье.

– Отец, я не знаю, как подобраться к азирцам, – объяснял Ренарин, когда она вошла. – Новый император сделал их непредсказуемыми.

– Они же азирцы! – воскликнул Адолин, махнув Шаллан той рукой, что не была ранена. – Как же они могут быть непредсказуемыми? Разве их властители не решают, как им чистить фрукты?

– Это стереотип, – возразил Ренарин. Он был в униформе Четвертого моста, но накинул на плечи одеяло и держал кружку с чаем, над которой вился пар, хотя в комнате было не очень-то холодно. – Да, у них такая бюрократия! Смена правителя все равно вызывает беспорядки. Вообще-то, новому азирскому императору может оказаться легче изменить политический курс, потому что в их культуре политика определяется как нечто переменчивое.

– Я бы не беспокоилась об азирцах. – Навани постучала по своему блокноту карандашом, а затем что-то записала. – Они прислушаются к голосу разума; они всегда так делают. Что насчет Тукара и Эмула? Я не удивлюсь, если нынешней войны хватит, чтобы отвлечь их даже от возвращения Опустошений.

Далинар хмыкнул и потер подбородок:

– Этот военный властитель Тукара… Как его зовут?

– Тезим, – сказала Навани. – Называет себя аспектом Всемогущего.

Шаллан фыркнула, устроившись на стуле рядом с Адолином, положив сумку и альбом на пол.

– Аспект Всемогущего? По крайней мере, он скромный.

Далинар повернулся к ней, сцепил руки за спиной. Вот буря. Он всегда казался таким… огромным. Больше любой комнаты, в которой бывал этот мужчина, чей лоб вечно бороздили морщины глубочайших размышлений. Далинар Холин мог выбирать меню на завтрак так, словно это самое важное решение для всего Рошара.

– Светлость Шаллан, – обратился он к девушке. – Скажите, как бы вы поступили с королевствами Макабаки? Теперь, когда буря пришла, как мы и предупреждали, у нас есть возможность подойти к ним с позиции силы. Азир важен, но он только что столкнулся с кризисом престолонаследования. Эмул и Тукар воюют, как отметила Навани. Мы, разумеется, могли бы использовать информационные сети Ташикка, но они такие изоляционисты. Остаются Йезир и Лиафор. Возможно, их участие окажется достаточно веским доводом для соседей?

Он повернулся к ней, ожидая ответа.

– Да-да… – задумчиво протянула Шаллан. – Я слышала про некоторые из этих мест. – Далинар сжал губы в ниточку, и Узор озабоченно загудел на ее юбке. Далинар не выглядел человеком, с которым можно шутить. – Простите, светлорд, – продолжила Шаллан, откидываясь на спинку стула. – Но я сбита с толку относительно того, чего вы от меня ждете. Я знаю об этих королевствах, конечно, но мои знания – сугубо теоретические. Я могла бы перечислить, что они экспортируют вам, но вот что касается внешней политики… я ведь даже не разговаривала ни с кем из Алеткара до того, как покинула свою родину. А ведь мы соседи!

– Понимаю, – мягко проговорил Далинар. – Ваш спрен может что-то посоветовать? Вы не могли бы показать его, чтобы он поговорил с нами?

– Узор? Он не особо осведомлен о нашем племени, потому-то он здесь и находится в первую очередь. – Она поерзала на своем стуле. – Светлорд, если откровенно, я думаю, он боится вас.

– Ну, он явно не дурак, – пробормотал Адолин.

Далинар бросил на сына сердитый взгляд.

– Отец, не притворяйся, – продолжил Адолин. – Если уж кто-то может запугивать силы природы, то только ты.

Князь Холин вздохнул, повернулся и уперся рукой в карту. Любопытно, но из всех именно Ренарин поднялся, отложив одеяло и чашку, и подошел, чтобы сжать плечо отца. Юноша рядом с Далинаром казался еще более хрупким, чем обычно, и хоть волосы не были такими белокурыми, как у Адолина, все же тут и там в них встречались желтые пряди. Он до странности мало походил на Далинара, как будто их выкроили из разных тканей.

– Сынок, просто все слишком тяжело для меня. – Далинар посмотрел на карту. – Как я могу объединить Рошар, если даже не побывал ни разу во многих из этих царств? Юная Шаллан сказала мудрую вещь, хотя она, возможно, и не поняла этого. Мы не знаем этих людей. И как я должен отвечать за них? Хотел бы я увидеть все…

Шаллан поерзала на своем стуле, чувствуя себя так, словно ее забыли. Может, он и послал за ней, желая получить помощь у своих Сияющих, но у Холинов семья всегда превыше всего. В этом смысле она оставалась чужой.

Далинар повернулся и пошел за чашкой подогретого вина. Когда он проходил мимо Шаллан, она почувствовала что-то необычное. Что-то внутри нее кувыркнулось, как будто он притягивал к себе какую-то ее часть.

Великий князь снова прошел мимо, держа чашку, и Шаллан соскользнула со своего места, следуя за ним к карте на стене. Девушка вдохнула буресвет из своей сумки, пока шла, и он полился мерцающим потоком. Буресвет наполнил ее и заставил кожу светиться.

Она положила свободную руку на карту. Из нее потек буресвет, освещая ее кружащимся вихрем сияния. Шаллан не совсем понимала, что делает, а такое с ней бывало редко. Искусство опиралось не на понимание, а на знание.

Буресвет заструился с карты, в одно мгновение пройдя между нею и Далинаром, вынудив Навани поспешно вскочить и отпрянуть. Свет закружился в комнате и превратился в другую карту – больше, парящую примерно на высоте стола прямо посредине. Выросли горы, словно складки на смятом куске ткани. Огромные равнины сияли зеленым от лоз и травы. У бесплодных холмов в буревых землях выросли тени с подветренной стороны, в которых буйствовала жизнь. Буреотец… на глазах у Шаллан весь этот обширный рельеф сделался настоящим.

У нее перехватило дыхание. Это она сделала? Как? Ее иллюзии обычно требовали предварительного рисунка, которому и подражали.

Карта растянулась, заполнив собой всю комнату, ее края мерцали. Адолин встал со своего стула, прорвавшись сквозь иллюзию где-то возле Харбранта. Вокруг него завивались струйки буресвета, но стоило юноше подвинуться, как нарушенное изображение начинало кружиться и аккуратно восстанавливалось позади него.

– Как… – Далинар наклонился возле их части карты, которая в подробностях отображала Решийские острова. – Детали изумительные. Я почти вижу города. Как ты это сделала?

– Не знаю, сделала ли я хоть что-нибудь. – Шаллан ступила в иллюзию и ощутила, как вокруг нее клубится буресвет. Несмотря на детали, перспектива была все же очень далекой, и горы размерами не превышали длины ее ногтей. – Светлорд, я не могла создать все это. У меня нет таких знаний!

– Ну, я точно этого не делал, – отозвался Ренарин. – Светлость, буресвет, безусловно, пришел от вас.

– Да, это ваш отец меня потянул.

– Потянул? – переспросил Адолин.

– Буреотец, – предположил Далинар. – Это его влияние – это то, что он видит каждый раз, когда очередная буря прокатывается по Рошару. Это не я и не вы, но мы все. Каким-то образом.

– Ну… – заметила Шаллан, – вы ведь жаловались, что не можете увидеть все сразу.

– Сколько буресвета потребовалось? – уточнила Навани, обходя новую живую карту по краю.

Шаллан заглянула в свою сумку:

– Мм… весь, что был.

– Мы добудем для тебя больше, – пообещала Навани со вздохом.

– Простите за…

– Нет, – отрезал Далинар. – Предоставить моим Сияющим возможность оттачивать свои умения – один из самых правильных способов увеличить ценный ресурс, и я могу задействовать его прямо сейчас. Даже если Хатам дерет три шкуры за свои сферы.

Далинар прошелся по изображению, нарушив его так, что вокруг родился вихрь. Он остановился вблизи от центра, рядом с местоположением Уритиру. Медленно обозрел комнату от одной стены до другой.

– Десять городов, – прошептал он. – Десять королевств. Десять Клятвенных врат, что соединяли их с давних времен. Вот как мы будем бороться. Вот как мы начнем. Не со спасения мира, а с этого простого шага. Мы защитим города с Клятвенными вратами. Приносящие пустоту повсюду, но мы можем быть более подвижными. Мы укрепим столицы, а потому будем быстро доставлять провизию или духозаклинатели из одного королевства в другое. Мы можем превратить эти десять городов в бастионы света и силы. Но мы должны действовать быстро. Он идет. Человек с девятью тенями…

– О ком вы? – встрепенулась Шаллан.

– О защитнике нашего врага. – Далинар прищурился. – В своих видениях Честь предупредил меня, что наш лучший шанс выжить состоит в том, чтобы заставить Вражду согласиться на поединок защитников. Я видел вражеского защитника – существо в черной броне, с красными глазами. Возможно, паршун. У него было девять теней.

Стоявший неподалеку Ренарин повернулся к отцу, широко распахнув глаза. Этого как будто никто не заметил.

– Азимир, столица Азира, – продолжил Далинар, шагая из Уритиру в центр Азира, расположенный на западе, – является домом для Клятвенных врат. Нужно открыть их и завоевать доверие азирцев. Они будут важны для нашего дела.

Он шагнул дальше на запад.

– Есть Клятвенные врата, скрытые в Шиноваре. Еще одни – в столице Бабатарнама, и четвертые – в дальнем Ралл-Элориме, городе теней.

– Еще одни – в Рире, – добавила Навани, присоединившись к нему. – Ясна думала, что они в Курте. Шестые погибли в Аймиа, когда остров был разрушен.

Далинар хмыкнул, затем повернулся к восточному участку карты.

– С Веденаром их семь, – сказал он, ступая туда, где на карте была родина Шаллан. – С Тайленом – восемь. Затем Расколотые равнины, которые мы удерживаем.

– И последние – в Холинаре, – мягко закончил Адолин. – У нас дома.

Шаллан подошла и прикоснулась к его руке. Связь с городом по даль-перьям перестала работать. Никто не знал, что происходит в Холинаре; им было известно лишь то, что сообщил через даль-перо Каладин.

– Мы начнем с малого, – решил Далинар, – с нескольких городов из тех, что важнее всего для удержания мира. Азир. Йа-Кевед. Тайлена. Мы свяжемся и с другими народами, но сосредоточимся на этих трех точках могущества. Азир – потому что у него есть организация и политическая власть. У Тайлены – успехи в морских перевозках и военном флоте. У Йа-Кеведа – рабочая сила. Светлость Давар, любые сведения, которые вы могли бы предоставить о вашей родине – и ее положении после гражданской войны, – были бы высоко оценены.

– А Холинар? – упорствовал Адолин.

Стук в дверь прервал ответ Далинара. Он разрешил войти, и все та же разведчица заглянула в комнату.

– Светлорд, – обеспокоенно проговорила она, – вам следует кое-что увидеть.

– Лиин, в чем дело?

– Светлорд, сэр. Произошло… еще одно убийство.




9

Витки резьбы







Весь мой опыт, вместе взятый, указывал на этот момент. На это решение.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Одним из преимуществ превращения в «светлость Сияющую» было то, что в кои-то веки ожидалось, что Шаллан окажется в эпицентре важных событий. Никто не задался вопросом о правомерности ее присутствия, когда все бежали по коридорам, освещенным масляными фонарями, которые несли охранники. Никто не предположил, что она не на своем месте; никто даже и не задумался о том, насколько прилично брать молодую женщину на место жестокого убийства. До чего приятная перемена.

Она подслушала, что разведчица говорила Далинару: труп принадлежал светлоглазому офицеру по имени Ведекар Перель. Он был из армии Себариаля, но Шаллан его не знала. Тело обнаружил отряд разведчиков в отдаленной части второго уровня башни.

Примерно с полдороги Далинар и его охранники убежали вперед, оставив Шаллан семенить сзади. Буря бы побрала эти длинные ноги алети. Девушка пыталась втянуть немного буресвета, но все использовала на ту шквальную карту, которая распалась, превратившись в облачко света, едва они ушли.

От этого она чувствовала себя измученной и раздраженной. Впереди нее Адолин задержался и оглянулся. Он с минуту переминался с ноги на ногу, как бы в нетерпении, а потом поспешил к ней, вместо того чтобы мчаться вперед.

– Спасибо, – буркнула Шаллан, когда он зашагал с нею рядом.

– Второй раз он ведь не умрет, – бросил он, потом смущенно хмыкнул. Почему-то происходящее вызывало у него сильное беспокойство.

Адолин протянул к ней раненую руку, которая по-прежнему была в шине, и поморщился. Шаллан сама взяла его за руку, и он поднял свой масляный фонарь. Вместе они поспешили дальше. Страты здесь завивались спиралями, бежали по полу, потолку и стенам, словно резьба на винте. Это было поразительно, и Шаллан сняла Образ, чтобы потом нарисовать эскиз.

Шаллан и Адолин наконец-то догнали остальных, миновав группу воинов, охранявших периметр. Хотя тело обнаружил Четвертый мост, они послали за подкреплением из числа солдат дома Холин, чтобы обезопасить район.

Солдаты сторожили комнату средних размеров, которую теперь освещало множество масляных ламп. Шаллан приостановилась в дверном проеме прямо перед выступом, окружающим широкую квадратную полость, возможно глубиной в четыре фута, вырезанное в каменном полу комнаты. Стеновые пласты здесь продолжали изгибаться чередой пестрых витков – оранжевых, красных и коричневых, – сильно преломляясь по сторонам комнаты, превращаясь в широкие ленты, прежде чем снова сузиться до полосок и продолжить путь в сторону коридора, куда можно было попасть через второй выход из комнаты.

Мертвец раскинулся на дне углубления. Шаллан собралась с духом, но все-таки зрелище оказалось слегка тошнотворным. Он лежал на спине, и его ударили ножом прямо в глаз. Его лицо представляло собой кровавое месиво, а одежда была в беспорядке – похоже, после продолжительной драки.

Далинар и Навани стояли на выступе над ямой. Лицо князя было жестким, каменным. Она же прижимала к губам защищенную руку.

– Светлорд, мы именно так его и нашли, – сообщил Пит, мостовик. – Мы тотчас же отправили за вами. Забери меня буря, если это не выглядит в точности как то, что случилось с великим князем Садеасом.

– Он даже лежит в той же позе, – пробормотала Навани, подбирая юбки и спускаясь по ступенькам в нижнюю зону. Она охватывала почти всю комнату. Вообще-то…

Шаллан посмотрела в сторону верхней части комнаты, где несколько каменных скульптур – похожих на головы лошадей с открытыми ртами – выдавались из стен. «Краны, – подумала она. – Это была купальня».

Навани опустилась на колени рядом с телом, подальше от крови, бегущей к стоку на дальней стороне бассейна.

– Замечательно… поза, пробитый глаз… Это в точности повторяет случившееся с Садеасом. Убийца должен быть тем же самым.

Никто не пытался запретить Навани осмотр – как будто для матери короля было совершенно нормальным ощупывать труп. Кто знает? Может быть, в Алеткаре от дам ожидали таких вещей. До сих пор Шаллан так и не свыклась с тем, насколько безрассудную смелость проявляли алети, забирая женщин на войну в качестве письмоводительниц, посланниц и разведчиц.

Она покосилась на Адолина, чтобы понять, что он думает о ситуации, и обнаружила, что он уставился на труп, потрясенно разинув рот и распахнув глаза.

– Адолин? – окликнула Шаллан. – Ты его знал?

Он как будто не услышал.

– Это невозможно, – пробормотал он. – Невозможно!

– Адолин?

– Я… Нет, я не знал его, Шаллан. Но я предполагал… Я думал, что смерть Садеаса – это отдельное преступление. Ты знаешь, каким он был. Наверное, попал в неприятности. Кто угодно мог хотеть его смерти, верно?

– Похоже, здесь кроется нечто большее, – заявила Шаллан, складывая руки, пока Далинар шел вниз по ступенькам, чтобы присоединиться к Навани, в сопровождении Пита, Лопена и – удивительно – Рлайна из Четвертого моста. Он привлек внимание других солдат, и некоторые из них осторожно переместились так, чтобы защитить Далинара от паршенди. Они считали его опасным независимо от того, какую форму он носил.

– Колот? – Далинар глянул на светлоглазого капитана, который возглавлял здешних солдат. – Ты лучник, не так ли? Пятый батальон?

– Да, сэр!

– Ты проводишь разведку в башне вместе с Четвертым мостом?

– Ветробегунам нужны дополнительные ноги, сэр, и доступ к большему числу разведчиц и письмоводительниц для составления карты. Мои лучники мобильны. Я подумал, это лучше, чем устраивать тренировки на морозе, так что вызвался вместе со всей ротой в качестве добровольцев.

Далинар хмыкнул.

– Пятый батальон… Под чьим командованием ты служил?

– В Восьмой роте, – доложил Колот. – У капитана Таллана. Он был моим хорошим другом. Сэр, он… не выжил.

– Капитан, мне жаль. Не мог бы ты вместе со своими людьми отойти ненадолго, чтобы я посоветовался с сыном? Поддерживайте периметр, пока я не дам иной приказ, но сообщите королю Элокару о случившемся и отправьте посланника к Себариалю. Я навещу его лично и все расскажу, но пусть лучше будет предупрежден.

– Да, сэр, – отозвался долговязый лучник и принялся отдавать указания. Солдаты отправились прочь, включая мостовиков. В это время Шаллан почувствовала странное покалывание в затылке. Она дрожала и не смогла не бросить взгляд через плечо, испытывая ненависть к тому, что это непостижимое здание заставляло ее чувствовать.

Прямо за ней стоял Ренарин. Она дернулась и жалобно взвизгнула. Потом залилась румянцем; она забыла о том, что он вообще с ними. Несколько спренов стыда появились вокруг нее, похожие на парящие в воздухе белые и красные лепестки цветов. Она редко привлекала их, что удивительно. Они должны были бы поселиться где-то неподалеку от нее.

– Извини, – промямлил Ренарин. – Не хотел подкрадываться к тебе.

Адолин спустился в давно высохший бассейн. Он по-прежнему казался потерянным. Неужели его настолько расстроило известие о том, что среди них есть убийца? Люди пытались прикончить его практически каждый день. Шаллан схватила подол своей хавы и пошла за ним вниз, стараясь не испачкаться в крови.

– Это вызывает беспокойство, – пробормотал Далинар. – Мы столкнулись с ужасной угрозой, способной вымести наше племя из Рошара, как буревая стена выметает листья. У меня нет времени тревожиться из-за убийцы, который шныряет по этим туннелям. – Он посмотрел на Адолина. – Большинство мужчин, которым я бы поручил такое расследование, мертвы. Нитер, Малан… У королевской гвардии дела не лучше, а мостовики – при всех своих прекрасных качествах – не имеют опыта работы с подобными вещами. Придется взвалить это на тебя, сынок.

– На меня?! – изумился Адолин.

– Ты хорошо справился с расследованием того инцидента с седлом короля, пусть все и оказалось чем-то вроде погони за ветром. Аладар – великий князь осведомленности. Иди к нему, объясни, что произошло, и назначь одну из его полицейских групп для расследования. Затем работай с ними как мой представитель.

– Ты хочешь, чтобы я выяснил, кто убил Садеаса.

Далинар кивнул и присел рядом с трупом, хотя Шаллан понятия не имела, что он ожидает увидеть. Бедолага был абсолютно мертв.

– Возможно, если я поручу это дело сыну, все поверят, что я серьезно отношусь к поиску убийцы. Возможно, нет – они могут просто подумать, что я назначил ответственным того, кто может хранить тайну. Буря свидетельница, я скучаю по Ясне. Она бы знала, как это раскрутить, как сделать так, чтобы общественное мнение не обернулось против нас в суде. Сын, как бы там ни было, выясни все, что можно. Убедись, что оставшиеся великие князья, по крайней мере, знают, что мы считаем эти убийства важными и стремимся найти того, кто их совершил.

Адолин сглотнул:

– Я понимаю.

Шаллан прищурила глаза. Что на него нашло? Она бросила взгляд на Ренарина, который по-прежнему стоял наверху, на дорожке, идущей по краю пустого бассейна. Он наблюдал за Адолином немигающими сапфировыми глазами. Он всегда был немного странным, но теперь как будто знал то, чего не знала она.

Узор на ее юбке тихонько загудел.

Далинар и Навани в конце концов ушли, чтобы поговорить с Себариалем. Как только они скрылись из вида, Шаллан схватила Адолина за руку.

– Что случилось? – прошипела она. – Ты знал того мертвеца, не так ли? Ты знаешь, кто его убил?

Он посмотрел ей в глаза:

– Шаллан, я понятия не имею, кто это сделал. Но собираюсь выяснить.

Она взглянула в его светло-голубые глаза, пытаясь понять, врет ли он. Вот буря, о чем она думает? Адолин замечательный человек, лгать умеет примерно так же, как новорожденный.

Адолин решительным шагом направился прочь, и Шаллан поспешила за ним. Ренарин остался в комнате и глядел им вслед, пока девушка не удалилась достаточно далеко, чтобы не увидеть его, идущего следом.




10

То, что отвлекает внимание







Возможно, моя ересь тянется до тех самых дней в детстве, когда появились эти идеи.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Каладин прыгнул с вершины холма – сберегая буресвет, он чуть уменьшил свой вес, бросив плетение в небо.

Он летел сквозь дождь, направляясь к вершине другого холма. Долина под ним густо заросла деревьями вивим, чьи длинные и тонкие ветви перепутались так, что возникла почти непроницаемая лесная стена.

Кэл приземлился легко, проскользнув по мокрому камню мимо спренов дождя, похожих на голубые свечи. Он отменил сплетение и, как только сила притяжения заявила о себе в полную меру, перешел на быстрый строевой шаг. Каладин научился маршировать раньше, чем владеть копьем или щитом. На его лице невольно заиграла улыбка. Он почти слышал, как Хэв рявкает команды откуда-то позади строя, где помогал отстающим. Хэв всегда говорил, что как только люди научатся маршировать, научатся и воевать.

– Улыбаешься? – Сил приняла форму большой дождевой капли, которая неслась в воздухе рядом с ним. Форма была природная, но одновременно совершенно неправильная. Правдоподобная невозможность.

– Ты права, – согласился Каладин, по его лицу текли струйки дождя. – Мне нужно быть более мрачным. Мы же преследуем Приносящих пустоту. – Вот же буря, до чего странно это звучало.

– Это не был упрек.

– С тобой иногда не поймешь.

– И что ты этим хочешь сказать?

– Два дня назад я обнаружил, что моя мать все еще жива, – напомнил Каладин, – так что эта должность занята. Можешь перестать пытаться изображать мамочку.

Он вновь слегка сплел себя с небесами, потом позволил себе съехать по мокрому камню крутого холма, стоя боком. Миновал открытые камнепочки и шевелящиеся лозы, пресыщенные и разжиревшие от постоянного дождя. После Плача они нередко находили столько же мертвых растений вокруг города, сколько и после сильной Великой бури.

– Да я и не пыталась заменить тебе мать, – возразила Сил – дождевая капля. Разговаривая с ней, Каладин время от времени испытывал ощущение нереальности. – Хотя, возможно, я отчитываю тебя время от времени, когда ты угрюм. – Кэл хмыкнул. – Или когда необщителен. – Она превратилась в молодую женщину в хаве, которая сидела в воздухе и держала зонтик, продолжая двигаться рядом с ним. – Мой торжественный и важный долг – приносить счастье, свет и радость в твой мир, когда ты ведешь себя словно суровый идиот. То есть почти все время. Вот так-то.

Каладин усмехнулся и, удерживая немного буресвета, взбежал по склону очередного холма, а потом заскользил вниз, в следующую долину. Это были отличные обрабатываемые земли; Садеас неспроста высоко ценил регион Аканни. В культурном смысле, возможно, это захолустье, но бескрайние поля, вероятно, кормили половину королевства лависом и талью. Другие деревни сосредоточились на выращивании большого количества свиней для кожи и мяса. Гамфремов – похожих на чуллов, но менее распространенных пастбищных животных – выращивали ради небольших светсердец, которые позволяли производить мясо при помощи духозаклинания.

Сил превратилась в ленту из света и заметалась впереди него, выписывая в воздухе петли. Было трудно не ощущать душевный подъем, даже при унылой погоде. На протяжении всей гонки по Алеткару Кэл тревожился, что не успеет спасти Под. Увидеть родителей живыми… что ж, это было нежданное благословение. Такое, каких в его жизни отчаянно не хватало.

И потому он поддался призыву буресвета. Беги. Прыгай! Хоть Каладин и провел два дня в погоне за Приносящими пустоту, его усталость как рукой сняло. В разрушенных деревнях, по которым он проходил, не нашлось нормальных и попросту свободных постелей, но он сумел разыскать крышу, чтобы не промокнуть, и кое-что теплое – поесть.

От самого Пода Кэл двигался по спирали – посещал деревни, спрашивал о местных паршунах, а потом предупреждал людей, что ужасная буря вернется. Пока еще не нашел ни одного городка или деревни, которые подверглись бы нападению.

Каладин достиг следующей вершины холма и резко остановился. Каменный столб отмечал распутье. В юности он никогда не забирался так далеко от Пода, хотя до этого места была всего лишь пара дней ходьбы.

Сил шмыгнула к нему, когда он прикрыл глаза от дождя. Глифы и простая карта на столбе указывали расстояние до следующего городка, но Каладину это не требовалось. Он видел городок, выглядевший смутным пятном среди сумерек. Довольно большой город по местным меркам.

– Идем, – решил он, спускаясь по склону холма.

– Сдается мне, – сообщила Сил, приземляясь к нему на плечо и превращаясь в молодую женщину, – из меня бы вышла просто чудесная мать.

– Что вдохновило тебя на эти размышления?

– Так ведь ты о ней и вспомнил.

Сравнив Сил с матерью из-за того, что она им вечно недовольна?

– А ты вообще можешь иметь детей? Маленьких спренов?

– Понятия не имею, – ответила Сил, пожимая плечами.

– Вы называете Буреотца… ну, отцом. Верно? Так он, получается, тебя родил?

– Возможно… Думаю, скорее, помог обрести форму, отыскать наши голоса. – Она склонила голову набок. – И да. Он сделал кое-кого из нас. Меня.

– Так ты, быть может, и сама на это способна. Отыскать маленькие, э-э, частицы ветра? Или Чести? Придать им форму?

Он воспользовался сплетением, чтобы перепрыгнуть через густые заросли камнепочек и лоз, и испугал при приземлении стайку кремлецов, вынудив их броситься врассыпную от почти обглоданного скелета норки. Видимо, это были остатки трапезы хищника покрупнее.

– Хм, – протянула Сил. – Да из меня и впрямь должна получиться отличная мать. Я бы научила маленьких спренов летать, кататься на ветрах, надоедать тебе…

Каладин улыбнулся:

– Тебя бы отвлек интересный жук, и ты бы унеслась прочь, бросив их в каком-нибудь ящике стола.

– Чушь! С чего вдруг мне оставлять моих деточек в ящике стола? Это слишком скучно. А вот ботинок великого князя…

Он быстро пролетел оставшееся расстояние до ближайшей деревни, и вид разбитых зданий на западной окраине омрачил его настроение. Хотя разрушений по-прежнему было меньше, чем он боялся, каждый город или деревня потеряли людей от ветра или страшных молний.

Это поселение – Рогова Пустошь, как она называлась на карте, – находилась в месте, которое когда-то считалось бы идеальным. Земля здесь углублялась, а холм на востоке отсекал самые тяжелые удары Великих бурь. В поселке насчитывалось около двух десятков строений, включая два больших буревых убежища, где могли остановиться путешественники – но было также много домов в отдалении. Это земля великого князя, и трудолюбивые темноглазые достаточно высокого нана могли получить разрешение самостоятельно обрабатывать неиспользуемые холмы, чтобы потом оставить себе часть урожая.

Несколько сферных фонарей освещали площадь, где проходило городское собрание. Каладин решил воспользоваться случаем, направился к свету, отведя руку в сторону. Сил, повинуясь негласному приказу, приняла форму осколочного клинка: гладкого, красивого меча, в центре которого выделялся символ ветробегунов, а от него к рукояти шли извилистые линии – борозды в металле, похожие на струящиеся пряди волос. Хотя Каладин предпочитал копье, клинок был символом.

Каладин приземлился в центре поселка, возле его большой главной цистерны, которую использовали для сбора дождевой воды и фильтрации крема. Он опустил Сил-клинок на плечо и вскинул другую руку, собираясь произнести речь. «Жители Роговой Пустоши. Я Каладин из Сияющих рыцарей. Я пришел…»

– Господин Сияющий!

Дородный светлоглазый в длинном дождевике и широкополой шляпе выбрался из толпы. Он выглядел нелепо, так ведь на то и Плач. Постоянный дождь не очень-то поощрял желание одеваться по последней моде.

Мужчина энергично хлопнул в ладони, и к нему поспешили двое ревнителей с кубками, полными светящихся сфер. По периметру площади люди шипели и шептались, спрены ожидания трепетали на невидимом ветру. Несколько мужчин подняли маленьких детей, чтобы те смогли больше увидеть.

– Замечательно, – негромко проворчал Каладин. – Меня словно выставили напоказ в зверинце.

В его мыслях хихикнула Сил.

Что ж, лучше устроить хорошее представление. Он поднял над головой Сил-клинок, вызвав одобрительные крики со стороны толпы. Кэл мог поспорить, что большинство людей на этой площади проклинали Сияющих, но теперь все проклятия потонули в энтузиазме собравшихся. Было сложно поверить, что века недоверия и поношения забудутся так быстро. Но когда небеса разверзлись и земля погрузилась в хаос, людям понадобился символ.

Каладин опустил клинок. Он слишком хорошо знал опасность символов. Амарам был для него таковым давным-давно.

– Вы знали о моем приходе, – сказал Каладин градоначальнику и ревнителям. – Вы связывались с соседями. Они рассказали вам то, о чем я говорил?

– Да, светлорд, – подтвердил светлоглазый и нетерпеливым жестом предложил ему взять сферы. Когда Каладин так и поступил – заменив их пустыми, которые получил на обмен ранее, – выражение лица градоначальника заметно помрачнело.

«Ожидал, что я заплачу два к одному, как в первых нескольких городах, не так ли?» – с веселым удивлением подумал Каладин. Ну ладно, он добавил несколько тусклых сфер сверху. Он бы предпочел прослыть великодушным, особенно если бы это помогло распространить известия, но ему не по карману каждый раз сокращать число своих сфер вдвое при таком обмене.

– Это хорошо. – Каладин выловил несколько маленьких самосветов. – Я не могу посетить каждое владение в этом районе. Мне нужно, чтобы вы послали людей в деревни по соседству, неся слова утешения и повеление от короля. Я заплачу гонцам за потраченное время.

Он посмотрел на море нетерпеливых лиц и не смог не вспомнить такой же день в Поде, когда он и остальные горожане ждали, желая хоть мельком увидеть нового градоначальника.

– Конечно, светлорд. Желаете теперь отдохнуть и поесть? Или сразу посетите место нападения?

– Нападения? – переспросил Каладин, мгновенно встревожившись.

– Да, светлорд, – ответил дородный градоначальник. – Разве вы не поэтому здесь? Чтобы осмотреть место, где бродячие паршуны на нас напали?

«Наконец-то!»

– Идемте! Быстрее!



Они напали на хранилище зерна недалеко от города. Стиснутое между двумя холмами куполообразное строение перенесло Бурю бурь так, что ни один камень с места не сдвинулся. Из-за этого казалось особенно обидным, что Приносящие пустоту высадили дверь и разграбили то, что было внутри.

Каладин присел, войдя в хранилище, и изучил сломанную дверную петлю. В помещении пахло талью и было слишком влажно. Горожане могли вытерпеть с десяток протечек в собственной спальне, но на то, чтобы сохранить зерно в сухости, средств не жалели.

Странно, что дождь не капал ему на голову, хотя он по-прежнему слышал перестук капель снаружи.

– Светлорд, могу я продолжить? – уточнила ревнительница. Она была молодая, хорошенькая и нервная. Ясное дело, не понимала, как его вписать в схему своей религии. Сияющие рыцари были основаны Вестниками, но к тому же являлись предателями. И получается… он был либо божественным существом из мифа, либо кретином, на ступень выше Приносящего пустоту.

– Да, пожалуйста, – отозвался Каладин.

– Из пяти очевидцев, – проговорила ревнительница, – четверо, э-э, самостоятельно подсчитали число нападавших, и у них получилось… пятьдесят или около того? В любом случае можно с уверенностью сказать, что их много, учитывая, сколько мешков зерна они смогли унести за такое короткое время. Они, хм, были не совсем похожи на паршунов. Слишком высокие и в доспехах. Эскиз, который я сделала… э-э… – Она пыталась показать ему свой эскиз. Он было ненамного лучше детского рисунка: множество каракулей, по форме смутно напоминающих людей. – Во всяком случае, – продолжала молодая ревнительница, не зная, что в это время Сил приземлилась на ее плечо и рассматривает лицо, – они напали сразу же после первого лунного заката. Вытащили зерно к середине второй луны, мм, и мы ничего не слышали, пока не сменился караул. Сот поднял тревогу, и это спугнуло существ. Они оставили только четыре мешка, которые мы переместили.

Каладин взял со стола рядом с ревнительницей грубую дубинку. Женщина бросила на него быстрый взгляд, а потом уставилась на свои бумаги, покраснев. Комната, освещенная масляными лампами, была угнетающе пустой. Это зерно должно было прокормить деревню до следующего урожая.

Для человека из фермерского поселка не было ничего более тревожного, чем пустое зернохранилище в период посевной.

– Мужчины, которые подверглись нападению? – спросил Каладин, осматривая дубинку, которую Приносящие пустоту потеряли во время бегства.

– Светлорд, они оба здоровы, – доложила ревнительница. – Хотя у Хема звон в ухе, он отказался уйти.

Пятьдесят паршунов в боевой форме – по описанию Кэл решил, что это именно они, – могли бы с легкостью одолеть этот город с его горсткой ополченцев. Могли убить всех и взять все, что пожелают; вместо этого осуществили хирургически точный налет.

– Красные огни, – пробормотал Каладин и велел: – Опишите их еще раз.

Ревнительница вздрогнула; она увлеклась, разглядывая его.

– Мм, все пятеро очевидцев упомянули эти огни, светлорд. Во тьме они увидели несколько маленьких светящихся красных огоньков.

– Их глаза.

– Кто знает? Если это были глаза, то очень мало. Я расспросила, но никто из свидетелей не заявил, будто видел светящиеся глаза, а ведь Хем посмотрел прямо в лицо одному из паршунов, когда его ударили.

Каладин бросил дубинку и отряхнул ладони. Он взял из рук молодой ревнительницы рисунок и изучил, просто для вида, а потом кивнул ей:

– Вы хорошо поработали. Спасибо за отчет.

Она вздохнула, глупо улыбаясь.

– О! – воскликнула Сил, все еще сидя на плече ревнительницы. – Она считает, что ты хорошенький!

Каладин сжал губы. Он кивнул девушке и оставил ее, решительным шагом направившись под дождем в центр города.

Сил метнулась к нему на плечо:

– Ух ты. Наверное, она в отчаянии, от того что живет здесь. Я хочу сказать, только посмотри на себя. Волосы не расчесывал с той поры, как перелетел через континент, форма испачкана кремом, и эта борода, брр.

– Спасибо, что подкрепила мою уверенность в себе.

– Думаю, когда вокруг сплошные фермеры, планка сильно падает.

– Она ревнительница, – напомнил Каладин. – И должна будет выйти замуж за другого ревнителя.

– Сдается мне, она думала не о браке… – заметила Сил, бросая взгляд через плечо. – Я знаю, в последнее время ты был занят, сражался с парнем в белом и все такое, но я-то времени зря не теряла. Люди запирают двери, но под ними такие щели, что вполне можно протиснуться. Я решила: раз ты, похоже, не склонен изучать эту тему самостоятельно, мне следует взять дело в свои руки. Так что если у тебя есть вопросы…

– Я неплохо разбираюсь в таких вещах.

– Уверен? Возможно, стоит попросить эту ревнительницу нарисовать тебе картинку. Судя по всему, она очень даже не прочь.

– Сил…

– Каладин, я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – заявила она, стекая в виде ленты из света с его плеча и закручиваясь спиралью. – Люди в отношениях счастливее.

– Это очевидная неправда. Кое-кто – возможно. Я же знаю многих, у кого все не так.

– Да ладно тебе, – откликнулась Сил. – А как насчет той светоплетши? Тебе она вроде понравилась.

Эти слова вдруг оказались неприятно близки к правде.

– Шаллан помолвлена с сыном Далинара.

– Ну и что? Ты лучше его. Я ему ничуточки не доверяю.

– Ты не доверяешь никому, кто носит с собой осколок, – со вздохом сказал Каладин. – Мы это обсуждали. Если кто-то связал себя узами с таким оружием, это не означает, что у него дурной характер.

– Ну да, ну да, например, если кто-то размахивает мертвым телом твоей сестры, держа его за ноги, сочтешь ли ты это признаком «дурного характера»? В любом случае это отвлекает. И с той художницей-светоплетом все обстоит похожим образом…

– Шаллан – светлоглазая, – отрезал Каладин. – Разговор окончен.

– Но…

– Окончен, – повторил он, входя в дом местных светлоглазых. Потом прибавил чуть слышно: – И прекрати шпионить за людьми, когда они близки друг с другом. Это жутко.

Судя по тому, что говорила Сил, она рассчитывала присутствовать, когда Каладин будет… Да уж, он раньше никогда о таком не думал, хоть спрен и сопровождала его повсюду. Может, он сумеет убедить ее подождать снаружи? Сил послушается, если не прошмыгнет внутрь потом, чтобы поглядеть. Буреотец! Его жизнь делалась все более странной. Он попытался – неудачно – изгнать из головы образ себя в постели с женщиной и подбадривающую их в изголовье кровати Сил…

– Господин Сияющий? – спросил градоначальник изнутри парадной комнаты маленького дома. – Вы в порядке?

– Болезненные воспоминания. Ваши разведчики уверены, что правильно определили, куда ушли паршуны?

Градоначальник посмотрел через плечо на неряшливого человека в кожаной одежде, с луком за спиной, который стоял у заколоченного окна. Зверолов, получивший от местного великого лорда грамоту, позволявшую ловить на его землях норок.

– Следовал за ними полдня, светлорд. Они ни разу не сбились с пути. Шли прямо к Холинару, я готов поклясться самим Келеком.

– Тогда я тоже иду туда, – решил Каладин.

– Хотите, чтобы я вас проводил, светлорд? – спросил зверолов.

Каладин втянул буресвет:

– Боюсь, ты просто замедлишь меня.

Он кивнул мужчинам, затем вышел и бросил вертикальное сплетение вверх. Люди толпились на дороге и провожали его радостными возгласами с крыш, когда он покидал город.



Запахи лошадей напоминали Адолину о его юности. Пот, навоз, сено. Хорошие запахи. Настоящие запахи.

До того как в полной мере стать мужчиной, он провел много дней в походах с отцом во время приграничных стычек с Йа-Кеведом. Адолин тогда боялся лошадей, хотя и не признался бы в этом. Они были слишком быстрыми и умными по сравнению с чуллами.

Слишком чуждыми. Существа, полностью покрытые волосами, – от прикосновения к ним он вздрагивал, – с большими стеклянистыми глазами. И ведь то были даже не настоящие лошади. Невзирая на всю свою чистопородность, животные, на которых они ездили во время той кампании, были всего лишь шинскими отборными. Дорогими, да, но не бесценными.

В отличие от существа, которое находилось перед ним сейчас.

Они размещали холинский скот в дальней северо-западной части башни, на первом этаже, недалеко от того места, где ветры извне дули вдоль гор. Какие-то умные приспособления, созданные королевскими инженерами, выдували ароматы прочь из внутренних коридоров, хоть из-за этого в той части дворца и было довольно холодно.

Некоторые помещения были забиты свиньями и прочим мелким скотом, в других разместили обычных лошадей. В нескольких даже обитали рубигончие Башина – животные, которым больше не приходилось охотиться.

Такие условия были недостаточно хороши для коня Черного Шипа. Нет, массивному ришадиуму выделили собственное поле. Достаточно большое, чтобы служить пастбищем, оно располагалось под открытым небом и в завидном месте, если не принимать во внимание запахи других животных.

Как только Адолин вышел из башни, черный конь чудовищных размеров галопом помчался к нему. Ришадиумов, которые были достаточно большими, чтобы нести осколочников и не выглядеть при этом карликами, часто называли «третьими осколками». Клинок, доспех и скакун.

Это не отражало их сути. Ришадиума нельзя добыть, просто победив кого-то в сражении. Они сами выбирали своих седоков.

«Но, – подумал Адолин, пока Храбрец нюхал его руку, – я полагаю, с клинками раньше все обстояло так же. Они были спренами, которые сами выбирали своих носителей».

– Эй! – воскликнул Адолин, почесывая морду ришадиума левой рукой. – Здесь немного одиноко, не так ли? Прости меня за это. Я бы хотел, чтобы ты не был один, но… – Он осекся, когда в горле вдруг встал комок.

Храбрец шагнул ближе, возвышаясь над ним, но каким-то образом оставаясь нежным. Конь понюхал шею Адолина и резко выдохнул.

– Тьфу, – фыркнул Адолин, поворачивая голову лошади. – Это запах, без которого я мог бы обойтись.

Он похлопал Храбреца по шее, затем протянул правую руку к сумке на плече – и тут резкая боль в запястье напомнила ему о ране. Он вытащил из сумки несколько кусочков сахара, которые Храбрец охотно съел.

– Ты ничуть не лучше тети Навани, – заметил Адолин. – Потому и прибежал, да? Почуял угощение.

Конь повернул голову, глядя на Адолина одним водянистым голубым глазом с прямоугольным зрачком в центре. Он казался… обиженным.

Адолин часто испытывал такое чувство, словно мог читать эмоции своего ришадиума. Была некая… связь между ним и Чистокровным. Более тонкая и неуловимая, чем связь между человеком и клинком, но все же она была.

Конечно, Адолин сам иногда говорил со своим мечом, так что он привык к подобным вещам.

– Прости, знаю, что вы любили бегать вдвоем. И… мне не известно, сможет ли отец часто видеться с тобой. Он и до всех этих обязанностей избегал битв. Я подумал, буду заглядывать время от времени.

Конь громко фыркнул.

– Не стану я кататься на тебе. – Адолин читал негодование в движениях ришадиума. – Я просто подумал, это будет приятно нам обоим.

Конь тыкался мордой в сумку Адолина, пока тот не достал еще один сахарный кубик. Адолину это показалось знаком согласия, и он покормил коня, а потом прислонился к стене и стал наблюдать за тем, как Храбрец галопом бегает по пастбищу.

«Красуется», – весело подумал Адолин, когда Храбрец прошелся мимо него, гарцуя. Может, конь позволит ему почистить шкуру. Это было бы здорово. Как в те вечера, которые он проводил с Чистокровным в спокойном полумраке конюшен. По крайней мере, этим он занимался до того, как оказался слишком занят из-за Шаллан, дуэлей и всего прочего.

Он игнорировал коня, пока тот ему не понадобился в битве. А потом была вспышка света – и Чистокровного не стало.

Адолин тяжело вздохнул. Все сделалось таким безумным. Не только Чистокровный, но и то, что он сотворил с Садеасом, а теперь еще и расследование…

Наблюдая за Храбрецом, он как будто немного успокоился. Адолин стоял на прежнем месте, прислонившись к стене, когда появился Ренарин. Младший Холин сунул голову в дверной проем, осмотрелся. Он не отпрянул в смущении, когда Храбрец галопом проскакал мимо, но все же взглянул на жеребца с опаской.

– Привет, – бросил Адолин.

– Привет. Башин сказал, что ты здесь.

– Захотел проверить, как дела у Храбреца. Отец в последнее время слишком занят.

Ренарин приблизился.

– Ты мог бы попросить Шаллан, чтобы она нарисовала Чистокровного, – предложил он. – Держу пари, она, э-э, все сделает как надо. На память.

Вообще-то, это было неплохое предложение.

– Ты искал меня?

– Я… – Ренарин проследил взглядом за Храбрецом, который снова прогарцевал мимо. – Он такой возбужденный.

– Ему нравится публика.

– Они не вписываются, знаешь ли.

– Не вписываются?

– У ришадиумов каменные копыта, – напомнил Ренарин. – Они крепче, чем у обычных лошадей. Их вообще не надо подковывать.

– И поэтому они не вписываются? Я бы сказал, они вписываются лучше, чем… – Адолин посмотрел на Ренарина. – Ты имел в виду обычных лошадей, верно?

Ренарин покраснел, потом кивнул. Люди иногда испытывали трудности, желая уследить за его мыслями, но это происходило лишь потому, что он, как правило, был очень вдумчивым. Думал о чем-то глубоком, о чем-то блестящем, а упоминал лишь отрывки. Из-за этого Ренарин казался непоследовательным, но, узнав его как следует, любой бы понял, что этот юноша не пытается напускать на себя таинственность. Просто иной раз его губы не успевали за мозгом.

– Адолин, – сказал он негромко, – я… э-э… я должен отдать тебе осколочный клинок, который ты добыл для меня.

– Почему?

– Мне больно его держать. И всегда было больно, если честно. Я думал, дело во мне, я странный. Но мы все такие.

– Ты о Сияющих?

Он кивнул:

– Мы не можем использовать мертвые лезвия. Это неправильно.

– Ну, полагаю, я могу найти кого-то, кому он пригодится, – отозвался Адолин, прикидывая варианты. – Хотя, вообще-то, выбирать должен ты. Этот клинок – твой дар по праву, и тебе следует самому выбрать преемника.

– Я бы предпочел, чтобы это сделал ты. Я уже отдал его на хранение ревнителям.

– И это означает, что ты будешь безоружен.

Ренарин посмотрел в сторону.

– Или нет, – продолжил Адолин и ткнул брата кулаком в плечо. – Ты уже добыл замену, ага.

Ренарин снова покраснел.

– Ах ты, хитроумная норка! – воскликнул Адолин. – Ты сумел сотворить клинок Сияющего? Почему не сказал нам?

– Это случилось недавно. Глис сомневался, что способен на такое… но нам нужно больше людей, чтобы работать с Клятвенными вратами… так что…

Он глубоко вздохнул, потом отвел в сторону руку и призвал длинный светящийся осколочный клинок. Тонкий, почти без гарды, с волнистыми складками на металле, как будто его выковали.

– Великолепно. Ренарин, это потрясающе!

– Спасибо.

– Так почему же ты смущен?

– Я… разве?

Адолин бросил на него хмурый взгляд.

Ренарин отпустил клинок:

– Я просто… Адолин, я начал вписываться, понимаешь? Четвертый мост и то, что я стал осколочником. А теперь я снова во тьме. Отец хочет, чтобы я был Сияющим и помог ему объединить мир. Но как же мне учиться?

Адолин почесал подбородок здоровой рукой:

– Хм. Я предполагал, что все это просто пришло к тебе. Не так?

– В каком-то смысле. Но это… пугает меня. – Ренарин поднял руку, над которой, словно дым над костром, закружились струйки буресвета. – Что, если я причиню кому-то боль или что-то испорчу?

– Такого не случится, – заявил Адолин. – Ренарин, это сила самого Всемогущего.

Ренарин смотрел лишь на свою светящуюся руку и совсем не выглядел убежденным. Поэтому Адолин взял его за руку своей здоровой рукой и сжал.

– Все хорошо, – сказал он младшему брату. – Ты никому не причинишь вреда. Ты здесь, чтобы спасти нас.

Ренарин посмотрел на него и улыбнулся. Волна буресвета прошла сквозь Адолина, и на миг он увидел себя… усовершенствованным. Узрел целостную версию себя – того человека, каким мог бы стать.

Все исчезло через мгновение, и Ренарин, высвободив руку, невнятно извинился. Он опять сказал о том, что осколочный клинок надо отдать, и сбежал обратно в башню.

Адолин посмотрел ему вслед. Подбежал Храбрец и принялся выклянчивать еще сахар, и он рассеянно покормил коня.

Лишь после того, как Храбрец потрусил прочь, Адолин понял, что воспользовался своей правой рукой. Он поднял ее, изумленный, пошевелил пальцами.

Запястье полностью исцелилось.




11

Разлом






Тридцать три года назад

Далинар плясал, прыгая с одной ноги на другую в утреннем тумане, ощущая новую силу, энергию в каждом шаге. Осколочный доспех. Его собственный осколочный доспех.

Мир больше не будет прежним. Все твердили, что когда-нибудь у него появится свой доспех или клинок, но он так и не смог успокоить шепот неуверенности в глубинах разума. Что, если этого никогда не будет?

Но оно случилось. Буреотец, оно случилось! Он добыл сам, в бою. Да, пришлось пинком сбросить человека с обрыва, но, как бы там ни было, он победил осколочника.

Он не мог не упиваться этим великолепным ощущением.

– Далинар, угомонись, – проворчал Садеас, стоявший рядом с ним в тумане. Приятель был в своем золотом доспехе. – Терпение.

– Бесполезно, – бросил замерший по другую сторону от Далинара Гавилар в ярко-синем доспехе. У всех троих забрала были подняты. – Холинские мальчики – как натасканные рубигончие: мы чуем кровь. И не можем отправляться на битву, дыша ровно и спокойно, сосредоточенные и безмятежные, как учат ревнители.

Далинар шагнул в сторону, почувствовав холодный утренний туман на лице. Он хотел потанцевать со спренами предчувствия, что трепетали в воздухе вокруг него. За спиной дисциплинированными рядами застыла армия, и шаги, звяканье, кашель и невнятные подначки разносились в тумане.

Он чувствовал себя так, словно не нуждался в этой армии. За спиной у него висел массивный молот, такой тяжелый, что без посторонней помощи человек – даже сильнейший из мужчин – не смог бы его поднять. Далинар едва ощущал его вес. Бури, что за сила! Она замечательным образом напоминала Азарт.

– Далинар, ты обдумал мое предложение? – сменил тему Садеас.

– Нет.

Садеас вздохнул.

– Если Гавилар прикажет, – добавил Далинар, – я женюсь.

– Не впутывай меня в это дело, – заявил Гавилар. На протяжении всего разговора он беспрестанно вызывал и отпускал свой осколочный клинок.

– Ну, – подвел черту Далинар, – пока ты не велишь иное, я останусь одиноким.

Единственная женщина, которую он когда-либо хотел, принадлежала Гавилару. Они поженились, – буря свидетельница, у них ребенок. Маленькая девочка.

Его брат никогда не должен узнать, что чувствовал Далинар.

– Далинар, подумай о долге, – упорствовал Садеас. – Твоя свадьба может принести нам союзы и осколки. А при удачных обстоятельствах ты мог бы добыть нам княжество, – забери меня буря, хоть кого-то не пришлось бы загонять на самый край пропасти, чтобы заставить присоединиться к нам!

После двух лет сражений только четыре из десяти княжеств признали власть Гавилара – и с двумя из них, Холином и Садеасом, все вышло легко. Алеткар и впрямь объединился – против Дома Холин.

Гавилар был убежден, что он может стравить великих князей, что естественное себялюбие заставит их ударить друг друга в спину. Садеас, в свою очередь, подталкивал Гавилара к большей жестокости. Он утверждал, что чем суровее будет их репутация, тем больше городов сдадутся добровольно, не желая подвергнуться разграблению.

– Ну? – спросил Садеас. – Ты хоть подумаешь о союзе в силу политической необходимости?

– Бури, ну что ж ты не уймешься? Дай мне драться. Вы с братом сами разбирайтесь с политикой.

– Ты не сможешь вечно от этого увиливать, ты ведь понимаешь? Нам придется разбираться с тем, как прокормить темноглазых, как обустроить городскую инфраструктуру, как наладить связи с другими королевствами. Политика.

– Ты и Гавилар, – отрезал Далинар.

– Мы все, – возразил Садеас. – Втроем.

– По-моему, ты хотел, чтобы я расслабился! – огрызнулся Далинар. – Ну что за буря!

Восходящее солнце наконец начало рассеивать туман, и это позволило ему увидеть их цель: стену высотой около двенадцати футов. За стеной не было ничего. Плоское каменистое пространство, или так казалось. С этого направления трудно было разглядеть город в ущелье. Он назывался Раталас, но также был известен как Разлом: целый город, построенный в трещине в земле.

– Светлорд Таналан – осколочник, верно? – уточнил Далинар.

Садеас вздохнул и опустил забрало.

– Мы обсуждали это всего-навсего четыре раза.

– Я был пьян. Таналан? Осколочник?

– Брат, у него только клинок, – напомнил Гавилар.

– Он мой, – прошептал Далинар.

Гавилар рассмеялся:

– Только если ты найдешь его первым! Я подумываю о том, чтобы отдать этот клинок Садеасу. По крайней мере, на наших встречах он меня слушает.

– Ладно, – проговорил Садеас. – Давайте сделаем это аккуратно. Помните план. Гавилар, ты…

Гавилар ухмыльнулся Далинару, резко опустил забрало и рванулся вперед, не дав Садеасу договорить. Далинар издал боевой клич и присоединился к брату, скрежеща подошвами латных ботинок по камням.

Садеас громко выругался, потом ринулся следом. Армия все еще оставалась на месте.

Полетели камни: катапульты из-за стены бросали одиночные валуны или груды мелких камней. Булыжники с грохотом падали вокруг Далинара, земля тряслась, а лозы камнепочек сворачивались. Валун ударился прямо впереди, затем отлетел, рассыпая вокруг острые осколки. Далинар проскочил мимо него, доспех сделал движения пружинистыми. Он вскинул руку, заслоняя глаза, когда от ливня стрел потемнело небо.

– Следите за баллистами! – крикнул Гавилар.

На стене солдаты нацелили массивные устройства, похожие на арбалеты. Один гладкий болт – размером с копье – запустили прямо в Далинара, и он оказался гораздо более точным, чем катапульты. Далинар бросился в сторону, доспех заскрежетал по камню, когда он скользнул с дороги. Болт ударился о землю с такой силой, что дерево треснуло.

К другим стрелам были прикреплены сетки и веревки, которыми противники надеялись сбить осколочника с ног, чтобы выстрелить во второй раз, когда он упадет. Далинар ухмыльнулся, почувствовав, как внутри пробуждается Азарт, и восстановил равновесие. Он перескочил через болт, за которым волочилась сеть.

Люди Таналана устроили бурю из дерева и камня, но этого было совершенно недостаточно. Далинар получил камнем в плечо и дернулся, но быстро восстановил темп. Стрелы против него были бесполезны, камни летели хаотично, а баллисты перезаряжались слишком медленно.

Вот так все и должно было происходить. Далинар, Гавилар, Садеас. Вместе. Другие обязанности не имели значения. Жизнь была немыслима без сражений. Хорошая битва днем – а ночью теплый очаг, усталые мышцы и славное вино.

Далинар добрался до приземистой стены, оттолкнулся и прыгнул. Он взлетел в могучем прыжке и быстро набрал достаточно высоты, чтобы ухватиться за одну из амбразур в верхней части стены. Мужчины подняли молоты, чтобы бить его по пальцам, но он проскользнул через край в галерею на стене и рухнул среди запаниковавших защитников. Дернул за веревку, что удерживала молот привязанным к спине, и сперва уронил его на врага сзади, а потом замахнулся кулаком и раскидал противников, ломая им кости и заставляя кричать.

Это было слишком легко! Он схватил молот, потом вскинул его и нанес удар по широкой дуге, отчего люди посыпались со стены, словно листья от порыва ветра. Прямо позади него Садеас перевернул баллисту, уничтожив ее небрежным ударом. Гавилар атаковал клинком, и трупы с выжженными глазами падали один за другим. Здесь, наверху, укрепления работали против защитников, которые теснились в узком пространстве – осколочникам это идеально подходило для уничтожения.

Далинар двинулся на них и за несколько мгновений убил, наверное, больше людей, чем за всю свою жизнь. От этого он ощутил странное глубокое недовольство. Получается, его навыки, его темп или даже его репутация не имели значения. Его можно было заменить на беззубого старика, и результат получился бы практически тем же.

Он стиснул зубы от этого внезапного бесполезного чувства. Покопался в глубине себя и обнаружил, что Азарт ждет. Он его наполнил, прогнал сомнения. Через несколько мгновений Далинар ревел от удовольствия. Ничто из того, что делали эти люди, не могло его задеть. Он был разрушителем, завоевателем, славным водоворотом смерти. Богом.

Садеас что-то вопил. Придурок в золотом доспехе яростно жестикулировал. Далинар моргнул, глядя со стены. С этой наблюдательной точки он видел сам Разлом, глубокую трещину в земле – целый город, построенный на обоих крутых склонах.

– Катапульты, Далинар! – донесся крик Садеаса. – Разрушь те катапульты!

А, ну да. Армии Гавилара пошли в атаку на стены. Катапульты неподалеку от спуска в Разлом все еще швыряли камни, и от них полегли бы сотни людей.

Далинар прыгнул к краю стены и схватил веревочную лестницу, чтобы спуститься. Веревки, конечно, сразу же лопнули, он рухнул вниз. Ударился о камень, и, хоть благодаря доспеху это было не больно, его самолюбию нешуточно досталось. Наверху Садеас глядел на него через край стены. Далинар почти слышал его голос: «Вечно ты спешишь. Хоть иногда останавливайся, чтобы подумать!»

Это была ошибка новичка. Далинар зарычал, встал и принялся искать молот. Вот буря! При падении он погнул рукоять оружия. Как же это вышло? Молот не был сделан из того же странного металла, что доспех и клинок, но все-таки это была хорошая сталь.

Солдаты, охраняющие катапульты, роем ринулись на него, пока над головой пролетали тени валунов. Далинар стиснул зубы, наполненный Азартом, и потянулся к крепкой деревянной двери в стене неподалеку. Он ее сорвал, выломав петли. Это вышло легче, чем он ожидал.

Броня представляла собой нечто большее, чем ему показалось сначала. Может, он сейчас управляется с доспехом и не лучше, чем какой-нибудь старикашка, но это можно исправить. В тот момент Далинар решил, что больше ничто его не сможет удивить. Он будет носить доспех с утра до вечера и спать в этой шквальной штуковине, пока не почувствует себя уютнее в ней, чем без нее.

Он поднял добытую дверь и замахнулся ею как дубинкой, сметая солдат и открывая путь к катапультам. Затем бросился вперед и схватил одну из катапульт. Сорвал колесо, и машина завалилась на бок. Шагнув вплотную, доломал орудие.

Еще осталось десять. Далинар задержался над поверженной машиной и вдруг услышал далекий голос, окликающий его:

– Далинар!

Он посмотрел на стену, где Садеас завел руку за спину и метнул свой молот осколочника. Тот закрутился в воздухе, прежде чем с грохотом упасть на катапульту рядом с Далинаром.

Садеас поднял руку, салютуя, и Далинар помахал в ответ в знак благодарности, а затем схватил молот. Дело пошло намного быстрее. Он колотил по машинам, оставляя после себя разбитое дерево. Инженеры – многие из них были женщинами – кинулись прочь с воплем: «Черный Шип, Черный Шип!»

К тому времени, как он приблизился к последней катапульте, Гавилар захватил ворота и открыл их своим солдатам. Прибывшие присоединились к тем, кто одолел стены. От Далинара враги сбежали вниз, в город, оставив его в одиночестве. Он фыркнул и пнул сломанную катапульту, так что она покатилась по камням к краю Разлома.

Там накренилась и рухнула вниз. Далинар шагнул вперед, выйдя на своеобразный наблюдательный пункт – участок скалы с перилами. С этой точки обзора он впервые смог как следует рассмотреть город.

Название «Разлом» было подходящим. Справа от него ущелье сужалось, но здесь, в средней части, ему даже в доспехе пришлось бы напрячься, чтобы добросить камень до другой стороны. А внутри кипела жизнь. Сады, изобилующие спренами жизни. Здания, построенные практически друг на друге до самого дна, где сходились, образуя клин, стороны ущелья. Здесь повсюду торчали сваи, нависали мосты и разбегались деревянные дорожки.

Далинар повернулся и окинул взглядом стену, которая широким кругом огибала Разлом со всех сторон, кроме западной, где каньон тянулся до тех пор, пока не открывался у берегов расположенного внизу озера.

Чтобы выжить в Алеткаре, нужно было найти убежище от бурь. Широкая расселина вроде этой идеально подходила для города. Но как ее защищать? Любой враг сможет атаковать с высоты. Многие города балансировали на рискованной границе между безопасностью от бурь и безопасностью от людей.

Далинар швырнул молот Садеаса, когда группы солдат Таналана хлынули со стен и построились, чтобы обхватить армию Гавилара с правого и левого флангов. Они пытались организовать наступление на холиновские войска с обеих сторон, но трое осколочников в стане противника предвещали неприятности. Где же сам великий лорд Таналан?

Такка с небольшим элитным отрядом присоединился к Далинару на каменной смотровой площадке. Офицер положил руки на перила и тихонько присвистнул.

– В городе что-то происходит, – буркнул Далинар.

– Что?

– Не знаю… – Далинар, возможно, и не обращал внимания на грандиозные планы Гавилара и Садеаса, но был солдатом. Он знал поля сражений, как женщина знает рецепты матери: даже если не мог сказать точно, в чем дело, тем не менее всегда знал, когда что-то шло не так.

Позади него продолжалось сражение, солдаты Холина столкнулись с защитниками Разлома. Войска Таналана сражались не очень-то хорошо; деморализованные наступающей холинской армией, вражеские ряды быстро рассыпались и перешли к хаотичному бегству, заполнив ведущие в город съезды. Гавилар и Садеас не бросились в погоню; теперь они заняли высоту. Нет нужды спешить в потенциальную ловушку.

Гавилар приблизился, топая по камням, Садеас не отставал от него. Они хотели осмотреть город и обрушить на головы тех, кто внизу, ливень стрел – можно было бы даже использовать украденные катапульты, если бы Далинар оставил хоть одну в рабочем состоянии. Они намеревались осаждать это место, пока оно не сломается.

«Три осколочника, – размышлял Далинар. – Таналан должен был спланировать, как с нами разобраться…»

Эта смотровая площадка была лучшей для наблюдения за городом. И они разместили рядом с нею катапульты – машины, на которые осколочники точно должны были напасть и обезвредить. Далинар огляделся и увидел трещины на каменном полу смотровой площадки.

– Нет! – крикнул он Гавилару. – Уходи! Это…

Враг, должно быть, наблюдал, потому что в тот момент, когда он закричал, земля ушла из-под ног. Далинар заметил Гавилара – его придержал Садеас, – который в ужасе глядел, как он, Такка и несколько отборных бойцов падают в Разлом.

Вот же буря. Весь участок, где они стояли, – каменный навес над Разломом – оторвался от скалы! Когда большой кусок камня упал на первые здания, Далинара буквально подбросило над городом. Все вокруг завертелось.

Миг спустя с ужасным треском он врезался в какое-то строение. Что-то твердое ударило его по руке, да так сильно, что он услышал, как доспех в том месте треснул.

Здание не сумело его остановить. Он пробил деревянные стены насквозь и продолжил полет, его шлем скрежетал о камни.

Далинар снова ударился с громким хрустом и, к счастью, наконец-то остановился. Он застонал, чувствуя в левой руке резкую боль. Покачал головой и понял, что смотрит вверх, сквозь разрушенную часть деревянного, почти вертикального города, которая простиралась футов на пятьдесят. Большой кусок скалы пропахал борозду через город, падая вдоль крутого уклона и ломая дома и дорожки на своем пути. Далинара отбросило на север, и он рухнул на деревянную крышу какого-то здания.

Он не видел своих людей – ни Такки, ни других отборных солдат. Но без осколочного доспеха… Он зарычал, вокруг него вскипели спрены гнева, точно лужи крови. Далинар пошевелился, лежа на крыше, но боль в руке заставила его поморщиться. Его броня на левой руке была разбита, и при падении, похоже, он сломал несколько пальцев.

Его осколочный доспех сочился светящимся белым дымом из сотни трещин, но единственными частями, которые он полностью потерял, были пластины с левого предплечья и кисти.

Далинар осторожно приподнялся на крыше, но стоило пошевелиться, как она провалилась и он упал в дом. Он охнул, ударившись об пол, и члены семьи закричали, прижались к стенам. Таналан, похоже, не предупредил горожан о планах снести часть собственного города в отчаянной попытке разобраться с вражескими осколочниками.

Воин поднялся, не обращая внимания на съежившихся людей, и толкнул дверь – она сломалась от его мощного тычка, – а затем вышел на деревянную дорожку, которая вилась вдоль домов на этом ярусе города.

На него сразу же обрушился град стрел. Он зарычал и повернулся к ним правым плечом, как можно лучше защищая щель в забрале и одновременно выискивая источник атаки. На садовой платформе на противоположной от него стороне Разлома, шквал бы ее побрал, обосновались пятьдесят лучников. Замечательно.

Он узнал человека, который возглавлял лучников. Высокий, с властными замашками и яркими белыми перьями на шлеме. Кто украшает шлем перьями куриц? Выглядит нелепо. Впрочем, сам Таналан был достаточно хорошим малым. Далинар однажды обыграл его в пешки, и тот заплатил долг сотней светящихся кусочков рубина, бросив каждый в заткнутую пробкой бутылку вина. Далинар всегда находил это забавным.

Наслаждаясь Азартом, который всколыхнулся внутри и прогнал боль, Далинар побежал по деревянной дорожке, не обращая внимания на стрелы. Над ним Садеас вел отряд по одному из уклонов, огибая участок падения скалы, но его продвижение было медленным. К тому моменту, когда они прибудут, Далинар рассчитывал добыть еще один осколочный доспех.

Он бросился на один из мостов, которые пересекали Разлом. К его огорчению, обороной города явно занимался не менее опытный воин, чем сам Далинар, так что действия атакующих он успешно предвидел. И правда, двое солдат поспешили по другой стороне Разлома, а потом принялись рубить опорные колонны моста, по которому мчался Далинар. Мост держался на духозаклятых металлических веревках, но если бы солдаты обрушили колонны – а вместе с ними и тросы, – от его веса вся конструкция бы точно упала.

До дна Разлома было, несомненно, еще футов сто. Далинар с рычанием сделал единственный выбор, какой ему оставался. Он бросился с моста и пролетел небольшое расстояние до того, что располагался ниже. Мост показался весьма крепким на вид. И все равно одна нога Далинара пробила деревянный настил, и за нею едва не последовало все его тело.

Он с трудом поднялся и продолжил бег. Еще двое солдат добрались до колонн, удерживающих этот мост, и начали лихорадочно их рубить.

Мост трясся под ногами Далинара. Буреотец. Осталось мало времени, но не было ни одного моста на расстоянии прыжка. Он взревел и помчался со всех ног, под его ступнями затрещали доски.

Сверху упала черная стрела, внезапная, как небесный угорь. Она сразила одного из солдат. Другая стрела последовала за нею и угодила во второго солдата, пока тот пялился на павшего товарища. Мост перестал трястись, и Далинар с ухмылкой остановился. Он повернулся и увидел человека, который стоял у края скалы в том месте, где от нее отвалился кусок. Стрелок поднял черный лук, салютуя Далинару.

– Телеб, ты шквальное чудо, – усмехнулся Далинар.

Он достиг другой стороны и подобрал топор из рук мертвеца. Потом взбежал по уклону туда, где видел великого лорда Таналана.

Место нашлось легко – широкая деревянная платформа, которая держалась на распорках, соединенных с частями стены внизу, и была покрыта ниспадавшими лозами и цветущими камнепочками. Спрены жизни рассеялись, когда Далинар добрался до платформы.

В центре сада ждал Таналан в окружении приблизительно пятидесяти солдат. Пыхтя внутри шлема, Далинар подошел, готовясь сразиться с ними. На Таналане была не осколочная, а обычная, стальная броня, но в его руке появился осколочный клинок свирепого вида – широкий, с острием в виде крючка.

Таналан рявкнул своим солдатам, чтобы не вмешивались и опустили луки. Потом он решительным шагом направился к Далинару, держа осколочный клинок обеими руками.

Все всегда пялятся на осколочные клинки. С конкретными мечами были связаны предания, и люди отслеживали то, какие монархи или светлорды носили те или иные мечи. Что ж, Далинар пользовался и клинком, и доспехом, и если бы пришлось выбирать что-то одно, он предпочел бы доспех. Ему требовалось лишь один раз врезать Таналану как следует, и бой закончится. А вот великий лорд был вынужден сражаться с врагом, который мог противостоять его ударам.

Азарт загудел внутри Далинара. Стоя между приземистыми деревьями, он принял боевую стойку, держась так, чтобы левая рука без брони была направлена в сторону от великого лорда, и сжимая топор в правой, защищенной наручем. Хоть это и был боевой топор, он ощущался детской игрушкой.

– Далинар, тебе не следовало сюда приходить, – заявил Таналан. Он говорил в нос, что было свойственно жителям этого региона. Разломцы всегда считали себя особым народом. – Мы не ссорились с тобой или твоими союзниками.

– Вы отказались подчиниться королю, – возразил Далинар, и пластины брони звякнули, когда он обошел великого лорда по кругу, пытаясь одновременно не спускать глаз с солдат. Те могли вполне напасть на него, когда он отвлечется на дуэль. Он бы сам так поступил.

– Королю? – переспросил Таналан, и спрены гнева вскипели вокруг него. – В Алеткаре не было королевского престола на протяжении многих поколений. Даже если бы у нас снова появился король, кто сказал, что Холины заслуживают мантии?

– Как я это вижу, народ Алеткара заслуживает короля, который будет самым сильным и самым умелым военачальником. И только у нас есть способ доказать. – Он ухмыльнулся под шлемом.

Таналан напал, взмахнув осколочным клинком, и попытался воспользоваться преимуществом в длине оружия. Далинар отпрянул, выжидая. Азарт превратился в опьяняющий натиск, страстное желание самоутвердиться.

Но ему следовало соблюдать осторожность. В идеале, Далинар тянул бы сражение, положившись на превосходящую силу своего доспеха и выносливость, которую тот обеспечивал. К несчастью, доспех по-прежнему истекал буресветом, а ему еще надо было разобраться со всеми этими охранниками. И все-таки он попытался изобразить именно то, чего ожидал Таналан, уклоняясь от атак и действуя таким образом, словно собирается затянуть битву.

Таналан зарычал и опять на него набросился. Далинар блокировал удар рукой, а потом небрежно взмахнул топором. Таналан легко уклонился. Буреотец, ну и размерчик же у его осколочного клинка. Длина лезвия почти с самого Далинара.

Далинар увернулся, коснувшись листвы садовых растений. Он уже не чувствовал боли в сломанных пальцах. Азарт взывал к нему:

«Жди. Веди себя так, словно хочешь затянуть эту битву как можно дольше…»

Таналан опять пошел в атаку, и Далинар отпрянул – быстрее благодаря доспеху. А потом, когда Таналан попытался нанести следующий удар, Далинар нырнул… к нему.

Он снова отбил осколочный клинок рукой, но на этот раз удар оказался сильным, и пластины на предплечье треснули. И все же неожиданная атака Далинара позволила ему опустить плечо и ударить Таналана. Броня великого лорда зазвенела, согнулась под натиском осколочного доспеха, и он споткнулся.

К сожалению, Далинар в ходе атаки сам утратил равновесие и упал вместе с противником. Платформа затряслась, когда они рухнули, дерево затрещало и застонало. Преисподняя! Далинар совсем не хотел отправиться на землю, будучи среди врагов. И все же ему нужно было оставаться в пределах досягаемости клинка.

Далинар сбросил правую латную перчатку – без куска брони, соединяющего ее с остальным доспехом, она была мертвым грузом, – когда они вцепились друг в друга. Он, к сожалению, потерял топор. Великий лорд колотил Далинара рукояткой меча, но безрезультатно. Однако Далинар не мог как следует ухватить врага, поскольку одна рука у него была сломана, а вторая лишилась силы, которую даровал доспех.

Далинар перевернулся и наконец-то оказался сверху противника, и вес доспеха прижал врага к земле. Однако в этот момент остальные солдаты бросились в атаку. Как он и ожидал. Подобные благородные дуэли – по крайней мере, на поле боя – всегда длились ровно до тех пор, пока твой светлоглазый не начинал проигрывать.

Холин откатился в сторону. Солдаты явно не были готовы к тому, как быстро тот отреагирует. Он вскочил на ноги и схватил топор, а потом набросился на врагов. Его правая рука все еще была защищена броней от плеча до локтя, так что, замахнувшись, он вложил в удар всю мощь – странную смесь дарованной доспехом силы и хрупкости его обнаженных рук. Ему пришлось проявить осторожность, чтобы не сломать собственное запястье.

Неистово рубя топором, он сразил троих. Остальные попятились, выставив в его сторону копья, пока их товарищи помогали Таналану встать на ноги.

– Ты говоришь о людях, – хрипло сказал Таналан, рукой в латной перчатке ощупывая грудь, где кираса сильно погнулась от натиска Далинара. Похоже, великому лорду было трудно дышать. – Можно подумать, дело в них! Как будто ради их блага ты грабишь, разоряешь, убиваешь. Ты грубая скотина.

– Война не может быть иной, – рыкнул Далинар. – Ее нельзя перекрасить и сделать приятной глазу.

– Ты не обязан тянуть печаль за собой, точно сани по камням, царапая и давя всех, мимо кого едешь. Ты чудовище!

– Я солдат, – парировал Далинар, не сводя глаз с людей Таналана, многие из которых готовили свои луки.

Таналан закашлялся.

– Мой город потерян. Мой план потерпел неудачу. Но я могу оказать Алеткару одну последнюю услугу. Я могу убить тебя, ублюдок.

Лучники начали стрелять.

Далинар взревел и бросился ничком на доски, ударившись о платформу всем весом осколочного доспеха. Дерево затрещало, и он проломил доски, разрушил подпорки внизу. Платформа обвалилась, и они вместе упали на нижний ярус. Далинар услышал крики и стукнулся о пешеходную дорожку внизу достаточно сильно, чтобы его оглушило, пусть он и был в осколочном доспехе.

Далинар тряхнул головой, застонал и обнаружил, что передняя часть его шлема треснула прямо посередине и необычное зрение, дарованное броней, испорчено. Он одной рукой снял шлем и втянул воздух. Вот же буря, здоровая рука тоже болела. Взглянув на нее, Далинар увидел, что щепки вонзились в кожу, включая один длинный, как кинжал, кусок.

Он поморщился. Несколько оставшихся солдат, которым поручили рубить мосты, бросились в его сторону.

«Спокойно, Далинар. Приготовься!»

Он поднялся на ноги в изнеможении, но двое солдат не напали на него. Они подбежали к телу Таналана, который лежал там же, куда упал с платформы. Солдаты схватили его и скрылись.

Далинар взревел и неуклюже бросился в погоню. Его доспех двигался медленно, и он наткнулся на обломки обвалившейся платформы, пытаясь нагнать солдат.

От боли в руках его охватила сводящая с ума ярость. Но Азарт, Азарт толкал его вперед. Он не позволит себя обставить. Он не остановится! Осколочный клинок Таналана не появился рядом с его телом. Значит, противник еще жив. Далинар пока не победил!

К счастью, большинство солдат разместили для боевых действий на другой стороне города. Эта сторона была практически пуста, за исключением сбившихся в кучи горожан – он мельком видел, как они прячутся в домах.

Далинар ковылял по наклонным дорожкам вдоль стены Разлома, следуя за солдатами, которые тащили своего светлорда. Ближе к вершине двое уложили свою ношу рядом с открытой частью каменной стены ущелья. Они что-то сделали с этой стеной, и ее часть открылась вовнутрь – там была потайная дверь. Они затащили своего павшего светлорда в открывшийся проход, и двое других солдат – ответив на лихорадочные призывы о помощи – выскочили наружу, навстречу Далинару, который прибыл спустя несколько мгновений.

Без шлема, обезумевший от ярости, Далинар кинулся на врагов. У них было оружие, но не у него. Они были полны сил, а у него от ран почти не двигались обе руки.

И все же стычка закончилась тем, что оба солдата оказались на земле, изломанные и в крови. Далинар пинком открыл потайную дверь. Ноги в доспехах действовали достаточно хорошо, чтобы сломать ее.

Он проник в маленький туннель, на стенах которого светились бриллиантовые сферы. Эту дверь снаружи покрывал слой затвердевшего крема, из-за чего она казалась частью стены. Если бы он не увидел, как сюда кто-то входит, понадобились бы дни, а то и недели, чтобы разыскать это место.

Пройдя немного, он наткнулся на двух солдат, за которыми шел. Судя по кровавому следу, они поместили своего светлорда за закрытую дверь, что виднелась за ними.

Они бросились на Далинара с отчаянной решимостью людей, которые знали, что погибнут. Боль в руках и голове Далинара казалась пустяком по сравнению с Азартом. Он редко испытывал его с такой силой, как сейчас, – это была удивительная ясность, по-настоящему чудесное чувство.

Он нырнул вперед со сверхъестественной скоростью и воспользовался плечом, чтобы прижать одного солдата к стене. Другой пал жертвой хорошо направленного пинка, а потом Далинар ворвался в дверь позади них.

Там, на полу, в луже крови лежал Таналан. Красивая женщина плакала у него на груди. В комнатке был еще один человек – маленький мальчик. Лет шести, может, семи. По лицу ребенка текли слезы, и он пытался поднять осколочный клинок отца обеими руками.

Далинар грозной тенью замер в дверном проеме.

– Ты не заберешь моего папу, – сказал мальчик, и от скорби его слова звучали невнятно. – Ты не сможешь! Ты… ты… – Его голос упал до шепота. – Папа говорил… мы сражаемся с чудовищами. И с верой мы победим…



Спустя несколько часов Далинар сидел на краю Разлома, болтая ногами над разбитым городом внизу. Новый осколочный клинок лежал у него на коленях, доспех – искореженный и разбитый – громоздился кучей рядом с ним. Его руки были перевязаны, но он прогнал лекарей.

Далинар поглядел на то, что казалось пустой равниной, затем перевел взгляд на признаки человеческой жизни внизу. Кучи трупов. Разрушенные здания. Осколки цивилизации.

В конце концов подошел Гавилар, за которым следовали два телохранителя из отборных солдат Далинара, сегодня это были Кадаш и Фебин. Гавилар взмахом руки велел им отстать, снял шлем и со стоном опустился рядом с Далинаром. Над головой короля кружились спрены изнеможения, хотя – несмотря на усталость – выглядел Гавилар задумчивым. Его бледно-зеленые глаза смотрели так проницательно, что всегда казалось, будто он знает очень многое. Пока Далинар рос, он просто считал, что его брат всегда будет прав в словах и делах. С возрастом он не очень-то изменил свое мнение об этом человеке.

– Поздравляю, – сказал Гавилар, кивая в сторону клинка. – Садеас раздражен, что не заполучил его.

– Пусть добудет себе собственный. Он слишком амбициозен.

Гавилар хмыкнул:

– Этот штурм стоил нам слишком дорого. Садеас полагает, нам следует быть осторожнее и не рисковать собой и нашими осколками в одиночных атаках.

– Садеас умный. – Далинар поднес к губам кружку с вином. Это было единственное лекарство, которое он считал годным против боли, – и, может быть, оно сработает и против стыда. Теперь, когда Азарт отступил и оставил Далинара пустым, отчетливо проявились оба чувства.

– Что нам с ними делать? – Гавилар взмахом руки указал в сторону столпившихся мирных жителей, окруженных солдатами. – Десятки тысяч людей. Их нелегко будет запугать; им не понравится, что ты убил их великого лорда и его наследника. Эти люди будут сопротивляться нам годами. Я чувствую это.

Далинар выпил.

– Сделаем из них солдат, – предложил он. – Скажем, что пощадим их семьи, если они станут воевать за нас. Хочешь прекратить атаки осколочников в начале сражений? Похоже, нам понадобятся войска, которые можно пустить в расход.

Гавилар кивнул, обдумывая его слова.

– Садеас прав и в других вещах, знаешь ли. Относительно нас. И того, кем мы станем.

– Не говори мне об этом.

– Далинар…

– Сегодня я потерял половину своего отборного отряда, включая капитана. У меня достаточно проблем.

– Зачем мы воюем? Ради чести? Ради Алеткара?

Далинар пожал плечами:

– Мы не можем продолжать вести себя как кучка бандитов, – рассуждал Гавилар. – Не можем грабить все города на своем пути и пировать каждую ночь. Нам нужна дисциплина, мы должны удержать земли, которые у нас есть. Нужны бюрократия, порядок и законы.

Далинар закрыл глаза, отвлекся на стыд, который испытывал. Что, если Гавилар узнает?

– Нам придется повзрослеть, – тихо проговорил Гавилар.

– И стать мягкими? Как эти великие лорды, которых мы убиваем? Вот почему мы все это начали, не так ли? Потому что все они были ленивыми, толстыми, испорченными!

– Уже и не знаю. Я теперь отец. Это заставляет меня задуматься о том, что мы будем делать, когда получим все. Как нам превратить этот край в королевство?

Вот же буря. Королевство. Впервые в жизни Далинар нашел эту идею ужасающей.

Гавилар в конце концов встал – его позвали посланники.

– Не мог бы ты хотя бы попытаться вести себя не так безрассудно в будущих сражениях? – спросил он Далинара.

– И это говоришь мне ты?

– Я заботливый. И… уставший до изнеможения. Наслаждайся Клятвенником. Ты его заслужил.

– Клятвенником?

– Твоим мечом, – напомнил Гавилар. – Клянусь бурей, ты вчера вечером хоть что-нибудь услышал? Это старый меч Солнцетворца.

Садеас, Солнцетворец. Он был последним, кто объединил Алеткар много веков назад. Далинар сдвинул клинок у себя на коленях, позволив свету заиграть на чистом металле.

– Теперь он твой, – добавил Гавилар. – К тому времени, когда мы закончим, я сделаю так, что никто больше и не подумает о Солнцетворце. Лишь о Доме Холин и об Алеткаре.

Он ушел. Далинар вонзил осколочный клинок в камень и откинулся, закрыв глаза. В ушах его зазвучал плач храброго мальчика.




12

Переговоры







Я не прошу, чтобы вы меня простили. Или даже чтобы поняли.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Далинар стоял у окна в комнате на верхнем этаже Уритиру, сцепив руки за спиной. Он видел в стекле свое отражение, а за стеклом – бескрайний простор. Небо было безоблачным, солнце раскалилось добела.

Окна высотой с него самого – Далинар никогда не видел подобного. Кто осмелится построить что-то из стекла, такого хрупкого, да еще и обратить это к бурям?.. Впрочем, город располагался выше бурь. Эти окна казались вызовом, воплощением философии Сияющих: они выше мелочной мировой политики. И с такой высоты могли видеть очень далеко…

Ты их идеализируешь, – раздался в его голове голос, похожий на далекий грохочущий гром. – Они были людьми, как ты. Не лучше. Не хуже.

– Это обнадеживает, – прошептал в ответ Далинар. – Если они были как мы, значит мы сможем стать как они.

Они в итоге предали нас. Не забывай об этом.

– Почему? – спросил Далинар. – Что произошло? Что их изменило?

Буреотец замолчал.

– Пожалуйста, – попросил Далинар. – Расскажи мне.

Некоторые вещи лучше оставить в забвении, – ответил ему голос. – Уж ты-то должен это понимать, учитывая дыру в твоей памяти и человека, который когда-то ее заполнял.

Далинар резко втянул воздух, уязвленный словами.

– Светлорд, – проговорила позади него светлость Калами. – Император готов к разговору с вами.

Далинар повернулся. На верхних этажах Уритиру было несколько уникальных комнат, включая этот амфитеатр. Помещение имело форму полумесяца с окнами в верхней части прямой стороны и рядами сидений, которые вели к расположенной внизу сцене. Любопытно, что рядом с каждым сиденьем имелся небольшой пьедестал. Для спрена Сияющего, как сообщил ему Буреотец.

Далинар начал спускаться по лестнице навстречу своей команде: Аладару и его дочери, Мэй. Навани в ярко-зеленой хаве сидела в первом ряду, вытянув ноги, сняв туфли и скрестив лодыжки. Пожилая Калами должна была писать, а Тешав Хал – один из лучших политических умов Алеткара – советовать. Две ее старшие подопечные сидели поблизости, готовые предоставить сведения или перевод, если понадобится.

Небольшая группа, готовая изменить мир.

– Пришлите императору мои приветствия, – велел Далинар.

Калами кивнула и начала писать. Потом она прочистила горло, прочитав ответ, который пришел по даль-перу – оно как будто писало само по себе.

– «Вас приветствует его императорское величество Ч. В. Д. Янагон Первый, император Макабака, король Азира, владыка Бронзового дворца, Верховный акасикс, великий министр и посланник Яэзира».

– Внушительный титул, – заметила Навани, – для пятнадцатилетнего мальчишки.

– Он якобы воскресил мертвого ребенка, – пояснила Тешав, – и это чудо обеспечило ему поддержку визирей. Согласно местным слухам, им было трудно найти нового Изначального, ведь двух последних прикончил наш старый друг – Убийца в Белом. Так что визири нашли мальчика с сомнительной родословной и придумали историю о воскрешении.

Далинар хмыкнул:

– Азирцы не очень-то склонны к выдумкам.

– Они со всем согласятся, – возразила Навани, – если найдутся свидетели, которые дадут показания под присягой. Калами, поблагодари его императорское величество за встречу с нами и его переводчиков – за их усилия.

Калами все записала и посмотрела на Далинара. Тот начал шагать туда-сюда по центру комнаты. Навани встала, чтобы присоединиться к нему, но не обулась – пошла в чулках.

– Ваше императорское величество, – диктовал Далинар, – я говорю с вами, находясь в верхней части города-легенды Уритиру. От здешних видов захватывает дух. Приглашаю вас совершить экскурсию по городу. Можете привести любых охранников или свиту, какую сочтете нужной.

Он посмотрел на Навани, и та кивнула. Они долго обсуждали, как наладить связи с монархами, и сошлись на мягком приглашении. Азир был самым могущественным государством на западе и местом, где располагались центральные и самые важные Клятвенные врата. Именно их безопасность следовало обеспечить в первую очередь.

Ответ занял время. В азирском правительстве царил невероятный бардак, хотя Гавилар часто восхищался их системой делопроизводства. Толпы священнослужителей заполняли все уровни – там и мужчины, и женщины умели писать. Отпрыски были вроде ревнителей, хоть и не являлись рабами, что Далинар находил странным. В Азире быть священником-министром в правительстве означало добиться высших почестей.

По традиции азирский Верховный называл себя императором всего Макабака – региона, который включал более полудюжины королевств и княжеств. На самом деле он властвовал только в Азире, но Азир действительно отбрасывал длинную-длинную тень.

Ожидание затягивалось. Далинар, проходя мимо Навани, погладил ее по плечам и спине кончиками пальцев.

Кто бы мог подумать, что человек его возраста может чувствовать себя так легкомысленно?

– «Ваше величество, – Калами принялась зачитывать наконец-то пришедший ответ, – мы благодарим вас за предупреждение о буре, которая нагрянула с неправильной стороны. Ваши своевременные слова были отмечены и зафиксированы в официальных летописях империи, вследствие чего вы признаны другом Азира».

Калами ждала продолжения, но даль-перо замерло. Потом рубин мигнул, указывая, что это все.

– Не очень-то похоже на нужный ответ, – проворчал Аладар. – Далинар, почему он не ответил на приглашение?

– Оказаться занесенным в официальные летописи – большая честь для азирцев, – заметила Тешав. – Так что они сделали вам комплимент.

– Да, – подтвердила Навани, – но они пытаются уклониться от ответа на наше предложение. Далинар, надави на них.

– Калами, пожалуйста, отправьте следующее, – велел Далинар. – «Для меня большая честь быть отмеченным в официальных летописях империи, хоть я и предпочел бы, чтобы мое включение в них было связано с более счастливыми обстоятельствами. Давайте обсудим будущее Рошара вместе, здесь, в Уритиру. Я с нетерпением жду возможности познакомиться с вами лично».

Они ждали отклика со всем возможным терпением. Наконец тот пришел – на языке алети: «Мы, носитель короны Азира, с печалью разделяем с вами траур о тех, кого мы потеряли. Как ваш прославленный брат был убит шинцем-разрушителем, так и любимые члены нашего двора пострадали от его руки. Это создает между нами связь».

И все.

Навани щелкнула языком.

– Их не заставишь дать прямой ответ.

– Могли бы хоть изъясняться понятнее! – прорычал Далинар. – Такое чувство, что мы ведем две разные беседы!

– Азирцы, – пояснила Тешав, – предпочитают отвечать уклончиво, чтобы не обидеть, особенно в общении с иностранцами. В этом смысле с ними тяжело почти так же, как с эмули.

С точки зрения Далинара это была не какая-то особенная азирская черта. Ею были наделены политики всего мира. Этот разговор требовал тех же усилий, которые он предпринимал в военных лагерях, чтобы переманить великих князей на свою сторону. Шаг вперед – шаг назад, мягкие обещания, за которыми нет истинных намерений, смеющиеся глаза, которые издеваются над ним в то время, пока их владельцы изображают искренность.

Ну что за буря! Он опять вернулся к тому, с чего начал. Далинар пытался объединить людей, которые не желали его слушать. И он не мог проиграть сейчас – времени не осталось!

«Когда-то я объединял по-другому», – подумал Далинар. Он почувствовал запах дыма, услышал, как люди кричат от боли. Вспомнил, как приносил кровь и пепел тем, кто бросал вызов его брату.

Эти воспоминания в последнее время сделались особенно яркими.

– Может, попробуем другую тактику? – сказала Навани. – Вместо приглашения в Уритиру попробуй предложить помощь.

– Ваше императорское величество, – продиктовал Далинар, – надвигается война. Конечно, вы видели изменения, которые произошли с паршунами. Приносящие пустоту вернулись. Хочу сообщить, что алети являются вашими союзниками в этом конфликте. Мы будем делиться сведениями о наших успехах и неудачах в борьбе против врага в надежде, что вы ответите тем же. Человечество должно объединиться перед лицом растущей угрозы.

В конце концов пришел ответ: «Мы согласны с тем, что оказание помощи друг другу в период этой новой эпохи будет иметь первостепенное значение. Мы рады обменяться сведениями. Что вы знаете об этих преобразившихся паршунах?»

– Мы сразились с ними на Расколотых равнинах, – с облегчением от того, что наметился хоть какой-то прогресс, продиктовал Далинар. – Существа с красными глазами, во многом подобные паршунам, которых мы обнаружили на Расколотых равнинах, только опаснее. Я попрошу своих письмоводительниц подготовить для вас отчеты с подробным изложением всего, что мы узнали в борьбе с паршенди за эти годы.

«Отлично, – пришло в ответ через некоторое время. – Эти сведения будут чрезвычайно кстати в нашем нынешнем конфликте».

– Как обстоят дела в ваших городах? – спросил Далинар. – Что там делают паршуны? Есть ли признаки того, что у них имеется какая-то другая цель, помимо бессмысленного разрушения?

Они напряженно ждали ответа. Пока что им удалось добыть чрезвычайно мало сведений о паршунах, рассеявшихся по всему миру. Капитан Каладин присылал отчеты с использованием письмоводительниц из городов, которые посещал, но сам почти ничего не знал. Их собственная страна погрузилась в хаос, и достоверных сведений не хватало.

«К счастью, – пришел ответ, – наш город устоял, и враг больше не пытается атаковать. Мы ведем переговоры с неприятелем».

– Переговоры? – потрясенно переспросил Далинар. Он повернулся к Тешав, которая изумленно покачала головой.

– Пожалуйста, уточните, ваше величество, – вмешалась Навани. – Приносящие пустоту готовы к переговорам с вами?

«Да. Мы вступили в контакт. У них очень подробные требования, с возмутительными оговорками. Мы надеемся, что сможем оттянуть вооруженный конфликт, чтобы собраться с силами и укрепить столицу».

– Они могут писать? – продолжила выспрашивать Навани. – Сами Приносящие пустоту посылают вам сообщения?

«Обычные паршуны не могут писать, насколько мы понимаем, – пришло в ответ. – Но есть и другие – более сильные, со странными способностями. Они говорят немного иначе».

– Ваше величество, – обратился Далинар, подойдя к письменному столу с даль-пером, и тон его сделался нетерпеливее – как будто император и его служители могли почувствовать эмоции через написанные слова. – Мне нужно поговорить с вами напрямую. Я могу прийти сам, через портал, о котором мы писали ранее. Мы должны сделать так, чтобы он снова заработал.

Тишина. Она тянулась так долго, что Далинар вдруг понял – он скрипит зубами, изнывая от желания призвать осколочный клинок и отпустить, снова и снова, как делал в юности. Он перенял эту привычку у брата.

Наконец-то пришел ответ.

– «Мы с сожалением сообщаем, что устройство, которое вы упомянули, – прочитала Калами, – не работает в нашем городе. Мы исследовали его и обнаружили, что оно давно сломано. Мы не можем прийти к вам, вы не можете прийти к нам. Тысячу извинений».

– И он говорит нам об этом сейчас? – изумился Далинар. – Клянусь бурей! Эти сведения мы могли бы использовать, как только он обо всем узнал!

– Он лжет, – предположила Навани. – Клятвенные врата на Расколотых равнинах остались в рабочем состоянии спустя века бурь и отложений крема. А врата в Азимире вообще скрыты под большим куполом – это памятник на Центральном рынке.

Или так они предположили по картам. В Холинаре врата были встроены в дворец, а в Тайлене представляли собой что-то вроде религиозного сооружения. Такие красивые реликвии не ломают просто так.

– Я согласна с оценкой светлости Навани, – заговорила Тешав. – Они обеспокоены вашим потенциальным визитом. Это оправдание. – Она нахмурилась, словно император и его служители были немногим лучше избалованных детей, не слушающих своих воспитателей.

Даль-перо снова начало писать.

– Что там? – встревоженно спросил Далинар.

– Это официальное заявление! – Навани развеселилась. – Подтверждение того, что Клятвенные врата не функционируют, заверенное императорскими архитекторами и бурестражами. – Она прочитала дальше. – О, это восхитительно. Только азирцы могли предположить, что тебе понадобится документальное удостоверение того, что что-то сломано.

– Следует отметить, – прибавила Калами, – что этот документ всего лишь удостоверяет, что «устройство не работает как портал». Но естественно, оно так не работает, ведь пока что ни один Сияющий не прибыл туда, чтобы его запустить. Этот аффидевит удостоверяет лишь то, что выключенное устройство не работает.

– Калами, напишите вот что: ваше величество, вы проигнорировали меня однажды, результатом этого стали разрушения, причиненные Бурей бурь. Пожалуйста, на этот раз прислушайтесь ко мне. Вы не можете вести переговоры с Приносящими пустоту. Мы должны объединиться, обменяться сведениями и спасти Рошар. Вместе.

Она написала это, и Далинар стал ждать, прижав руки к столу.

– «Мы ошиблись, когда упомянули переговоры, – прочитала Калами. – Это была ошибка перевода. Мы согласны обмениваться сведениями, но прямо сейчас времени мало. Вскоре мы свяжемся с вами для дальнейшего обсуждения. Прощайте, великий князь Холин».

– Ба! – воскликнул Далинар, отталкиваясь от стола. – Дураки, идиоты! Шквальные светлоглазые и политика, шла бы она в Преисподнюю! – Он метнулся через комнату, жалея, что не может ничего пнуть, прежде чем взять себя в руки.

– Это в большей степени смахивает на каменную стену, чем я ожидала, – призналась Навани, сложив руки на груди. – Светлость Хал?

– Мой опыт общения с азирцами, – заявила Тешав, – показывает, что они чрезвычайно поднаторели в искусстве мало говорить с использованием как можно большего количества слов. Это типичный пример общения с их верховными министрами. Не отчаивайтесь; чтобы от азирцев чего-то добиться, требуется время.

– Время, на протяжении которого Рошар будет пылать, – проворчал Далинар. – Почему они отказались от заявления про переговоры с Приносящими пустоту? Подумывают о союзничестве с врагом?

– Не смею гадать, – ответила Тешав. – Возможно, решили, что выдали больше сведений, чем хотели.

– Азир нам необходим, – твердо проговорил Далинар. – Никто в Макабаке не станет нас слушать, если мы не заручимся благословением Азира, не говоря уже о Клятвенных вратах… – Он замолчал, когда на столе внезапно замигало другое даль-перо.

– Это тайленцы, – пояснила Калами. – Рановато.

– Хочешь перенести разговор? – спросила Навани.

Далинар покачал головой:

– Нет, мы не можем позволить себе ждать еще несколько дней, прежде чем у королевы опять появится свободное время. – Он сделал глубокий вдох. Буря свидетельница, разговаривать с политиками было более утомительно, чем делать стомильный марш-бросок в полной боевой выкладке. – Калами, приступайте. Я сдержу свою досаду.

Навани расположилась на одном из сидений, Далинар остался на ногах. Свет лился сквозь окна, чистый и яркий. Он тек, окутывая Далинара. Великий князь вдохнул – ему показалось, что он может попробовать солнечный свет на вкус. Он провел слишком много дней в извилистых коридорах Уритиру, озаренных хрупким светом свечей и ламп.

– «Ее королевское величество, – прочитала Калами, – светлость Фэн Рнамди, королева Тайлены, пишет вам». – Калами остановилась. – Светлорд… простите, что вмешиваюсь, но королева, видимо, воспользовалась даль-пером сама, а не через письмоводительницу.

Другая женщина испугалась бы. Для Калами это было всего лишь одной из множества сносок, которые она в изобилии добавляла в нижней части страницы, прежде чем подготовить даль-перо к передаче слов Далинара.

– Ваше величество, – ответил Далинар, сцепив руки за спиной и принимаясь шагать туда-сюда по сцене в центре зала. «Ты способен на большее. Объедини их». – Приветствую вас из Уритиру, святого города Сияющих рыцарей, и направляю вам наше скромное приглашение. Эта башня – поистине зрелище, которое стоит увидеть, и сравниться с нею может только слава монарха на троне. Для меня большая честь представить вам возможность увидеть ее.

Даль-перо быстро нацарапало ответ. Королева Фэн писала сразу на алети.

– «Холин, – прочитала Калами, – старый грубиян. Прекрати размазывать чуллий навоз. Чего ты на самом деле хочешь?»

– Она мне всегда нравилась, – заметила Навани.

– Ваше величество, я ничего не скрываю, – продиктовал Далинар. – Мое единственное желание – встретиться лично, поговорить и показать, что мы обнаружили. Мир вокруг нас меняется.

«О-о, мир меняется, неужели? Что привело тебя к этому невероятному выводу? Может, тот факт, что наши рабы внезапно превратились в Приносящих пустоту, или то, что буря пришла не с той стороны, – эти слова она написала в два раза крупнее остальных, светлорд, – и разрушила наши города?»

Аладар прочистил горло.

– Ее величество, похоже, в дурном настроении.

– Она оскорбляет нас, – уточнила Навани. – Для Фэн это означает, что она очень даже в настроении.

– Королева вела себя безупречно вежливо те несколько раз, что мы виделись. – Далинар нахмурился.

– Тогда она вела себя по-королевски, – объяснила Навани. – Ты сумел добиться разговора напрямую. Поверь мне, это хороший знак.

– Ваше величество, – продолжил Далинар, – пожалуйста, расскажите о ваших паршунах. Они преобразовались?

«Да, – ответила она. – Шквальные монстры украли наши лучшие корабли – почти все в гавани, от одномачтовых шлюпов и далее, – и сбежали из города».

– Они… уплыли? – потрясенно спросил Далинар. – Подтвердите. Они не нападали?

– «Случились какие-то потасовки, – написала Фэн, – но почти все были заняты последствиями бури. К тому времени, как мы кое-как с ними разобрались, паршуны уплывали прочь, собрав огромный флот из королевских военных кораблей и частных торговых судов».

Далинар вздохнул. «Мы не знаем о Приносящих пустоту и половины того, что предполагали».

– Ваше величество, – продолжил он. – Помните, мы предупреждали вас о скором прибытии этой бури?

«Я поверила тебе, – призналась Фэн. – Пусть даже в качестве подтверждения у нас было лишь известие из Нового Натанана. Мы пытались подготовиться, но традицию, которой четыре тысячи лет, ни одно государство не может сломать по щелчку пальцев. Холин, город Тайлен в руинах. Буря уничтожила наши акведуки и канализационные системы, разломала наши доки – весь внешний рынок расплющило! Мы должны отремонтировать все цистерны, укрепить здания, чтобы противостоять бурям, и восстановить общество – все это без работников-паршунов и в середине Плача, шквал бы его побрал. У меня нет времени для осмотра достопримечательностей».

– Ваше величество, вряд ли это можно назвать осмотром достопримечательностей, – возразил Далинар. – Я знаю о ваших проблемах, и, хотя они и ужасны, мы не можем игнорировать Приносящих пустоту. Я намерен созвать Великое собрание королей для борьбы с этой угрозой.

«И возглавишь его ты, – написала Фэн. – Разумеется».

– Уритиру – естественное место встречи, – попробовал объяснить Далинар. – Ваше величество, Сияющие рыцари вернулись – мы снова произносим их древние клятвы и подчиняем природные потоки. Если мы сумеем привести ваши Клятвенные врата в рабочее состояние, вы попадете сюда днем, а к вечеру вернетесь, чтобы заняться делами своего города.

Навани кивнула, одобряя тактику, хотя Аладар в задумчивости скрестил руки.

– Что? – спросил Далинар, пока Калами писала.

– Нам нужен Сияющий, чтобы поехать в город и привести в действие их врата, верно? – уточнил Аладар.

– Да, – подтвердила Навани. – Сияющий должен открыть врата с этой стороны – что мы можем сделать в любой момент, – а потом кто-то отправится в пункт назначения и откроет врата, расположенные там. Когда это будет сделано, Сияющие смогут осуществить переход из любого места.

– Выходит, единственный, кто теоретически может попасть в Тайлен, – это ветробегун, – сказал Аладар. – Но и у него уйдут месяцы на возвращение? Или он попадет в плен к врагам? Далинар, можем ли мы хоть как-то гарантировать выполнение своих обещаний?

Вопрос сложный, но Далинар подумал, что, возможно, знает ответ. Существовало оружие, которое он пока что хранил в секрете. Оно могло открыть Клятвенные врата столь же успешно, как и клинок Сияющего, и могло позволить кому-то долететь до Тайлена.

Пока вопрос был умозрительным. Сначала ему требовался по другую сторону даль-пера кто-то, желающий прислушаться.

Пришел ответ Фен: «Признаю, мои купцы заинтригованы этими Клятвенными вратами. У нас есть связанные с ними предания, согласно которым самый верный приверженец Стремлений сумеет снова отворить портал миров. Думаю, каждая девушка в Тайлене мечтает стать той, кому это удастся».

– Стремления, – проговорила Навани, и углы ее рта опустились. У тайленцев существовала языческая псевдорелигия, и это всегда было любопытным аспектом в общении с ними. Они восхваляли Вестников, а миг спустя уже говорили о Стремлениях.

Впрочем, Далинар не собирался обвинять кого-то в нетрадиционных убеждениях.

«Если хотите послать мне то, что знаете об этих Клятвенных вратах, что ж, прекрасно, – продолжила Фэн. – Но я не заинтересована участвовать в каком-то там Великом собрании королей. Сообщи мне, мальчик, ваши предложения, потому что я здесь собираюсь лихорадочно отстраивать свой город».

– Что ж, – проворчал Аладар. – По крайней мере, мы наконец-то получили честный ответ.

– Не уверен, что он честный. – Далинар в задумчивости потер подбородок. Он встречался с этой женщиной лишь пару раз, но что-то в ее ответах казалось ему странным.

– Согласна, светлорд, – заявила Тешав. – Думаю, любой тайленец не упустил бы шанс на что-нибудь повлиять на собрании монархов, по меньшей мере ради того, чтобы проверить, нет ли какого-нибудь способа получить от них торговые соглашения. Она определенно что-то скрывает.

– Предложи солдат, – посоветовала Навани, – чтобы помочь ей отстроить город.

– Ваше величество, я глубоко опечален известием о ваших потерях. Здесь у меня много солдат, которые в настоящее время ничем не заняты. Я с радостью послал бы батальон, чтобы помочь вам с восстановлением города.

Ответ пришел не сразу.

«Не знаю, что и думать о войсках алети на моем камне, сколь бы честны ни были их намерения».

Аладар фыркнул:

– Она боится вторжения? Всем известно, что алети и корабли друг с другом не сочетаются.

– Королева не боится, что мы прибудем на кораблях, – возразил Далинар. – Она боится, что целое войско внезапно возникнет прямо посреди ее города.

Вполне разумные опасения в обычное время. И если бы Далинар захотел, он мог бы послать ветробегуна, чтобы тот тайком открыл Клятвенные врата в городе, а следом начался бы беспрецедентный штурм, прямо в тылу врага.

Ему нужны были союзники, а не пленники, потому он бы ни за что такого не сделал. По крайней мере, не с потенциально дружелюбным городом. А вот с Холинаром все обстояло по-другому. Они так и не получили надежных известий о том, что происходило в столице алети. Но если бунты продолжались, ему пора подумать о способе доставить туда войска и восстановить порядок.

Пока что следовало сосредоточиться на королеве Фэн.

– Ваше величество, – сказал он, кивком веля Калами писать. – Обдумайте мое предложение насчет войск, пожалуйста. И пока вы будете это делать, могу ли я предложить вам начать среди ваших людей поиски Сияющих? Они ключ к работе Клятвенных врат. У нас некоторое количество Сияющих проявилось возле Расколотых равнин. Преобразование происходит благодаря взаимодействию с определенными спренами, которые, кажется, ищут достойных кандидатов. Я могу только предположить, что это происходит по всему миру. Вполне вероятно, что среди жителей вашего города кто-то уже произнес клятвы.

– Далинар, ты отказываешься от существенного преимущества, – заметил Аладар.

– Я сажаю семя, – возразил Далинар. – И я посажу его на любом холме, который смогу найти, независимо от того, кто владеет им. Мы должны сражаться как единый народ.

– Не спорю, – проворчал Аладар, выпрямляясь и потягиваясь. – Но твои знания о Сияющих – это повод для торга, который, возможно, привлечет к тебе людей и заставит их работать с тобой. Отдай слишком многое – и наступит момент, когда ты обнаружишь «штаб» Сияющих рыцарей в каждом крупном городе по всему Рошару. И они будут соревноваться с тобой за рекрутов.

К сожалению, он был прав. Далинар ненавидел превращать знания в разменные сферы, но что, если именно из-за этого он всегда терпел неудачу в переговорах с великими князьями? Он хотел быть честным, прямым, а там уж как фишки лягут. Но похоже, кто-то более сведущий в игре – и более склонный нарушать правила – всегда перехватывал эти фишки на лету, когда Далинар их бросал, и раскладывал так, как было выгодно ему.

– И еще, – быстро прибавил он, диктуя Калами, – мы с радостью пошлем наших Сияющих обучать тех, кого вы обнаружите, чтобы затем ввести их в братство Уритиру, на что у каждого из них есть право в силу природы их обетов.

Калами добавила эти слова, затем повернула даль-перо, чтобы сообщить, что они закончили и ждут ответа.

– «Мы рассмотрим это, – прочитала Калами, пока даль-перо писало быстрым неразборчивым почерком. – Корона Тайлены благодарит вас за проявленный к нашему народу интерес, и мы рассмотрим ваше предложение относительно помощи войска. Мы послали несколько перехватчиков из оставшихся выследить сбежавших паршунов и сообщим о том, что обнаружим. Поговорим в следующий раз, великий князь».

– Вот буря, – шепнула Навани. – Она опять заговорила как королева. Мы где-то по пути ее потеряли.

Далинар сел рядом с нею и тяжело вздохнул.

– Далинар… – начала она.

– Все в порядке. Я и не ждал, что всех сразу охватит острое желание сотрудничать со мною. Продолжим попытки.

Слова были оптимистичнее, чем он себя чувствовал. Далинар хотел бы обсудить все с правителями лично, а не через даль-перо.

Потом они поговорили с княгиней Йезира, за которой последовал князь Ташикка. У них не было Клятвенных врат, и для его плана они представляли меньшую важность, но он хотел наладить с ними каналы связи.

Он получил только весьма расплывчатые ответы и обещания. Без благословения азирского императора ему не добиться сотрудничества от малых королевств макабаки. Возможно, Эмул или Тукар выслушают его, но, учитывая их давнюю вражду, ему можно надеяться лишь на одно из этих государств.

К концу последнего совещания Аладар и его дочь ушли, а Далинар потянулся, чувствуя усталость. И ведь это еще не все. Ему надо было поговорить с монархами Ири – их было, как ни странно, трое. Клятвенные врата в Ралл-Элориме находились на их землях. Кроме того, они владели лежащей неподалеку Рирой, где располагались еще одни Клятвенные врата.

И еще, разумеется, следовало разобраться с шинцами. Они ненавидели даль-перья, поэтому Навани обратилась к ним через тайленского купца, который согласился быть посредником.

Плечо Далинара запротестовало, когда он потянулся. Князь обнаружил, что средний возраст похож на наемного убийцу – подкрадывается к своей жертве столь же тихо. Бо?льшую часть времени живешь как обычно, а потом неожиданная боль, ноющая или острая, дает о себе знать. Он уже был далеко не юношей.

«И спасибо Всемогущему за это», – подумал он рассеянно, прощаясь с Навани. Она хотела изучить донесения, полученные через станции даль-перьев, рассеянные по миру. Дочь Аладара и письмоводительницы собирали их большими партиями.

Далинар забрал нескольких своих охранников, предоставив других Навани на тот случай, если ей понадобятся лишние руки, и отправился через ряды сидений к расположенному в верхней части комнаты выходу. В дверном проеме, точно рубигончая, которую прогнали от теплого очага, замер Элокар.

– Ваше величество? – проговорил Далинар, вздрогнув. – Я рад, что вы пришли на собрание. Вам уже лучше?

– Дядя, почему они тебе отказывают? – спросил Элокар, игнорируя вопрос. – Может, думают, что ты попытаешься узурпировать их трон?

Далинар резко втянул воздух, и его охранники явно растерялись из-за того, что оказались поблизости. Они отошли, оставляя его наедине с королем.

– Элокар… – начал Далинар.

– Ты, наверное, думаешь, что я говорю это от злобы. – Элокар глянул на мать, а потом снова на Далинара. – Это не так. Ты действительно лучше меня. Ты лучший солдат, лучший человек и уж точно лучший король.

– Элокар, ты действуешь себе во вред. Тебе надо…

– О, Далинар, не надо банальностей. Ну хоть раз в жизни будь честен со мной.

– То есть ты считаешь, что я не был честен?

Элокар поднял руку и легко коснулся собственной груди.

– Вероятно, был иногда. Может, из нас двоих лжец – я… Я лгал себе, твердя, что справлюсь, что смогу быть хоть малой долей того, чем был мой отец. Нет, не перебивай меня. Дай высказаться. Приносящие пустоту? Древние города, полные чудес? Опустошения?! – Элокар покачал головой. – Возможно… возможно, я хороший король. Не выдающийся, но и не полный неудачник. Но перед лицом этих событий мир нуждается в лучшем, чем хорошее.

В его словах ощущался некий фатализм, и это вызвало беспокойство у Далинара.

– Элокар, о чем ты?

Элокар вошел в зал и позвал тех, кто остался в нижней части, где заканчивались ряды сидений.

– Мама, светлость Тешав, вы не могли бы кое-что для меня засвидетельствовать?

«Буря, нет», – подумал Далинар, спеша за Элокаром.

– Сынок, не делай этого.

– Дядя, мы все должны принять последствия наших поступков, – заявил Элокар. – Я учусь этому очень медленно, так как бываю тупым, словно камень.

– Но…

– Дядя, я твой король? – резко спросил Элокар.

– Да.

– Ну так я не должен им быть. – Он опустился на колени, словно вассал, вызвав шок у Навани и вынудив ее остановиться, пройдя три четверти пути вверх по ступенькам. – Далинар Холин, – громко объявил Элокар. – Я клянусь тебе в верности. Существуют князья и великие князья. Отчего бы не быть королям и великим королям? Я даю клятву, непреложную и подтвержденную свидетелями, что признаю тебя своим монархом. Алеткар твой, и я – тоже.

Далинар вздохнул, глядя на потрясенное лицо Навани, а затем посмотрел на племянника.

– Дядя, ты сам об этом просил, – продолжил Элокар. – Не на словах, но только этим все между нами должно было закончиться. Ты медленно отнимал власть с того момента, когда решил довериться тем видениям.

– Я пытался вовлечь тебя, – напомнил Далинар. Глупые, бессильные слова. Он должен был достичь большего. – Элокар, ты прав. Мне жаль.

– Тебе жаль? – переспросил молодой король. – Правда?

– Мне жаль, что я причинил тебе боль. Жаль, что я не смог разобраться с этим как-то лучше. Жаль, что это… должно было случиться. Прежде чем ты дашь эту клятву, позволь спросить, что она означает?

– Я уже произнес слова, – проговорил Элокар, заливаясь краской. – Перед свидетелями. Все кончено. Я…

– О, и встань, – перебил его Далинар, схватив за руку и заставив подняться. – Не драматизируй. Если ты действительно хочешь принести клятву, я тебе это позволю. Но давай не будем делать вид, что ты можешь войти в комнату, выкрикнуть несколько слов и счесть это официальной клятвой.

Элокар высвободил руку и потер ее.

– Ты даже не позволишь мне отречься с достоинством.

– Ты не отрекаешься! – К ним присоединилась Навани. Она одарила сердитым взглядом охранников, которые стояли разинув рты, и от этого взгляда они побелели. Навани ткнула в них пальцем, будто говоря: «Никому не слова об этом». – Элокар, ты намереваешься запихнуть дядю на пост, что выше твоего. Он имеет право задать вопрос. Что все это будет значить для Алеткара?

– Я… – Элокар сглотнул. – Он должен отдать свои земли наследнику. Далинар ведь будет королем чего-то еще. Далинар, великий король Уритиру – или Расколотых равнин. – Он чуть выпрямился, заговорил увереннее: – Дядя не должен напрямую вмешиваться в руководство моими землями. Он может давать мне указания, но я сам буду решать, как их выполнять.

– Звучит разумно. – Навани бросила взгляд на Далинара.

Разумно и все же мучительно. Королевство, за которое он сражался, – королевство, которое он выковал ценой боли, изнеможения и крови, – теперь отвергло его.

«Вот это теперь моя земля, – подумал Далинар. – Эта башня, покрытая спренами холода».

– Я могу принять эти условия, хотя время от времени мне придется давать указания твоим великим князьям.

– До той поры, пока они в твоих владениях, – проговорил Элокар, и в его голосе прозвучали упрямые нотки, – я считаю их твоими подчиненными. Пока они навещают Уритиру или Расколотые равнины, командуй ими как заблагорассудится. Когда они вернутся в мое королевство, ты должен будешь действовать через меня.

Он посмотрел на Далинара, а затем опустил глаза, как будто стыдясь своих требований.

– Хорошо, – согласился Далинар. – Хотя нам надо поработать над этим с письмоводительницами, прежде чем принять все официально. И вообще, для начала надо убедиться, что еще существует Алеткар, которым ты мог бы править.

– Я думал о том же. Дядя, я хочу повести наши войска в Алеткар и вернуть нашу родину. Что-то не так в Холинаре. Дело не только в этих бунтах и предполагаемом поведении моей жены, не только в том, что замолчали даль-перья. Наш враг что-то делает в городе. Я возьму армию, чтобы покончить с этим и спасти королевство.

Элокар? Возглавит войско? Далинар представлял себя самого во главе армии: как он рассекает ряды Приносящих пустоту, гонит их прочь из Алеткара и марширует в Холинар, чтобы восстановить порядок.

Правда же была в том, что ни одному из них не было смысла возглавлять это наступление.

– Элокар, – заговорил Далинар, подавшись вперед. – Я кое-что обдумываю. Клятвенные врата привязаны к самому дворцу. Нам не надо маршировать со всем войском до самого Алеткара. Все, что мы должны сделать, – это восстановить устройство! Как только оно заработает, мы сможем перенести армию в город, чтобы обеспечить безопасность дворца, восстановить порядок и отбить атаку Приносящих пустоту.

– Надо проникнуть в город. Дядя, армия может понадобиться именно для этого!

– Нет, – возразил Далинар. – Небольшой отряд доберется до Холинара куда быстрее армии. Если с ними будет Сияющий, они смогут проникнуть внутрь, восстановить Клятвенные врата и открыть путь остальным.

Элокар оживился:

– Да! Дядя, я это сделаю. Соберу отряд и верну наш дом. Там Эсудан; если бунты все еще идут, она борется с ними.

Донесения, пока они еще приходили, сообщали не об этом. Если уж на то пошло, они называли королеву причиной бунтов! И Далинар точно не собирался препоручать эту миссию племяннику.

«Последствия». Парень действовал искренне, как всегда. Кроме того, Элокар, похоже, кое-что осознал после того, как едва не принял смерть от руки наемных убийц. Он точно был смиреннее, чем в прошлые годы.

– Это разумно, – согласился Далинар, – что именно король станет спасителем своего народа. Элокар, я позабочусь о том, чтобы ты получил все необходимое.

Светящиеся шары спренов славы вспыхнули вокруг Элокара. Он широко улыбнулся, увидев их:

– Дядя, кажется, я их вижу, только если нахожусь возле тебя. Забавно. Хоть я и должен на тебя обижаться, я не обижаюсь. Тяжело обижаться на человека, который делает все возможное. Я справлюсь. И спасу Алеткар. Мне понадобится один из твоих Сияющих. Желательно герой.

– Герой?

– Мостовик, – уточнил Элокар. – Солдат. Он должен отправиться со мной, и, если я облажаюсь и все испорчу, кто-то будет рядом, чтобы все равно спасти город.

Далинар моргнул:

– Это очень… э-э…

– У меня было достаточно времени на раздумья. Всемогущий сохранил мне жизнь, несмотря на мою глупость. Я возьму мостовика с собой и буду наблюдать за ним. Выясню, почему он такой особенный. Посмотрим, научит ли он меня быть таким же. И если у меня не получится… – Он пожал плечами. – Ну, Алеткар все равно в надежных руках, верно? – Далинар кивнул, сбитый столку. – Мне нужно составить планы, – рассуждал Элокар. – Я только что оправился от раны. Но пока Каладин не вернется, мне нельзя уходить. Он сможет перенести меня и мой избранный отряд в город по воздуху? Это, безусловно, было бы быстрее всего. Мне понадобятся все донесения, которые мы получили из Холинара, и я хочу лично изучить механизм Клятвенных врат. Да, и еще нужны рисунки, сравнивающие его с теми вратами, что в Холинаре. И… – Он просиял. – Спасибо, дядя. Спасибо, что поверил в меня хоть в чем-то малом.

Далинар кивнул ему, и Элокар ушел, ступая легким, пружинистым шагом. Далинар выдохнул, потрясенный разговором. Навани осталась стоять рядом, когда он опустился на одно из сидений для Сияющих.

Нелепая ситуация: король дает ему клятву, которой Далинар не хотел, и монархи, которые не желают прислушаться к его самым разумным предложениям. Ну что за буря!

– Далинар? – окликнула Калами. – Далинар!

Он вскочил, Навани резко повернулась. Калами наблюдала за одним из даль-перьев, которое начало писать. Ну что еще случилось? Какие ужасные новости ждали его?

– «Ваше величество, – прочитала Калами с листа. – Я нахожу ваше предложение щедрым, а совет – мудрым. Мы обнаружили устройство, которое вы называете Клятвенными вратами. Один из моих людей, что весьма примечательно, назвался Сияющим. Спрен надоумил ее поговорить со мной; мы планируем использовать ее осколочный клинок, чтобы испытать устройство. Если это сработает, я поспешу к вам. Хорошо, что кто-то пытается организовать сопротивление злу, которое настигло нас. Народы Рошара должны отложить свои дрязги. Возрождение святого города Уритиру доказывает мне, что Всемогущий ведет вашу руку. Я с нетерпением жду совещания с вами и прибавления моих сил к вашим в совместной операции по защите этих земель». – Она посмотрела на него с удивлением. – Это послал Таравангиан, король Йа-Кеведа и Харбранта.

Таравангиан? Вот от кого Далинар не ожидал, что он ответит так быстро. Говорили, что он добрый и несколько простоватый человек. Он идеально подходил для руководства небольшим городом-государством с помощью управляющего совета. Поговаривали, что Таравангиан занял трон лишь потому, что прежний мстительный монарх не пожелал передать престол кому-либо из сильных соперников.

И все же эти слова согрели Далинара. Кто-то к нему прислушался. Кто-то был готов присоединиться. Да будет он благословен, о да, пусть он будет благословен!

Если Далинар и потерпит неудачу во всем остальном, то хотя бы доверие короля Таравангиана он завоевал.




13

Дуэнья







Я лишь прошу, чтобы вы прочитали или выслушали эти слова.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Шаллан выдохнула буресвет и прошла сквозь него, почувствовав, как он ее окутал и преобразил.

Ее переселили, внемля просьбе, в ту часть Уритиру, которую занимал Себариаль, в какой-то степени потому, что он обещал ей комнату с балконом. Свежий воздух и вид на горные вершины. Если уж она не могла полностью освободиться от затененных глубин этого здания, то, по крайней мере, могла обзавестись жилищем на границе.

Девушка потянула себя за волосы, обрадованная тем, что они стали черными. Она превратилась в Вуаль – маску, над которой трудилась довольно долго.

Шаллан подняла руки: они были мозолистыми, натруженными – даже защищенная рука. Не то чтобы Вуаль была неженственной. Она подпиливала ногти, любила красиво одеваться, причесывалась. Просто у нее не было времени на легкомысленное поведение. Хороший крепкий плащ и брюки подходили Вуали куда лучше, чем струящаяся хава. И у нее уж точно не было времени на удлиненный рукав, прикрывающий защищенную руку. Ее устроит перчатка, и не надо никаких выкрутасов.

Сейчас на ней была ночная сорочка; Шаллан собиралась переодеться позже, когда будет готова выскользнуть в коридоры Уритиру. Сперва надо попрактиковаться. Ее слегка тревожила трата буресвета, когда все остальные экономили, но Далинар сказал, что она должна тренировать свои способности, не так ли?

Она прошлась по комнате походкой Вуали – уверенной и твердой, не чопорной. Она не смогла бы удержать в равновесии книгу на голове во время ходьбы, но зато девушка легко уравновесила бы ее на чьей-нибудь физиономии, сперва вышибив дух из обидчика.

Шаллан несколько раз обошла комнату, пересекая пятно вечернего света, падавшего из окна. Ее жилище украшали яркие круговые орнаменты на стенах. Камень оказался гладким на ощупь, и ножом его было не поцарапать.

Мебели было не много, хотя Шаллан надеялась, что последние экспедиции по добыче имущества из старых военных лагерей вернутся с чем-то, что она сможет забрать у Себариаля. А пока она справлялась, как могла, с несколькими одеялами, единственным табуретом и – счастье-то какое – ручным зеркалом. Шаллан повесила его на стене, привязав к каменной выпуклости, предназначавшейся, предположительно, для развешивания картин.

Она проверила свое лицо в зеркале. Девушка хотела добиться мгновенного превращения в Вуаль, без необходимости сверяться с набросками. Она коснулась своего лица, но, конечно, поскольку более острый нос и выраженный лоб были результатом светоплетения, она не могла их чувствовать.

Когда Шаллан нахмурилась, лицо Вуали безупречно отразило гримасу.

– Пожалуйста, налейте мне чего-нибудь выпить. – Нет, надо грубее. – Выпивку. Сейчас же. – Чересчур?

– Мм, – заговорил Узор. – Голос становится хорошим обманом.

– Спасибо. Я трудилась над звуками.

Голос Вуали ниже и грубее голоса Шаллан. Она задавалась вопросом, до каких пределов может дойти, меняя звуки?

Сейчас ее охватили сомнения, что иллюзия правильно шевелит губами. Шаллан неспешно подошла к своим писчим принадлежностям и начала листать альбом в поисках изображений Вуали, рисованием которых занималась вместо ужина с Себариалем и Палоной.

На первой странице альбома был набросок коридора с извилистым орнаментом, по которому она проходила накануне: безумные линии, завиваясь, убегали навстречу тьме. Она перевернула страницу. Вот изображение одного из зарождающихся рынков города-башни. Тысячи торговцев, прачек, проституток, трактирщиков и ремесленников всех мастей обустраивались в Уритиру. Шаллан хорошо знала, как их много, – именно она провела их всех через Клятвенные врата.

На ее наброске черная верхняя часть большого рынка грозно нависала над маленькими фигурками, которые суетились между палатками, держа хрупкие фонари. На следующем был еще один туннель во тьму. И еще один. Потом комната, где орнаменты завораживающим образом завивались и переплетались. Шаллан и не осознавала, что сделала так много набросков. Она перелистала двадцать страниц, прежде чем нашла изображение Вуали.

Да, губы правильные. А вот телосложение – нет. Вуаль была поджарой и сильной, и сквозь ночную сорочку это не просматривалось. Все, что было ниже лица, слишком сильно напоминало тело Шаллан.

Кто-то постучался в деревянную тарелку, висевшую возле ее комнаты. Пока что дверью ей служила обычная занавеска. Многие двери в Уритиру с течением времени искривились, а дверь Шаллан была сорвана с петель, и она все еще ждала замены.

Стучалась, должно быть, Палона, которая заметила, что Шаллан снова пропустила ужин. Девушка резко вдохнула, уничтожая изображение Вуали и возвращая некоторое количество буресвета, потраченного на светоплетение.

– Входите, – сказала она.

По правде говоря, Палоне как будто было безразлично, что Шаллан теперь, шквал побери, Сияющий рыцарь, – она продолжала по-матерински ее опекать во всех…

Вошел Адолин. В одной руке – большая тарелка с едой, а под мышкой другой – несколько книг. Он увидел ее и споткнулся, едва все не выронив.

Шаллан застыла, а потом взвизгнула и спрятала обнаженную защищенную руку за спину. Адолину даже не хватило приличия покраснеть, оттого что он застал ее почти голой. Он удержал тарелку в руке, восстанавливая равновесие, а потом широко улыбнулся.

– Вон! – вскричала Шаллан, взмахивая на него свободной рукой. – Вон, вон, вон!

Он неуклюже попятился через занавешенный вход. Буреотец! Румянец Шаллан, должно быть, сделался настолько ярким, что ее можно было бы использовать в качестве сигнала для отправки армии на войну. Она натянула перчатку, влезла в синее платье, которое висело на спинке стула, и застегнула рукав, потом завернула руку в защищающий кошель. Ей не хватило присутствия духа, чтобы сперва надеть корсаж, – впрочем, на самом деле он ей и не требовался. Она пинком отправила его под одеяло.

– В свою защиту хочу заметить, – раздался из коридора голос Адолина, – что ты меня все-таки пригласила.

– Я думала, это Палона! – огрызнулась Шаллан, застегивая пуговицы на боку платья, что было непросто, ведь ее пальцы покрывали три слоя ткани.

– Могла бы, знаешь ли, проверить, кто стоит у твоего порога.

– Не сваливай все на меня. Это ты врываешься в спальни молодых женщин почти без предупреждения.

– Я стучал!

– Стук был женский.

– Он был… Шаллан!

– Ты стучал одной рукой или двумя?

– Я несу шквальное блюдо с едой – для тебя, хочу заметить. Конечно, я стучал одной рукой. И честное слово, разве кто-то стучит двумя?

– Тогда это было весьма по-женски. Адолин Холин, я-то думала, прикидываться женщиной, чтобы мельком увидеть девушку в нижнем белье, ниже твоего достоинства!

– О, ради Преисподней, Шаллан! Ну теперь-то я могу войти? И просто чтобы не было между нами недопонимания, я мужчина и твой жених, меня зовут Адолин Холин, я родился под знаком девяти, у меня родимое пятно на задней стороне левого бедра, и на завтрак я ел крабовый карри. Что-нибудь еще хочешь знать?

Она выставила голову в коридор, туго затянув ткань вокруг шеи.

– На задней стороне бедра, хм? Что должна сделать девушка, чтобы мельком увидеть такое?

– Ясное дело, постучать в дверь по-мужски.

Она улыбнулась ему:

– Подожди секундочку. Это платье – просто кошмар какой-то.

И снова нырнула в комнату.

– Ну да, ну да. Можешь не торопиться. Я не стою тут, держа тяжелое блюдо с едой и нюхая его после того, как пропустил ужин, потому что хотел перекусить с тобой.

– Для тебя это хорошо, – отозвалась Шаллан. – Помогает набрать силу или что-то в этом духе. Разве ты не этим занимаешься? Душишь камни, стоишь на голове, швыряешься валунами.

– Да, у меня немало задушенных камней спрятано под кроватью.

Шаллан схватила платье зубами за воротник и туго натянула, чтобы быстрее разобраться с пуговицами. Или нет.

– Да что же это такое с женщинами и их нижним бельем, а? – спросил Адолин, и блюдо звякнуло, когда какие-то тарелочки на нем заскользили и столкнулись друг с другом. – Я хочу сказать, эта сорочка прикрывает в основном те же части, что и строгое платье.

– Дело в приличиях, – пробубнила Шаллан, сжимая зубами ткань платья. – Кроме того, кое-какие штуки имеют обыкновение выделяться под сорочкой.

– И все равно это какие-то капризы, по-моему.

– О, так мужчины не капризны в том, что касается нарядов? Униформа – это же практически то же самое, что и любая куртка, верно? Кроме того, разве не ты целыми днями изучаешь модные фолио?

Он усмехнулся и начал отвечать, но Шаллан наконец-то оделась и отдернула занавеску. Адолин, прислонившийся к стене коридора, впился в нее взглядом – в ее растрепанные волосы и платье, на котором она пропустила две пуговицы, ее зардевшиеся щеки. Потом одарил ее туповатой улыбкой.

Очи Эш… он действительно считает ее красивой. Этому чудесному, благородному мужчине действительно нравится быть рядом с ней. Она совершила путешествие до древнего города Сияющих рыцарей, но по сравнению с расположением Адолина все достопримечательности Уритиру были тусклыми сферами.

Она ему нравилась. И он принес ей еду!

«Не вздумай все испортить», – приказала Шаллан самой себе, забирая книги, которые Адолин держал под мышкой. Она шагнула в сторону, позволяя ему войти и опустить поднос на пол.

– Палона упомянула, что ты не поела, а потом узнала, что и я пропустил ужин. Ну и вот…

– Она послала тебя со всем этим изобилием, – договорила Шаллан, окидывая взглядом поднос, заставленный блюдами, плоским хлебом и раковинами с закусками.

– Ага, – подтвердил Адолин, почесывая голову. – Кажется, это что-то гердазийское.

Шаллан осознала, насколько она голодна. Девушка собиралась перекусить в одной из таверн сегодня вечером, когда пойдет на разведку, надев личину Вуали. Эти таверны открылись на главном рынке, невзирая на попытки Навани выдворить их в другое место, и трактирщики Себариаля предлагали множество самой разнообразной еды.

Теперь, увидев перед собой все это… ну что ж, она выкинула мысли о приличиях, села на пол и принялась ложку за ложкой поедать водянистый карри с овощами.

Адолин остался стоять. В этой синей униформе старший сын Далинара и впрямь выглядел элегантно, пусть она и не видела его в другой одежде. «Родимое пятно на бедре, ну да…»

– Тебе придется сесть на пол, – известила его Шаллан. – У меня пока нет стульев.

– Я вдруг понял, – пробормотал он, – что это твоя спальня.

– И салон, и гостиная, и столовая, и комната, про которую «Адолин говорит очевидные вещи». Она весьма многогранна, эта моя единственная комната. А что?

– Мне просто интересно, насколько это в рамках приличий, – признался он и по-настоящему покраснел, что было очаровательно. – Мы ведь здесь одни.

– И вот теперь ты решил побеспокоиться о приличиях?

– Ну, мне недавно прочитали лекцию по этому поводу.

– Это была не лекция, – возразила Шаллан и попробовала одно из блюд. Вкус суккулентов наполнил ее рот, принеся ту восхитительную острую боль и смесь ароматов, какие получаешь только от первого укуса чего-то сладкого. Она закрыла глаза и улыбнулась, смакуя.

– Значит… не лекция? В той отповеди крылось нечто большее?

– Прости, – поправилась она, открывая глаза. – Это не была лекция, это было творческое применение моего языка, чтобы отвлечь тебя. – Глядя на его губы, она подумала, что языку найдется и другое творческое применение… – Ну да, ну да. – Она перевела дух. – Было бы и впрямь неуместно, окажись мы одни. К счастью, это не так.

– Шаллан, твое эго нельзя считать отдельной персоной.

– Ха! Постой. Считаешь, у меня есть эго?

– Это просто звучало хорошо… Я не хотел… Не в том смысле… Почему ты улыбаешься?

– Извини. – Шаллан сжимала кулаки и дрожала от восторга. Она так долго была робкой, что сейчас испытывала удовлетворение даже от упоминания о своей уверенности. Сработало! Уроки Ясны о том, что надо практиковаться и вести себя так, словно у нее все под контролем, по-настоящему работали!

Ну, не считая всей той части, которая требовала признаться самой себе в том, что она убила свою мать. Едва подумав об этом, Шаллан инстинктивно попыталась запихнуть воспоминание куда подальше, но ничего не вышло. Она произнесла его перед Узором в качестве истины, – таковы были странные Идеалы светоплетов.

Теперь воспоминание застряло в ее голове, и каждый раз, когда она думала про него, зияющая рана вновь вызывала острую боль. Шаллан убила свою мать. Ее отец все скрыл, изобразив, будто сам убил жену, и это событие уничтожило его жизнь, наполнив ее гневом и разрушениями.

В конце концов Шаллан убила и его.

– Шаллан? – спросил Адолин. – Ты в порядке?

«Нет».

– Конечно. В полном. Так или иначе, мы вовсе не одни. Узор, иди сюда, пожалуйста.

Она протянула руку ладонью кверху.

Спрен с неохотой спустился со стены, откуда наблюдал за происходящим. Как обычно, он создавал рябь на предметах, по которым перемещался, будь то ткань или камень, – будто что-то было под поверхностью. Его сложное, колеблющееся плетение линий все время менялось, словно плавилось.

Он пересек ее платье, забрался на руку, потом проступил сквозь кожу и поднялся, сделавшись по-настоящему трехмерным. Спрен завис в воздухе – черный головоломный узор из подвижных линий; какие-то его части уменьшались в размерах, в то время как другие увеличивались, растекаясь по его поверхности, словно поле беспокойной травы.

Шаллан не станет его ненавидеть. Она может ненавидеть меч, которым убила свою мать, но не его. Девушка на время оттолкнула боль – не забыла ее, но понадеялась, что боль не испортит время, отпущенное им с Адолином.

– Принц Адолин, полагаю, ты уже слышал голос моего спрена. Давайте я официально вас представлю друг другу. Это Узор.

Адолин почтительно опустился на колени и уставился на завораживающие геометрические узоры. Шаллан его не винила; она и сама не раз терялась в этой сети линий и фигур, которые как будто повторялись, но на самом деле не совсем.

– Твой спрен, – пробормотал Адолин. – Шаллан-спрен.

Узор в ответ на это раздраженно фыркнул.

– Он называется криптик, – пояснила она. – Каждый орден Сияющих связан с особым видом спренов, и эта связь позволяет мне делать то, что я делаю.

– Творить иллюзии, – негромко ответил Адолин. – Как ту, с картой, на днях.

Шаллан улыбнулась и – понимая, что от недавней иллюзии у нее осталась лишь малая толика буресвета, – не смогла сдержать желание порисоваться. Она подняла защищенную руку, покрытую рукавом, и выдохнула мерцающее облачко буресвета, которое полетело над синей тканью. Оно превратилось в маленькое изображение Адолина в осколочном доспехе с ее набросков. Оно не двигалось – стояло с клинком на плече, с поднятым забралом, словно маленькая кукла.

– Это невероятный талант. – Адолин потыкал пальцем в свое изображение, которое расплылось, не оказывая сопротивления. Он помедлил, потом ткнул пальцем в спрена, тот отпрянул. – Почему ты настаиваешь на том, что его надо прятать и притворяться, будто ты из другого ордена?

– Ну, – протянула она, пытаясь сформулировать мысль и сжимая ладонь, позволяя образу Адолина раствориться. – Я просто думаю, что это может дать нам преимущество. Иногда тайны важны.

Адолин медленно кивнул:

– Ага. Да, они важны.

– Так или иначе, Узор, сегодня вечером ты будешь нашей дуэньей.

Узор загудел:

– А что такое дуэнья?

– Тот, кто наблюдает за двумя молодыми людьми, когда они оказываются вместе, чтобы убедиться, что они не сделают чего-нибудь неуместного.

– Неуместного? – переспросил Узор. – Вроде… деления на ноль?

– Чего? – изумилась Шаллан и посмотрела на Адолина, который пожал плечами. – Послушай, просто приглядывай за нами. Этого хватит.

Узор загудел, растаял, превращаясь в свою двумерную форму, и обосновался на боку миски. Ему, похоже, там нравилось, словно кремлецу, который уютно устроился в какой-нибудь щели.

Не в силах больше ждать, Шаллан взялась за еду. Адолин уселся напротив и принялся за свою порцию. Некоторое время Шаллан игнорировала свою боль и наслаждалась моментом: хорошая еда, хорошая компания, заходящее солнце отбрасывает рубиновые и топазовые отблески на горы и комнату. Ей захотелось нарисовать эту сцену, но она знала, что такие моменты невозможно запечатлеть на бумаге. Дело было не в содержании или композиции, но в радости жизни.

Фокус со счастьем заключался не в том, чтобы замораживать каждое быстротечное удовольствие и цепляться за него, но в том, чтобы наполнить жизнь предчувствием множества будущих таких моментов.

Адолин – прикончив целую тарелку скрепунов, тушенных в раковинах, – выбрал несколько кусочков свинины из кремообразного красного карри, положил их на тарелку и протянул ей:

– Хочешь попробовать?

Шаллан издала сдавленное восклицание.

– Да ладно тебе, – настаивал он, покачивая тарелку. – Это вкусно.

– От этого у меня губы сгорят и отвалятся, Адолин Холин. Не думай, будто я не заметила, что ты выбрал самое пряное зелье из всех, что прислала Палона. Мужская еда ужасна. Как вы вообще различаете вкусы при таком количестве пряностей?

– Зато она не пресная, – не унимался Адолин. Он наколол один из кусочков и сунул в рот. – Тут нет никого, кроме нас. Можешь попробовать.

Она рассматривала предложенное, вспоминая, как ребенком украдкой пробовала мужскую еду – впрочем, не это конкретное блюдо.

Узор зажужжал:

– Это и есть та неуместная вещь, которую я должен не дать вам совершить?

– Нет, – ответила Шаллан, и Узор успокоился. «Наверное, – подумала она, – дуэнья, которая верит почти каждому моему слову, окажется не самой полезной».

И все-таки, вздохнув, взяла кусочек свинины и завернула в лепешку.

Она ведь, в конце концов, покинула Йа-Кевед в поисках новых впечатлений.

Откусив кусочек, мгновенно получила повод сожалеть о своем жизненном выборе.

С глазами, полными слез, Шаллан поспешно схватила чашку воды, которую невыносимый Адолин с готовностью ей протянул. Осушила одним глотком, но это как будто совсем не помогло. Вслед за этим вытерла язык салфеткой – самым женственным образом, разумеется.

– Ненавижу тебя, – сообщила она и вслед за этим выпила и его воду. Адолин тихонько рассмеялся.

– О! – внезапно сказал Узор и, оторвавшись от миски, завис в воздухе. – Так вы говорили о спаривании! Я должен убедиться, что вы случайно не спаритесь, поскольку спаривание запрещено человеческим обществом до выполнения соответствующих ритуалов! Да-да. Мм. Обычай диктует определенные закономерности, предваряющие совокупление. Я это изучал!

– О, Буреотец, – выдохнула Шаллан, прикрыв глаза свободной рукой. Несколько спренов стыда выглянули ненадолго и исчезли. Второй раз за неделю…

– Итак, вы двое, – провозгласил Узор. – Не спариваться. Ни в коем случае не спариваться!

Он прогудел что-то невнятное, как будто довольный собой, а потом примостился на одной из тарелок.

– Да, это было унизительно, – пробормотала Шаллан. – Может, поговорим о книгах, которые ты принес? Или о древней воринской теологии, или о стратегии подсчета песчинок? О чем угодно, кроме того что сейчас произошло? Пожалуйста?

Адолин тихонько рассмеялся, затем потянулся к тонкой тетради, которая лежала наверху стопки:

– Мэй Аладар послала людей, чтобы опросить родных и друзей Ведекара Переля. Они узнали, где он побывал до того, как умер, кто видел его последним, и записали все подозрительное. Я подумал, мы можем прочитать отчет.

– А остальные книги?

– Ты выглядела потерянной, когда отец спросил тебя о политике макабаки, – сообщил Адолин, наливая немного вина – всего лишь мягкого желтого. – Ну, я поспрашивал, и похоже, что кое-кто из ревнителей притащил сюда свои библиотеки целиком. Через одного слугу удалось разыскать для тебя несколько книг по макабаки, которые мне весьма понравились.

– Книги? – переспросила Шаллан. – Тебе?

– Я не все свое время провожу, тыкая в людей мечом. Ясна и тетушка Навани позаботились о том, чтобы моя юность была заполнена бесконечной учебой с ревнителями, которые читали мне лекции о политике и торговле. Кое-что застряло в моей голове, вопреки моим природным склонностям. Эти три книги – лучшее из того, что мне читали, хотя последняя в переиздании. Я подумал, они пригодятся.

– Это предусмотрительно, – призналась Шаллан. – В самом деле, Адолин. Спасибо.

– Я тут подумал, знаешь ли, если мы планируем продолжать это дело с обручением…

– А почему бы нет? – Шаллан внезапно запаниковала.

– Не знаю. Ты же Сияющая. В каком-то смысле полубожественное создание из мифологии. А я-то все это время думал, что мы даем тебе возможность выгодно вступить в брак. – Он встал и начал ходить из угла в угол. – Преисподняя. Я не хотел так говорить. Прости. Я просто… Я не перестаю переживать о том, что могу все это каким-то образом испортить.

– Ты переживаешь, что сам все испортишь? – Шаллан ощутила внутри теплоту, которая родилась не только благодаря вину.

– У меня не очень-то хорошо получается с отношениями.

– А такие люди вообще бывают? Я хочу сказать, существует ли на самом деле тот, кто может взглянуть на зарождающиеся отношения и подумать: «Чтоб все знали, у меня тут все схвачено»? Я вот лично думаю, что мы все – идиоты, когда дело касается таких вещей.

– Со мной все хуже.

– Адолин, дорогой, последний мужчина, к которому у меня появился романтический интерес, не просто был ревнителем – и ему перво-наперво запрещено было за мной ухаживать, – но еще и оказался наемным убийцей, который всего лишь пытался завоевать мое расположение, чтобы подобраться ближе к Ясне. Думаю, ты переоцениваешь способности других людей в этом плане.

Он перестал ходить туда-сюда:

– Наемный убийца?

– Именно так, – подтвердила Шаллан. – Он почти убил меня ломтем отравленного хлеба.

– Ух ты. Я должен услышать эту историю.

– К счастью, я только что рассказала ее тебе. Его звали Кабзал, и он был со мной так невероятно мил, что я почти прощаю его за попытку меня убить.

Адолин ухмыльнулся:

– Что ж, рад слышать, что мне не придется одолевать высокую планку, – я всего лишь должен тебя не отравить. Хотя не стоит рассказывать мне о прошлых возлюбленных. Я начну ревновать.

– О, умоляю! – воскликнула Шаллан, макая хлеб в остатки сладкого карри. Ее язык все еще не пришел в норму. – Ты ухаживал примерно за половиной военных лагерей.

– Не так уж все и плохо.

– Да неужели? Судя по тому, что я слышала, мне придется отправиться в Гердаз, чтобы найти годную женщину, за которой ты не ухлестывал. – Она протянула руку, и Адолин помог ей подняться.

– Насмехаешься над моими неудачами?

– Нет, я их восхваляю, – сказала Шаллан, вставая рядом с ним. – Видишь ли, дорогой Адолин, если бы ты не испортил все те предыдущие отношения, тебя бы не было здесь. Со мной. – Она прижалась к нему. – И потому на самом-то деле ты разбираешься в отношениях лучше кого бы то ни было. Ты испортил только неправильные, понимаешь?

Он наклонился. Его дыхание пахло пряностями, его униформа – хрустким, чистым крахмалом, как того требовал Далинар. Его губы соприкоснулись с ее губами, и сердце Шаллан затрепетало. Так тепло.

– Не спариваться!

Она вздрогнула, прервала поцелуй и отпрянула, чтобы обнаружить зависшего рядом с ними Узора, быстро чередующего формы.

Адолин расхохотался, и Шаллан не смогла не присоединиться к нему, до того нелепо все вышло. Она отступила от него на шаг, но руку не отпустила.

– Никто из нас этого не испортит, – заявила она молодому человеку, сжимая его пальцы. – Пусть время от времени и кажется, что мы изо всех сил пытаемся это сделать.

– Обещаешь?

– Обещаю. Давай посмотрим эту твою тетрадь и узнаем, что в ней говорится о нашем убийце.




14

Оруженосцы не берут в плен







В этих записях я ничего не скрываю. Стараюсь не уклоняться от сложных тем и не выставлять себя в нечестном героическом свете.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Каладин крался сквозь дождь. Он вымок до нитки, пробираясь через камни, пока не смог разглядеть сквозь деревья Приносящих пустоту. Ужасных монстров из мифического прошлого, врагов истины и добра. Разрушителей, которые бесчисленное количество раз уничтожали цивилизацию.

Они играли в карты.

«Клянусь глубинами Преисподней, что это?» – подумал Каладин. Приносящие пустоту выставили одного дозорного, но это существо просто сидело на пеньке, и обойти его было легко. Каладин предположил, что это приманка и настоящий дозорный наблюдает с высоты деревьев.

Но если там кто-то и скрывался, Каладин его не заметил – а он не заметил Каладина. Тусклый свет сослужил Кэлу хорошую службу, поскольку он смог устроиться среди какого-то кустарника прямо на краю лагеря Приносящих пустоту. Между деревьями они натянули брезентовые навесы, которые ужасно протекали. А в одном месте даже установили нормальную палатку, полностью закрытую стенами.

Укрытий не хватало, так что многие сидели под дождем. Каладин провел мучительные несколько минут, ожидая, что его заметят. Им нужно было всего лишь обратить внимание на то, что кусты втянули листья от его прикосновений.

К счастью, никто не смотрел в его сторону. Листья робко выглянули и скрыли его. Сил приземлилась на руку и принялась изучать Приносящих пустоту, уперев руки в бока. У одного из них был набор деревянных гердазийских карт, и он сидел на краю лагеря – прямо перед Каладином, – используя плоскую поверхность камня в качестве стола. Напротив него пристроилась женская особь.

Они выглядели не так, как Кэл ожидал. С одной стороны, кожа у них была другого оттенка – у многих паршунов здесь, в Алеткаре, была мраморная бело-красная кожа, а не черная с темно-красными разводами, как у Рлайна из Четвертого моста. Они не облеклись в боевую форму и не приобрели какую-нибудь иную – ужасную или могущественную. Хоть эти существа и были приземистыми и крепкими, их единственные панцири шли вдоль предплечий и выступали на висках, оставляя нетронутыми густые шевелюры.

Они до сих пор носили простые робы, перевязанные на талии шнуром. Никаких красных глаз. Может, это тоже менялось, как и его собственные глаза?

Самец – его можно было отличить по темно-красной бороде, чьи волоски были неестественно толстыми, – наконец положил на камень карту рядом с еще несколькими.

– А разве так можно? – спросила самка.

– По-моему, да.

– Ты говорил, оруженосцы не берут в плен.

– Если только другая моя карта не касается твоей, – объяснил самец и почесал бороду. – Вроде бы…

Каладин ощутил холод, как будто дождевая вода просачивалась через его кожу, проникала в кровь и омывала его целиком. Они говорили как алети. Ни намека на акцент. С закрытыми глазами он бы не смог отличить эти голоса от голосов обычных темноглазых обитателей Пода, не считая того, что у самки голос был ниже, чем у большинства женщин.

– Итак… – проговорила она. – Ты хочешь сказать, что все-таки не знаешь правил игры.

Самец начал собирать карты:

– Хен, я должен их знать. Сколько раз я смотрел, как они играют? Стоял там с подносом, полным напитков. Я должен быть знатоком этой игры, разве не так?

– Видимо, нет.

Самка встала и подошла к другой группе, которая без особого успеха пыталась соорудить костер под навесом. Чтобы разжечь огонь на открытом воздухе во время Плача, требовалось особое везение. Каладин, как и большинство солдат, привык жить в вечной сырости.

У них были украденные мешки с зерном – Каладин видел их сложенными под одним из навесов. Зерно набухло, несколько мешков лопнуло. Некоторые паршуны ели мокрое зерно горстями.

Каладин против собственной воли ощутил во рту эту пористую ужасную кашу. Ему давали вареный талью без специй много раз. Часто он считал это благословением.

Самец, который считал себя знатоком карточной игры, продолжал сидеть на своем камне, держа в руках деревянные пластины. Это был лакированный прочный набор. Каладину случалось видеть такие в армии. Солдаты месяцами откладывали деньги, чтобы купить их, поскольку они не коробились под дождем.

Паршун опустил плечи, уставился на свои карты и выглядел очень несчастным.

– Это неправильно, – прошептал Каладин, обращаясь к Сил. – Мы так ошибались…

Где были разрушители? Что произошло с красноглазыми чудовищами, которые попытались сокрушить армию Далинара? С ужасными зловещими существами, которых ему описал Четвертый мост?

«Мы думали, что понимаем, что должно случиться, – размышлял Каладин. – Я был так уверен…»

– Тревога! – внезапно крикнул чей-то пронзительный голос. – Тревога! Вы, дурачье!

Что-то промелькнуло в воздухе, светящаяся желтая лента, полоса света в тусклых вечерних сумерках.

– Он там, – продолжил пронзительный голос. – За вами следят! Из-под тех кустов!

Каладин вырвался из подлеска, готовый втянуть буресвет и улететь. Хотя буресвет в эти дни попадался в поселках реже и его запасы подходили к концу, у Каладина все-таки осталось немного.

Паршуны схватили дубинки, сделанные из веток или рукоятей метел. Они сбились в кучу и выставили свои палки, словно испуганные крестьяне – ни боевых стоек, ни контроля.

Каладин поколебался. «Я могу с ними расправиться в драке даже без буресвета».

Он много раз сталкивался с людьми, которые вот так держали оружие. Совсем недавно видел такое в ущельях, когда тренировал мостовиков.

Это не воины.

Сил подлетела к нему, готовая стать Клинком.

– Нет, – прошептал ей Каладин. Потом он развел руки в стороны и прибавил, повысив голос: – Я сдаюсь!










15

Светлость сияющая







Я буду говорить только неприкрытую, даже жестокую правду. Вы должны знать, какими были мои поступки и чего они мне стоили.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Тело светлорда Переля нашли примерно там же, где и тело Садеаса, – сказала Шаллан, вышагивая по своей комнате и одновременно перелистывая страницы отчета. – Это не может быть совпадением. Башня слишком большая. Итак, мы знаем, где бродит убийца.

– Да, наверное. – Адолин расслаблено прислонился к стене, расстегнул китель и подбрасывал кожаный мячик, наполненный сухим зерном, а потом ловил его. – Я просто думаю, что убийства могли быть совершены разными людьми.

– Почерк один и тот же, – возразила Шаллан. – Тела расположены одинаково.

– И больше их ничего не связывает, – не сдался Адолин. – Садеас был слизью, его все ненавидели, и обычно за ним повсюду следовали охранники. Перель был тихим, его любили, и он славился своей хозяйственностью. Он был скорее экономом, чем солдатом.

Солнце уже село, и они разложили на полу сферы для освещения. Остатки их ужина унес слуга, и Узор радостно гудел на стене, рядом с головой Адолина. Принц время от времени поглядывал на него, и ему явно было не по себе. Шаллан это прекрасно понимала. Она привыкла к Узору, но его линии и впрямь были странными.

«Погоди, пока Адолин увидит криптика в шейдсмарском облике, – подумала она, – с полным телом, но с головой из скручивающихся фигур».

Адолин подбросил мячик и поймал его правой рукой – той, которую Ренарин, удивительное дело, исцелил. Шаллан была не единственной, кто практиковался в использовании своих талантов. Она была несказанно рада, что у кого-то еще теперь был осколочный клинок. Когда Великие бури вернутся и им придется заняться Клятвенными вратами всерьез, у нее будет помощник.

– Эти донесения, – сказала Шаллан, постукивая тетрадкой по ладони, – одновременно содержательны и бесполезны. Ничто не объединяет Переля и Садеаса, не считая того, что оба были светлоглазыми, и той части башни, где обнаружили их тела. Может, убийца выбирал жертв случайным образом?

– Ты хочешь сказать, кто-то убил великого князя, – проговорил Адолин, – случайно? Как убивают… в темном переулке за пивнушкой?

– Возможно. Светлость Аладар в отчете предлагает, чтобы твой отец принял кое-какие правила по поводу походов в заброшенные помещения башни в одиночку.

– Я все-таки думаю, что убийц может быть двое. Ну, ты понимаешь… кто-то увидел Садеаса мертвым и решил, что можно убить кого-нибудь еще и свалить на первого парня.

«Ох, Адолин!» – мысленно воскликнула Шаллан. Он выдумал теорию, которая ему нравилась, и теперь не собирался от нее отказываться. Это была распространенная ошибка, о которой предупреждали в ее научных книгах.

Кое в чем Адолин все же был прав – вряд ли убийство великого князя оказалось простой случайностью. Нет признаков того, чтобы кто-то использовал осколочный клинок Садеаса, Клятвенник. Даже слухов – и тех нет.

«Может, вторая смерть – своего рода приманка? – подумала Шаллан, снова листая отчет. – Попытка выставить все случайным нападением?» Нет, это было слишком сложно – и у нее имелось не больше доказательств своей теории, чем у Адолина.

Это заставило ее задуматься. Может, все обратили внимание на эти две смерти, потому что убитые были важными светлоглазыми. Может, были и другие убийства, которых они не заметили, потому что несчастье приключилось с менее значимыми персонами? Если какого-нибудь нищего нашли в пресловутом переулке за пивной, разве кто-нибудь упомянул бы о таком? Даже если бы его убили ударом ножа в глаз?

«Нужно выбраться туда и поглядеть, что я смогу найти». Она только собралась сказать, что ей, наверное, пора лечь спать, как Адолин уже встал и потянулся.

– Думаю, мы сделали с этим все, что могли, – заявил он, кивком указывая на отчет. – По крайней мере, на сегодня.

– Ага, – согласилась Шаллан и притворилась, что зевает. – Наверное.

– Итак… – проговорил Адолин и перевел дух. – Есть… кое-что еще.

Шаллан нахмурилась. Что-то еще? Почему у него вдруг сделался такой вид, будто он приготовился к чему-то сложному?

«Он разорвет нашу помолвку!» – завопил внутренний голос, но Шаллан придушила его и засунула в дальний угол, где ему было самое место.

– Ладно, это нелегко, – пробормотал Адолин. – Шаллан, не хочу тебя обидеть. Но… помнишь, как я заставил тебя попробовать мужскую еду?

– Мм, да. Если в ближайшие дни мой язык будет особенно чувствителен к перцу, я стану винить тебя.

– Шаллан, есть кое-что похожее, что нам надо обсудить. Кое-что относительно тебя, что мы просто не можем игнорировать.

– Я…

«Я убила моих родителей. Я воткнула матери меч в грудь, а отца задушила, пока пела ему песню».

– Ты, – выговорил Адолин, – владеешь осколочным клинком.

«Я не хотела ее убивать. Мне пришлось. Мне пришлось!»

Адолин схватил ее за плечи, и она, вздрогнув, сосредоточилась на нем. Он… ухмылялся?

– Шаллан, у тебя есть осколочный клинок! Новый! Это невероятно. Я годами мечтал о том, чтобы заполучить собственный клинок. Множество мужчин мечтает об этом всю жизнь, и их мечтам не суждено сбыться. А у тебя он есть!

– Ну так это хорошо, да? – уточнила Шаллан. Адолин схватил ее так, что руки оказались плотно прижаты к телу.

– Конечно хорошо! – Адолин отпустил ее. – Но ты женщина.

– Тебе подсказал макияж или платье? А-а, все дело в груди, не так ли? Вечно она нас выдает.

– Шаллан, я серьезно.

– Знаю, – ответила она, успокаиваясь. – Да, Узор может превращаться в осколочный клинок. Я не понимаю, какое отношение это имеет к чему-то еще. Я не могу его отдать… Буреотец, ты хочешь научить меня пользоваться им, верно?

Он ухмыльнулся:

– Ты упомянула, что Ясна тоже была Сияющей. Женщины с осколочными клинками. Это странно, но мы не можем просто игнорировать такое. А как насчет доспеха? Он у тебя тоже где-то припрятан?

– По крайней мере, я о таком не знаю. – Сердце Шаллан колотилось, кожа похолодела, мышцы напряглись. Она боролась со своими ощущениями. – Я не знаю, откуда берутся доспехи.

– Я в курсе, что это не женственно, но кому какое дело? У тебя есть меч; ты должна знать, как им пользоваться, а традиции пускай идут в Преисподнюю. Вот, я это сказал. – Он перевел дух. – Я имею в виду, что у мостовичка есть клинок, а он ведь темноглазый. То есть был темноглазым. Так или иначе, большой разницы не вижу.

«Спасибо, – подумала Шаллан, – что приравнял всех женщин к крестьянам». Но она придержала язык. Момент явно был важным для Адолина, и он изо всех сил пытался быть человеком широких взглядов.

Но… думать о том, что она сделала, было больно. Держать оружие в руке будет хуже. Гораздо хуже.

Девушка хотела спрятаться. Но не могла. Эта правда отказалась покинуть ее разум. Может, попробовать объяснить?

– Да, ты прав, но…

– Отлично! – воскликнул Адолин. – Отлично. Я приготовил защиту для лезвия, чтобы мы друг друга не поранили. Я оставил их на посту охраны. Сейчас принесу.

Миг спустя он уже вышел. Шаллан протянула руку к нему, и возражения умерли у нее на губах. Она поджала пальцы и поднесла руку к груди, где грохотало сердце.

– Мм, – загудел Узор. – Это хорошо. Это надо сделать.

Шаллан медленно прошлась через комнату к зеркальцу, которое повесила на стену. Посмотрела на себя: глаза широко распахнуты, волосы в полнейшем беспорядке. Девушка начала дышать быстро и прерывисто.

– Я не могу… Узор, я не могу быть этим человеком. Я просто не могу орудовать мечом. Притворяться блистательной дамой-рыцарем на башне, за которой кто-то должен следовать.

Узор тихонько загудел в тональности, которую она привыкла считать смятением, растерянностью, охватывающей существо одного вида, когда оно пытается постичь разум другого.

По лицу Шаллан тек пот, и, пока она глядела на себя, по виску сбежала капля. Что она ожидала увидеть в зеркале? Мысль о том, что она может сорваться в присутствии Адолина, усилила ее напряжение. Все ее мышцы натянулись, а поле зрения стало сужаться. Девушка видела лишь то, что располагалось прямо перед нею, и хотелось убежать, куда-нибудь уйти. «Хочу оказаться далеко отсюда. Нет. Нет, просто хочу оказаться кем-то другим».

Она метнулась прочь от зеркала и трясущимися руками отыскала свой альбом. Шаллан вырывала страницы, чтобы добраться до чистой, а потом вцепилась в свой угольный карандаш.

Приблизился Узор – парящий шар из переменчивых линий, жужжащий от беспокойства.

– Шаллан? Что случилось?

«Я ведь могу спрятаться, – думала она, рисуя в лихорадочном темпе. – Шаллан может сбежать и оставить кое-кого вместо себя».

– Это потому, что ты меня ненавидишь, – мягко проговорил Узор. – Я могу умереть. Или уйти. К тебе пришлют кого-то другого для уз.

В комнате послышался нарастающий высокий вой, и Шаллан не сразу поняла, что рождается он в ее собственной глотке. Каждое слово Узора было ножом в бок. «Нет, пожалуйста. Просто рисуй».

Вуаль. Вуаль без проблем возьмет в руки меч. У нее нет сломленной души Шаллан, она не убивала своих родителей. Она справится с этим.

Нет. Что сделает Адолин, если вернется и обнаружит в этой комнате совершенно чужую женщину? Он не знает про Вуаль. Линии, которые она рисовала, неровные и лишенные изящества из-за того, что карандаш дрожал, быстро приняли облик ее собственного лица. Но с волосами, собранными в узел. Эта женщина вела себя с достоинством, она не была такой взбалмошной, как Шаллан, не совершала непреднамеренно глупых поступков.

Эту женщину никто не прятал от мира. Она была достаточно крепкой и сильной, чтобы владеть этим мечом. Она была… как Ясна.

Да, неуловимая улыбка Ясны, хладнокровие и уверенность в себе. Шаллан обрисовала собственное лицо этими идеалами, создав его чуть более жесткую версию. Сможет… сможет ли она стать этой женщиной?

«Мне придется», – подумала Шаллан, втягивая буресвет из сумки, а потом выдыхая его облаком вокруг себя. Когда перемена свершилась, она встала. Ее сердцебиение замедлилось, девушка вытерла пот со лба и, спокойно расстегнув безопасный рукав, отбросила в сторону дурацкий кошель, надетый на кисть руки, а потом закатала рукав, разоблачив эту самую кисть, все еще в перчатке.

Сойдет. Адолин ведь не ждет, что она переоденется в наряд для тренировочного боя. Она собрала волосы в узел и закрепила шпильками из сумки.

Когда Адолин вернулся в комнату миг спустя, он обнаружил женщину, которая держалась с достоинством, спокойно и была… не совсем Шаллан Давар. «Ее зовут светлость Сияющая, – подумала Шаллан. – Ее будут называть только по титулу».

Адолин принес два длинных тонких куска металла, которые каким-то образом могли сплавляться с передней частью осколочного клинка, делая его менее опасным для использования в учебном бою. Сияющая изучила их критическим взглядом, а потом отвела руку в сторону, призывая Узор. Возник клинок длиной почти с нее.

– Узор, – объяснила она, – может изменять форму и способен затупить свой край до такой степени, чтобы он стал безопасным. Мне не потребуется такое неуклюжее устройство.

И действительно, край Узора пошел рябью и потускнел.

– Клянусь бурей, это удобно. Но мне все же понадобится одна из этих штук. – Адолин призвал собственный клинок – ему на это понадобилось десять ударов сердца, во время которых он повернул голову и посмотрел на нее.

Шаллан проследила за его взглядом и поняла, что в новом облике увеличила свой бюст. Не для него, разумеется. Она просто сделала себя больше похожей на Ясну.

Наконец-то появился меч Адолина. У него было более толстое лезвие, чем у ее оружия, заостренная часть была извилистой, а тупую украшали изысканные кристаллические выступы. Он приладил защиту к острому краю меча.

Сияющая выставила одну ногу вперед, а клинок подняла на уровень головы, держа двумя руками.

– Ого! – воскликнул Адолин. – Неплохо.

– Шаллан не зря провела так много времени, рисуя вас всех.

Адолин задумчиво кивнул. Он подошел и потянулся к ней, выставив большой палец и еще два. Она думала, принц поправит захват, но вместо этого Адолин прижал пальцы к ее ключице и чуть толкнул.

Сияющая попятилась и едва не упала.

– Боевая стойка, – объяснил Адолин, – это не просто великолепный вид на поле боя. Она объединяет в себе положение ног, центр тяжести и контроль над боем.

– Учту. И как же мне ее улучшить?

– Я пытаюсь это определить. Все, с кем мне раньше приходилось работать, пользовались мечом с юных лет. Я спрашиваю себя, как бы Зайхель изменил мое обучение, если бы я даже не прикасался к оружию до него.

– Судя по тому, что я о нем слышала, – съязвила Сияющая, – все бы зависело от наличия поблизости годных крыш, с которых можно спрыгнуть.

– Так он обучает владельца доспеха, – возразил Адолин. – А это клинок. Стоит ли мне обучить тебя дуэльным приемам? Или я должен показать тебе, как сражаются в армии?

– Светлорд Холин, меня устроит знание того, как не отсечь себе какой-нибудь придаток.

– Светлорд Холин?!

«Слишком официально. Точно». Сияющей полагалось так себя вести, но она могла себе позволить некоторую фамильярность. Ясна так поступала.

– Я всего лишь, – пояснила Сияющая, – пыталась проявить должное уважение скромного ученика по отношению к учителю.

Адолин хмыкнул:

– Да ладно. Нам этого не надо. Но послушай, вот что мы можем сделать с этой боевой стойкой…

На протяжении следующего часа Адолин дюжину раз вносил изменения в положение ее кистей, ее ступней и плеч. Он выбрал для нее базовую боевую стойку, которую она могла в конечном счете изменить, превратив в несколько официальных стоек – вроде тех, что относились к стилю ветра, который, по словам Адолина, полагался не столько на силу или длину рук, сколько на подвижность и мастерство.

Она не совсем поняла, зачем он принес металлические тренировочные рукава, ведь они вдвоем даже не обменялись ударами. Помимо исправления ее стойки десять тысяч раз, принц поведал о дуэльном искусстве. О том, как обращаться с осколочным клинком, думать о противнике, демонстрировать уважение к институтам и традициям дуэли как таковой.

Кое-что из услышанного было весьма практичным. Осколочные клинки – опасное оружие, потому Адолин показал, как держать меч, ходить с ним или заботиться о том, чтобы не задеть человека или вещь при случайном повороте.

Отдельные части его выступления носили более… мистический характер.

– Клинок – это продолжение тебя, – растолковывал Адолин. – Меч – нечто большее, чем просто оружие; это твоя жизнь. Уважай его. Он тебя не подведет – если ты проиграешь, то потому, что сама подведешь свой меч.

Сияющая стояла в позе, которая казалась ей весьма напряженной, держа клинок перед собой обеими руками. Она всего лишь два или три раза поцарапала Узором потолок; к счастью, в большинстве комнат Уритиру были высокие потолки.

Адолин жестом велел ей выполнить простой удар, который они отрабатывали. Сияющая подняла руки, чуть наклонила меч, а потом шагнула вперед и одновременно опустила его. Весь угол движения не мог составить больше девяноста градусов – это едва ли могло называться ударом.

Адолин улыбнулся:

– У тебя начинает получаться. Еще несколько тысяч повторений, и движения начнут казаться естественными. Но вот над твоим дыханием придется поработать.

– Над моим дыханием?

Он рассеянно кивнул.

– Адолин, – проворчала Сияющая, – заверяю тебя, я дышу – и успешно – всю свою жизнь.

– Ага, – согласился он. – Вот потому-то тебе и надо будет разучиться делать это.

– Как я стою, думаю и дышу. Мне трудно различить, что на самом деле важно, а что – часть особой культуры мечников и их суеверия.

– Все важно, – отрезал Адолин.

– Включая поедание курятины перед схваткой?

Он ухмыльнулся:

– Ну, наверное, кое-что можно отнести к личным причудам. Но мечи действительно часть нас.

– Я знаю, что мой – часть меня. – Сияющая уперла клинок в пол рядом с собой и положила на него защищенную руку в перчатке. – Нас связывают узы. Подозреваю, отсюда и произрастают традиции осколочников.

– Так по-научному. – Адолин покачал головой. – Тебе надо все это почувствовать. Впустить в свою жизнь.

Для Шаллан такая задача была бы несложной. А вот Сияющая предпочитала не чувствовать вещи, которые она тщательно не обдумала заранее.

– Ты подумал о том, – заявила она, – что твой осколочный клинок когда-то был живым спреном и владел им один из Сияющих рыцарей? Разве это не меняет твое отношение к нему?

Адолин посмотрел на свой клинок с прикрепленными защитными ножнами и положил поверх ее одеял.

– Я в каком-то смысле всегда это знал. И не считал его живым. Это глупости. Мечи не живые. Речь о том, что в них есть что-то особенное. Мне кажется, это потому, что я постигаю дуэльное искусство. Мы все об этом знаем.

Она решила не продолжать. Мечники, судя по тому, что видела Шаллан, были суеверны. Как и моряки. Как и… ну в основном все, кроме ученых, таких как Сияющая и Ясна. Было и впрямь любопытно, насколько слова Адолина о Клинках и дуэлях напомнили ей о религии.

Как странно, что эти алети часто относились к своей религии так легкомысленно. В Йа-Кеведе Шаллан провела немало часов, рисуя глифами длинные отрывки из Доводов. Нужно было вновь и вновь громко произносить слова, запоминая, стоя на коленях или кланяясь, и лишь потом приступать к сжиганию бумаги. Алети вместо этого предпочитали доверять отношения со Всемогущим ревнителям, как будто он был каким-то надоедливым посетителем в гостиной, которого преспокойно можно препоручить слугам, предложив ему вкусный чай.

Адолин позволил ей сделать еще несколько выпадов – возможно, почувствовал, что она устала от постоянных исправлений ее боевой стойки. Когда она начала замах, он сжал собственный клинок и принялся двигаться вместе с нею, демонстрируя правильную стойку и удары.

Наконец Шаллан отпустила свой клинок и взяла альбом. Быстро перелистнула страницу с изображением Сияющей и начала делать набросок Адолина в боевой стойке. Ей пришлось отчасти отменить иллюзию, которая создавала облик Сияющей.

– Нет, стой там, – велела Шаллан, тыкая в Адолина угольным карандашом. – Да, вот так.

Она набросала стойку и кивнула.

– А теперь изобрази удар и замри в конечной позе.

Он так и сделал. К этому моменту принц снял китель и остался в рубашке и брюках. Ей очень нравилось, как сидит на нем эта облегающая рубашка. Даже Сияющая бы оценила такое. Она ведь была не бесчувственной, а просто прагматичной.

Шаллан посмотрела на два наброска, потом снова призвала Узора и приняла боевую стойку.

– Ух ты, отлично! – похвалил Адолин, когда Сияющая выполнила серию ударов. – Да, у тебя получается.

Он опять стал двигаться с нею в унисон. Простые атаки, которым ее учил Адолин, для него самого были сущей ерундой, но он все равно выполнил их с предельной точностью, а потом ухмыльнулся и рассказал о первых уроках с Зайхелем.

Его голубые глаза сверкали, и Шаллан нравился свет, который он излучал. Почти буресвет. Она знала этот пыл – знала, каким живым тебя делает заинтересованность, каково это, быть до такой степени поглощенным чем-нибудь, что теряешь самого себя в ощущении чуда. Именно такие чувства рождала в ней живопись, но, наблюдая за Адолином, Шаллан подумала, что они двое не так уж сильно отличаются.

Делить с ним эти моменты и упиваться его восторгом было чем-то особенным. Интимным. Сейчас они оказались как никогда близки. Время от времени она позволяла себе быть Шаллан, но, когда боль от меча в руке становилась острой, она по-настоящему погружалась в искусство битвы и ей удавалось стать Сияющей и избавиться от боли.

Ей по-настоящему не хотелось, чтобы урок закончился, потому Шаллан позволила занятиям затянуться до позднего вечера. Потом, усталая и вспотевшая, девушка попрощалась с Адолином и проводила его взглядом. Принц быстрым, пружинистым шагом шел по коридору со стенами, покрытыми узорами страт: в одной руке – лампа, а в другой – защитные ножны для осколочных клинков.

Придется подождать другой ночи, чтобы посетить таверны и поискать ответы. Шаллан потащилась к себе в комнату. Ее странным образом совсем не беспокоило, что конец света, по всей видимости, не за горами. Той ночью она в кои-то веки спала спокойно.




16

Обвязаться трижды







Ибо в этом заключается урок.

    Из «Давшего клятву», предисловие

На каменной плите перед Далинаром лежала легенда. Оружие, извлеченное из древних туманов времени и, по слухам, выкованное в темные дни самим богом. Клинок Убийцы в Белом, добытый Каладином Благословенным Бурей во время их сражения над разбушевавшейся стихией.

При беглом осмотре он был неотличим от обычного осколочного клинка. Элегантный, относительно небольшой – едва ли пяти футов длиной, – он был тонким и изогнутым, как бивень. Узоры на нем вились лишь у основания лезвия, возле рукояти.

Далинар осветил его четырьмя бриллиантовыми броумами, разместив их в углах каменной плиты, похожей на алтарь. В этой маленькой комнате не было страт или рисунков на стенах, так что буресвет озарял только его и этот древний клинок. Нечто странное в нем все же было.

Он не имел самосвета.

Самосветы позволяли людям связываться с осколочными клинками. Часто их прикрепляли к головке эфеса, но иногда – к тому месту, где рукоять встречалась с лезвием, и самосвет вспыхивал, когда его касались впервые, запуская процесс объединения. Клинок нужно было держать при себе неделю, и он становился твоим – его можно было отпускать и возвращать за время, которое уходило на десять ударов сердца.

На этом клинке самосвет отсутствовал. Далинар нерешительно протянул руку и коснулся серебристой полосы металла. Она была теплой на ощупь, словно живой.

– Он не кричит, когда я его касаюсь, – заметил князь.

Рыцари, – проговорил Буреотец в его голове, – нарушили свои клятвы. Они предали все, чему клялись в верности, и тем самым убили своих спренов. Другие клинки – трупы тех спренов, вот почему они кричат, когда ты их касаешься. Но это оружие было выковано прямо из души Чести, а потом его отдали Вестникам. Оно также является знаком клятвы, но другого вида – и у него нет разума, чтобы кричать.

– А осколочный доспех? – спросил Далинар.

Они связаны, но он другой, – пророкотал Буреотец. – Ты не произнес клятв, которые требуются, чтобы узнать больше.

– Ты не в силах нарушать клятвы. – Далинар все еще касался пальцами Клинка Чести. – Правильно?

Я не в силах.

– А то, с чем мы боремся? Вражда, источник Приносящих пустоту и их спренов. Он может нарушать клятвы?

Нет, – сказал Буреотец. – Он куда могущественнее меня, но сила древнего Адональсиума проникла в него. И она его контролирует. Вражда – сила, как давление, тяготение или ход времени. Эти вещи не могут нарушать собственные правила. И он не может.

Далинар постучал пальцем по Клинку Чести. Фрагмент души божества, кристаллизованный в металлической форме. Смерть их бога в каком-то смысле даровала ему надежду – ибо если Честь пал, то же самое вполне может случиться с Враждой.

В видениях Честь оставил Далинару задание. «Рассерди Вражду, убеди его, что он может проиграть, и назначь воина-защитника. Он ухватится за этот шанс, вместо того чтобы опять рисковать поражением, которое случалось с ним так часто. Вот лучший совет, который я могу тебе дать».

– Я видел, что противник готовит защитника, – проговорил Далинар. – Темное существо с красными глазами и девятью тенями. Сработает ли предложение Чести? Могу ли я заставить Вражду согласиться на решающее соревнование между мной и защитником?

Конечно, предложение Чести сработает. Ведь он его произнес.

– Я имею в виду, почему оно сработает? С чего вдруг Вражде соглашаться на состязание защитников? Это дело кажется слишком важным, чтобы ставить его в зависимость от чего-то столь малого и частного, как доблесть и воля людей.

Твой противник – не человек, в отличие от тебя, – пояснил Буреотец, и его грохочущий голос прозвучал задумчиво. Даже… испуганно. – Он не стареет. Он чувствует. Он сердит. Но это не меняется, и его гнев не утихает. Пройдут эпохи, а он останется таким же. Если сразиться напрямую, это может выманить силы, которые способны причинить ему вред, какой уже причиняли раньше. Те шрамы никуда не исчезли. Если выбрать защитника и проиграть, он всего лишь потратит время. А времени у него в избытке. Вряд ли его легко можно будет уговорить, но, возможно, он все-таки согласится. Если дать ему такой выбор в правильный момент и правильным образом. Тогда он будет скован.

– И если мы победим…

То выиграем время, которое, хоть и не имеет значения для Вражды, является самым ценным, чем только может обладать человек.

Далинар осторожно взял Клинок Чести. Ближе к стене в полу была прорублена шахта. Два фута в ширину – одна из множества дыр, коридоров и тайников, которые они обнаружили в городе-башне. Эта, возможно, являлась частью канализационной системы; судя по ржавчине по краям дыры, когда-то здесь крепилась металлическая труба, соединявшая дыру в каменном полу с такой же в потолке.

Навани выясняла, как все это работало. Пока что они справлялись, используя деревянные ширмы, чтобы выгородить в комнатах с древними ванными уборные. Когда у них будет больше буресвета, духозаклинатели разберутся с нечистотами, как они делали это в военных лагерях.

Навани находила эту систему неэлегантной. Общие уборные, иногда выстроенные анфиладами, были неудобны, и она заявляла, что эти трубы указывают на разветвленную систему трубопровода и канализации. Именно такой широкомасштабный гражданский проект вполне мог ее увлечь – Далинар не знал никого, способного прийти в такой восторг из-за сточных вод, как Навани Холин.

Пока что шахта была пустой. Далинар присел и спрятал меч в отверстие, плавно вложив его в каменные «ножны», которые высек сбоку. Верхний край дыры скрывал торчащую рукоять; надо было наклониться и ощупать края, чтобы разыскать Клинок Чести.

Великий князь встал, собрал сферы и вышел. Он не хотел оставлять меч в этой комнате, но не сумел придумать ничего более безопасного. Его апартаменты пока что не казались достаточно надежными – у него не было сейфа, а толпа охранников лишь привлекла бы внимание. Помимо Каладина, Навани и самого Буреотца никто даже не знал, что Далинар владеет этим оружием. Если передвигаться по башне скрытно, то шансов обнаружить клинок в этой пустой комнате почти нет.

Что ты собираешься с ним делать? – поинтересовался Буреотец, когда Далинар вышел в коридор. – Это несравненное оружие. Дар бога. С ним ты станешь ветробегуном, не принося клятв. И более того, тебе будет доступно то, чего люди не понимают и не могут совершать. Ты будешь почти как Вестник.

– Тем больше оснований, – проговорил Далинар, – хорошенько подумать, прежде чем использовать его. Хоть я бы не возражал, если бы ты последил за ним ради меня.

Буреотец, как ни странно, рассмеялся.

По-твоему, я вижу все?

– Ну, я предполагал… Та карта, которую мы сделали…

Я вижу то, что остается снаружи во время бурь, и к тому же вижу смутно. Далинар Холин, я не бог. Не более чем твоя тень на стене – это ты.

Далинар дошел до лестницы, ведущей вниз, а потом покрутился на месте, держа в руке броум для света. Если капитан Каладин не вернется скоро, Клинок Чести предоставит другой способ быстро добраться до Тайлена или Азира, как это сделал бы ветробегун. А еще он может доставить отряд Элокара в Холинар. Буреотец также подтвердил, что с его помощью можно запустить Клятвенные врата, что также весьма полезно.

Далинар достиг обитаемых частей башни, где царила кипучая деятельность. Помощники главного повара тащили припасы из штабелей, сложенных прямо внутри ворот башни, двое мужчин рисовали на полу направляющие линии, семьи солдат в особенно широком коридоре сидели на ящиках вдоль стены и смотрели, как дети катают деревянные сферы по наклонному полу в комнату, которая когда-то была, наверное, еще одной баней.

Жизнь. Это слишком странное место для жизни, но ведь им же удалось когда-то преобразить пустынные Расколотые равнины, превратить их в свой дом. И с этой башней все пойдет как надо, если удастся наладить фермерство. И если они добудут достаточно буресвета, чтобы работали Клятвенные врата.

Он выделялся среди толпы, потому что держал сферу. Солдаты патрулировали с фонарями. Повара работали при свете масляных ламп, но их запасы подходили к концу. Женщины, наблюдая за детьми и штопая носки, пользовались только светом нескольких окон.

Далинар миновал свои покои. Сегодняшние охранники, копейщики из Тринадцатого моста, ждали снаружи. Он взмахом руки велел им идти следом.

– Светлорд, все в порядке? – спросил один, быстро догоняя. Он говорил медленно, растягивая слова, – акцент Короны, что возле Гор Солнцетворца в Центральном Алеткаре.

– В полном, – сухо ответил Далинар, пытаясь понять, который час. Сколько времени он провел за разговором с Буреотцом?

– Славно, славно, – проговорил охранник, легко придерживая копье на плече. – Не хотел бы я, чтобы с вами что-то случилось. Пока вы не с нами. Один. Где-то среди коридоров. Вы же сами приказали, чтобы по одному ходили.

Далинар присмотрелся к мостовику. Чисто выбритый, чуть бледноватый для алети, с темно-каштановыми волосами. Далинар смутно припомнил, что этот человек несколько раз на протяжении последней недели появлялся в числе его охранников. Он любил перекатывать сферу по костяшкам пальцев, что Далинар находил отвлекающим.

– Как твое имя? – спросил он, пока они шли.

– Риал, – ответил мостовик. – Тринадцатый мост. – Он поднял руку и отсалютовал так же точно и аккуратно, как мог бы это сделать один из лучших офицеров Далинара, только вот выражение лица у него при этом осталось таким же ленивым.

– Что ж, сержант Риал, я был не один. Откуда у тебя взялась эта привычка подвергать сомнению действия офицеров?

– Светлорд, то, что сделано всего один раз, привычкой не становится.

– А ты так поступил всего лишь раз?

– С вами?

– С кем угодно.

– Ну, светлорд, – протянул Риал, – это не считается. Я новый человек. Переродился в мостовом отряде.

Прекрасно.

– Ладно, Риал. Ты не знаешь, который сейчас час? В этих шквальных коридорах у меня проблемы с чувством времени.

– Сэр, вы могли бы использовать то устройство – часы, что вам прислала светлость Навани, – заметил Риал. – Сдается мне, они для этого и предназначены, знаете ли.

Далинар опять сердито уставился на него.

– Сэр, я не подвергал сомнению ваши действия, – прибавил Риал. – Это ведь не был вопрос, сами понимаете…

Далинар развернулся и решительным шагом направился обратно в свои покои. Где же пакет, который ему дала Навани? Далинар нашел его на приставном столике и достал изнутри кожаный наруч, похожий на те, что носили лучники. В верхней части были два циферблата. Один показывал время при помощи трех стрелок – включая секунды, как будто они кому-то требовались. Другой представлял собой буревые часы, которые можно было завести, чтобы они указывали время, оставшееся до следующей Великой бури.

«Как же их сделали такими маленькими?» – подумал он, встряхнув устройство. К кожаному наручу крепился больриаль – самосветный фабриаль, способный унять боль, если прижать к нему руку. Навани работала над разными видами фабриалей, связанных с болью, которые будут полезны лекарям, и упоминала о том, что хочет использовать Далинара в качестве испытуемого.

Затянув ремешки, он прикрепил устройство к предплечью прямо над запястьем. Оно бросалось в глаза, выглядывая из-под рукава его униформы, но… это ведь был подарок. Так или иначе, у него еще оставался час до следующего запланированного совещания. Пора дать выход накопившейся беспокойной энергии. Он забрал двух охранников, а потом направился на нижний уровень, в одно из больших помещений, где разместил своих солдат.

В этой комнате на стенах чередовались черные и серые страты. Здесь было полно тренирующихся мужчин. Все носили холиновский синий цвет, пусть всего лишь в виде повязки на рукаве. Ибо теперь как светлоглазые, так и темноглазые тренировались в одной и той же комнате, устраивали бои на рингах, устланных стегаными ковриками.

Как обычно, звуки и запахи тренировочного зала пробудили в душе Далинара теплые чувства. Запах промасленной кожи был для него слаще аромата свежей выпечки. Звуки учебных мечей, которые с треском сталкивались друг с другом, были долгожданнее, чем звуки игры на флейте. Где бы он ни находился и какое бы положение ни занимал, в подобных местах он всегда будет чувствовать себя как дома.

Он нашел мастеров-мечников у дальней стены, где они сидели на подушках и наблюдали за учениками. Не считая одного примечательного исключения, у всех были квадратные бороды, бритые головы и простые одеяния с глубоким вырезом, подвязанные на талии. Далинару служили ревнители, которые были знатоками в самых разных областях, и по традиции любой мужчина или женщина могли прийти к ним, чтобы научиться новому навыку или ремеслу. Но мастерами-мечниками он особенно гордился.

Пятеро из шестерых мужчин встали и поклонились ему. Далинар повернулся и опять окинул комнату взглядом. Запах пота, звон оружия. Знаки подготовки. Может, мир и погрузился в хаос, но Алеткар тренировался.

«Не Алеткар, – подумал он. – Уритиру. Мое королевство». Вот же буря, привыкнуть к такому не просто. Он навсегда останется алети, но как только Элокар обнародует свой манифест, Алеткар больше не будет принадлежать ему. Далинар все еще не решил, как представить перемены своим войскам. Он хотел дать Навани и ее письмоводительницам время, чтобы разобраться со всеми юридическими тонкостями.

– Вы тут хорошо все обустроили, – бросил князь Келеранду, одному из мастеров-мечников. – Спроси Айвис, не может ли она подумать над тем, как бы расширить тренировочный зал, прихватив соседние помещения. Очень важно, чтобы вы держали моих солдат занятыми. У них не должно оставаться энергии на драки.

– Светлорд, будет сделано. – Келеранд поклонился.

– Я бы хотел сам потренироваться.

– Подыщу кого-нибудь подходящего, светлорд.

– Келеранд, как насчет тебя? – спросил Далинар. Мастер-мечник побеждал его в двух случаях из пяти, и хотя великий князь отказался от мечты когда-нибудь сделаться лучшим мечником – он был солдатом, не дуэлянтом, – ему нравились сложные задачи.

– Я, – натянуто проговорил Келеранд, – сделаю, как приказывает мой великий князь, разумеется, но, если мне дадут возможность выбора, предпочту отказаться. Со всем уважением, мне кажется, что сегодня из меня не получится подходящий партнер для вас.

Далинар посмотрел на других мастеров-мечников, стоявших рядом, и они опустили глаза. Ревнители-мечники обычно не были похожи на своих более религиозных товарищей. Порой они казались чересчур официальными, но с ними всегда можно было посмеяться.

Все-таки они оставались ревнителями.

– Ладно, – согласился Далинар. – Найди мне того, с кем можно сразиться.

Хотя он намеревался отпустить только Келеранда, остальные четверо тоже отправились на поиски. Далинар вздохнул и, прислонившись к стене, бросил взгляд в сторону. Один человек по-прежнему лениво возлежал на своей подушке. Борода у него была неряшливая, а одеяние выглядело так, словно он не уделял особого внимания одежде, – не грязное, но потрепанное, подпоясанное веревкой.

– Зайхель, тебя не оскорбляет мое присутствие? – поинтересовался Далинар.

– Меня оскорбляет присутствие всех и каждого. Господин великий князь, вы не более отвратительны, чем все остальные.

Далинар присел на табурет.

– Не ожидали? – спросил Зайхель, явно позабавленный.

– Нет. Я думал… ну, они же ревнители, которые дерутся. Мечники. Солдаты в душе.

– Светлорд, вы подошли слишком близко к опасному для них решению: речь о выборе между богом и их великим князем. Тот факт, что они вас любят, не делает это решение легче.

– Их неловкость пройдет, – заявил Далинар. – Мой брак, хоть сейчас он и кажется ярким событием, в итоге превратится в банальную сноску в исторической хронике.

– Возможно.

– Ты не согласен?

– Многое дни и часы нашей жизни совсем не примечательны. Большинство из них забываются, в то время как кое-какие, в равной степени скромные, превращаются в опорные точки истории. Вроде белого на черном.

– Белого… на черном? – переспросил Далинар.

– Фигура речи. Великий князь, меня правда не волнует, что вы сделали. Будь то утоление потребностей светлоглазого или серьезное кощунство – в любом случае меня это не касается. Но есть те, которые спрашивают себя, как далеко вы в конце концов зайдете.

Далинар хмыкнул. Честное слово, ну неужели он ожидал, что именно Зайхель ему поможет? Князь встал и начал шагать туда-сюда, раздраженный собственной нервозностью. Прежде чем ревнители вернулись, разыскав для него партнера для дуэли, он направился в среднюю часть зала, выискивая знакомых солдат. Тех, кого не смутит тренировочный бой с великим князем.

Вскоре он нашел одного из сыновей генерала Хала. Не осколочника, капитана Халама Хала, но его старшего брата – здоровяка с головой, которая всегда казалась слишком маленькой для такого тела. Он отдыхал после поединка.

– Аратин, – заговорил Далинар, – ты когда-нибудь вел тренировочный бой с великим князем?

Юноша повернулся и тотчас же вытянулся по стойке смирно:

– Сэр?

– Не надо формальностей. Я просто ищу партнера.

– Светлорд, у меня нет снаряжения для надлежащей дуэли, – заявил Аратин. – Дайте мне немного времени.

– Нет нужды. Сгодится и рукопашная. Я уже давно не дрался.

Некоторые предпочли бы отказаться от тренировочного боя с кем-то столь важным, как Далинар, опасаясь его ранить. Хал лучше обучил сыновей. Юноша широко улыбнулся, продемонстрировав заметную щель между передними зубами.

– Тогда я готов, светлорд. Но должен вас предупредить, я уже много месяцев не проигрывал в поединках.

– Отлично! – бросил Далинар. – Мне нужен вызов.

Мастера-мечники наконец вернулись, когда Далинар, голый по пояс, натягивал бойцовские рейтузы на белье. Тугие рейтузы доходили только до колен. Он кивнул мечникам – проигнорировав благородного светлоглазого, которого они для него подыскали, – и вышел на ринг вместе с Аратином Халом.

Его охранники виновато пожали плечами, обращаясь к ревнителям, а затем Риал начал обратный отсчет до поединка. Далинар немедленно бросился вперед и врезался в Хала, схватил его под мышки и, прилагая усилия, уперся ногами, чтобы заставить противника потерять равновесие. Бой должен был продолжиться на земле, но каждый хотел оказаться тем, кто определит, когда и как это случится.

В традиционном поединке – вехах – нельзя было хватать за рейтузы и, конечно, за волосы, так что Далинар извернулся, пытаясь покрепче ухватить противника, одновременно не давая ему сбить себя с ног. Князь дрался, его мышцы туго натянулись, его пальцы скользили по коже соперника.

На протяжении этих безумных мгновений он мог думать только о поединке. О противопоставлении его силы и силы противника. О том, как скользят его ноги, перераспределяется вес, напрягаются мышцы от захвата. В состязании все было просто и понятно – он соскучился по этим ощущениям.

Аратин крепко сжал Далинара, а потом сумел его опрокинуть, бросив через бедро. Они упали на коврик, и Далинар запыхтел, поднял руку к шее, чтобы предотвратить удушающий захват, повернул голову. Старые привычки побудили его крутиться и вертеться, чтобы противник не смог как следует вцепиться в него.

Слишком медленно. Прошло много лет с тех пор, как он делал это регулярно. Противник переместился вместе с поворотом Далинара, отказавшись от попытки удушающего захвата и взамен ухватив Далинара за руки со спины, и, прижав его к полу, лицом к коврику, навалился всей тяжестью.

Далинар зарычал и инстинктивно потянулся к тому дополнительному запасу, который у него всегда был. К пульсации битвы, к преимуществу.

Азарт. Солдаты говорили о нем в ночной тиши, у походных костров. Боевая ярость, известная только алети. Кто-то называл его силой предков, кто-то – истинным солдатским образом мыслей. Он привел Солнцетворца к славе. Он был общеизвестным секретом успеха алети.

«Нет». Далинар не дал себе прикоснуться к этой силе, но ему не строило тревожиться. Он не испытывал Азарт уже много месяцев, и чем больше времени проходило, тем сильней он начинал понимать, что в Азарте есть нечто глубоко неправильное.

Потому он, стиснув зубы, боролся – чисто и честно – со своим противником.

И его загнали в угол.

Аратин был моложе, опытнее в этом стиле борьбы. Далинар не облегчил ему задачу, но он был снизу, не мог изменить ход боя и попросту не был таким молодым, как когда-то. Аратин его перевернул, и совсем скоро князь оказался прижатым к коврику, с опущенными плечами, полностью обездвиженным.

Далинар знал, что побежден, но не мог заставить себя выйти из боя.

Вместо этого он напрягался, пытаясь освободиться от захвата, и стиснул зубы. Пот тек по лицу. Он кое-что ощутил. Не Азарт… но буресвет в кармане его форменных брюк, лежавших рядом с рингом.

Аратин кряхтел, руки у него были словно стальные. Далинар почувствовал запах собственного пота, грубую ткань коврика. Его мышцы протестовали против такого обращения.

Он знал, что может воспользоваться силой буресвета, но его чувство справедливости возражало против самой этой мысли. Вместо этого он выгнул спину дугой, задержал дыхание и вложил все силы в то, чтобы подняться, а потом извернулся в попытке вновь перевернуться на живот, чтобы затем выскользнуть.

Его противник сместился. Потом застонал, и князь почувствовал, как руки Аратина начинают скользить… медленно…

– Ох, ради бури! – воскликнул женский голос. – Далинар?!

Противник Далинара немедленно его отпустил и отпрянул. Далинар перевернулся, пыхтя от напряжения, и увидел Навани, которая стояла у ринга, скрестив руки. Он улыбнулся ей, потом встал и принял легкую сорочку-такаму и полотенце у помощницы. Когда Аратин Хал уходил, Далинар поднял кулак и склонил голову, тем самым давая понять, что признает юношу победителем.

– Молодец, сынок.

– Сэр, это честь для меня!

Далинар набросил такаму, повернулся к Навани и вытер лоб полотенцем.

– Пришла посмотреть, как я дерусь?

– Ну да, какая жена такое не любит, – съязвила Навани, – смотреть на то, как в свободное время ее супруг катается по полу с полуголыми потными мужчинами. – Она бросила сердитый взгляд на Аратина. – Может, стоило бы драться с теми, кто ближе к тебе по возрасту?

– На поле боя я лишен роскоши выбирать возраст своего противника. Лучше сражаться в невыгодном положении здесь, чтобы подготовиться. – Он поколебался и прибавил чуть тише: – И потом, я его почти достал.

– Мой самосвет, твое определение слова «почти» весьма растянуто.

Далинар принял от помощницы мех с водой. Хотя Навани и ее спутницы не были единственными женщинами в зале, все прочие оказались ревнительницами. Навани в своем ярко-желтом платье выделялась, как цветок на бесплодном каменном поле.

Окинув взглядом зал, Далинар обнаружил, что многие ревнители – не только мечники – не смотрят ему в глаза. И он увидел Кадаша, своего бывшего собрата по оружию, который разговаривал с мечниками.

Неподалеку Аратин получал поздравления от своих друзей. Загнать в угол Черного Шипа – это было немалое достижение. Молодой человек принимал хвалу с широкой улыбкой, но держался за плечо и морщился, когда кто-то хлопал его по спине.

«Надо было мне признать свое поражение», – подумал Далинар. Упорствуя с продолжением состязания, он подверг опасности их обоих. Князь злился на себя. Он нарочно выбрал противника моложе и сильнее, а потом не сумел проиграть с достоинством? Пора смириться с тем, что он стареет, и перестать обманывать себя, думая, что это и правда поможет ему на поле боя. Далинар отдал свою броню, больше не носил меч. С чего же вдруг решил опять сражаться на ринге?

«Человек с девятью тенями».

Вода во рту вдруг приобрела затхлый привкус. Он рассчитывал, что сам сразится с защитником врага, если вообще это состязание состоится. Но не разумнее ли перепоручить этот долг кому-то вроде Каладина?

– Ну что ж, – сообщила Навани. – Возможно, тебе стоит надеть униформу. Королева ириали готова.

– До нашей встречи еще несколько часов.

– Она хочет провести ее сейчас. Судя по всему, ее придворный чтец приливов что-то увидел в волнах и рассудил, что чем раньше состоится встреча, тем лучше. Она свяжется с нами в любую минуту.

Шквальные ириали. И все же у них были клятвенные врата – даже двое, если считать те, что находились в королевстве Рира, под контролем Ири. Среди трех монархов Ири – двух королей и королевы – последняя занималась внешней политикой, так что говорить им нужно было именно с нею.

– Ладно, изменим время, – согласился Далинар.

– Жду тебя в зале для переписки.

– Почему? – спросил он, взмахнув рукой. – Она же меня не видит. Разместимся здесь.

– Здесь? – ровным голосом повторила Навани.

– Здесь, – подтвердил Далинар, ощущая упрямство. – Хватит с меня холодных залов, где ничего не слышно, не считая царапанья тростниковых перьев.

Навани взглянула на него, приподняв бровь. Тем не менее по ее приказу помощницы отправились за письменными принадлежностями. Подошел встревоженный ревнитель – возможно, чтобы попытаться ее отговорить, – но, получив несколько твердых приказов от Навани, он убежал в поисках скамьи и стола.

Далинар улыбнулся и пошел отбирать два учебных меча на стойке рядом с мечниками. Обычные длинные мечи, стальные и незаточенные. Один он бросил Кадашу, и тот его ловко поймал, а потом поместил перед собой острием вниз, обе руки положив на эфес.

– Светлорд, – заявил Кадаш, – я бы предпочел поручить это задание кому-то другому, поскольку не особенно…

– Силен, – закончил Далинар. – Кадаш, мне нужно попрактиковаться. Я твой хозяин, и я требую, чтобы ты предоставил мне все необходимое.

Кадаш вперил в Далинара долгий взгляд, потом раздраженно вздохнул и последовал за ним к рингу.

– Светлорд, я вряд ли буду для вас хорошим партнером. Я посвятил годы священному писанию, а не мечу. Я здесь всего лишь для того…

– …чтобы проверить меня. Знаю. Что ж, может быть, я и сам заржавел. Я не дрался обычным мечом уже не один десяток лет. У меня всегда было что-то получше.

– Да. Я помню, когда вы только получили свой осколочный клинок, Далинар Холин. Мир в тот день содрогнулся.

– Не драматизируй, – отмахнулся Далинар. – Я всего лишь был одним из длинной очереди идиотов, которые обрели способность убивать людей слишком легко.

Риал нерешительно начал отсчет, и Далинар ринулся вперед, замахиваясь. Кадаш умело отбил его атаку, а затем отступил к краю ринга.

– Прошу прощения, светлорд, но вы и впрямь отличались от остальных. Вы были намного, намного лучше в том, что касается убийства.

«Так было всегда», – подумал Далинар, обходя Кадаша по дуге. Было странно вспоминать о том, что этот человек входил в его элитный отряд. Тогда они не сблизились; это произошло, лишь когда Кадаш стал ревнителем.

Навани кашлянула.

– Далинар, не хочу прерывать это махание палками, – заметила она, – но королева готова с тобой поговорить.

– Отлично, – отозвался князь, не сводя глаз с Кадаша. – Прочитай мне, что она говорит.

– Пока ты дерешься?

– Конечно.

Он почти ощутил, как Навани закатывает глаза. Он ухмыльнулся и снова пошел на Кадаша. Жена думает, он ведет себя глупо. Возможно, так оно и есть.

А еще он терпит поражение. Один за другим все монархи мира отгораживаются от него. Только Таравангиан из Харбранта – как известно, не отличающийся умом – согласился к нему прислушаться. Далинар что-то делал неправильно. Будь это затянувшаяся военная кампания, он бы заставил себя взглянуть на проблемы с иной точки зрения. Нашел бы новых офицеров, которые озвучили бы свои идеи. Попытался бы начинать битвы в другой местности.

Далинар и Кадаш скрестили клинки, металл ударился о металл.

– «Великий князь, – прочитала Навани, – с потрясенным благоговением от величия Единого я обращаюсь к тебе. Настало время для мира пережить славный новый опыт».

– Славный, ваше величество? – продиктовал Далинар, пытаясь достать мечом ногу Кадаша. Противник увернулся. – Неужели вы можете приветствовать такие события?

«Всякий опыт приветствуется, – пришел ответ. – Мы Единый, который познает самого себя, – и эта новая буря славная, пусть она и приносит боль».

Далинар хмыкнул, парируя удар слева. Мечи громко зазвенели.

– Не думала, что она настолько религиозна, – пробормотала Навани.

– Языческие суеверия, – поправил Кадаш, ускользая от Далинара. – Азирцам, по крайней мере, хватает приличий поклоняться Вестникам, пусть они богохульным образом и поместили их превыше Всемогущего. Ириали не лучше шинских шаманов.

– Я припоминаю, – бросил Далинар, – что раньше ты не был таким придирчивым.

– Мне сообщили, что моя расхлябанность, возможно, поощрила вас.

– Я всегда находил твою точку зрения необычной. – Он смотрел прямо на Кадаша, но обращался к Навани. – Передай ей: ваше величество, пусть я и люблю сложные задачи, меня пугают страдания, которые принесет этот новый… опыт. Мы должны объединиться пред лицом надвигающейся опасности.

– Единство, – негромко проговорил Кадаш. – Далинар, если это твоя цель, почему же ты пытаешься расколоть собственный народ?

Навани начала писать. Далинар приблизился, переложил свой длинный меч из одной руки в другую.

– Кадаш, а откуда ты знаешь? С чего вдруг ты так уверен в том, что ириали – язычники?

Кадаш нахмурился. Хоть у него и была квадратная борода ревнителя, шрам на голове был не единственным, что отличало его от товарищей. Для них бой на мечах – просто еще один вид искусства. У Кадаша было поведение опытного солдата. Он дрался на дуэли и одновременно поглядывал по сторонам – не подкрадывается ли кто-то с фланга? Такое было невозможно в дуэли один на один, но на поле боя представлялось очень даже вероятным.

– Далинар, как ты можешь о таком спрашивать?

– Потому что об этом надо спрашивать. Ты заявляешь, что Всемогущий – бог. Почему?

– Да потому, что так оно и есть!

– Мне этого недостаточно, – бросил Далинар и впервые понял: так оно и есть. – Уже нет.

Ревнитель зарычал и прыгнул на него, в этот раз атакуя с подлинной решимостью. Далинар отскочил, отбил его, а Навани начала громко читать:

– «Великий князь, я буду откровенна. Триумвират ириали основан на договоре. Алеткар не играл какой-либо важной роли в мире с падения Солнцетворца. А вот сила тех, кто управляет новой бурей, неопровержима. Они выдвинули великодушное предложение».

Далинар застыл, ошарашенный.

– Вы готовы перейти на сторону Приносящих пустоту?! – спросил он, повернувшись к Навани, но потом ему пришлось защищаться от Кадаша.

– Что такое? – съязвил ревнитель, и его меч со звоном ударился о меч Далинара. – Удивлен, что кто-то готов перейти на сторону зла? Что кто-то предпочитает тьму, суеверия и ересь свету Всемогущего?

– Я не еретик! – Далинар резко отбил клинок Кадаша, но ревнитель успел зацепить его руку. Удар оказался тяжелым, и хоть мечи были затуплены, от него точно должен был остаться синяк.

– Ты только что сам сообщил мне, что сомневаешься во Всемогущем, – напомнил Кадаш. – Что еще останется после такого?

– Не знаю. – Далинар шагнул ближе. – Я не знаю, и это приводит меня в ужас. Но Честь говорил со мной и признался, что потерпел поражение.

– Князья Приносящих пустоту могли, как гласят предания, ослеплять людей. Посылать им ложь.

Он поспешно атаковал, замахиваясь, но Далинар отпрянул и начал отступать по краю дуэльного ринга.

– «Мой народ, – прочитала Навани ответ королевы Ири, – не хочет войны. Возможно, чтобы предотвратить очередное Опустошение, надо позволить Приносящим пустоту взять то, что они хотят. Из наших хроник, пусть они и скудны, следует, что человечество ни разу не выбирало этот путь. Это опыт, посланный Единым, а мы его отвергли».

Навани подняла голову, явно столь же удивленная этими словами, как и услышавший их Далинар. Перо продолжило писать.

– «Кроме того, – прибавила Навани, – у нас есть причины не доверять вору, великий князь Холин».

Далинар застонал. Так вот в чем дело – в осколочном доспехе Адолина. Далинар посмотрел на Навани:

– Сможешь узнать что-то еще, попытаться их успокоить?

Она кивнула и начала писать. Далинар стиснул зубы и снова бросился на Кадаша. Ревнитель поймал его меч, а потом схватил за такаму свободной рукой и притянул к себе лицом к лицу.

– Всемогущий не мертв, – прошипел Кадаш.

– Раньше ты меня бы утешил. Теперь сверлишь взглядом. Что случилось с ревнителем, которого я знал? С человеком, который жил подлинной жизнью, а не просто смотрел на мир с высоких башен и из окон монастырей?

– Он боится, – тихо ответил Кадаш, – что каким-то образом не выполнил свой самый торжественный долг перед человеком, которым глубоко восхищается.

Они смотрели друг другу в глаза, их мечи все еще были скрещены, но ни один не пытался на самом деле усилить натиск. На миг Далинар увидел в Кадаше того, кем тот всегда был. Благородный и понимающий, воплощение лучшего, что есть в воринской церкви.

– Дай мне что-то, с чем я мог бы вернуться к священнослужителям, – взмолился Кадаш. – Отрекись от убеждения в том, что Всемогущий мертв. Если ты это сделаешь, я смогу убедить их принять твой брак. Короли поступали и худшим образом, но сохраняли воринскую поддержку.

Далинар стиснул зубы и покачал головой.

– Далинар…

– Кадаш, от лжи никому не будет толка, – произнес он, отступая. – Если Всемогущий мертв, то притворяться, будто это не так, – чистая глупость. Нам нужна подлинная надежда, а не достоверный обман.

По всему залу немало мужчин остановили поединки, чтобы посмотреть или послушать. Мечники собрались позади Навани, которая все еще вела политическую беседу с королевой-ириали.

– Не отбрасывай все, во что мы верили, из-за нескольких снов, – продолжал умолять Кадаш. – Как же наше общество, наши традиции?

– Традиции? – переспросил Далинар. – Кадаш, я тебе когда-нибудь рассказывал о своем первом учителе по мечу?

– Нет, – ответил Кадаш и, нахмурившись, бросил взгляд на других ревнителей. – Это был Рембринор?

Далинар покачал головой:

– Когда я был юным, наша ветвь семьи Холин не владела большими монастырями и красивыми тренировочными площадками. Отец нашел мне учителя за два города от нас. Его звали Харт. Молодой парень, не настоящий мастер-мечник – но все-таки он был достаточно хорош. Харт был помешан на правилах и традициях и не позволял мне тренироваться, пока я не научился правильно надевать такаму. – Далинар жестом указал на рубашку-такаму, которая была на нем надета. – Он бы ни за что не разрешил мне драться в таком виде. Надо было натянуть юбку, потом – верхнюю рубаху, а затем трижды обмотаться поясом и завязать его на узел.

Меня это всегда раздражало. Пояс, обмотанный вокруг талии трижды, был слишком тугим – его приходилось сильно натягивать, чтобы остались концы, достаточные для узла. Отправившись впервые на дуэль в соседний город, я чувствовал себя идиотом. У всех остальных такамы были подвязаны поясами с длинными, свисающими спереди хвостами.

Я спросил Харта, почему мы это делаем иначе. Он сказал: это правильный способ, единственный правильный способ. И потому, когда во время своих странствий я оказался в родном городе Харта, я отыскал его учителя – человека, который обучался у ревнителей в Холинаре. Именно он настаивал, что это правильный способ подвязывать такаму, и он, в свою очередь, научился этому у своего учителя.

К этому моменту толпа вокруг них успела вырасти. Кадаш нахмурился:

– И в чем же смысл?

– Я отыскал учителя учителя моего учителя в Холинаре, когда мы его захватили, – объяснил Далинар. – Древний, иссохший старик ел карри и лепешки, совершенно не беспокоясь из-за того, кто правит городом. Я спросил его: зачем обвязываться поясом три раза, когда все остальные думают, что достаточно и двух?

Старик рассмеялся и встал. Я был потрясен, когда увидел, что он ужасно маленького роста. «Если я обвязываюсь поясом всего лишь два раза, – воскликнул он, – концы свисают так низко, что из-за них я могу споткнуться!»

В зале воцарилась тишина. Неподалеку один солдат негромко рассмеялся, но быстро умолк – никого из ревнителей эта история не повеселила.

– Я люблю традиции, – пояснил Далинар Кадашу. – И боролся за традиции! Я заставляю своих людей следовать заповедям. Я придерживаюсь воринских добродетелей. Но традиция, Кадаш, не становится ценной всего лишь из-за того, что существует. Мы не можем просто предполагать, что старое – это всегда правильное.

Он повернулся к Навани.

– Королева не слушает, – сообщила та. – Она настаивает, что ты вор, которому нельзя доверять.

– Ваше величество, – продиктовал Далинар. – Я вынужден поверить в то, что вы способны позволить государствам пасть, а людям – погибнуть из-за мелкой прошлой обиды. Если мои отношения с королевством Рира заставляют вас рассматривать вопрос о поддержке врагов рода человеческого, тогда, возможно, нам следует сперва обсудить наше личное примирение.

В ответ на это Навани кивнула, хоть и взглянула на собравшихся вокруг зевак и вскинула бровь. Она считала, что такие вещи надо делать наедине, и, возможно, была права. В то же самое время Далинар чувствовал, что ему это нужно. Он не мог объяснить почему.

Он поднял меч в знак уважения к Кадашу:

– Мы закончили?

В ответ Кадаш бросился на него с разгона, вскинув клинок. Далинар вздохнул, потом позволил противнику коснуться своего левого бока, но закончил маневр так, что его собственный меч оказался у шеи Кадаша.

– Этот удар не соответствует правилам дуэли, – заявил ревнитель.

– Из меня нынче неважный дуэлянт.

Ревнитель хмыкнул, затем оттолкнул оружие Далинара и сделал выпад. Но князь поймал Кадаша за руку и развернул, воспользовавшись его собственной движущей силой. Он повалил Кадаша на землю и прижал его, не давая подняться.

– Наступает конец света, – прорычал Далинар. – Я попросту не могу полагаться на традиции. Я должен знать точно. Убеди меня. Докажи то, о чем говоришь.

– Ты не должен требовать доказательств существования Всемогущего! Ты говоришь, как твоя племянница!

– Сочту за комплимент.

– А как же… как же Вестники? – нашелся Кадаш. – Их ты тоже отрицаешь? Они были слугами Всемогущего, и их существование доказывает его. Они были наделены силой!

– Силой? – переспросил Далинар. – Вроде этой?

Он втянул буресвет. Наблюдатели зашептались, когда Далинар начал светиться, а потом… он сделал кое-что еще. Отдал свету приказ. Когда князь поднялся, Кадаш остался лежать на полу, объятый озерцом сияния, которое держало его, крепко приковав к камням. Ревнитель беспомощно извивался.

– Сияющие рыцари вернулись, – заявил Далинар. – И да, я принимаю власть Вестников. Я согласен с тем, что некогда было существо по имени Честь – или Всемогущий. Он помог нам, и мне бы снова пригодилась его помощь. Если ты сумеешь доказать, что воринизм в своей нынешней форме соответствует учениям Вестников, мы снова поговорим.

Он отбросил меч и подошел к Навани.

– Прекрасный спектакль, – негромко заметила она. – Полагаю, он был предназначен для собравшихся, а не только для Кадаша?

– Солдаты должны знать, какова моя позиция в отношениях с церковью. Что сказала наша королева?

– Ничего хорошего, – пробормотала Навани. – Что ты можешь к ней обращаться, чтобы обсудить возврат украденных предметов, и она поразмыслит на эту тему.

– Шквальная женщина. Ей нужен осколочный доспех Адолина. Насколько весомы ее требования?

– Не особенно. Ты его получил посредством брака, причем со светлоглазой из Риры, а не из Ири. Да, ириали заявляют, будто братский народ пребывает с ними в вассальных отношениях, но, даже если это заявление не оспаривать, у королевы на самом деле нет никаких связей с Эви или ее братом.

Далинар хмыкнул:

– Рира никогда не была достаточно сильной, чтобы попытаться потребовать доспех назад. Но если это поможет привлечь Ири на нашу сторону, тогда я подумаю. Может, я соглашусь… – Он осекся. – Погоди-ка. Что ты сказала?

– Хм? Я сказала про… ах да. Ты не можешь слышать ее имя.

– Произнеси его опять, – прошептал Далинар.

– Что? – удивилась Навани. – Эви?

Воспоминания расцвели в голове Далинара. Он пошатнулся, затем оперся о письменный стол, чувствуя себя так, словно его ударили молотом по голове. Навани принялась звать лекарей, решив, что он переутомился во время поединков.

Но дело было в другом. Пламя в его разуме, внезапное потрясение от произнесенного слова.

Эви. Он услышал имя своей жены!

И внезапно вспомнил ее лицо.




17

В ловушке теней







Я не заявляю, будто в моих силах преподать такой урок. Опыт сам по себе великий учитель, и вам следует обращаться непосредственно к нему.

    Из «Давшего клятву», предисловие

И все-таки я думаю, нам следует его убить, – убеждала остальных самка, игравшая накануне в карты. Звали ее Хен.

Всю ночь Каладин просидел привязанный к дереву. В течение дня они позволили ему несколько раз справить нужду, но в остальное время держали в путах. Хотя узлы у них были хорошие, они всегда назначали охранников, пусть пленник и сдался им добровольно.

Его мышцы свело, поза была неудобная, но в бытность рабом он выносил и худшее. Прошел уже почти весь день, однако они все еще спорили.

Он больше не видел того желто-белого спрена, ленту из света. Кэл уже решил, что ему все привиделось. Дождь наконец-то прекратился. Каладин надеялся, что это означало скорое возвращение Великих бурь и буресвета.

– Убить его? – спросил другой паршун. – Почему? Какую опасность он представляет для нас?

– Расскажет другим, где мы.

– Он легко нас нашел. Я сомневаюсь, что и у других будут с этим проблемы.

У паршунов, похоже, не было определенного лидера. С того места, где находился Каладин, было слышно, как они разговаривали, сгрудившись под навесом. Воздух пах влагой, и рощица затрепетала, когда сквозь нее пронесся порыв ветра. Каладина обдало брызгами, которые почему-то оказались холоднее самого Плача.

К счастью, скоро все это высохнет, и он наконец-то снова увидит солнце.

– Так мы его отпустим? – У Хен был грубый, злой голос.

– Не знаю. А ты смогла бы это сделать? Собственными руками раскроить ему череп?

Под навесом стало тихо.

– Если это означает, что они не смогут нас снова забрать, – отчеканила она, – да, я бы убила его. Я не вернусь.

У них были простые имена, как у темноглазых алети, – такие же, как их тревожно знакомые говоры. Каладин не волновался за свою безопасность; хоть они и забрали у него нож, даль-перо и сферы, он мог в любой момент призвать Сил. Она порхала неподалеку в воздушных потоках, лавируя между ветвями деревьев.

В конце концов паршуны прекратили совещаться и разошлись, а Каладин задремал. Позже его разбудил шум, с которым они собирали свои скудные пожитки: топор, еще один, какие-то мехи с водой, почти испорченные мешки с зерном. По мере того как солнце садилось, длинные тени вытягивались мимо Каладина, снова погружая лагерь во тьму. Похоже, они перемещались по ночам.

Высокий самец, игравший в карты прошлой ночью, – Каладин узнал его по узорам на коже – подошел к пленнику. Он развязал веревки, которыми тот был примотан к дереву, и те, что стягивали его лодыжки, но не притронулся к путам на руках.

– Ты действительно мог захватить ту карту, – заметил Каладин. Паршун напрягся. – Я про карточную игру. – Оруженосец может захватывать, если его поддерживает союзная карта. Так что ты был прав.

Паршун хмыкнул и дернул за веревку, вынуждая Каладина подняться на ноги. Он потянулся, разминая затекшие мышцы и превозмогая болезненные судороги. Прочие паршуны в это время разбирали последнее из укрытий – единственную брезентовую палатку, что была полностью закрыта. Впрочем, еще днем Каладин сумел заглянуть внутрь и знал, что там.

Дети.

Дюжина детенышей, одетых в рубахи, разных возрастов – от малышей до подростков. У девочек были распущенные волосы, у мальчиков – хвостики или косы. Им разрешали покидать палатку в исключительных случаях и под охраной, но Каладин слышал, как дети смеются. Поначалу он встревожился, что это захваченные в плен человеческие дети.

Когда палатки собрали, они разбежались, обрадованные долгожданной свободой. Одна молоденькая девчушка, проскакав по влажным камням, схватила за свободную руку паршуна, который вел Каладина. Все дети выглядели так же необычно, как и взрослые: не совсем похожие на паршенди, с броневыми пластинами по бокам головы и на предплечьях. У детей панцири были светлые, розовато-оранжевые.

Каладин не мог понять, отчего это зрелище кажется ему таким странным. Ведь паршуны размножались, хотя люди часто говорили, что их разводят, как животных. Это ведь не так уж далеко от истины? Все это знали. Что бы сказал Шен – Рлайн, – если бы Каладин произнес эти слова вслух?

Шествие двинулось в путь, покинув рощу, пленника вели на веревке. Они почти не разговаривали, и, пересекая поле во тьме, Кэл почувствовал, что ему все это очень знакомо. Он уже здесь был, делал такое раньше?

– А что насчет короля? – неожиданно спросил его конвоир тихим голосом, но повернув голову к Каладину, чтобы тот услышал его вопрос.

Элокар? А он тут при чем?..

«Ах да. Карты».

– Король – одна из самых сильных карт, которыми можно ходить, – начал Каладин, старательно припоминая правила. – Он может захватить любую другую карту, не считая другого короля, а вот его захватить нельзя, если не коснуться тремя картами противника уровня рыцарей или выше. И… еще он невосприимчив к духозаклинателю.

«Вроде бы».

– Когда я наблюдал за тем, как играют другие люди, они пользовались этой картой редко. Если она такая могущественная, зачем откладывать?

– Если твоего короля возьмут в плен, ты проиграешь, – объяснил Каладин. – Поэтому его следует использовать, только если ты в отчаянии или точно знаешь, что сможешь его защитить. Когда я играл, то в половине случаев оставлял его в «казарме» на протяжении всей партии.

Паршун хмыкнул. Девочка потянула его за руку и указала на что-то. Он ответил ей шепотом, и ребенок на цыпочках побежал к зарослям цветущих камнепочек, видимых в свете первой луны.

Лозы втянулись в раковины, цветы закрылись. Но девочка явно знала, что делать: она присела рядом в ожидании, пока бутоны не раскроются вновь, тогда она схватила по одному каждой рукой, и ее хихиканье эхом разнеслось над равниной. Спрены радости следовали за ней в виде синих листьев, когда она вернулась, обойдя Каладина по широкой дуге.

Хен, которая шла с дубинкой в руках, призвала охранника пошевеливаться. Она наблюдала за окрестностями, нервная, словно разведчик во время опасной миссии.

«Вот оно что, – понял Каладин, сообразив, почему обстановка кажется знакомой. – Так мы убегали от Тасинара».

Это случилось после того, как его приговорил Амарам, но до того, как Кэла послали на Расколотые равнины. Он старался не вспоминать о тех месяцах. Череда неудач, систематическое безжалостное уничтожение остатков его идеализма… что ж, он усвоил, что размышления о таких вещах уводили в темные места. Он столько людей подвел на протяжении тех месяцев. Нальма была одной из них. Кэл все еще помнил ее руку в своей – грубую, мозолистую руку.

То была самая успешная из его попыток побега. Она продлилась пять дней.

– Вы не монстры, – прошептал Каладин. – Вы не солдаты. Вы даже не семена пустоты. Вы просто… беглые рабы.

Его конвоир резко повернулся и дернул за веревку. Паршун схватил Каладина за воротник униформы, и дочь, спрятавшись за его ногой, уронив один из цветков, захныкала.

– Хочешь, чтобы я убил тебя? – рыкнул паршун, притянув лицо Каладина близко к своему. – Ты специально напоминаешь мне о том, как подобные тебе относятся к нам?

Каладин закряхтел:

– Посмотри на мой лоб, паршун.

– И?..

– Это рабские клейма.

– Чего?

Вот буря… паршунов не клеймили и держали отдельно от других рабов. Паршуны были для такого слишком ценными.

– Когда человека превращают в раба, – объяснил Каладин, – его клеймят. Я все это пережил.

– И ты думаешь, что понял нас?

– Конечно. Я же…

– Я всю свою жизнь прожил в тумане! – заорал на него паршун. – Каждый день мне казалось, будто я должен что-то сказать или сделать, чтобы все это прекратилось! Каждую ночь прижимал к себе дочь и спрашивал себя: почему весь мир как будто движется вокруг нас, озаренный светом, а мы застряли в ловушке, в тенях? Ее мать продали. Продали! Потому что она родила здорового ребенка – а это значит, что ее можно было использовать для разведения. Ты это понимаешь, человек? Понимаешь, каково это – смотреть, как твою семью рвут на части, и понимать, что ты должен возразить – знать в глубине души, что происходит нечто неправильное? Ты можешь себе вообразить то чувство, когда нет возможности сказать ни единого шквального слова, чтобы это остановить? – Паршун подтянул его еще ближе. – Может, у тебя и забрали свободу, но у нас отняли разум.

Он бросил Каладина и завертелся, схватил дочь и прижал к себе, а потом трусцой побежал следом за остальными – все повернулись, заслышав его внезапную гневную речь. Каладин последовал за ним, повинуясь рывку веревки, и из-за вынужденной спешки наступил на цветок, который уронила девочка. Сил промчалась мимо и, когда Кэл попытался привлечь ее внимание, просто рассмеялась и взлетела выше вместе с потоком воздуха.

Его сторож получил несколько тихих выговоров, когда они догнали остальных; эта колонна не могла позволить себе привлечь чье-то внимание. Каладин шел с ними и вспоминал. Кое-что он понял.

Тот, кто бежал, не был свободным; открытое небо и бескрайние поля превращались для него в пытку. Он чувствовал, как по пятам идет погоня, и каждое утро просыпался, ожидая увидеть, что окружен.

В конце концов так оно и получалось.

Но что же паршуны? Он принял Шена в Четвертый мост, да. Но принять единственного паршуна в качестве мостовика не то же самое, что принять всю их расу в качестве… ну, людей.

Когда колонна остановилась, чтобы раздать детям воду, Каладин ощупал лоб, кончиками пальцев обведя шрамы в виде глифов.

«У нас отняли разум…»

У него тоже попытались отнять разум. Его избивали до смерти, украли все, что он любил, и убили его брата. Он утратил способность связно мыслить. Его жизнь стала расплывчатым пятном, пока однажды он не оказался на краю ущелья, где смотрел на умирающие капли дождя и пытался отыскать в себе стремление покончить с жизнью.

Сил пролетала мимо в виде мерцающей ленты.

– Сил, – прошипел Каладин. – Мне надо с тобой поговорить. Сейчас не время для…

– Тсс, – отозвалась она, а потом захихикала и облетела вокруг него, после чего перелетела к его конвоиру и сделала то же самое с ним.

Каладин нахмурился. Она вела себя очень беспечно. Слишком беспечно? Как в то время, пока между ними еще не было уз?

Нет. Этого не может быть.

– Сил? – взмолился он, когда она вернулась. – С узами что-то не так? Прошу тебя, я же не…

– Дело не в этом, – перебила она неистовым шепотом. – Я думаю, паршуны меня видят. По крайней мере, некоторые. И тот, другой спрен все еще здесь. Высший спрен, как я.

– Где? – спросил Каладин и завертелся.

– Она невидима для тебя. – Сил превратилась в ворох листьев, летающий вокруг него. – Кажется, она поверила мне и решила, что я просто спрен ветра.

Сил умчалась прочь, оставив Каладина с дюжиной вопросов без ответа. «Вот буря… выходит, этот спрен подсказывает им, куда идти?»

Колонна опять пустилась в путь, и Каладин целый час шел в тишине, пока Сил не соизволила к нему вернуться. Она приземлилась на его плечо и превратилась в девушку в причудливой юбочке.

– Она ненадолго отправилась вперед, – сообщила она. – А паршуны не смотрят сюда.

– Спрен их направляет, – произнес Каладин чуть слышно. – Сил, должно быть, этого спрена прислал…

– Она, – прошептала Сил, обхватив себя руками за плечи и уменьшившись до двух третей своего обычного размера. – Это спрен пустоты.

– Это еще не все. Паршуны… откуда им известно, как говорить и что делать? Да, они прожили свои жизни рядом с людьми – но как можно стать такими, ну, нормальными, после того как долго прожил в полусне?

– Буря бурь. Ее мощь заполнила дыры в их душах. Они не просто пробудились. Они исцелены, Связь восстановлена, запасы Самости восполнены. В этом есть нечто большее, чем мы когда-либо понимали. Каким-то образом, когда вы завоевали их, вы украли их способность менять формы. Вы буквально вырвали кусочек их души и заперли его. – Сил резко повернулась. – Она возвращается. Я останусь поблизости, на случай если тебе понадобится клинок.

Она ушла, взмыла в воздух лентой из света. Каладин продолжал тащиться следом за колонной, обдумывая ее слова, прежде чем ускорить шаг и догнать своего тюремщика.

– Вы в общем поступаете умно, – сказал Каладин. – Путешествовать ночью – правильно. Но вы идете вдоль русла реки. Я знаю, здесь больше деревьев и можно безопаснее устроить привал, но именно потому это первое место, где вас будут искать. – Ближайшие паршуны бросали на него взгляды. Охранник не сказал ни слова. – Большой отряд – еще одна проблема. Вам надо разбиться на несколько групп поменьше и собираться каждое утро, так что если вас и заметят, вы будете выглядеть менее грозно. Сможете сказать, что вас куда-то послал какой-нибудь светлоглазый, и вас, скорее всего, отпустят. Если же кто-то наткнется на компанию из семидесяти душ, не стоит рассчитывать на снисхождение. Все это справедливо, разумеется, если вы не хотите драться – а вы вроде как не хотите. Кроме того, если вы ввяжетесь в драку, против вас в конце концов выступят великие лорды. Пока что у них есть дела поважнее.

Его конвоир хмыкнул.

– Я могу вам помочь, – прибавил Каладин. – Может, мне и невдомек, через что вы прошли, но я точно знаю, как чувствует себя беглец.

– Думаешь, я тебе поверю? – наконец сказал паршун. – Ты же хочешь, чтобы нас поймали.

– Ничего подобного, – искренне ответил Каладин.

Его страж больше ничего не сказал, и Каладин со вздохом вернулся на свое место позади него. Почему Буря бурь не наделила этих паршунов такими же силами, как тех, что на Расколотых равнинах? Как же быть с историями из священных книг и преданиями? С Опустошениями?

Под вечер паршуны устроили привал, и Каладин нашел себе гладкую скалу, чтобы к ней прислониться и как бы укрыться в камне. Охранник привязал веревку к одинокому дереву поблизости, а затем отправился посовещаться с остальными. Каладин откинулся на камень и погрузился в раздумья, из которых его вырвал какой-то звук. Он с удивлением увидел дочь своего конвоира: девочка подошла, держа обеими руками мех с водой, и замерла за пределами его досягаемости.

У нее не было обуви, и ноги выглядели не лучшим образом – они, пусть и загрубевшие от мозолей, были покрыты царапинами и ссадинами. Она робко опустила мех и попятилась. Но не сбежала, как предполагал Каладин, когда он потянулся за водой.

– Спасибо, – сказал он и набрал полный рот. Вода была чистая и прозрачная – паршуны явно знали, как ее добыть и дать ей отстояться. Он проигнорировал урчание в желудке.

– Они правда будут преследовать нас? – спросила девочка, озаренная бледно-зеленым светом Мишим. Каладин решил, что этот ребенок не такой робкий, как показалось сперва. Она нервничала, но глаз не отводила.

– Почему не отпустить нас? Ты не можешь вернуться и объяснить им? Нам не нужны неприятности. Мы просто хотим уйти.

– Мне жаль, но они придут. Им нужно многое строить заново, и для этого не хватает рабочих рук. Вы… ресурс, которым они не могут пренебречь.

Люди, которых он посетил, не знали о том, что следует ожидать некое войско ужасных Приносящих пустоту; большинство думало, что их паршуны сбежали, когда воцарился хаос.

– Но почему? – допытывалась она, шмыгнув носом. – Что мы им сделали?

– Вы пытались их уничтожить.

– Нет. Мы хорошие. Мы всегда были хорошими. Я ни разу никого не ударила, даже когда была злая.

– Я не имел в виду конкретно тебя, – растолковывал Каладин. – Твои предки… твой народ, каким он был давным-давно. Случилась война, и…

Ну что за буря. Как объяснить рабство семилетнему ребенку? Он бросил ей мех, и она помчалась обратно к отцу, который только заметил ее отсутствие. Он стоял отчетливым силуэтом в ночи и изучал Каладина.

– Они собираются разбить лагерь, – прошептала неподалеку Сил. Она заползла в какую-то трещину в камне. – Спрен пустоты хочет, чтобы они маршировали весь день, но я сомневаюсь, что они на такое пойдут. Паршуны переживают из-за того, что зерно портится.

– Тот спрен смотрит на меня прямо сейчас? – уточнил Каладин.

– Нет.

– Тогда давай перережем веревку.

Он повернулся, закрывая собой то, что делал, а затем быстро призвал Сил в виде ножа, чтобы освободиться. Это должно было изменить цвет его глаз, но он надеялся, что в темноте паршуны не заметят.

Сил снова превратилась в спрена.

– Нужен меч? – спросила она. – Сферы, которые они у тебя забрали, все пустые, но они разбегутся, увидев клинок.

– Нет.

Вместо этого он взял большой камень. Паршуны притихли, увидев, что пленник освободился. Каладин пронес камень несколько шагов, а потом швырнул, раздавив камнепочку. Через мгновение его окружили рассерженные паршуны с дубинками.

Каладин перебирал осколки камнепочки, не обращая на них внимания. Обнаружив большой кусок раковины, он его поднял.

– Внутренняя часть этой штуки, – объяснил он, переворачивая раковину так, чтобы они видели, – окажется сухой, несмотря на ливень. Камнепочка по какой-то причине нуждается в преграде между собой и водой снаружи, хотя после бури всегда жадно пьет. У кого мой нож? – Никто не двинулся с места, чтобы его вернуть. – Если соскрести этот внутренний слой, можно добраться до сухой части. Теперь, когда дождь прекратился, я сумею разжечь костер, при условии что никто не потерял мой мешочек с трутом. Зерно надо сварить, а потом высушить в виде лепешек. Они не будут вкусными, но сохранятся. Если вы не сделаете что-нибудь в ближайшее время, ваши припасы сгниют. – Он встал и ткнул пальцем. – Судя по всему, мы должны быть достаточно близко к реке, чтобы набрать еще воды. Поскольку дожди закончились, она недолго будет течь. Раковины камнепочек горят плохо, так что желательно собрать настоящую древесину и высушить ее у костра на протяжении дня. Можем оставить маленький огонь, а готовкой заняться завтра ночью. В темноте меньше шансов, что дым нас выдаст, а свет можно спрятать среди деревьев. Осталось только придумать, как готовить без горшков, в которых можно вскипятить воду.

Паршуны таращились на него во все глаза. Затем Хен наконец-то оттолкнула его от камнепочки и взяла осколок, который он держал. Каладин заметил своего охранника – тот застыл возле скалы, где сидел раньше пленник. Паршун держал разрезанную веревку, потирая гладко рассеченный конец большим пальцем.

После недолгого совещания паршуны потащили Кэла к деревьям, на которые он указал, вернули нож – при этом сами вооружились всеми дубинами, какие у них были, – и потребовали, чтобы он доказал, что может разжечь костер из отсыревшей древесины.

Каладин так и сделал.




18

Двоение в глазах







Нельзя познать вкус пряности по описанию, ее надо попробовать самому.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Шаллан превратилась в Вуаль.

Буресвет сделал ее лицо менее юным, более угловатым. Острый нос, маленький шрам на подбородке. По волосам пробежала волна, и они из рыжих сделались черными, как у алети. Для создания такой иллюзии требовалась сфера с большим запасом буресвета, но зато Шаллан могла ее поддерживать часами, тратя самую малость.

Вуаль отбросила хаву, взамен натянула брюки и узкую рубашку, надела ботинки и взяла длинный белый плащ. Наряд довершила простая перчатка на левой руке. Вуаль, разумеется, из-за этого ничуть не смущалась.

Метаморфоза стала для Шаллан способом спрятаться, облегчить боль. Вуаль не страдала, как Шаллан, – и она в любом случае была достаточно крепкой, чтобы справляться с такими вещами. Становясь ею, девушка как будто сбрасывала с плеч тяжкий груз.

Вуаль обвернула шею шарфом, потом закинула на плечо крепкую сумку. Оставалось надеяться, что красноречиво выпирающая рукоять ножа выглядит естественно и даже грозно.

Та дальняя часть ее разума, что оставалась Шаллан, переживала из-за этого. Не смотрится ли она фальшиво? Какие-нибудь тонкие нюансы касательно поведения, одежды или речи наверняка упущены. Они-то и укажут внимательным людям на отсутствие у Вуали добытого тяжким трудом опыта, который она изображает.

Что ж, придется сделать все возможное и надеяться, что удастся сгладить последствия неизбежных ошибок. Она привязала к поясу еще один нож – длинный, но не очень-то похожий на меч, поскольку Вуаль не была светлоглазой. К счастью. Ни одной светлоглазой женщине не позволили бы разгуливать повсюду, столь явно вооруженной. Чем ниже по социальной лестнице, тем менее строги традиции.

– Ну? – спросила Вуаль, поворачиваясь к стене, где висел Узор.

– Мм… Хороший обман.

– Спасибо.

– Не такой, как другой.

– Ты про светлость Сияющую?

– Ты то превращаешься в нее, то нет, – объяснил Узор. – Словно солнце, которое прячется за тучами.

– Мне просто надо больше практики, – пояснила Вуаль. Да, голос звучал превосходно.

Звуки у Шаллан и впрямь получались все лучше и лучше.

Она подобрала Узора – то есть прижала ладонь к стене и позволила ему перебраться сначала на свою кожу, а потом – на плащ. Он радостно загудел, и девушка вышла на балкон. Поднялась первая луна, фиолетовая и горделивая Салас. Она была наименее яркой из трех лун, и это означало, что снаружи было, в общем-то, темно.

У большинства комнат с внешней стороны были балкончики, но ее жилище на втором уровне оказалось особенно выгодным. Отсюда сбегали ступеньки прямо на поле. Покрытое бороздами для воды и выступами для высадки камнепочек пространство, по периметру которого стояли ящики для выращивания клубней или декоративных растений. У каждого яруса Уритиру имелось похожее поле, отделенное от соседних восемнадцатью внутренними уровнями.

Она спустилась на поле, погруженное во тьму. Как здесь вообще что-то росло? Дыхание превращалось в облачка перед ее лицом, и спрены холода выросли у ног.

С поля можно было попасть обратно в Уритиру через небольшую дверь. Возможно, не стоило прибегать к уловкам и выйти через дверь собственной комнаты, но Вуаль предпочитала осторожность. Она не хотела, чтобы охранники или слуги заметили, как светлость Шаллан куда-то уходит в столь поздний час.

Кроме того, кто знает, куда Мрейз и его духокровники внедрили своих приспешников? Они не выходили с нею на связь после того первого дня в Уритиру, но девушка знала: за ней наблюдают. Шаллан все еще не понимала, как с ними быть. Они признали, что заказали убийство Ясны, и этого должно было хватить для ненависти. А еще они знали весьма важные факты о том, как устроен мир.

Вуаль неспешно шла по коридору, неся маленькую ручную лампу для освещения, поскольку сфера привлекала бы слишком много внимания. Она проходила мимо вечерних толп, благодаря которым коридоры в квартале Себариаля выглядели такими же оживленными, каким был его военный лагерь. В отличие от кварталов Далинара жизнь здесь кипела круглосуточно.

Странные завораживающие узоры на стенах вывели ее из квартала Себариаля. Людей в коридорах стало меньше. Потом Вуаль оказалась одна в пустынных бесконечных туннелях. Она как будто чувствовала вес остальных уровней башни, пустых и неисследованных, – они давили на нее. Целая гора непознанного камня.

Она поспешила вперед. Узор что-то негромко напевал, прицепившись к ее плащу.

– Он мне нравится, – вдруг сообщил спрен.

– Кто? – спросила Вуаль.

– Мечник. Мм. Тот, с которым тебе еще нельзя спариваться.

– Нельзя ли прекратить говорить о нем в таком свете?

– Ладно, но он мне нравится.

– Ты ненавидишь его меч.

– Я понял, – объяснил Узор с нарастающим волнением, – что людям… людям наплевать на мертвых. Вы делаете стулья и двери из мертвецов! Вы едите мертвецов! Вы делаете одежду из кожи трупов. Трупы для вас попросту вещи.

– Ну, думаю, это правда.

Спрен казался неестественно возбужденным из-за этого откровения.

– Это абсурдно, – продолжил он, – но вам всем приходится убивать и уничтожать, чтобы выжить. Так устроен физический мир. А значит, я не должен ненавидеть Адолина Холина за то, что он владеет трупом!

– Он тебе нравится, – проворчала Вуаль, – потому что говорит Сияющей, что она должна уважать меч.

– Мм. Да, очень, очень приятный человек. К тому же изумительно умный.

– Тогда почему бы тебе не выйти за него замуж?

Узор зажужжал.

– А разве такое…

– Нет, даже не думай.

– А-а.

Он продолжил весело жужжать на ее плаще, где выглядел странной вышивкой.

Пройдя немного, Шаллан поняла, что ей надо уточнить кое-что еще.

– Узор, ты помнишь, что сказал мне той ночью, в тот первый раз, когда… мы стали Сияющими?

– Про смерть? – спросил спрен. – Возможно, это единственный путь. Мм… Ты должна говорить правду, чтобы совершенствоваться, но ты будешь меня ненавидеть за это. Так что я могу умереть, и после этого ты сможешь…

– Нет. Нет, пожалуйста, не бросай меня.

– Но ты меня ненавидишь.

– Я и себя ненавижу. Просто… прошу тебя. Не уходи. Не умирай.

Узору, похоже, это понравилось, потому что его гудение сделалось громче, – впрочем, звуки, которые он издавал от удовольствия и от беспокойства бывали похожи. На некоторое время Вуаль позволила себе отвлечься на ночное приключение. Адолин по-прежнему прилагал все усилия, чтобы разыскать убийцу, но добился немногого. Аладар был великим князем осведомленности, и его полицейские отряды и письмоводительницы исправно трудились, но старший сын Далинара отчаянно хотел сделать так, как просил отец.

Вуаль подумала, что, возможно, оба искали не в том месте. Она наконец увидела впереди огни и ускорила шаг, в конце концов выйдя на дорожку вокруг большого, в несколько этажей в высоту, помещения. Она достигла Отломка – обширного сборища палаток, озаренных множеством мерцающих свечей, факелов и фонарей.

Рынок вырос потрясающе быстро, вопреки тщательно намеченным планам Навани. Ее идея заключалась в широкой главной улице, по обеим сторонам которой располагались бы магазины. Ни переулков, ни лачуг, ни палаток. Легко патрулировать.

Торговцы восстали, жалуясь на нехватку места для хранения или на необходимость быть ближе к колодцу с пресной водой. На самом деле они хотели, чтобы рынок был больше и хаотичнее, ведь так гораздо легче ускользнуть от жесткого контроля. Себариаль, как великий князь торговли, согласился. Несмотря на беспорядок в собственной бухгалтерии, он был проницателен, когда дело шло о торговле.

Хаос и разнообразие рынка восхитили Вуаль. Сотни людей, несмотря на поздний час, привлекли спренов дюжины разновидностей. Десятки палаток разнообразных цветов и конструкций. Вообще-то, некоторые были не палатками, а отгороженными веревками участками пола, которые охраняли здоровяки с дубинами. Другие выглядели как настоящие здания. Маленькие каменные постройки, которые возвели в этой пещере еще во времена Сияющих.

Купцы из всех десяти изначальных военных лагерей перемешались в Отломке. Она прошла мимо трех сапожников, сидевших рядком; Вуаль так и не поняла, отчего торговцы, продающие одинаковые вещи, собираются вместе. Не лучше ли было бы устроиться там, где у тебя не будет конкурента, в буквальном смысле в двух шагах?

Она спрятала свою ручную лампу, поскольку здесь было достаточно света от торговых палаток и магазинов, и прогулочным шагом направилась вдоль торговых рядов. Вуаль чувствовала себя более комфортно, чем в пустых извилистых коридорах; здесь жизнь закрепилась. Рынок рос, словно кущи на подветренной стороне горного хребта.

Она дошла до центрального колодца пещеры: большой и круглой загадки, полной свободной от крема воды, по поверхности которой пробегала рябь. Шаллан никогда раньше не видела настоящих колодцев – все обычно использовали цистерны, которые наполнялись во время бурь. Но многочисленные колодцы Уритиру никогда не иссякали. В них даже не падал уровень воды, хоть множество людей постоянно ее черпали.

Письмоводительницы предположили, что в горах, возможно, скрывается водоносный слой, но откуда же в нем вода? Снежные шапки на ближайших вершинах как будто не таяли, а дожди шли очень редко.

Вуаль сидела на ограждении колодца, подобрав одну ногу, и смотрела на людей, которые приходили и уходили. Она слушала, как женщины болтают о Приносящих пустоту, об оставшихся в Алеткаре родственниках и о странной новой буре. Слушала, как мужчины беспокоятся о том, как бы их не забрали в армию или не понизили их нан темноглазых, поскольку теперь не было паршунов, чтобы заниматься простой работой. Некоторые светлоглазые работники жаловались на то, что их припасы застряли в Нараке и приходится ждать буресвета, прежде чем все удастся перевести сюда.

Она неторопливо направилась к ряду таверн. «Я не могу допрашивать слишком усердно, чтобы получить ответы. Если я задам не те вопросы, все поймут, что я шпионю на полицейских Аладара».

Вуаль. Вуали не больно. Она чувствовала себя комфортно и уверенно. Смотрела людям в глаза. Поднимала подбородок, бросая вызов любому, кто глядел на нее оценивающе. Власть – иллюзия восприятия.

У Вуали была собственная сила – она провела целую жизнь на улицах и знала, что сможет позаботиться о себе. Она была наделена упрямством чулла, и, хотя отличалась нахальством, эта самоуверенность сама по себе была силой. Вуаль получала то, что хотела, и успех ее не смущал.

Первый бар, который выбрала девушка, располагался внутри большой походной палатки. Здесь пахло разлитым лависовым пивом и потными телами, а вместо мебели повсюду громоздились перевернутые ящики. Большинство посетителей, веселых мужчин и женщин, носили простую одежду темноглазых: рубахи на шнуровке – ни денег, ни времени на пуговицы у них не было – и брюки или юбки. Несколько мужчин были одеты по старой моде – в накидки и просторные жилеты из тонкой ткани, оставлявшие грудь открытой.

Эта дешевая таверна, скорее всего, не годилась для нужд Вуали. Ей требовалось место, которое было бы ниже уровнем, но в каком-то смысле богаче. С худшей репутацией, но с возможностью встретить могущественных членов преступного мира военных лагерей.

Впрочем, это местечко выглядело подходящим для того, чтобы попрактиковаться. Барную стойку соорудили из ящиков, сложенных штабелем, и рядом с нею имелось несколько настоящих стульев. Вуаль прислонилась к стойке – она надеялась, что поза выглядит дружелюбно, – и едва не перевернула ящики. Она неуклюже их удержала и робко улыбнулась барменше – пожилой и седой темноглазой.

– Чего тебе? – спросила та.

– Вина, – сказала Вуаль. – Сапфирового. – Оно было вторым по степени опьянения. Пусть видят, что Вуали крепкий алкоголь нипочем.

– У нас есть варийское, кимикское и миленький бочонок веденского. Но оно стоит дорого.

– Э… – Адолин знал бы разницу. – Дайте веденское. – Это показалось ей уместным.

Женщина заставила ее сначала заплатить тусклыми сферами, но стоимость не показалась Вуали возмутительной. Себариаль хотел, чтобы спиртное текло рекой, – он считал, что это поможет предотвратить слишком сильный рост напряженности в башне, – и сдерживал цены низкими налогами.

Пока женщина работала за своей импровизированной стойкой, Вуаль страдала под взглядом одного из вышибал. Те не стояли у входа, но выжидали здесь, рядом с алкоголем и деньгами. Невзирая на старания полицейских Аладара, это место не было безопасным. Если уж говорить о сознательно замалчиваемых или забытых необъяснимых убийствах, то самым подходящим для них местом был именно Отломок, где мусор, беспокойство и жмущиеся друг к другу десятки тысяч людей, следующих за лагерями, балансировали на грани беззакония.

Барменша с громким стуком поставила перед Вуалью кружку – крошечную, наполненную прозрачной жидкостью.

Девушка подняла ее и нахмурилась:

– Ты что-то перепутала, хозяйка; я заказывала сапфировое. Это у нас что, водичка?

Ближайший к Вуали вышибала тихонько заржал, а барменша, резко остановившись, окинула ее взглядом с ног до головы. Похоже, Шаллан уже сделала одну из тех ошибок, по поводу которых так переживала.

– Деточка, – сказала барменша, облокотившись на ящики возле нее и каким-то образом не перевернув их. – Это то же самое, просто без причудливых добавок, которые любят светлоглазые.

«Добавки?»

– Ты прислуживаешь кому-то? – негромко поинтересовалась барменша. – Впервые проводишь вечер сама по себе?

– Конечно нет, – возмутилась Вуаль. – Я это делала уже сотни раз.

– Ну да, ну да, – пробормотала барменша и заправила за ухо непослушную прядь. Та немедленно выскочила обратно. – Уверена, что хочешь этого? У меня, кажется, есть вино, выкрашенное для светлоглазых, как ты хочешь. Вообще-то, у меня точно есть хорошее оранжевое.

Она протянула руку, чтобы забрать кружку.

Вуаль схватила ее первой и осушила одним глотком. Это оказалась одна из худших ошибок в ее жизни. Жидкость обжигала как огонь! Вуаль почувствовала, как ее глаза вылезают из орбит, начала кашлять, и ее чуть не стошнило прямо на барную стойку.

Это вино?! По вкусу больше похоже на щелок. Что не так с этими людьми? В нем не было никакой сладости, ни намека на вкус. Только жжение, словно кто-то царапал ей горло, вооружившись щеткой для чистки! Ее лицо сразу же раскраснелось. Ну и быстро же вино ударило в голову!

Вышибала изо всех сил старался не расхохотаться, но у него не вышло. Барменша похлопала Шаллан по спине, пока девушка продолжала кашлять.

– Ну-ка, – буркнула женщина, – давай я что-нибудь тебе принесу, чтобы избавиться от этого…

– Нет, – каркнула Шаллан. – Я просто рада, что могу пить это… снова после такого большого перерыва. Еще. Пожалуйста.

Барменша, похоже, была настроена скептически, а вот вышибала полностью поддерживал идею – он присел на табурет, ухмыляясь, чтобы наблюдать за девушкой. Вуаль дерзко положила на стойку сферу, и барменша с неохотой снова наполнила ее кружку. К этому моменту уже трое или четверо завсегдатаев на ближайших ящиках с любопытством поглядывали на нее.

Прекрасно. Шаллан собралась и выпила вино одним залпом.

Во второй раз оказалось ничуть не лучше. На миг она застыла со слезящимися глазами, а потом взорвалась приступом кашля. В итоге сгорбилась, дрожа и зажмурив глаза. Шаллан была почти уверена, что испустила еще и долгий писк.

Несколько человек в палатке похлопали. Шаллан взглянула на развеселившуюся барменшу сквозь пелену слез на глазах.

– Это было ужасно! – Она снова закашлялась. – Вы действительно пьете эту ужасную жидкость?

– О, дорогая, – ответила барменша. – Это и близко не так плохо, как то, что получают они.

Шаллан застонала:

– Ну ладно, давай еще.

– Ты уверена?..

– Да. – Шаллан вздохнула. Наверное, сегодня у нее не получится обзавестись репутацией – по крайней мере, не той, в которой она нуждалась. Но она могла попытаться приучить себя пить эту чистящую жидкость.

Ах, буря! Она уже чувствовала легкость во всем теле. Ее желудку не нравилось, что Шаллан делала с ним, и пришлось подавить приступ тошноты.

Все еще хихикая, вышибала пересел поближе. Молодой, остриженный так коротко, что волосы стоят дыбом. Типичный алети, с очень смуглой кожей и черной щетиной на подбородке.

– Попробуй пить по чуть-чуть, – посоветовал он. – Лучше идет, если пить маленькими глотками.

– Отлично. Так я смогу насладиться ужасным вкусом. Какая горечь! Вино должно быть сладким.

– Зависит от того, как его делают, – объяснил он, когда барменша протянула Шаллан еще одну кружку. – Сапфировое иногда делают из дистиллированного талью, в нем нет натуральных плодов – лишь чуть-чуть красителя. Но на вечеринках светлоглазых не встретишь по-настоящему крепкую выпивку, если только люди не знают, как ее просить.

– А ты разбираешься в алкоголе, – пробормотала Вуаль. Комната немного затряслась, потом утихла. Она сделала еще глоток – на этот раз маленький.

– Работа такая, – ответил вышибала с широкой улыбкой. – Я часто работаю на разных пирушках для светлоглазых, так что знаю, как себя вести там, где столы со скатертями вместо ящиков.

Вуаль хмыкнула:

– На вычурных пирушках светлоглазых нужны вышибалы?

– Конечно. – Он хрустнул костяшками пальцев. – Просто надо знать, как «сопроводить» кого-нибудь из пиршественного зала, вместо того чтобы вышвырнуть его оттуда. На самом деле это даже проще. – Парень склонил голову набок. – Но, странное дело, еще и опаснее.

Он рассмеялся.

«Келек! Он со мной заигрывает!» – внезапно дошло до Вуали, когда вышибала подсел ближе.

Наверное, ей не стоило так удивляться. Она пришла одна, и пусть Шаллан никогда не описала бы Вуаль как «миленькую», уродкой эта девица тоже не была. Нормальная такая – чуть потрепанная жизнью, но хорошо одетая и явно при деньгах. Лицо и руки чистые, одежда – пусть не роскошные шелка – куда лучше робы какого-нибудь трудяги.

Сперва его внимание показалось ей оскорбительным. Ну как же так – пошла на такие неприятности, чтобы набраться опыта и стать крутой, но первым делом добилась лишь того, что какой-то парень обратил на нее внимание? И вот теперь он хрустит костяшками и пытается научить ее пить?

Просто ради того, чтобы его разозлить, она допила вино одним глотком.

И немедленно пожалела о своем глупом раздражении. Разве она не должна быть польщена? Конечно, Адолин мог уничтожить этого человека любым мыслимым способом. Адолин еще и громче хрустел костяшками.

– Итак… – проговорил вышибала. – Из какого ты военного лагеря?

– Себариаль.

Вышибала кивнул, словно ожидал такого ответа. Лагерь Себариаля был самым пестрым. Они еще немного поболтали; впрочем, Шаллан большей частью вставляла короткие комментарии, в то время как вышибала по имени Джор знай себе рассказывал историю за историей. Он все время улыбался и любил прихвастнуть.

Джор был не так уж плох, хотя, кажется, не вслушивался в ее ответы: предпочитал болтать сам. Она выпила еще немного ужасной жидкости и обнаружила, что ее разум блуждает.

Эти люди… у каждого из них была жизнь, семья, любовь, мечты. Одни сидели за своими ящиками ссутулившись, другие смеялись с друзьями. Одни содержали свою одежду, пусть и бедную, в разумной чистоте, а у других она была перепачкана в креме и лависовом эле. Кое-кто напомнил ей Тин – тем, как уверенно они разговаривали: их общение было изысканной игрой, направленной на то, чтобы обскакать друг друга.

Джор замолчал, словно ожидая чего-то от нее. Что… что он говорил? Следить за ним становилось все труднее, поскольку ее мысли путались.

– Продолжай, – с трудом выговорила девушка.

Он улыбнулся и принялся рассказывать другую историю.

«Я не смогу подражать этому, – думала Шаллан, опираясь на свой ящик, – пока не почувствую все на собственной шкуре. Схожим образом я бы не смогла нарисовать их жизни, если бы не погуляла среди них какое-то время».

Вернулась барменша с бутылкой, и Шаллан кивнула. Последняя кружка оказалась совсем не такой обжигающей, как другие.

– Ты… уверена, что хочешь еще? – осторожно поинтересовался вышибала.

Вот буря… а ведь ей становилось по-настоящему плохо. Она выпила четыре кружки, да, но ведь это были маленькие кружки. Шаллан моргнула и повернулась.

Комната закружилась, превратившись в размытое пятно, и Шаллан со стоном опустила голову на стол.

Вышибала рядом с нею вздохнул.

– Джор, мне стоило предупредить, что ты зря тратишь время, – сказала барменша. – Она вырубится, не пройдет и часа. Интересно, что она пытается забыть…

– Она просто наслаждается коротким отдыхом, – возразил Джор.

– Ну да, ну да. С таким-то взглядом? Не сомневаюсь, что так оно и есть.

Барменша занялась своими делами.

– Эй, – сказал Джор и тихонько пихнул Шаллан. – Где ты живешь? Я вызову паланкин, чтобы отвезти тебя домой. Слышишь? Тебе надо уйти, пока еще не слишком поздно. Я знаю носильщиков, которым можно доверять.

– Еще… ничуточки не поздно… – пробормотала Шаллан.

– Достаточно поздно, – возразил Джор. – Это место бывает опасным.

– Да ла-а-адно? – протянула Шаллан, и внутри ее мелькнуло какое-то воспоминание. – Тут что, кого-то пырнули?

– К сожалению, – подтвердил Джор.

– Расскажешь?..

– Прямо здесь такого не случалось, по крайней мере пока.

– А где? Я же… я буду держаться подальше… – проговорила Шаллан.

– Во Всехном переулке, – сообщил он. – Не суйся туда. Кого-то зарезали позади одной из таверн всего лишь вчера вечером.

– Очень… очень странно.

– Ага. Ты меня поняла? – Джор вздрогнул.

Шаллан встала, чтобы уйти, но комната перевернулась, и она обнаружила, что сползает на пол, держась за табурет. Джор попытался ее поймать, но она с глухим ударом упала на пол и ушибла локоть о каменные плиты. И тотчас же втянула немного буресвета, чтобы справиться с болью.

Облако вокруг ее разума немедленно рассеялось, и кружение перед глазами прекратилось. Опьянение как рукой сняло!

Она моргнула. «Ух ты!» Встала без помощи Джора, отряхнула плащ и убрала волосы с лица.

– Спасибо, – бросила она. – Именно эти сведения мне и требовались. Хозяйка, мы в расчете?

Барменша повернулась и застыла, глядя на Шаллан и не замечая, что кружка, в которую она наливала какую-то жидкость, уже переполнилась.

Шаллан взяла свою кружку, опрокинула ее и вытряхнула в рот последние капли.

– Хорошее пойло, – заметила она. – Джор, спасибо за беседу.

Она положила сферу на ящики в качестве чаевых, натянула шляпу и ласково похлопала Джора по щеке, прежде чем твердым шагом выйти из палатки.

– Буреотец! – воскликнул позади нее Джор. – Получается, меня только что обдурили?

Снаружи все еще было многолюдно, что напомнило ей о Харбранте с его полуночными рынками. Вполне логично. В эти коридоры не проникал ни солнечный свет, ни лунный; было легко забыть о времени. Кроме того, если у большинства гражданских нашлась куча работы по обустройству быта, то у многих солдат, наоборот, появилось свободное время, поскольку им уже не нужно было отправляться в вылазки на плато.

Шаллан поспрашивала встречных и разузнала, в какой стороне находится Всехный переулок.

– Буресвет меня протрезвил, – сообщила она Узору, который забрался вверх по плащу и теперь покрыл узором ее воротник, перегнувшись напополам.

– Исцелил от яда.

– Это будет полезно.

– Мм. Я думал, ты рассердишься. Ты ведь намеренно выпила яд?

– Да, но я не хотела опьянеть.

Он растерянно зажужжал:

– Тогда зачем ты его пила?

– Это сложно. – Шаллан вздохнула. – У меня не очень-то получилось.

– Опьянеть? Мм. Ты приложила много усилий.

– И как только я опьянела, я утратила контроль и Вуаль ускользнула от меня.

– Вуаль – всего лишь маска.

Нет. Вуаль была женщиной, которая не хихикала, опьянев, и не скулила, обмахивая рот растопыренными пальцами, когда выпивка оказывалась слишком крепкой для нее. Она никогда не вела себя как глупый подросток. Вуаль не росла вдали от всех, почти в четырех стенах, пока не сошла с ума и не убила свою семью.

Шаллан застыла, охваченная внезапной тревогой:

– Узор, мои братья. Я же их не убила, правда?

– Что?

– Я говорила с Балатом через даль-перо, – пробормотала Шаллан, прижав ладонь ко лбу. – Но… я уже освоила светоплетение… пусть даже сама этого не понимала до конца. Я могла все выдумать. Каждое сообщение от него. Мои собственные воспоминания…

– Шаллан, – обеспокоенно проговорил Узор, – нет. Они живы. Твои братья живы. Мрейз сказал, что он их спас. Они едут сюда. Это не обман. – Его голос сделался тоньше. – Разве ты этого не видишь?

Она опять стала Вуалью, и боль утихла.

– Да. Конечно вижу.

Она снова двинулась вперед.

– Шаллан, мм… есть что-то неправильное в тех обманах, которые ты помещаешь поверх себя. Я не понимаю, в чем дело.

– Мне просто нужно забраться поглубже, – прошептала она. – Я не могу быть Вуалью только на поверхности.

Узор загудел, издавая тихую, тревожную вибрацию – в быстром темпе, высокого тона. Вуаль шикнула на него, когда они достигли Всехного переулка. Странное название для таверны, но она видала и более странные. Это на самом деле был не переулок, но пять разноцветных палаток, сшитых воедино. Они тускло светились изнутри.

У входа стоял вышибала, низенький и крепкий, со шрамом, который начинался на щеке, пересекал лоб и уходил под волосы. Он окинул Вуаль придирчивым взглядом, но не остановил, и она легким, уверенным шагом вошла в палатку. Пахло хуже, чем в предыдущей пивной, потому что внутри собралось много пьяных посетителей. Палатки сшили так, чтобы создать отгороженные уголки, темные закутки, и в некоторых виднелись столы и стулья вместо ящиков. Местные завсегдатаи носили не простую одежду работяг, но кожу и расстегнутые военные пиджаки.

«Одновременно богаче предыдущей таверны, – подумала Вуаль, – и ниже ее».

Она пробралась через комнату, которая – несмотря на масляные лампы на некоторых столах – была слабо освещена. «Барная стойка» оказалась доской, которую уложили на ящики и накинули сверху тряпку, ниспадающую складками. Несколько человек ждали выпивку; Вуаль их проигнорировала.

– Что у вас тут самое крепкое? – спросила она бармена, толстяка в такаме. Он мог бы оказаться светлоглазым. Сумак не позволял определить наверняка.

Он окинул ее взглядом с головы до ног:

– Веденский сапфир, один бочонок.

– Ага, – сухо проговорила Вуаль. – Если мне понадобится вода, я пойду к колодцу. У тебя точно должно быть что-то покрепче.

Бармен усмехнулся, потом сунул руку куда-то позади себя и достал кувшин с прозрачной жидкостью, без этикетки.

– Рогоедское белое, – сообщил он, с глухим ударом ставя его на стойку. – Понятия не имею, из чего они бодяжат это пойло, но краску оно снимает будь здоров.

– Прекрасно, – буркнула Вуаль, со щелчком положив на импровизированный прилавок несколько сфер. Остальные в очереди бросали на нее сердитые взгляды за то, что она влезла без очереди, но от этого на их лицах отразилось изумление.

Бармен налил очень маленькую кружечку рогоедского белого и поставил перед Вуалью. Она осушила ее одним глотком. Шаллан внутренне трепетала от последовавшего жжения – к щекам немедленно прилило тепло, почти сразу же пришла тошнота, сопровождаемая дрожью в мышцах, посредством которой девушка пыталась удержать выпивку внутри себя.

Вуаль ожидала всего этого. Она задержала дыхание, чтобы справиться с тошнотой, и… насладилась ощущениями. «Это не хуже той боли, которую я и так чувствую», – подумала она, ощущая расползающееся по телу тепло.

– Отлично. Оставь кувшин.

Идиоты возле барной стойки продолжали таращиться на то, как она наливает себе еще кружечку рогоедского белого и пьет до дна, чувствуя ее тепло. Она повернулась, изучая посетителей таверны. К кому бы подойти в первую очередь? Письмоводительницы Аладара проверили донесения патрулей в поисках убийств, похожих на убийство Садеаса, и ничего не нашли… но труп в переулке мог и не попасть в эти отчеты. Она надеялась, что здешние завсегдатаи все равно про него знают.

Она налила себе еще немного рогоедского. Хоть вкус у него был даже хуже, чем у веденского сапфира, она нашла его странно притягательным. Она осушила третью кружку, но втянула немного буресвета из сферы в кошельке – малую толику, которая тотчас же сгорела и не заставила ее светиться, – чтобы исцелить себя.

– Чего уставились? – Она глянула на посетителей у стойки.

Они отвернулись, а бармен собрался заткнуть кувшин пробкой. Вуаль накрыла ее ладонью:

– Я с этим еще не закончила.

– Закончила, – возразил бармен, убирая ее руку. – Если будешь продолжать в том же духе, случится одно из двух. Или ты облюешь весь мой бар, или свалишься замертво. Ты не рогоедка; это тебя точно прикончит.

– Моя проблема.

– А беспорядок – моя! – огрызнулся бармен и рывком забрал кувшин. – Видал я таких, как ты, с затравленными глазами. Напьетесь в дымину, потом лезете драться. Плевать мне на то, что ты хочешь забыть; найди себе для этого другое место.

Вуаль вскинула бровь. Ее вышвыривают из бара с самой дурной репутацией на рынке? Что ж, по крайней мере, ее репутация здесь не пострадает.

Она поймала бармена за руку, когда он попытался отстраниться.

– Дружище, я не собираюсь громить твой бар, – сказала она негромко. – Я здесь из-за убийства. Тут кое-кого прикончили пару дней назад.

Бармен застыл:

– Кто ты такая? Ты из патруля?

– Преисподняя, нет! – возразила Вуаль. «История. Мне нужна история, которая все объяснит». – Я выслеживаю убийцу младшей сестры.

– И как это связано с моим баром?

– До меня дошли слухи, что тут рядом обнаружили тело.

– Взрослая женщина, – сообщил бармен. – Выходит, не твоя сестра.

– Моя сестра умерла не здесь, – согласилась Вуаль. – Ее убили в военном лагере; я просто охочусь на того, кто это сделал. – Бармен опять попытался отстраниться, но она его не отпустила. – Послушай. От меня не будет проблем. Мне просто нужны сведения. Я слышала, что эта смерть случилась… при странных обстоятельствах. Так люди говорят. Тот человек, который убил мою сестру, у него есть одна странность. Он каждый раз убивает одинаково. Прошу тебя.

Бармен посмотрел ей в глаза. «Пусть увидит, – подумала Вуаль. – Пусть увидит женщину с твердым нравом, но ранами внутри». История отразилась в ее глазах – повествование, в которое этот человек должен был поверить.

– С тем, кто это сделал, – негромко сообщил бармен, – уже разобрались.

– Мне надо знать, тот ли человек ваш убийца, за кем я охотилась, – настаивала Вуаль. – Опиши детали убийства, какими бы ужасными они ни были.

– Я ничего не могу сказать, – прошептал бармен, но кивнул на одну из ниш, сделанных из сшитых вместе палаток. Судя по теням, там выпивали несколько человек. – Они могут.

– Кто они?

– Просто обычные, заурядные бандиты, – объяснил бармен. – Но я им плачу, чтобы берегли мой бар от неприятностей. Когда кто-нибудь устраивает в этом заведении что-то, что может позволить властям нас закрыть, – Аладар об этом просто мечтает, – те люди должны решить означенную проблему. Больше я ничего не скажу.

Вуаль кивнула в знак благодарности, но не отпустила его руку. Она постучала по кружке кончиком пальца и с надеждой взглянула на него искоса. Бармен вздохнул и налил ей еще порцию рогоедского белого, за которую она заплатила и принялась неспешно потягивать на ходу.

За столом в нише, на которую он указал, сидело пестрое сборище негодяев. Мужчины были одеты как алетийские сливки общества: куртки и жесткие форменные брюки, ремни и рубашки на пуговицах. Однако куртки расстегнуты, рубашки выглядели неаккуратно. Две женщины даже носили хавы, хотя еще одна была в брюках и жакете, которые не сильно отличались от того, что было надето на Вуали. Вся компания напомнила ей Тин тем, как они себя вели – с нарочитой расслабленностью. Чтобы выглядеть такими безразличными, требовалось много усилий.

Одно место было свободным, так что Вуаль направилась прямо к нему. Светлоглазая напротив нее заставила болтливого соседа замолчать, прикоснувшись к его губам. Она носила хаву, но без безопасного рукава – вместо этого на ее руке была перчатка с дерзко отрезанными пальцами.

– Это место Ура, – бросила женщина Вуали. – Когда он вернется из нужника, тебе лучше оказаться где-то еще.

– Тогда я буду краткой. – Вуаль осушила стакан и насладилась теплом. – Здесь нашли мертвую женщину. Я думаю, что убийца, возможно, тот же самый, кто отнял жизнь у дорогого мне человека. Мне сказали, что «с ним разобрались», но я хочу убедиться в этом сама.

– Эй! – воскликнул фатоватый мужчина в синем жакете с разрезами, через которые проглядывала желтая подкладка. – Ты пила рогоедское белое. Старина Суллик держит этот кувшин только ради шутки.

Женщина в хаве сплела пальцы перед собой и уставилась на Вуаль, изучая.

– Послушайте, – продолжила Вуаль, – просто скажите, во сколько мне обойдутся эти сведения.

– Нельзя купить то, что не продается, – отрезала женщина.

– Все продается, – парировала Вуаль, – если правильно спросить.

– И тебе это не удалось.

– Прошу вас! – Вуаль попыталась встретиться взглядом с женщиной в хаве. – Моя младшая сестренка, она…

На плечо Шаллан опустилась рука, и она, подняв глаза, увидела позади огромного рогоеда. Вот буря, в нем было, наверное, почти семь футов роста.

– Ето, – с акцентом произнес он, – мое мезто.

И сдернул Вуаль со стула, швырнул назад, так что она покатилась по земле, ее кружка отлетела прочь, а ремень сумки закрутился вокруг руки. Остановившись, она моргнула и увидела, как громила садится на стул. Ей показалось, что сама душа стула застонала в знак протеста.

Вуаль зарычала, вставая. Сдернула сумку, бросила на пол, одновременно выхватив изнутри платок и нож. Этот нож был узким и заостренным, длиннее, но тоньше, чем тот, что на ее ремне.

Она подняла шляпу и отряхнула ее перед тем, как снова надеть и вернуться к столу. Шаллан не понравилось противостояние, но Вуаль такое любила.

– Ладно, ладно, – проворковала она, положив защищенную руку поверх огромной левой кисти рогоеда, которая лежала на столе. Она наклонилась рядом с ним. – Говоришь, это твое место, но я что-то не вижу твоего имени на нем.

Рогоед уставился на нее, сбитый с толку странной интимностью жеста, которым она поместила свою защищенную руку поверх его руки.

– Давай я тебе покажу как, – предложила она, упирая острие в тыльную сторону собственной ладони, прижатой к его.

– Ето что? Зачем? – спросил он, позабавленный. – Представление корчишь, крутой казаться? Видал я, как мужчины притворя…

Вуаль вонзила нож в столешницу, проткнув обе ладони – свою и его. Рогоед заорал, дернул рукой вверх, вынудив ее вытащить нож. Мужчина так спешил убраться от нее подальше, что свалился со стула.

Девушка вновь заняла его место. Достала из кармана платок и обмотала им кровоточащую руку, чтобы скрыть быстрое исцеление пореза.

Но не сразу. Пусть увидят, что кровь течет. Вместо этого она – внутренне изумляясь собственному спокойствию – наклонилась и подобрала нож, который лежал рядом со столом.

– Чокнутая! – рявкнул рогоед, вставая и прижимая к груди кровоточащую руку. – Ты ана’каи чокнутая!

– Ох, погоди, – проговорила Вуаль, постукивая по столешнице ножом. – Теперь я вижу, что место подписано. Кровью. Место Ура. Я ошиблась. – Она нахмурилась. – Хотя глянь-ка: и моя отметина здесь есть. Полагаю, ты можешь сесть мне на колени.

– Я тебя задушить! – пообещал Ур, бросив свирепый взгляд на посетителей главного зала палатки, которые заглядывали в маленькую комнату и шептались. – Я…

– Тише, Ур, – одернула его женщина в хаве.

Рогоед поперхнулся.

– Но Бета!

– Ты думаешь, – рассуждала вслух женщина, обращаясь к Вуали, – что, нападая на моих друзей, разговоришь меня?

– По правде, я лишь хотела снова присесть. – Вуаль пожала плечами, царапая столешницу острием ножа. – Но если хочешь, чтобы я начала причинять твоим друзьям боль, думаю, это можно устроить.

– Ты действительно сумасшедшая, – протянула Бета.

– Нет. Я просто не считаю твою маленькую компанию угрозой. – Она продолжала царапать. – Я пыталась быть хорошей, и мое терпение на исходе. Пришло время сказать мне то, что я хочу узнать, прежде чем начнутся безобразия.

Бета нахмурилась, а потом взглянула на то, что Вуаль выцарапала на столешнице. Три пересекающихся бриллианта.

Символ Духокровников.

Вуаль рискнула, предположив, что этот знак женщине известен. Эти люди казались теми, кто должен был про него знать, – мелкие бандиты, да, но они действовали на важном рынке. Девушка точно не знала, держат ли в секрете Мрейз и его люди этот символ, но тот факт, что они наносили его в виде татуировок на свои тела, подсказывал, что страшной тайной он не был. Скорее, предупреждением вроде красных клешней у кремлецов, которые сообщали, что те ядовитые.

Действительно, когда Бета увидела символ, она тихо ахнула.

– Мы… мы не хотим иметь ничего общего с вашей братией, – пробормотала она. Один из мужчин встал, дрожа, и огляделся, как будто ожидая убийц, готовых расправиться с ним тотчас же.

«Ничего себе», – подумала Вуаль. Даже проткнув руку одного из членов банды, она не вызвала у них такого сильного отклика.

Любопытно, однако, что еще одна женщина, сидевшая за столом – маленького роста, моложе, в хаве, – подалась вперед, заинтересованная.

– Убийца, – напомнила Вуаль. – Что с ним случилось?

– Ур скинул его с края плато, – ответила Бета. – Но… с чего вдруг этот человек заинтересовал тебя? Это был всего лишь Нед.

– Нед?

– Пьянчуга из лагеря Садеаса, – сказал один из мужчин. – Злобный пьянчуга; вечно влипал в истории.

– Убил свою жену, – подхватила Бета. – Жаль ее – последовала за ним даже сюда. Наверное, в той жуткой буре ни у кого из нас не было бы много шансов. И все же…

– И этот Нед, – подсказала Вуаль, – убил свою жену, всадив ей нож в глаз?

– Что? Нет, он ее задушил. Бедный ублюдок.

«Задушил?»

– И все? – спросила Вуаль. – Никаких ножевых ран?

Бета покачала головой, явно сбитая с толку.

«Буреотец», – подумала Вуаль. Выходит, тупик?

– Но я слышала, что убийство было странным.

– Нет, – сказал тот мужчина, что встал, а потом сел обратно, рядом с Бетой, вытащив нож. – Мы знали, что Нед в конце концов зайдет слишком далеко. Все знали. Думаю, никто из нас не удивился, когда, после того как она той ночью попыталась вытащить его из таверны, он пересек границу.

«И действительно пересек, – подумала Шаллан. – По крайней мере, после того, как Ур за него взялся».

– Похоже, – подвела итог Вуаль, вставая, – что я зря потратила ваше время. Оставлю сферы у бармена; ваша сегодняшняя выпивка за мой счет. – Она уделила Уру, который ссутулился неподалеку и мрачно смотрел на нее, особый взгляд. Помахала ему окровавленными пальцами, а потом направилась обратно в главный зал таверны-палатки.

Там она ненадолго задержалась, обдумывая следующий шаг. Рука пульсировала от боли, но она не обращала внимания. Тупик. Наверное, глупостью было думать, что она за несколько часов решит загадку, над который Адолин бьется неделями.

– О-о, Ур, не гляди так угрюмо, – раздался позади голос Беты, выплыв из ниши. – По крайней мере, это всего лишь рука. Учитывая, кто это был, все могло пойти гораздо хуже.

– Почему ее интерес к Нед? – спросил Ур. – Она вернуться из-за того, что я его прикончить?

– Ей нужен не он, – рявкнула одна из женщин. – Ты чем слушал? Никого не волнует, что Нед убил бедняжку Рем. – Она помолчала. – Конечно, речь могла идти о другой женщине, которую он убил.

По телу Вуали пробежала дрожь. Она резко повернулась и снова ворвалась в нишу. Ур вскрикнул, сгорбился и прижал к себе раненую руку.

– Другое убийство? – требовательным голосом спросила Вуаль.

– Я… – Бета облизнула губы. – Я собиралась сказать, но вы ушли так быстро, что…

– Говори.

– Мы бы позволили патрулю позаботиться о Неде, но он не смог остановиться, убив лишь одну бедняжку Рем.

– Он убил другого человека?

Бета кивнула:

– Одну из здешних барменш. Такое мы не могли пропустить. Видишь ли, мы защищаем это место. Поэтому Уру пришлось взять Неда на долгую прогулку.

Мужчина с ножом потер подбородок:

– Самое странное, что он вернулся и убил барменшу на следующий вечер. Оставил ее тело прямо за углом от того места, где убил бедную Рем.

– Он вопить все время, пока я тащить его к краю, что не убивать вторую женщину, – пробормотал Ур.

– Но он ее убил, – отрезала Бета. – Барменшу задушили в точности так же, как Рем, тело лежало в той же позе. И даже на подбородке были такие же царапины от его кольца, как у Рем. – Ее светло-карие глаза сделались пустыми, как будто она снова увидела перед собой труп. – В точности такие же отметины. Жуть.

«Еще одно двойное убийство, – подумала Вуаль. – Буря. Что же это значит?»

Вуаль почувствовала себя оцепенелой, хоть и не понимала, стал ли тому причиной алкоголь или непрошеный образ задушенной женщины. Она вышла, дала бармену сферы – возможно, слишком много сфер – и, подцепив кувшин рогоедского белого большим пальцем, унесла его с собой в ночь.




19

Утонченное искусство дипломатии






Тридцать один год назад

На столе мерцала свеча, и Далинар подпалил об нее конец своей салфетки, из-за чего в воздух поднялась струйка едкого дыма. Дурацкие декоративные свечи. В чем смысл? Чтобы было красиво? Разве сферы для освещения используют не потому, что они лучше свечей?

Поймав сердитый взгляд Гавилара, Далинар перестал терзать салфетку и откинулся на спинку стула, потягивая темно-фиолетовое вино. Такое ароматное, что с другого конца комнаты можно учуять. Перед ним раскинулся пиршественный зал с десятком столов. Местечко было чересчур жаркое, и на его руках и лбу выступили капли пота. Может, слишком много свечей.

За пределами праздничного зала буря бушевала, как безумец, запертый на замок, бессильный и никем не замечаемый.

– Светлорд, как же вы справляетесь с сильными бурями? – спросил Гавилара Тох. Высокий светловолосый уроженец запада сидел с ними за столом.

– Хорошее планирование позволяет добиться того, чтобы войско не оставалось под открытым небом во время бури, за исключением редких ситуаций, – объяснил Гавилар. – В Алеткаре распространены укрепленные убежища. Если кампания займет больше времени, чем ожидалось, мы сможем разделить армию и отступить в такие города, чтобы переждать там стихию.

– А посреди осады? – допытывался Тох.

– Светлорд Тох, осады здесь редки. – Гавилар усмехнулся.

– Конечно, города с укреплениями. Ваш знаменитый Холинар. Величественные стены. Не так ли? – У западника был сильный акцент, и говорил он отрывисто, раздражающим образом. Это звучало по-дурацки.

– Вы забываете о духозаклинателях, – поправил его Гавилар. – Да, осады время от времени случаются, но очень сложно уморить голодом солдат, если у них есть духозаклинатели и изумруды, чтобы делать еду. Вместо этого мы обычно быстро разбиваем городские стены или – что случается чаще – захватываем высоту и используем ее для того, чтобы какое-то время обстреливать город.

Тох кивнул, словно зачарованный:

– Духозаклинатели. У нас в Рире или в Ири таких штук нет. Восхитительно. Восхитительно… И так много осколков. Возможно, половина всех осколочных клинков и доспехов. В воринских королевствах. Вестники вам благоволят.

Далинар сделал большой глоток вина. Снаружи раздался гром, и убежище содрогнулось. Великая буря достигла полной силы.

Внутри слуги приносили ломти свинины и клешни ланка для мужчин, приготовленные в пряном бульоне. Женщины обедали в другом месте, а с ними, по слухам, сестра Тоха. Далинар с ней еще не встречался. Двое светлоглазых с запада прибыли едва ли не за час до начала бури.

Вскоре зал наполнился отголосками светской болтовни. Далинар принялся за свои клешни ланка, раздробив их дном кружки и выгрызая мясо. Этот пир казался чересчур спокойным. Где музыка, смех? Почему женщины в отдельной комнате?

В последние годы жизнь изменилась. Четыре оставшихся великих князя решительно сопротивлялись Гавилару, действуя единым фронтом. Некогда яростные сражения стихли. Гавилар все больше и больше времени тратил на управление своим королевством, которое было вполовину меньше, чем им хотелось, но все-таки требовало внимания.

Политика. Гавилар и Садеас не заставляли Далинара слишком часто лезть в нее, но он все-таки должен был сидеть на праздниках вроде этого, а не обедать со своими людьми. Высасывая клешню, он наблюдал за тем, как Гавилар разговаривает с иностранцем. Ну что за буря. Гавилар на самом деле выглядел царственно, с бородой, причесанной вот так, с самосветами на пальцах. Он носил униформу нового стиля. Официальную, строгую. А вот Далинар был в такаме, похожей на юбку, и открытой рубашке, которая достигала середины бедра и оставляла грудь обнаженной.

Садеас проводил собственный прием, устроившись с группой менее значимых светлоглазых за столом в другом конце зала. Каждый в той группе был тщательно отобран: это люди, в чьей преданности вполне можно усомниться. Он беседовал с ними, уговаривал, убеждал. И если его что-то беспокоило, придумывал, как их устранить. Не при помощи наемных убийц, разумеется. Они все находили такие вещи безвкусными; алети так не поступают. Вместо этого Садеас хитростью доводил дело до дуэли с Далинаром или размещал нужного человека в авангарде при атаке. Йалай, жена Садеаса, тратила впечатляюще много времени на изобретение новых схем, позволяющих избавляться от проблемных союзников.

Далинар прикончил клешни и перешел к свинине, сочному ломтю мяса, плававшему в подливке. На этом пиру еда и впрямь была лучше. Он просто хотел бы не чувствовать себя здесь таким бесполезным. Гавилар завоевывал союзников; Садеас разбирался с проблемами. Эти двое могли относиться к пиршественному залу как к полю боя.

Далинар протянул руку к поясу в поисках ножа, чтобы разрезать свинину. Только вот ножа там не было.

Преисподняя. Он одолжил нож Телебу, не так ли? Далинар уставился на мясо, вдохнул аромат перченого соуса, и его рот наполнился слюной. Он собрался было есть пальцами, но подумал и огляделся по сторонам. Все остальные ели чинно, пользуясь приборами. Но слуги забыли принести ему нож. И еще раз Преисподняя. Он откинулся на спинку стула и помахал кружкой, желая еще вина. Рядом Гавилар и тот чужак продолжали болтать.

– Светлорд Холин, ваша кампания впечатляет, – сказал Тох. – В вас проглядывает предок. Великий Солнцетворец.

– Надеюсь, – заметил Гавилар, – мои достижения не окажутся такими же мимолетными, как его.

– Мимолетными! Он перековал Алеткар! Вы не должны так говорить. Вы же его потомок, правильно?

– Мы все его потомки. Дом Холин, Дом Садеас… все десять княжеств. Их основатели были его сыновьями, знаете ли. Так что да, признаки его прикосновения ощущаются, но та империя не продержалась и одного поколения после его смерти. Мне остается лишь гадать, что было не так с его видением и планами, раз великое государство распалось так быстро.

Буря грохотала. Далинар попытался привлечь внимание какого-нибудь слуги, чтобы попросить столовый нож, но все они были слишком заняты – носились туда-сюда, отвечая на просьбы других участников пира.

Он вздохнул, встал, потянулся и направился к двери, держа в руке пустую кружку. Погруженный в раздумья, отодвинул засов, а затем открыл массивную деревянную дверь и вышел наружу.

Полоса ледяного дождя внезапно омыла его кожу, и яростный порыв ветра толкнул так, что он покачнулся. Буря неистовствовала в полную мощь; молнии низвергались с небес, как будто мстительные атаки Вестников.

Далинар двинулся сквозь стихию, его рубаха хлестала на ветру. Гавилар все чаще рассуждал о вещах вроде наследия, королевства, ответственности. Что случилось с весельем битвы, когда они отправлялись на бой, смеясь?

Гремел гром, и сверкающие время от времени молнии едва ли давали достаточно света, чтобы разглядеть округу. Но Далинар хорошо знал дорогу. В этом буревом убежище для патрулирующих армий они с Гавиларом разместились уже почти четыре месяца назад, собирая дань с окрестных ферм и угрожая Дому Эвавакх, расположившись прямо на его земле, вблизи от границы.

Далинар разыскал нужный бункер и заколотил в дверь. Нет ответа. Тогда он призвал осколочный клинок, сунул острие между двойными дверьми и разрезал засов внутри. Распахнул дверь и увидел группу вооруженных мужчин с широко распахнутыми глазами, которые поспешно строились в оборонительную позицию, окруженные спренами страха, нервно сжимая в руках оружие.

– Телеб, – заявил Далинар, стоя в дверях. – Я одолжил тебе свой поясной нож? Мой любимый, с рукоятью из резной кости белоспинника?

Высокий солдат, стоявший во втором ряду испуганных мужчин, уставился на него с разинутым ртом:

– Э-э… светлорд, ваш нож?

– Я его где-то потерял, – пояснил Далинар. – Одолжил тебе, верно?

– Сэр, я его вернул, – напомнил Телеб. – Вы его использовали, чтобы вытащить щепку из седла, помните?

– Преисподняя. Ты прав. Куда же я подевал шквальную штуковину?

Далинар развернулся в дверном проеме и зашагал обратно сквозь бурю. Возможно, его беспокойство было больше связано с ним самим, чем с Гавиларом. Битвы, которые нынче вел Дом Холин, стали слишком просчитанными. В последние месяцы более важным было то, что происходило за пределами поля боя, а не на нем. Из-за этого Далинар чувствовал себя брошенным, словно старый панцирь перелинявшего кремлеца.

Внезапный порыв ветра повлек его к стене, и он споткнулся, потом шагнул назад, движимый необъяснимым, даже для самого себя, чувством. Большой валун врезался в стену, затем отскочил. Далинар посмотрел и увидел вдалеке что-то странное – громаднейшую фигуру, которая перемещалась на длинных и тонких светящихся ногах.

Далинар повернул к пиршественному залу, адресовал неведомой твари грубый жест, а потом распахнул дверь – отбросив двоих слуг, которые удерживали ее закрытой, – и вошел обратно. По нему ручьями текла вода, когда он добрался к высокому столу, плюхнулся на свое место и поставил кружку на стол. Замечательно. Теперь он мокрый, но по-прежнему не может съесть свою порцию свинины.

Все молчали. На него уставилось море глаз.

– Брат? – спросил Гавилар, и его голос был единственным звуком в комнате. – С тобой… все в порядке?

– Потерял свой шквальный нож, – сообщил Далинар. – Думал, оставил его в другом бункере. – Он взял свою кружку и громко, лениво хлебнул дождевой воды.

– Лорд Гавилар, простите, – с запинкой проговорил Тох. – Я… мне надо освежиться.

Блондин-западник встал со своего места, поклонился и пересек комнату, направляясь туда, где старший слуга распределял напитки. Его лицо выглядело еще бледнее, чем обычно у его соплеменников.

– Что с ним такое? – поинтересовался Далинар, подвинув стул поближе к брату.

– Я полагаю, – ответил позабавленный Гавилар, – что люди, которых он знает, не совершают прогулки во время Великих бурь.

– Ба! – воскликнул Далинар. – Это укрепленное дорожное убежище, со стенами и бункерами. Не стоит нам бояться какого-то ветерка.

– Уверяю тебя, Тох считает по-другому.

– Ты ухмыляешься.

– Далинар, возможно, ты в один миг сделал то, чего я пытался добиться политическими методами вот уже полчаса. Тох не был уверен, что мы достаточно сильны, чтобы защитить его.

– Так ваш разговор шел об этом?

– Косвенно – да.

– Хм. Рад, что помог. – Далинар взял одну из клешней с тарелки Гавилара. – Что нужно сделать, чтобы кто-то из этих модных слуг принес мне нож, шквал бы его побрал?

– Далинар, это старшие слуги, – напомнил его брат и сделал знак, подняв руку особым образом. – Знак нужды, помнишь?

– Нет.

– Тебе и впрямь стоит быть повнимательней. Мы больше не живем в хижинах.

Они никогда не жили в хижинах. Они были Холинами, наследниками одного из величайших городов мира, – пусть Далинар и увидел это место впервые, когда ему исполнилось двенадцать. Многие аристократы Алеткара считали, что ветвь Дома, к которой принадлежали Гавилар и Далинар, – всего лишь бандиты, до недавнего времени обитавшие на задворках их собственного княжества.

Толпа слуг в черно-белом стеклась к Гавилару, и он попросил принести Далинару новый обеденный нож. Когда они разделились, стремясь выполнить поручение, двери в женский праздничный зал открылись и кто-то проскользнул внутрь.

У Далинара перехватило дыхание. Волосы Навани сверкали от вплетенных в них крошечных рубинов, подобранных в тон кулону и браслету. Ее лицо покрывал знойный загар, алетийские волосы были чернее черного, красные губы изгибались в проницательной и мудрой улыбке. И фигура… фигура заставляла мужчин плакать от желания.

Это жена его брата.

Далинар превозмог себя и поднял руку, повторяя показанный Гавиларом жест. Пружинистой походкой приблизился слуга.

– Светлорд, – начал он, – я, разумеется, позабочусь о ваших нуждах, но вы, возможно, захотите узнать, что знак неверен. Если позволите продемонстрировать…

Далинар сделал непристойный жест:

– Так лучше?

– Э-э…

– Вина, – приказал Далинар, помахивая кружкой. – Фиолетового. В достаточном количестве, чтобы наполнить ее по меньшей мере трижды.

– Светлорд, вино какого года пожелаете?

Он посмотрел на Навани:

– То, что ближе остальных.

Навани проскользнула между столами, за нею следовала более приземистая Йалай Садеас. Ни та ни другая как будто не беспокоились из-за того, что были единственными светлоглазыми женщинами в зале.

– Что случилось с посланником? – спросила Навани, приблизившись. Она скользнула между Далинаром и Гавиларом, когда слуга принес ей стул.

– Далинар напугал его, – сообщил Гавилар.

Аромат ее духов пьянил. Далинар с окаменевшим лицом отодвинул стул в сторону. Надо быть твердым, не дать ей понять, что она его согревала, возвращала к жизни, исцеляла, как ничто другое, не считая битвы.

Йалай подвинула стул для себя, и слуга принес Далинару вино. Он сделал длинный успокаивающий глоток прямо из кувшина.

– Мы оценивали сестру, – доложила Йалай, наклонившись с другой стороны от Гавилара. – Она немного скучная…

– Немного? – встряла Навани.

– …но я в разумной степени уверена в ее честности.

– Брат выглядит таким же, – добавил Гавилар, потирая бороду и изучая Тоха, который замер с напитком возле бара. – Невинный, с широко раскрытыми глазами. Мне кажется, он искренен.

– Он подхалим, – проворчал Далинар.

– Он человек без дома, – возразила Йалай. – Никому не присягнул, полагается на милость тех, кто его примет. И у него есть лишь одна вещь, которой можно рискнуть ради того, чтобы обеспечить свое будущее.

Осколочный доспех.

Добытый на родине, в Рире, и увезенный Тохом на восток, как можно дальше от родственников. Те, как сообщалось, были возмущены кражей драгоценной реликвии.

– У него нет брони с собой, – размышлял Гавилар. – Он, по крайней мере, достаточно умен, чтобы ее спрятать. Тох захочет гарантий, прежде чем дать ее нам. Мощных гарантий.

– Гляди-ка, как он смотрит на Далинара, – обратила их внимание Навани. – Ты его впечатлил. – Она взглянула на него искоса. – Ты мокрый?

Далинар провел рукой по волосам. Вот буря. Оказавшись в центре внимания собравшихся в зале, он не смутился, но перед этой женщиной покраснел.

Гавилар рассмеялся:

– Он выходил прогуляться.

– Шутишь, – фыркнула Йалай, отодвигаясь, чтобы дать место Садеасу, который присоединился к ним за высоким столом. Тот уселся на стул рядом с ней. Он поставил на стол тарелку, доверху наполненную клешнями в ярко-красном соусе. Йалай тотчас же набросилась на них. Она была одной из немногих известных Далинару женщин, которые любили мужскую еду.

– Что мы обсуждаем? – спросил Садеас, взмахом руки отправляя прочь старшего слугу, который нес ему стул, а потом обнял жену за плечи.

– То, как нам женить Далинара, – заявила Йалай.

– Что?! – Далинар поперхнулся вином.

– В этом все дело, верно? – спросила Йалай. – Им нужен тот, кто будет их защищать, тот, кого их семья не атакует, потому что будет слишком бояться. Но Тоху и его сестре нужно нечто большее, чем просто убежище. Они хотят быть частью происходящего. Впрыснуть свою кровь в королевскую линию, так сказать.

Далинар сделал еще один большой глоток.

– Тебе бы стоило время от времени пить воду, знаешь ли, – сказал ему Садеас. – Раньше я пил дождевую воду. Все смеялись.

Навани улыбнулась ему. Всего времени мира не хватило бы, чтобы приготовить его к взгляду, который сопровождал эту улыбку – такому пронзительному, такому оценивающему.

– Возможно, это именно то, что нам нужно, – согласился Гавилар. – Это даст нам не только осколок, но и повод говорить от имени всего Алеткара. Если люди из-за пределов королевства начали приходить ко мне, прося убежища и соглашений, возможно, оставшиеся великие князья засомневаются и мы сможем объединить страну не путем войны, но благодаря правилам и договоренностям.

Наконец-то появилась служанка с ножом для Далинара. Он взял его с нетерпением, а потом нахмурился, когда женщина ушла.

– Что? – спросила Навани.

– Эта мелочь. – Далинар сжал изысканный ножик двумя пальцами и поболтал им. – Как я должен есть стейк из свинины… этим?

– Нападай на него, – посоветовала Йалай, изобразив выпад. – Притворись, что стейк – это какой-нибудь толстошеий солдат, который оскорбил твои бицепсы.

– Если бы кто-то оскорбил мои бицепсы, я бы не стал нападать на него. Я бы послал его к врачу, потому что у него явно что-то не так с глазами.

Навани мелодично рассмеялась.

– О, Далинар, – восхитился Садеас. – Не думаю, что на Рошаре найдется другой человек, который сможет это сказать с серьезным лицом.

Далинар хмыкнул, затем попытался разрезать стейк с помощью ножика. Мясо почти остыло, но все еще вкусно пахло. Вокруг его головы начал летать одинокий спрен голода, похожий на коричневую мошку вроде тех, что встречаются на западе, возле Чистозера.

– Что победило Солнцетворца? – внезапно спросил Гавилар.

– Хм? – отозвалась Йалай.

– Солнцетворец, – напомнил Гавилар, переводя взгляд с Навани на Садеаса и Далинара. – Он объединил Алеткар. Почему у него не вышло создать прочную империю?

– Его дети оказались слишком жадными, – предположил Далинар, распиливая свой стейк. – Или, может быть, слишком слабыми. Среди них не нашлось того, кого согласились бы поддержать остальные.

– Нет, дело не в этом, – возразила Навани. – Они могли бы объединиться, если бы Солнцетворец позаботился о том, чтобы назначить наследника. Он сам виноват.

– Он ушел на запад, – не согласился Гавилар. – Повел свою армию к «новой славе». Алеткара и Гердаза ему не хватило. Он хотел весь мир.

– Выходит, дело в его амбициях, – вставил Садеас.

– Нет, в его жадности, – негромко заявил Гавилар. – В чем смысл завоеваний, если ты не можешь наслаждаться достигнутым? Шубрет-сын-Машалана, Солнцетворец, даже Иерократия… все они тянулись дальше и дальше, пока не рухнули. За всю историю человечества найдется ли хоть один завоеватель, который решил, что с него хватит? Был ли тот, кто просто сказал: «Это хорошо. Это то, чего я хотел» – и пошел домой?

– Прямо сейчас, – прорычал Далинар, – я хочу съесть этот шквальный стейк. – Он поднял ножик – тот оказался согнутым посередине.

Навани моргнула:

– Клянусь десятым именем Всемогущего, как ты это сделал?

– Понятия не имею.

Зеленые глаза Гавилара глядели куда-то вдаль отрешенно. Этот взгляд появлялся у него все чаще и чаще.

– Брат, почему мы воюем?

– Опять ты за свое?! – возмутился Далинар. – Послушай, это не так уж сложно. Разве ты забыл, с чего мы начали?

– Напомни мне.

– Ну, мы посмотрели на это место, – начал описывать Далинар, помахивая согнутым ножом, – это королевство, и сказали себе: «Эй, у всех этих людей есть… разные вещи». И мы подумали: может, эти вещи должны принадлежать нам? Ну вот мы их и забрали.

– О, Далинар, – пробормотал Садеас, посмеиваясь. – Ты просто прелесть.

– А вы никогда не задумывались над тем, что это значит? – спросил Гавилар. – Королевство? Нечто более великое, чем ты сам?

– Гавилар, это глупость. Когда люди дерутся, дело в вещах – только и всего.

– Может быть, может быть. Я хочу, чтобы ты кое-что послушал. Заповеди войны, из старых времен. Тех времен, когда Алеткар что-то значил.

Далинар рассеянно кивнул, и тут вошли слуги с чаем и фруктами, которые подавали в завершение трапезы; одна служанка попыталась забрать его стейк, и он на нее зарычал. Когда она попятилась, Далинар кое-что заметил краем глаза. Из другого пиршественного зала в их комнату заглядывала женщина. На ней было изысканное тонкое платье бледно-желтого цвета, подходящее к белокурым волосам.

Он наклонился вперед, заинтригованный. Сестре Тоха Эви было восемнадцать или девятнадцать. Она была высокой, почти такой же высокой, как алети, и узкоплечей. В ней вообще ощущалось нечто хрупкое, как будто она каким-то образом была менее реальной, чем какая-нибудь женщина-алети. Это относилось и к ее стройному брату.

Но эти волосы… Из-за них она выделялась, словно горящая в темной комнате свеча.

Она перебежала через пиршественный зал к брату, который вручил ей бокал с выпивкой. Девушка пыталась взять его левой рукой, которая пряталась внутри завязанного мешочка из желтой ткани. У платья, странное дело, не было рукавов.

– Она все время пыталась есть защищенной рукой, – пояснила Навани, вскинув бровь.

Йалай перегнулась через стол к Далинару и заговорщическим тоном проговорила:

– На дальнем востоке все ходят полураздетыми, знаешь ли. Риранцы, ириали, реши. Они не такие сдержанные, как эти чопорные женщины-алети. Бьюсь об заклад, она довольно экзотична в спальне…

Далинар хмыкнул. Потом наконец-то заметил нож.

Он был спрятан в руке, которую слуга, собиравший тарелки Гавилара, держал за спиной.

Далинар ударил стул брата, сломал ножку, и Гавилар рухнул на пол. В тот же момент убийца замахнулся и задел ухо Гавилара, но удар как таковой не достиг цели. От неистового замаха нож достиг стола и вошел в древесину.

Вскочив, Далинар перегнулся через Гавилара и схватил нападающего за горло. Он развернул неудавшегося убийцу и бросил на пол так, что раздался приятный уху хруст. Продолжая движение, Далинар схватил нож со стола, воткнул в грудь убийцы и, пыхтя, отступил, вытирая дождевую воду с глаз. Гавилар поднялся на ноги, в руке появился осколочный клинок. Он бросил взгляд на убийцу, затем посмотрел на брата.

Далинар пнул убийцу, чтобы убедиться, что тот умер. Кивнул себе, поднял свой стул и сел, потом наклонился и выдернул нож из груди трупа. Прекрасное лезвие.

Он сполоснул оружие в вине, после чего отрезал кусок стейка и засунул в рот. «Наконец-то».

– Хорошая свинина, – заметил Далинар, не переставая жевать.

Тох и его сестра уставились на Далинара через комнату, и в их взглядах мешались благоговение и ужас. Он заметил вокруг них несколько спренов потрясения – треугольники из желтого света ломались и восстанавливались. Это редкие спрены.

– Спасибо. – Гавилар коснулся уха, из которого сочилась кровь.

Далинар пожал плечами:

– Извини, что убил. Ты ведь хотел его допросить, да?

– Нетрудно догадаться, кто его послал, – буркнул Гавилар, садясь и взмахом руки прогоняя охранников, которые с опозданием ринулись на помощь. Навани сжимала его руку, явно напуганная нападением.

Садеас тихо выругался:

– Наши враги становятся отчаянными. Трусливыми. Подослать убийцу во время бури? Для алети подобное постыдно.

Все участники пира по-прежнему пялились на высокий стол. Далинар отрезал себе очередной кусочек стейка и сунул в рот. Что такое? Он же не выпил вино, в котором смыл с ножа кровь. Он не какой-нибудь варвар.

– Знаю, я обещал, что позволю тебе самому сделать выбор в отношении невесты, – проговорил Гавилар. – Но…

– Я готов, – отозвался Далинар, устремив взгляд перед собой. Навани для него потеряна. Надо, шквал побери, смириться с этим.

– Они робкие и осторожные, – заметила Навани, промокая ухо Гавилара салфеткой. – Понадобится больше времени, чтобы их убедить.

– О, я бы об этом не волновался. – Гавилар бросил взгляд на труп. – Далинар в высшей степени… убедителен.




20

Веревочные путы







Но можно предупредить человека, чтобы он осторожно пробовал еду, сдобренную опасной пряностью. Мне бы хотелось, чтобы ваш урок оказался не таким болезненным, как мой.

    Из «Давшего клятву», предисловие

А вот это, – объяснял Каладин, – на самом деле не такая уж серьезная рана. Знаю, она выглядит глубокой, но чаще всего лучше получить глубокий порез острым ножом, чем рваную царапину – чем-то тупым.

Он сжал рассеченную кожу на руке Хен и забинтовал порез.

– Всегда пользуйтесь чистой тканью, которую перед этим прокипятили, – спрены гниения любят грязные тряпки. Настоящая опасность заключается в заражении: вы его опознаете по покраснению краев раны, которое будет увеличиваться и растекаться. Еще появится гной. Прежде чем бинтовать порез, его всегда надо промыть.

Он похлопал Хен по руке и забрал свой нож, который и стал причиной проблемной раны: Хен воспользовалась им, чтобы срезать ветви с упавшего дерева для растопки. Вокруг нее остальные паршуны собирали лепешки, которые сушили на солнце.

Принимая во внимание все обстоятельства, вещей у них было на удивление много. Несколько паршунов додумались во время налетов прихватить металлические ведра – которые пригодились в качестве горшков для кипячения, – а мехи для воды их попросту спасали. Он присоединился к Саху – паршуну, который поначалу был его охранником, – среди деревьев, где расположился импровизированный лагерь. Паршун привязывал каменную головку топора к ветке.

Каладин забрал топор и потренировался на бревне, проверяя, насколько хорошо тот рассекает древесину.

– Надо привязать покрепче, – посоветовал Каладин. – Намочи кожаные полоски и тяни изо всех сил, когда будешь обвязывать. Если действовать неаккуратно, эта штука отвалится во время замаха.

Сах хмыкнул, забрал топор и, ворча, распутал узлы. Потом покосился на Каладина.

– Человек, сходи проверить кого-нибудь еще.

– Нам надо отправляться в путь этой ночью. Мы слишком долго просидели на одном месте. И следует разбиться на маленькие группы, как я говорил.

– Посмотрим.

– Послушай, если с моим советом что-то не так…

– Все так.

– Но…

Сах вздохнул, поднял голову и посмотрел Каладину в глаза:

– Где раб научился отдавать приказы и расхаживать туда-сюда с видом хозяина?

– Я не всю жизнь был рабом.

– Ненавижу, – продолжил Сах, – чувствовать себя ребенком. – Он начал заново привязывать головку к топорищу, на этот раз туже. – Ненавижу, когда мне все время сообщают то, что я и так должен знать. Больше всего я ненавижу то, что твоя помощь мне нужна. Мы сбежали. Мы спаслись. И что? Появляешься ты и начинаешь объяснять, что нам делать? Мы опять следуем приказам алети.

Каладин молчал.

– Тот желтый спрен ничем не лучше, – продолжил ворчать Сах. – Спешите. Не останавливайтесь. Она говорит нам, что мы свободны, и миг спустя отчитывает за то, что недостаточно быстро повинуемся.

Они были удивлены тем, что Каладин не видит спрена. Они также упомянули о звуках, которые слышали, – далеких ритмах, почти музыке.

– «Свобода» – странное слово, Сах, – негромко заметил Каладин, присаживаясь рядом. – На протяжении последних месяцев я был, наверное, более свободным, чем на протяжении всей жизни, не считая детства. Хочешь знать, что я делал с этой свободой? Сидел на одном месте, служил новому великому владыке. Я спрашиваю себя, не дураки ли те, кто пользуется веревочными путами, – ведь обычаи, общество и привычки все равно связывают нас всех по рукам и ногам.

– У меня нет обычаев, – буркнул Сах. – И общества нет. Но все равно «свободы» у меня столько же, сколько у древесного листа. Когда меня сбрасывает дерево, я лечу вместе с ветром и притворяюсь хозяином собственной судьбы.

– Это было почти поэтично.

– Понятия не имею, о чем ты. – Паршун крепче затянул последний узел и подал ему новый топор. Каладин с размаху опустил его на бревно рядом с собой.

– Лучше.

– Человек, тебя это не беспокоит? Одно дело – учить нас, как готовить лепешки. Давать нам оружие – совсем другое.

– Топор – инструмент, не оружие.

– Возможно, – согласился Сах, – но с его помощью я в конце концов сделаю копье.

– Ты ведешь себя так, словно битва неизбежна.

Сах рассмеялся:

– А ты так не думаешь?

– У вас есть выбор.

– Сказал человек с клеймом раба на лбу. Если они способны так поступить со своим собратом, какие зверства ожидают банду воров-паршунов?

– Сах, война вовсе не неизбежна. Вы не обязаны сражаться с людьми.

– Возможно. Но дай-ка я спрошу тебя вот о чем. – Паршун положил топор поперек колен. – Учитывая то, как они со мной поступили, отчего бы мне с ними не сразиться?

Каладин не смог подобрать ни единого возражения. Он вспомнил собственное рабство: отчаяние, бессилие, гнев. Его отметили знаком «шаш», потому что сочли опасным. Потому что он давал сдачи.

Как он смеет требовать, чтобы этот мужчина поступил по-другому?

– Они захотят снова сделать нас рабами, – продолжил Сах, взяв топор и начиная рубить бревно, снимая с него грубую кору, как научил Каладин, чтобы сделать из нее трут. – Мы потерянные деньги, мы опасный прецедент. Твои соплеменники потратят целое состояние, чтобы узнать, что изменилось и вернуло нам разум, и они разыщут способ все исправить. У меня отнимут рассудок, и я снова буду таскать воду.

– Может… может, мы сумеем убедить их поступить по-другому. Я знаю хороших людей среди светлоглазых алети. Если мы с ними поговорим, покажем, что вы можете говорить и мыслить – что вы такие же, как обычные люди, – они прислушаются. Они согласятся дать вам свободу. Так алети поступили с вашими сородичами на Расколотых равнинах, когда впервые с ними повстречались.

Сах опустил топорик, и от бревна отлетела щепка.

– И поэтому мы сейчас можем быть свободны? Потому что ведем себя как вы? А когда были другими, заслуживали рабства? Нет ничего плохого в том, чтобы владеть нами, когда мы не можем отплатить, но не теперь – потому что мы можем разговаривать?

– Ну, я имел в виду…

– Потому-то я и сердит! Спасибо за то, чему ты нас научил, но не жди, что я буду счастлив из-за того, что ты мне нужен для этого. Это лишь усиливает твою веру – может, даже мою веру – в то, что твой народ должен в первую очередь решать, быть нам свободными или нет!

Сах быстро ушел, и, как только он скрылся из вида, Сил выпорхнула из подлеска и села на плечо Каладина, настороженная – она высматривала поблизости спрена пустоты, – но не слишком обеспокоенная.

– Кажется, я чувствую приближение Великой бури, – прошептала она.

– Что? Правда?

Она кивнула:

– Буря еще далеко. День, может, три. – Она взглянула на него искоса. – Кажется, я могла это делать и раньше, но даже не понимала, что могу. У тебя всегда было расписание.

Каладин тяжело вздохнул. Как защитить паршунов от бури? Ему придется найти убежище. Он должен…

«Я снова взялся за старое».

– Сил, я не могу этого делать, – прошептал Каладин. – Не могу возиться с паршунами, видеть их жизнь изнутри.

– Почему?

– Потому что Сах прав. Все действительно закончится войной. Спрены пустоты соберут армию из паршунов, и в этом есть справедливость, учитывая, что с ними сделали. Человечеству придется дать отпор, или нас уничтожат.

– Тогда найди компромисс.

– До компромиссов в войне доходит лишь после множества смертей – и лишь после того, как важные шишки осознают, что они могут проиграть. Буря свидетельница, меня не должно здесь быть! Я уже чувствую, как мне хочется защитить этот народ! Научить их сражаться. Но я не смею – единственный способ, позволяющий мне биться с Приносящими пустоту, состоит в том, чтобы притвориться, будто между теми, кого я должен защищать, и теми, кого должен убить, есть какая-то разница.

Он с трудом пробрался через подлесок и принялся помогать с разборкой одной из грубых лагерных палаток в преддверии ночного перехода.




21

Предначертанная неудача







Я не сочинитель, чтобы развлекать вас причудливым переплетением историй.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Громкий, настойчивый стук разбудил Шаллан. У нее до сих пор не было кровати, так что она спала в куче скомканных одеял и всклокоченных рыжих волос.

Девушка натянула одеяло на голову, но стук продолжился, а вслед за ним прозвучал раздражающе очаровательный голос Адолина:

– Шаллан? Послушай, на этот раз я не войду, пока ты не будешь совершенно точно убеждена, что я могу это сделать.

Она выглянула наружу и увидела, что солнечный свет льется с балкона, как пролитая краска. Утро? Солнце было не в том месте.

«Погоди-ка…»

Буреотец! Она провела ночь снаружи, как Вуаль, а потом проспала до полудня. Шаллан застонала, сбросила потные одеяла и осталась лежать в ночной сорочке. В голове у нее пульсировала боль. В углу стоял пустой кувшин рогоедского белого.

– Шаллан? – волновался Адолин. – Ты выглядишь в рамках приличий?

– Зависит, – прохрипела она, – от контекста. Я прилично заспалась.

Она прижала ладони к глазам; безопасная рука все еще была обмотана импровизированным бинтом. Что на нее нашло? Разбрасываться символом Духокровников? Напиваться в хлам? Ударить ножом мужчину на глазах у компании вооруженных бандитов?

Казалось, все это она сделала во сне.

– Шаллан. – Беспокойство в голосе Адолина росло. – Я собираюсь заглянуть в комнату. Палона говорит, ты весь день не выходила.

Шаллан взвизгнула, села и схватилась за постель. Заглянув, Адолин увидел ее укутанной, с лохматой головой, выглядывающей из одеял, которые она натянула до самого подбородка. Он, разумеется, выглядел безупречно. Адолин мог выглядеть безупречно после бури, шести часов сражения и ванны в воде с примесью крема. Раздражающий человек. Как же у него получалось так очаровательно укладывать волосы? Они выглядели небрежно в самой нужной степени.

– Палона сказала, тебе нездоровится, – добавил Адолин, отодвигая дверь-занавеску.

– Угу.

– Это, э-э, женские дела?

– Женские дела, – повторила она ровным голосом.

– Ну, ты понимаешь. Когда у тебя… э-э…

– Адолин, спасибо, я разбираюсь в биологии. Почему каждый раз, когда женщина чувствует себя немного странно, мужчины быстренько винят во всем ее цикл? Как будто она внезапно перестает контролировать себя, потому что ей немного больно. Никто не думает так про мужчин. «О, сегодня держитесь от Венара подальше. Он вчера слишком много тренировался, так что у него ноют мышцы и он очень хочет оторвать кому-нибудь голову!»

– Выходит, это наша вина.

– Да. Как и все остальное. Война. Голод. Растрепанные волосы.

– Погоди-ка. Волосы-то при чем?

Шаллан дунула, пытаясь убрать локон, упавший на глаза.

– Вульгарные. Упрямые. Не желающие замечать, как мы пытаемся все исправить. Всемогущий дал нам растрепанные волосы, чтобы подготовить к жизни с мужчинами.

Адолин принес котелок с теплой водой для лица и рук.

Благослови его, Всемогущий. И Палону, которая, по всей видимости, и прислала эту воду.

Преисподняя, рука болит. И голова. Шаллан вспомнила, как накануне вечером время от времени сжигала алкоголь, но у нее не было достаточного количества буресвета, чтобы полностью исцелить руку. Для полного отрезвления его тоже не хватило.

Адолин, веселый как рассвет, поставил котелок с водой на пол и спросил:

– Ну, так что же с тобой не так?

Шаллан натянула одеяло на голову, как тугой капюшон плаща.

– Женские дела, – повторила она.

– Знаешь, я не думаю, что мужчины винят во всем ваш цикл чаще, чем вы сами это делаете. Я много ухаживал за женщинами и одно время следил за этим. Как-то раз Дили сказывалась больной из-за женских дел четыре раза на протяжении одного месяца.

– Мы очень загадочные существа.

– И не говори. – Он поднял кувшин и принюхался. – Это что, рогоедское белое?! – Он взглянул на нее, явно потрясенный – но, возможно, еще и слегка под впечатлением.

– Немного увлеклась, – проворчала Шаллан. – Проводила расследование по поводу твоего убийцы.

– В месте, где подают рогоедский самогон?!

– В переулке на задворках Отломка. Мерзкое местечко. Но выпивка хорошая.

– Шаллан! – воскликнул он. – Ты пошла одна? Это небезопасно.

– Адолин, дорогой, – проворчала она, наконец опуская одеяло на плечи. – Я в буквальном смысле слова переживу удар мечом в грудь. Думаю, справиться с какими-то хулиганами на рынке мне не составит труда.

– Ох. И то правда. Об этом легко забыть. – Он нахмурился. – Так это… погоди-ка. Все эти мерзкие способы убийства тебе ни по чем, но ты все равно…

– Страдаю от менструальных болей? – договорила за него Шаллан. – Ага. Матушка Культивация бывает той еще злюкой. Я всемогущая и псевдобессмертная, в моих руках осколочный клинок, но природа время от времени по-дружески напоминает, что мне не мешало бы задуматься о том, чтобы завести детей.

– Не спариваться, – тихонько прожужжал Узор на стене.

– Но вчерашние события с этим никак не связаны, – прибавила Шаллан, обращаясь к Адолину. – Мое время наступит лишь через пару недель. Вчерашний день был больше посвящен психологии, чем биологии.

Адолин поставил кувшин на пол:

– Ну что ж, тогда тебе, видимо, стоит остерегаться лишь рогоедского вина.

– Все не так плохо. – Шаллан вздохнула. – Я могу сжечь отраву, потратив немного буресвета. Кстати, о нем, нет ли при тебе сфер? Я, похоже… э-э… съела все, что у меня было.

Он тихонько рассмеялся:

– У меня есть сфера. Всего одна. Отец одолжил, чтобы я мог не носить с собой фонарь, когда брожу по этим залам.

Она попыталась похлопать ресницами, глядя на него. Шаллан не очень-то понимала, как это делается и зачем, но, похоже, сработало. По крайней мере, принц закатил глаза и подал ей рубиновую марку.

Девушка жадно втянула свет. Затаила дыхание, чтобы он не вышел облачком вместе с выдохом, и… подавила свечение. Оказывается, она может это контролировать – не светиться, привлекая внимание. Похоже, так она и делала в детстве.

Шаллан с облегчением выдохнула, когда рана на руке медленно затянулась и головная боль тоже исчезла.

Адолин остался с погасшей сферой.

– Знаешь, когда отец объяснял, что в хорошие отношения надо вкладываться, мне кажется, он не это имел в виду.

– Мм, – протянула Шаллан, закрыв глаза и улыбаясь.

– Кроме того, – добавил Адолин, – мы с тобой ведем весьма странные разговоры.

– Но вести их с тобой кажется естественным.

– По-моему, это и есть самое странное. Что ж, тебе стоит быть осторожнее с буресветом. Отец упомянул, что пытается добыть для твоих упражнений больше заряженных сфер, но их почти не осталось.

– А как насчет людей Хатама? Они выставили наружу множество сфер во время последней Великой бури.

Это было всего лишь…

Шаллан подсчитала и обмерла от результатов. Прошли уже недели после той внезапной Великой бури, во время которой она впервые пробудила Клятвенные врата. Она посмотрела на сферу в пальцах Адолина.

«Они уже давно должны были погаснуть. Даже те, что зарядили позже остальных».

Как у них вообще сохранился хоть какой-то буресвет?

Внезапно ее вчерашнее поведение показалось еще более безответственным. Когда Далинар велел ей тренировать свои способности, он, наверное, не имел в виду, что Шаллан должна практиковаться в том, как бы не напиться слишком сильно.

Она вздохнула и – все еще кутаясь в одеяло – потянулась к котелку с водой для умывания. У Шаллан имелась горничная по имени Марри, но она все время отсылала ее прочь, поскольку не хотела, чтобы женщина обнаружила, что хозяйка тайком выбирается наружу или меняет лица. Если она будет и дальше так себя вести, Палона, скорее всего, поручит Марри другую работу.

В воде, похоже, не было никаких ароматических эссенций или мыла, так что Шаллан подняла небольшую миску и сделала долгий шумный глоток.

– Я в ней ноги вымыл, – проворчал Адолин.

– Нет, не вымыл. – Шаллан вытерла губы. – В любом случае спасибо, что вытащил меня из постели.

– Ну, у меня есть личные мотивы. Я вроде как надеюсь на твою моральную поддержку.

– Не выкладывай сообщение без подготовки. Если хочешь кого-то убедить, подводи к идее постепенно, чтобы человек все время следил за ходом твоих мыслей.

Он склонил голову набок.

– А, ты про другую моральную поддержку, – протянула Шаллан.

– Беседовать с тобой иногда бывает даже слишком странно.

– Прости, прости. Я буду вести себя хорошо. – Она села так чинно и собранно, как только могла сесть, завернувшись в одеяло и с волосами, которые торчали во все стороны, словно побеги тернового куста.

Адолин перевел дух:

– Отец наконец-то убедил Йалай Садеас встретиться со мной. Он надеется, что у нее есть какие-то догадки относительно смерти мужа.

– Ты не так оптимистичен.

– Она мне не нравится. Странная женщина.

Шаллан открыл рот, но он ее перебил:

– Не странная, как ты. Странная… в плохом смысле. Она всегда оценивает все и всех, с кем встречается. И всегда обходилась со мной, как с ребенком. Составишь компанию?

– Конечно. Сколько у меня времени?

– Сколько тебе нужно?

Шаллан окинула взглядом себя, закутанную в одеяло и с растрепанными волосами, щекотавшими подбородок.

– Много.

– Тогда мы опоздаем. – Адолин поднялся. – Но ее мнение обо мне вряд ли станет хуже, чем есть. Встретимся в гостиной Себариаля. Отец хочет, чтобы я взял у него несколько отчетов по торговле.

– Скажи ему, что выпивка на рынке хорошая.

– Да уж… – Адолин снова посмотрел на пустой кувшин из-под рогоедского светлого, потом покачал головой и вышел.



Через час Шаллан – искупавшаяся, с макияжем и волосами, которые кое-как удалось взять под контроль, – явилась в гостиную Себариаля. Помещение было больше ее комнаты, а дверь на балкон такая огромная, что занимала половину стены.

Все вышли на широкую террасу, с которой открывался вид на поле внизу. Адолин замер у перил, затерявшись в раздумьях. Позади него Себариаль и Палона возлежали на кушетках, подставив спины солнцу, и им… делали массаж.

Стайка слуг-рогоедов массажировала, занималась угольными жаровнями или покорно стояла с подогретым вином и прочими нужными вещами. Воздух, особенно на солнце, не был таким прохладным, как почти все предыдущие дни. Это оказалось почти приятно.

Шаллан ощутила смесь смущения – этот пухлый бородатый мужчина в одном полотенце был великим князем – и гнева. Она только что приняла ледяную ванну, наливая ковши воды себе на голову и не переставая дрожать. Девушка считала это роскошью, поскольку ей не пришлось самой носить воду.

– Как могло случиться, – возмутилась Шаллан, – что я все еще сплю на полу, а у вас кушетки на балконе?

– Ты великий князь? – пробормотал Себариаль, даже не открыв глаза.

– Нет. Я Сияющий рыцарь, и, сдается мне, это ранг повыше.

– Понятно, – сказал он и застонал от удовольствия, испытанного при прикосновении массажиста. – Означает ли это, что ты можешь заплатить за то, чтобы тебе из военных лагерей привезли кушетку? Или ты по-прежнему полагаешься на жалованье, которое плачу я? Жалованье, которое, стоит заметить, полагается тебе за помощь со счетами в качестве письмоводительницы, чего я не видел уже много недель.

– Тури, но она ведь спасла мир, – напомнила Палона с другой стороны от Шаллан. Гердазийка также не открыла глаза, и, хоть лежала лицом вниз, ее защищенная рука была всего лишь наполовину спрятана под полотенцем.

– Видишь ли, я думаю, она не столько спасла его, сколько отложила уничтожение. Моя дорогая, там полный хаос.

Поблизости главная массажистка – крупная рогоедка с ярко-рыжими волосами и бледной кожей – приказала, чтобы для Себариаля принесли партию разогретых камней. Бо?льшая часть слуг, скорее всего, были ее родственниками. Рогоеды любили заниматься каким-нибудь делом сообща.

– Хочу заметить, – продолжил Себариаль, – что это твое Опустошение пустит псу под хвост годы моей работы.

– Но вы же не можете винить в этом меня! – возмутилась Шаллан и скрестила руки на груди.

– Это ты выгнала меня из военных лагерей, – возразил Себариаль, – хоть они весьма неплохо выжили. Остатки тех куполов защитили их от того, что пришло с запада. Большой проблемой были паршуны, но с ними теперь все решено – они маршируют на Алеткар. Поэтому я планирую отправиться назад и вернуть свою землю, прежде чем другие захватят ее. – Он открыл глаза и посмотрел на Шаллан. – Твой молодой принц не хотел этого слышать – он беспокоится, что из-за меня вам не будет хватать сил. Но военные лагеря жизненно важны для торговли; мы не можем полностью оставить их в распоряжении Танадаля и Вамы.

Великолепно. Еще одна проблема, о которой надо подумать. Неудивительно, что Адолин выглядит таким рассеянным. Он отметил, что они опоздают на встречу с Йалай, но, похоже, не очень-то хотел туда отправляться.

– Будь хорошей Сияющей, – посоветовал ей Себариаль, – и сделай так, чтобы остальные Клятвенные врата заработали. Я создал отличную схему взимания налогов за проход через них.

– Какой вы черствый.

– Так надо. Единственный способ выжить в этих горах – обложить налогами Клятвенные врата, и Далинар об этом знает. Он поставил меня во главе торговли. Дитя, жизнь не останавливается во время войны. Всем по-прежнему нужны новые туфли, корзины, одежда и вино.

– А нам нужен массаж, – прибавила Палона. – И почаще, если мы собираемся жить в этой ледяной пустоши.

– Вы оба безнадежны, – резко бросила Шаллан и прошла по освещенному солнцем балкону к Адолину. – Эй. Ты готов?

– Конечно.

Они с Адолином отправились в путь по коридорам. Каждой из восьми армий великих князей, разместившихся в башне, выделили четверть второго или третьего уровня, с несколькими казармами на первом уровне, оставив бо?льшую его часть под рынки и склады.

Конечно, даже первый уровень не удалось исследовать до конца. В нем было слишком много коридоров и причудливых участков – скрытых комнат, спрятанных где-то позади всего остального. Может быть, в конце концов каждый великий князь будет по-настоящему править своей четвертью. Пока что они воссоздали маленькие полянки цивилизации посреди темноты Уритиру.

Разведку верхних уровней полностью остановили, поскольку у них не осталось буресвета, чтобы запускать подъемники.

Шаллан и Адолин покинули квартал Себариаля, миновали солдат и перекресток, где на полу были нарисованы стрелки, указывающие на разные места вроде ближайшей уборной. Застава более не походила на баррикаду, но Адолин указал на ящики с припасами и мешки с зерном, особым образом расставленные впереди. Любой, кто прибежал бы сюда по коридору, заплутал бы в них, а миновав преграду, столкнулся с солдатами, вооруженными пиками.

Солдаты кивнули Адолину, но не отдали честь, хотя один из них все же рявкнул приказ двоим, что играли в карты в комнате по соседству. Парни встали, и Шаллан с удивлением их узнала. Газ и Ватах.

– Я решил, сегодня можно взять с собой твоих охранников, – сказал Адолин.

«Моих охранников». Ну да. Шаллан выделили группу солдат, состоявшую из дезертиров и презренных убийц. Она против последнего не возражала, поскольку сама была презренной убийцей. Но еще и понятия не имела, как с ними обходиться.

Они лениво ее приветствовали. Ватах, высокий и неряшливый. Газ, коротышка с единственным карим глазом, другая глазница была скрыта под повязкой. Адолин явно их проинструктировал, и Ватах поспешил вперед, в то время как Газ чуть отстал.

Надеясь, что они достаточно далеко и ничего не услышат, Шаллан взяла Адолина за руку.

– Нам точно нужна охрана? – прошептала она.

– Конечно нужна.

– Почему? Ты осколочник, я Сияющая. Мне кажется, с нами все будет в порядке.

– Шаллан, охранники не всегда требуются ради безопасности. Речь об авторитете.

– У меня его много. Адолин, нынче авторитет практически капает у меня из носа.

– Я не это имел в виду. – Он наклонился к ней и прошептал: – Это ради них. Может, тебе и не нужны охранники, но почетная гвардия не помешает. Они должны знать, что им оказали честь, предоставив возможность занять этот пост. Это часть правил, по которым мы играем, – ты становишься кем-то важным, а они получают свою долю от этого.

– Будучи бесполезными.

– Будучи частью того, что делаешь ты, – возразил Адолин. – Вот буря, я забываю, насколько ты в этом деле новичок. Что ты с этими людьми делала?

– Большей частью не беспокоила их.

– А если бы они тебе понадобились?

– Не знаю, случится ли такое.

– Случится. Шаллан, ты ими руководишь. Может, ты и не военный командир, ведь они гражданские охранники, но это равнозначные вещи. Позволь им бездельничать, позволь поверить в то, что они незначительны, и ты их погубишь. Дай им вместо этого какое-нибудь важное задание, какую-нибудь работу, которой они будут гордиться, и они станут служить тебе с честью. Солдат-неудачник зачастую тот, кого подвел его командир.

Она улыбнулась.

– Что?

– Ты говоришь как твой отец, – сообщила Шаллан.

Он помедлил, потом отвернулся:

– Не вижу ничего плохого.

– Я и не говорила, что это плохо. Мне нравится. – Девушка взяла его за руку. – Я придумаю, что делать с охранниками. Что-то полезное. Обещаю.

Газ и Ватах, похоже, не считали свой долг таким уж важным, судя по тому, как они зевали и сутулились на ходу, держа одной рукой масляные лампы, а другой – копья на плече. Они прошли мимо большой группы женщин, которые несли воду, а потом – мимо каких-то мужчин, которые тащили доски для постройки новой уборной. Большинство расступались, завидев Ватаха; при виде личного охранника всякий понимал, что надо убраться в сторону.

Конечно, если бы Шаллан на самом деле хотела казаться важной, то взяла бы паланкин. Она не возражала против такого транспортного средства; в Харбранте ей часто доводилось ими пользоваться. Может, это Вуаль внутри ее заставляла сопротивляться всякий раз, когда Адолин предлагал так поступить. В том, чтобы ступать собственными ногами, была некая независимость.

Они достигли лестницы и стали подниматься. На последней площадке Адолин выудил из кармана карту. Здесь еще не нарисовали все необходимые стре?лки. Шаллан потянула его за руку и указала на правильный туннель.

– Как тебе удается определять это так легко? – удивился он.

– Ты разве не видишь, насколько широки эти слои? – ответила она, указывая на стену коридора. – Нам сюда.

Он спрятал карту и дал знак Ватаху идти первым.

– Ты правда думаешь, что я похож на отца? – негромко спросил Адолин, пока они шли. В его голосе ощущалась тревога.

– Правда, – сказала она, крепко прижимаясь к его руке. – Ты совсем как он, Адолин. Добродетельный, справедливый и способный.

Он нахмурился.

– Что такое?

– Ничего.

– Ты ужасный лжец. Переживаешь, что не сможешь оправдать его ожидания, не так ли?

– Возможно.

– Адолин, ты их оправдываешь. Оправдываешь во всех смыслах. Уверена, Далинару Холину и мечтать не стоит о лучшем сыне, и… вот буря. Эта идея тебя беспокоит.

– Что? Нет!

Шаллан свободной рукой ткнула Адолина в плечо:

– Ты что-то от меня скрываешь.

– Может быть.

– Ну, слава Всемогущему за это.

– Ты не… спросишь, что именно?

– Очи Эш, нет. Лучше разберусь сама. В отношениях должна сохраняться некоторая тайна.

Адолин притих, и это было кстати, потому что они приближались к той части Уритиру, что принадлежала вдове Садеаса. Хотя Йалай грозилась вернуться в военные лагеря, она этого не сделала. Скорее всего, потому, что никто не мог отрицать, что здесь теперь центр политики и власти алети.

Делегация достигла первого поста охраны, и два охранника Шаллан подтянулись ближе к ней и Адолину. Они обменялись враждебными взглядами с солдатами в униформах темно-зеленого и белого цветов, которые их пропустили. Что бы ни думала Йалай Садеас, у ее людей явно сложилось собственное мнение.

Все до странности изменилось всего лишь через несколько шагов. Здесь им встречалось гораздо меньше рабочих или купцов и гораздо больше солдат. Мрачные мужчины в расстегнутых куртках, небритые лица всевозможных разновидностей. Даже письмоводительницы выглядели иначе – больше макияжа, неряшливая одежда. Казалось, они перешли от закона к беспорядку. В коридорах раздавалось эхо голосов и безудержного смеха. Направляющие полоски здесь чаще рисовали на стенах, а не на полу и краске позволили подтекать, портя слои. Там, где проходившие мимо мужчины полами плащей задевали стрелки, не успевшая высохнуть краска размазалась.

Все солдаты, мимо которых они проходили, оскорбляли Адолина.

– Такое чувство, что это бандиты, – негромко проворчала Шаллан, бросив взгляд через плечо на одну из групп.

– Не ошибись на их счет, – предостерег Адолин. – Они маршируют строем, ботинки у них крепкие, а оружие в хорошем состоянии. Садеас хорошо тренировал своих людей. Просто там, где отец пользовался дисциплиной, Садеас предпочитал состязание. Кроме того, здесь тебя засмеют, если ты будешь выглядеть слишком чистеньким. Нельзя, чтобы тебя перепутали с Холином.

Она надеялась, что теперь, когда правда об Опустошении подтвердилась, Далинару станет легче объединить великих князей. Видимо, этого не случится, пока эти люди винят Далинара в смерти Садеаса.

В конце концов они достигли главных покоев, где их провели к вдове Садеаса. Йалай была невысокого роста, с пухлыми губами и зелеными глазами. Она сидела на троне в центре комнаты.

Рядом с нею расположился Мрейз, один из главарей Духокровников.




22

Тьма внутри







Я не философ, чтобы заинтриговать вас проницательными вопросами.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Мрейз. Его лицо пересекали шрамы, один из которых деформировал верхнюю губу. Вместо своей обычной франтоватой одежды, сегодня он надел униформу Садеаса, с кирасой и простым шлемом. Мрейз выглядел в точности как все прочие солдаты, мимо которых они прошли, за исключением лица.

И курицы на плече.

Курица. Это была одна из странных разновидностей, зеленая и гладкая, с грозным клювом. Она куда больше походила на хищника, чем неуклюжие создания, которых продавали в клетках на рынках.

Ну в самом деле… Кем надо быть, чтобы разгуливать повсюду с ручной курицей? Они же предназначены для еды!

Адолин заметил курицу и вскинул бровь. Мрейз не подал виду, что знает Шаллан. Он горбился, как другие солдаты, держа алебарду и уставившись на старшего сына князя Дома Холин.

Йалай не предложила им сесть. Сама она устроилась, сложив руки на коленях – свободная поверх защищенной, – озаренная лампами на подставках по обе стороны комнаты. И выглядела особенно мстительно в этом неестественно мерцающем свете.

– А вы знали, – заявила Йалай, – что после того, как белоспинники убивают и насыщаются, они прячутся возле туши?

– Светлость, в этом состоит одна из опасностей охоты на них, – добавил Адолин. – Охотник предполагает, что идет по следу зверя, но тот может скрываться неподалеку.

– Раньше я удивлялась такому поведению, пока не поняла, что убийство привлекает падальщиков, а белоспинники не отличаются разборчивостью. Те, кто приходят пировать на его объедках, сами становятся едой.

Шаллан явственно понимала подоплеку разговора. «Холин, почему ты вернулся на место убийства?»

– Светлость, мы хотим сообщить, – произнес Адолин, – что относимся к убийству великого князя очень серьезно. И делаем все возможное, чтобы это не повторилось.

«Ох, Адолин…»

– Еще бы, – процедила Йалай. – Другие великие князья теперь слишком напуганы, чтобы противостоять вам.

Да, он сам на это напросился. Но Шаллан не встряла; это было задание Адолина, и он пригласил ее для поддержки, а не для того, чтобы говорить за него. Честно говоря, у нее бы получилось ненамного лучше – просто она совершила бы другие ошибки.

– Светлость, можете ли вы сообщить нам, кто имел возможность и мотив для убийства вашего мужа? – спросил Адолин. – Не считая моего отца.

– Выходит, ты и сам признаешь, что…

– Удивительно, – перебил Адолин. – Моя мать всегда считала вас мудрой. Она восхищалась вами и жалела, что не обладает вашим острым умом. Но вот я здесь, и не вижу этому подтверждений. Неужели вы и впрямь думаете, что мой отец мог годами переносить оскорбления Садеаса, выдержать его предательство на Равнинах, стерпеть фиаско с дуэлью – и все ради того, чтобы убить его сейчас?! Когда доказано, что Садеас ошибся по поводу Приносящих пустоту, а мой отец был прав? Очевидно, не великий князь дома Холин стоит за смертью вашего мужа. Твердить об ином – попросту идиотизм.

Шаллан вздрогнула. Она не ожидала услышать такое от Адолина. И все же ей показалось, что именно это он и должен был произнести. Долой придворную вежливость. Пусть Йалай получит прямую и искреннюю правду.

Вдова великого князя подалась вперед, изучая Адолина и осмысливая его слова. Но видела только его искренность.

– Принеси ему стул, – велела Йалай Мрейзу.

– Да, светлость, – откликнулся тот с сильным акцентом, похожим на гердазийский.

Потом Йалай посмотрела на Шаллан:

– А ты не стой без дела. В соседней комнате греется чай.

Шаллан фыркнула от такого обращения. Она не какая-нибудь подопечная, чтобы выполнять чужие приказы. Однако Мрейз поспешил в том направлении, куда ее посылали, так что Шаллан стерпела пренебрежение и направилась следом.

Соседняя комната оказалась намного меньше – высеченная из того же камня, что и все прочие, но с более тусклым рисунком пластов. Оранжевые и красные цвета так равномерно перетекали один в другой, что на первый взгляд могло показаться, будто вся стена одного цвета. Люди Садеаса использовали ее как кладовую, о чем свидетельствовали стулья, сложенные в углу. Шаллан проигнорировала теплые кувшины с чаем, подогревавшиеся с помощью фабриалей на столе, и подошла вплотную к Мрейзу.

– Что ты здесь делаешь? – прошипела она ему.

Его курица тихонько чирикнула, словно забеспокоившись.

– Присматриваю за ней. – Мрейз кивком указал на соседнюю комнату. Теперь его голос звучал изысканно, сельский говор пропал. – Она нас интересует.

– Она не одна из вас? – спросила Шаллан. – Она не… Духокровник?

– Нет. – Мрейз прищурился. – Они с мужем были для нас слишком неуправляемыми переменными величинами, чтобы приглашать в наши ряды. У них собственные мотивы; я не думаю, что они сочетаются с чьими-то еще, будь то люди или слушатели.

– Тот факт, что эти двое – мерзавцы, думаю, не был учтен.

– Мораль нас не интересует, – спокойно сказал Мрейз. – Только преданность и власть имеют значение, потому что мораль эфемерна, как переменчивая погода. Она зависит от угла, под которым ее рассматривают. Работая с нами, ты поймешь, что я прав.

– Я не одна из вас! – прошипела Шаллан.

– Какое упрямство! – восхитился Мрейз, выбирая стул. – А ведь ты весьма вольно использовала наш символ минувшей ночью.

Шаллан застыла, потом густо покраснела. Так он знает?

– Я…

– Твоя охота достойна, – перебил Мрейз. – И тебе разрешается полагаться на наш авторитет, чтобы достичь своих целей. Таково преимущество членства, пока ты не начнешь им злоупотреблять.

– А мои братья? Где они? Ты обещал доставить их мне.

– Терпение, маленький нож. Прошло всего несколько недель с тех пор, как мы их спасли. Вот увидишь, в этом отношении я сдержу слово. Как бы там ни было, у меня есть для тебя задание.

– Задание? – резко переспросила Шаллан, заставив курицу опять защебетать. – Мрейз, я не собираюсь выполнять какое-то задание для вашей компании. Вы убили Ясну.

– Она была вражеским солдатом, – парировал Мрейз. – О, не смотри на меня так. Ты прекрасно знаешь, на что была способна эта женщина и во что она ввязалась, атакуя нас. Ты винишь прекрасного высокоморального Черного Шипа за его действия во время войны? За бесчисленное множество людей, которых он убил?

– Не увиливай от обвинения в злодеяниях, указывая на грехи других людей, – огрызнулась Шаллан. – Я не собираюсь работать на тебя. Наплевать, как упорно ты будешь требовать, чтобы я духозаклинала для вас, – я не собираюсь этого делать.

– И снова ты проявляешь упрямство, но все же признаешь свой долг. Один духозаклинатель потерян, уничтожен. Но мы такое прощаем во имя наших миссий. И прежде, чем ты опять возразишь, знай: за одну из миссий ты уже взялась. Несомненно, ты почувствовала тьму, обитающую в этом месте. Некую… неправильность.

Шаллан окинула взглядом комнатку, залитую мерцающим светом нескольких свечей на столе.

– Твое задание, – проговорил Мрейз, – в том, чтобы обеспечить безопасность этого места. Уритиру должен остаться сильным, если мы хотим должным образом использовать появление Приносящих пустоту.

– Использовать?!

– Да. Это сила, которую мы будем контролировать, но пока что нельзя допустить, чтобы одна из сторон возобладала. Обеспечь безопасность Уритиру. Выследи источник тьмы, которую ты чувствуешь, и изгони ее. Вот твое задание. И за это я отплачу тебе сведениями. – Он наклонился ближе к ней и произнес единственное слово: – Хеларан.

Потом взял стул и вышел, двигаясь неуклюже – даже споткнулся и чуть не уронил свою ношу. Ошеломленная, Шаллан осталась на месте. Ее старший брат умер в Алеткаре, куда попал по загадочным причинам.

Вот буря, что же знает Мрейз? Она гневно сверлила взглядом его спину. Как он посмел дразнить ее этим именем!

«Не вздумай сосредоточиться на Хеларане». Это были опасные мысли, ведь сейчас она не могла стать Вуалью. Шаллан налила себе и Адолину по чашке чая, затем схватила под мышку стул и неуклюже отправилась обратно. Села рядом с женихом, вручила ему чашку. Сделала глоток и улыбнулась Йалай, которая одарила ее свирепым взглядом, а потом велела Мрейзу принести чашку.

– Я думаю, – заявила Йалай Адолину, – если бы ты честно желал раскрыть это преступление, то не выискивал бы прежних врагов моего мужа. Ни у кого не было мотивов или возможностей, которые могут найтись в вашем собственном военном лагере.

Адолин вздохнул:

– Мы установили, что…

– Я не утверждаю, будто это сделал Далинар, – перебила Йалай. Она казалась спокойной, но вцепилась в подлокотники кресла так, что побелели костяшки. И ее глаза… макияж не мог скрыть, как они покраснели. Она плакала. Она действительно была опечалена.

Впрочем, все могло оказаться игрой. «И я могла бы изобразить слезы, – подумала Шаллан, – если бы знала, что кто-то придет со мной повидаться, и если бы считала, что такое представление укрепит мою позицию».

– Тогда что же вы пытаетесь мне сказать? – спросил Адолин.

– История изобилует примерами солдат, выполнивших приказы, которые не поступали, – сказала Йалай. – Я согласна, Далинар никогда бы не пырнул ножом старого друга в темном углу. А вот у его солдат таких ограничений могло и не быть. Адолин Холин, ты хочешь знать, кто это сделал? Поищи в ваших собственных рядах. Готова поставить княжество на то, что где-то в холинской армии есть человек, который решил оказать своему великому князю услугу.

– А другие убийства? – поинтересовалась Шаллан.

– Понятия не имею, что на уме у этого человека, – ответила Йалай. – Может, он вошел во вкус? В любом случае, думаю, вы согласитесь, что продолжать эту встречу бессмысленно. – Она встала. – Хорошего дня, Адолин Холин. Надеюсь, ты поделишься своими находками со мной, чтобы мой собственный следователь был лучше информирован.

– Полагаю, да. – Адолин поднялся. – Кто ведет ваше расследование? Пришлю ему отчеты.

– Его зовут Меридас Амарам. Кажется, вы знакомы.

Шаллан ахнула:

– Амарам? Великий маршал Амарам?

– Разумеется, – процедила Йалай. – Он в числе наиболее известных генералов моего покойного супруга.

Амарам. Тот, кто убил ее брата. Она бросила взгляд на Мрейза, но тот сохранил безразличное выражение лица. Буря, что ему известно? Она по-прежнему не понимала, откуда у Хеларана появился осколочный клинок. Что же его заставило вступить в битву с Амарамом?

– Амарам здесь? – удивился Адолин. – Когда он прибыл?

– С последним караваном и мусорной командой, которые вы провели через Клятвенные врата. Он никому в башне не показывался, кроме меня. Мы позаботились о его нуждах – его со слугами настигла буря. Амарам заверил меня, что скоро приступит к выполнению своего долга и уделит первостепенное внимание поискам убийцы моего мужа.

– Понимаю, – сказал Адолин.

Он посмотрел на Шаллан, и та кивнула, все еще ошеломленная. Вместе они забрали ее солдат, ожидавших за дверью, и вышли в коридор.

– Амарам, – прошипел Адолин. – Мостовичок этому не обрадуется. Этих двоих связывает кровная месть.

«Дело не только в Каладине…»

– Отец первоначально назначил Амарама главой возрожденных Сияющих рыцарей, – продолжил Адолин. – Если Йалай приняла его после такого серьезного позора… Этот поступок сам по себе все равно что обвинение во лжи моего отца, верно? Шаллан?

Девушка встряхнулась и перевела дух. Хеларан давно умер. Она позже позаботиться о том, чтобы добиться от Мрейза ответов.

– Зависит от того, что затеяла Йалай, – негромко проговорила Шаллан. – Но да, она намекает, что Далинар, по меньшей мере, сильно предубежден в отношении Амарама. Она усиливает свои позиции, намереваясь предложить альтернативу правлению твоего отца.

Адолин вздохнул:

– А я-то думал, без Садеаса будет проще…

– Адолин, тут замешана политика, так что, по определению, проще быть не может. – Шаллан взяла его под руку, когда они проходили мимо следующей группы враждебно настроенных солдат.

– Я в этом ужасен, – негромко ответил Адолин. – Она меня так взбесила, что я едва ее не ударил. Следи за мной. Я все испорчу.

– Разве? А я вот думаю, что ты прав по поводу нескольких убийц.

– Что? Серьезно?

Она кивнула:

– Я кое-что услышала прошлой ночью, во время разведки.

– То есть пока еще не шаталась по округе в пьяном виде.

– Адолин Холин, да будет тебе известно, что в пьяном виде я весьма грациозна. Пойдем-ка… – Она замолчала: им навстречу по коридору шли две письмоводительницы, направляясь к покоям Йалай с поразительной поспешностью. За ними следовали охранники.

Адолин поймал одного за руку, и тот, увидев синюю униформу, выругался и едва не полез драться. К счастью, миг спустя он узнал Адолина и сдержался, снял руку с рукояти топора в петле на поясе.

– Светлорд, – отсалютовал он с неохотой.

– Что происходит? – спросил Адолин. Он кивком указал на конец коридора. – Почему все вдруг устремились к тому посту, чтобы поговорить с дежурными?

– Новости с побережья. В Новом Натанане замечена буревая стена. Великие бури. Они вернулись.




23

Шквальные странности







Я не поэт, чтобы порадовать вас умными аллюзиями.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Нету у меня мяса на продажу, – заявил пожилой светлоглазый, заведя Каладина в буревой бункер. – Но твой светлорд и его люди могут переждать бурю здесь, причем задешево. – Он махнул клюкой в сторону большого пустого здания. Оно напомнило Каладину казармы на Расколотых равнинах – длинное и узкое, заостренное к востоку.

– Займем его целиком, – сказал Каладин. – Мой светлорд любит уединение.

Пожилой мужчина посмотрел на Каладина, оценил его синюю форму. Теперь, когда Плач прошел, она выглядела лучше. На офицерский смотр не годилась, но Кэл потратил немало времени, счищая пятна и полируя пуговицы.

Холинская униформа в землях князя Вамы. У этого могло быть множество причин. Оставалось лишь надеяться, что ни у кого не возникнет мысли: «Этот холинский офицер присоединился к кучке беглых паршунов».

– Я могу сдать вам весь бункер, – заявил купец. – Придержал его для нескольких караванов из Револара, но они не пришли.

– Что случилось?

– Не знаю. Какие-то шквальные странности, вот что я скажу. Три каравана с разными хозяевами и товарами – все исчезли. Даже гонцов не прислали. Хорошо, что я взял десять процентов вперед.

Револар. Столица Вамы, самый крупный город отсюда до Холинара.

– Мы возьмем бункер, – согласился Каладин, передавая несколько тусклых сфер. – И еду, какая найдется.

– У меня мало что есть по армейским меркам. Может, мешок или два длиннокорня. Немного лависа. Я думал, один из этих караванов поможет пополнить мои запасы. – Купец покачал головой, лицо у него сделалось отрешенное. – Странные времена, капрал. Эта неправильная буря… Думаешь, она вернется?

Каладин кивнул. Накануне Буря бурь ударила снова – это был уже второй ее приход, не считая изначального, который случился далеко на востоке. Каладин и паршуны переждали ее в заброшенной шахте, получив предупреждение от невидимого спрена.

– Странные времена, – опять пробормотал старик. – Что ж, если вам понадобится мясо, в овраге к югу отсюда устроили логово дикие свиньи. Правда, это земли великого лорда Кадилара, так что… Ну, ты меня понял. – Если воображаемый «светлорд» Каладина путешествовал, выполняя приказы короля, они могли охотиться в чужих владениях. Если нет, убийство свиней другого аристократа было бы браконьерством.

Невзирая на светло-желтые глаза, старик разговаривал как фермер из захолустья, но он явно был непростым человеком, раз содержал постоялый двор. Жизнь вел одинокую, но, скорее всего, неплохо зарабатывал.

– Давай-ка проверим, какую еду я могу для вас найти, – сказал он. – Следуй за мной. Так ты уверен, что будет буря?

– У меня есть расчеты, которые ее предвещают.

– Что ж, да будут Всемогущий и Вестники благословенны за это. Кое-кого она застигнет врасплох, но до чего же хорошо, что мое даль-перо снова заработает.

Каладин последовал за купцом к каменному сараю на подветренной стороне дома и недолго поторговался с ним за три мешка овощей.

– Еще кое-что, – прибавил Каладин. – Ты не должен видеть, как прибудет войско.

– Что? Капрал, мой долг позаботиться о том, чтобы ваши люди разместились в…

– Мой светлорд очень, очень ценит уединение. Важно, чтобы никто не знал, что мы здесь были. Чрезвычайно важно! – Он положил руку на рукоять поясного ножа.

Светлоглазый только хмыкнул:

– Солдатик, уж не сомневайся, я умею держать язык за зубами. И не надо мне угрожать. У меня шестой дан. – Он вздернул подбородок, но потом проковылял в свой дом, крепко запер двери и опустил буревые ставни.

Каладин перетащил три мешка в бункер и пешком отправился туда, где оставил паршунов. Он все время высматривал Сил, но, конечно, ничего не увидел. Спрен пустоты тайком следовал за ним, скорее всего желая убедиться, что под предлогом переговоров с хозяином постоялого двора «пленник» не сделает что-нибудь еще.



Они вернулись прямо перед бурей.

Хен, Сах и другие хотели подождать, пока стемнеет, – паршуны сомневались, что старый светлоглазый не будет за ними шпионить. Но поднялся ветер, и они наконец-то поверили Каладину, что буря неминуема.

Кэл стоял на пороге бункера, взволнованно наблюдая, как заходят паршуны. На протяжении последних дней к ним присоединилось еще несколько групп – всех вели невидимые спрены пустоты, которые, как ему сказали, умчались прочь, едва доставив своих подопечных. Теперь их была почти сотня, включая детей и стариков. Никто не говорил Каладину, куда они идут, лишь то – что спрен знает, каков их пункт назначения.

Хен подошла к двери последней; крупная, мускулистая паршунья задержалась, как будто хотела посмотреть на бурю. Наконец взяла их сферы – в основном те, которые они украли у него, – и заперла мешок в фонаре из железных полос на наружной стене. Махнула Каладину, чтобы вошел, а затем последовала за ним и закрыла дверь на засов.

– Ты молодец, человек, – бросила она Каладину. – Я замолвлю за тебя словечко, когда мы достигнем собрания.

– Спасибо, – поблагодарил Каладин.

Снаружи буревая стена ударилась о бункер, отчего камни затряслись и сама земля содрогнулась.

Паршуны устроились кто где и стали ждать. Хеш заглянула в мешки и критическим взглядом изучила овощи. Она работала на кухне в каком-то особняке.

Каладин прислонился к стене, чувствуя, как снаружи ярится буря. Странно, до чего он ненавидел спокойный Плач, но испытывал глубокое волнение, когда слышал гром по другую сторону от этих камней. Буря много раз пыталась его убить, и он чувствовал с нею родство – но вместе с тем не забывал об осторожности. Буря – это сержант, который слишком жестоко тренирует своих новобранцев.

Буря должна была обновить самосветы снаружи – не только сферы, но и большие камни, которые были при нем. Как только это случится, у него – точнее, у паршунов – будет целое состояние в буресвете.

Надо решаться. Как долго он сможет откладывать возвращение на Расколотые равнины? Даже если придется остановиться в каком-нибудь крупном городе, чтобы обменять тусклые сферы на заряженные, на полет обратно уйдет, наверное, меньше одного дня.

Нельзя оттягивать этот момент вечно. Что они там делают, в Уритиру? Какие известия пришли из остальных частей мира? Вопросы осаждали его. Когда-то он был рад заботиться лишь о своем отряде. Потом охотно присматривал за батальоном. С каких это пор весь Рошар сделался его обузой?

«Я должен, по крайней мере, выкрасть собственное даль-перо и послать сообщение светлости Навани».

Что-то мелькнуло на краю его поля зрения. Сил? Он повернулся к ней с вопросом на губах и проглотил невысказанные слова, осознав ошибку.

Спрен рядом с ним излучал желто-белое, как центр пламени, а не сине-белое свечение. Миниатюрная женщина стояла на прозрачной колонне из золотого камня: колонна выросла из пола, чтобы поставить спрена вровень со взглядом Каладина.

На незнакомке было струящееся платье, которое полностью скрывало ее ноги. Держа руки за спиной, она изучала Каладина. Лицо у нее было странной формы – узкое, но с большими глазами, словно у ребенка. Словно она была родом из Шиновара.

Каладин вздрогнул, заставив маленькую женщину улыбнуться.

«Притворись, что ты не знаешь о таких, как она», – подумал Каладин.

– Ох. Э-э… я вас вижу.

– Потому что я этого хочу, – сообщила она. – А ты странный.

– Почему… почему вы хотите, чтобы я вас видел?

– Чтобы мы могли поговорить. – Она начала расхаживать вокруг него, и каждый раз из пола выскакивала новая колонна из желтого камня, на чью верхушку и опускалась ее босая нога. – Почему ты все еще здесь, человек?

– Ваши паршуны взяли меня в плен.

– Это мама тебя научила так врать? – спросила она с веселым удивлением. – Им же еще месяца от роду не исполнилось. Поздравляю, их ты обманул. – Она остановилась и улыбнулась ему. – Но мне-то чуть больше чем месяц.

– Мир меняется. Страну охватили волнения. Наверное, я хочу увидеть, к чему все идет.

Она задумчиво рассматривала его. К счастью, у него имелось хорошее объяснение для капли пота, что стекла по виску. Оказавшись лицом к лицу со странным разумным, светящимся желтым спреном, любой бы потерял самообладание, а не только тот, кому многое нужно скрывать.

– Дезертир, ты бы сразился за нас?

– А мне бы позволили?

– Мои соплеменники и близко не склонны к дискриминации, в отличие от твоих. Если ты можешь носить копье и выполнять приказы, тогда я точно не откажусь от твоих услуг. – Она скрестила руки на груди, ее улыбка сделалась до странности проницательной. – Окончательное решение принимаю не я. Я всего лишь посланница.

– Как же я узнаю наверняка?

– Когда мы прибудем в пункт назначения.

– И этот пункт…

– Достаточно близок, – отрезала она. – А что? У тебя назначена встреча где-то еще? Хочешь заглянуть к цирюльнику или пообедать с бабушкой?

Каладин потер лицо. Он почти перестал думать о волосках, которые раздражали кожу в уголках рта.

– Скажи-ка, – проговорила девушка-спрен, – как ты узнал, что сегодня вечером случится Великая буря?

– Нутром почуял.

– Люди не могут чувствовать бури, какую бы часть тела ты ни попытался к этому приплести.

– Мне показалось, время подходящее – Плач закончился и все такое. – Он пожал плечами.

Она не кивнула и никак не выразила своих мыслей по поводу этого замечания. Просто продолжила многозначительно улыбаться, а затем растворилась в воздухе, скрывшись от его взгляда.




24

Люди крови и печали







Не сомневаюсь, что вы умнее меня. Я могу лишь рассказать о том, что произошло и каковы были мои поступки, а затем вам предстоит сделать выводы.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Далинар вспомнил.

Ее звали Эви. Она была высокой и гибкой, с бледно-желтыми волосами – не по-настоящему золотистыми, как волосы ириали, но все равно поразительными.

И еще молчаливой. Застенчивой, как и ее брат, пусть даже им хватило смелости, чтобы покинуть свою родину. Они привезли осколочный доспех, и…

Это проявилось в его памяти за последние несколько дней. Остальное по-прежнему расплывалось. Он вспомнил, как повстречался с Эви, как ухаживал за ней – неуклюже, поскольку оба знали, что речь идет о политической договоренности, – и в конце концов заключил помолвку.

Он не помнил любовь, но помнил привязанность.

С воспоминаниями появились вопросы, точно кремлецы, выползающие из щелей после дождя. Он игнорировал их, стоя с прямой спиной возле строя солдат посреди поля перед Уритиру под суровым западным ветром. На этом широком плато хранилась древесина – и, скорее всего, в будущем здесь должен был появиться двор по лесопереработке.

Позади него на ветру болталась веревка, чей конец снова и снова ударялся о поленницу. Мимо протанцевала пара спренов ветра в облике человечков.

«Почему я вспомнил Эви сейчас? – размышлял Далинар. – И почему ко мне вернулись только самые ранние воспоминания?»

Он всегда помнил трудные годы после смерти Эви, кульминацией которых стало его пьянство и бесполезность в ту ночь, когда Сзет, Убийца в Белом, отнял жизнь его брата. Далинар предполагал, что отправился к Ночехранительнице, чтобы избавиться от боли после потери жены, и спрен приняла прочие его воспоминания в качестве платы. Он не знал наверняка, но это ощущалось правильным.

Считалось, что сделки с Ночехранительницей – это навсегда. Включая проклятия. Так что с ним происходит?

Далинар посмотрел на наруч с часами. Опоздание на пять минут. Вот буря. Он носит эту штуку всего несколько дней, а уже считает минуты, словно письмоводительница.

Второй часовой механизм – тот, что отсчитывал время до следующей Великой бури, – еще не завели. Случилась лишь одна долгожданная Великая буря – она принесла с собой буресвет и обновила сферы. Казалось, прошло так много времени с той поры, когда энергии у них было достаточно.

Тем не менее требовалась еще одна буря, чтобы письмоводительницы смогли вычислить новую закономерность. И даже тогда они могут ошибиться, поскольку Плач продлился намного дольше, чем следовало. Аккуратные записи, накопленные за века – тысячелетия! – теперь могут устареть.

Когда-то такое стало бы катастрофой, способной уничтожить сезоны посадок, вызвать голод, испортить планы путешественникам и морякам, нарушить торговлю. К несчастью, пред лицом Бури бурь и Приносящих пустоту это было едва ли третьим пунктом в списке катаклизмов.

На Далинара снова налетел порыв холодного ветра. Перед великим князем располагалось величественное плато Уритиру, окруженное десятью большими платформами, каждая из которых поднималась на высоту около десяти футов и имела как ступеньки, так и заезд для телег. В центре каждой платформы размещалось небольшое здание, содержащее устройство, которое…

От центра второй платформы слева с яркой вспышкой прокатилась волна буресвета. Когда свет померк, Далинар повел свой отряд к широким ступеням. Они пересекли платформу и приблизились к зданию, откуда вышла небольшая группа людей и теперь взирала на Уритиру разинув рот, окруженная спренами благоговения.

Далинар улыбнулся. Башня размером с город, высокая, как небольшая гора… что ж, наверное, в целом мире не сыскать подобного зрелища.

Во главе вновь прибывших замер мужчина в одеяниях рыжевато-оранжевого цвета. Пожилой, с добрым, чисто выбритым лицом, он стоял, чуть запрокинув голову и приоткрыв рот, и разглядывал город. Рядом с ним застыла женщина с седыми волосами, собранными в узел. Адротагия, глава письмоводительниц Харбранта.

Кое-кто считал, что именно она была тайной силой, стоявшей за троном; другие думали, что все дело в другой письмоводительнице, на которую оставляли Харбрант в отсутствие короля. Кто бы ни правил городом на самом деле, они сохранили Таравангиана в качестве номинального главы. Далинар радовался, что через него можно добраться до Йа-Кеведа и Харбранта. Этот человек был другом Гавилара; Далинару этого вполне хватало. Хорошо уже то, что хотя бы одного монарха удалось завлечь в Уритиру.

Таравангиан улыбнулся Далинару, потом облизал губы. Он как будто забыл, что хотел сказать, и вынужден был посмотреть на стоявшую рядом женщину в поисках поддержки. Она что-то прошептала, и он, все вспомнив, громко заговорил:

– Черный Шип! Рад снова встретиться. Мы так давно не виделись.

– Ваше величество, – поприветствовал его Далинар, – весьма благодарен, что вы ответили на мой призыв.

Он встречался с Таравангианом несколько раз много лет назад, и запомнил короля Харбранта как человека, наделенного спокойным и проницательным умом.

Это осталось в прошлом. Таравангиан всегда был смиренным и замкнутым, так что многие и не догадывались, насколько он умен, а пять лет назад его одолел странный недуг, который – Навани была в этом в разумной степени уверена – на самом деле был апоплексией, навсегда подорвавшей его умственные способности.

Адротагия коснулась руки Таравангиана и кивком указала на стоявшую рядом с харбрантскими охранниками женщину: средних лет, светлоглазая, в юбке и блузе южного фасона, с расстегнутыми верхними пуговицами. Ее волосы были острижены коротко, по-мужски, и она носила перчатки на обеих руках.

Странная незнакомка простерла правую руку над головой, и в ней появился осколочный клинок. Она опустила его плоской стороной на плечо.

– Ах да, – опомнился Таравангиан. – Познакомьтесь! Черный Шип, это новый Сияющий рыцарь – Малата из Йа-Кеведа.



Король Таравангиан таращил глаза, как ребенок, пока они ехали на лифте к вершине башни. Он высунулся из кабины достаточно далеко, чтобы его крупный телохранитель-тайленец положил королю руку на плечо, на всякий случай.

– Столько уровней, – бормотал Таравангиан. – И этот балкон… Скажите, светлорд, что заставляет его двигаться?

Его искренность была такой неожиданной. Далинар провел с политиками Алеткара слишком много времени, и подобная откровенность показалась ему чем-то непонятным, словно язык, на котором он давным-давно не говорил.

– Мои инженеры до сих пор изучают лифты, – признался Далинар. – Они считают, что все дело в сопряженных фабриалях и шестеренках для регулирования скорости.

Таравангиан моргнул:

– О-о. Я хотел сказать… так это буресвет? Или кто-то их тянет? У нас в Харбранте для этого использовали паршунов.

– Буресвет, – подтвердил Далинар. – Пришлось заменить разряженные самосветы на новые, чтобы все заработало.

– Ах… – Таравангиан с улыбкой покачал головой.

В Алеткаре ему бы ни за что не удалось удержаться на троне после перенесенного удара. Какая-нибудь беспринципная семья устранила бы его руками наемного убийцы. Или представитель другой семьи вызвал бы его на дуэль ради права на трон. Ему пришлось бы сразиться или отречься от престола.

Или… что ж, возможно, кто-то отстранил его от власти и пользовался ею, но не занял трон. Далинар тихонько вздохнул, но придержал свои угрызения совести.

Таравангиан не алети. В Харбранте, который не находился в состоянии войны, смиренный номинальный владыка представлялся более логичным вариантом. Ведь предполагалось, что этот город ни на что не претендует и никому не угрожает. Лишь благодаря удачному стечению обстоятельств Таравангиан был коронован еще и как король Йа-Кеведа, некогда одного из самых могущественных королевств Рошара.

Если бы все шло как обычно, ему бы вряд ли удалось удержаться на этом троне, но, возможно, союз с Далинаром окажется для него полезным или, по крайней мере, укрепит власть. Далинар намеревался сделать все, что было в его силах.

– Ваше величество, насколько хорошо охраняется Веденар? – спросил он, шагнув ближе к Таравангиану. – У меня множество войсковых подразделений, которые большей частью простаивают без дела. Я легко могу выделить один-два батальона, чтобы обеспечить безопасность города. Мы не можем позволить врагу захватить Клятвенные врата.

Таравангиан посмотрел на Адротагию.

Она ответила за него:

– Светлорд, город в безопасности. Вам не нужно бояться. Паршуны попытались атаковать столицу, но там все еще достаточно веденских войск. Мы отбили врага, и они отступили на восток.

«К Алеткару», – подумал Далинар.

Таравангиан снова посмотрел на широкую центральную колонну, на которую падал свет из огромного окна на восточной стене.

– Ах, до чего бы мне хотелось, чтобы этот день не наступил.

– Ваше величество, вы так говорите, словно предвидели его, – удивился Далинар.

Таравангиан негромко рассмеялся:

– А вы? Разве вы не предвидели печаль? Уныние… потери…

– Я избегаю заглядывать в будущее, – признался Далинар. – Так заведено у солдат. Мы разбираемся с сегодняшними проблемами, потом спим, а завтра наступает черед новых проблем.

Таравангиан кивнул:

– Помнится, ребенком я слушал, как ревнитель молится Всемогущему от моего имени, пока рядом сгорают охранные глифы. Я слушал и размышлял… ведь не может так быть, чтобы все печали нас миновали. Не может быть, чтобы все зло на самом деле закончилось. Случись так, мы бы прямо сейчас оказались в Чертогах Спокойствия, верно? – Он посмотрел на Далинара, и тот с удивлением увидел в бледно-серых глазах короля слезы. – Я не думаю, что мы с вами судьбой предназначены для такого славного места. Далинар Холин, людям крови и печали не полагается такой финал.

Далинар не нашелся с ответом. Адротагия сжала предплечье Таравангиана, и старый король отвернулся, скрывая свой эмоциональный всплеск. Случившееся в Веденаре, должно быть, потрясло его до глубины души: смерть предыдущего короля, поле битвы, превратившейся в бойню…

Остаток пути они проехали в молчании, и Далинар воспользовался возможностью изучить заклинательницу потоков Таравангиана. Она была той, кто открыл, а потом привел в действие веденские Клятвенные врата на другой стороне. Ей удалось это осуществить благодаря подробным инструкциям Навани. Сейчас Малата с праздным видом прислонилась к боковой стороне балкона. Она мало разговаривала во время прогулки по первым трем уровням, а когда смотрела на Далинара, всегда казалось, что в уголке ее губ прячется улыбка.

Она несла в кармане юбки множество сфер, их свет сиял сквозь ткань. Возможно, именно поэтому Малата улыбалась. Он и сам почувствовал облегчение, когда свет опять оказался на расстоянии протянутой руки, – и не только потому, что теперь духозаклинатели алети могли вернуться к работе, используя свои изумруды, чтобы превратить камни в зерно и накормить голодных обитателей башни.

Навани встретила их на верхнем уровне; она выглядела безупречно в богато украшенной серебристо-черной хаве и с волосами, собранными в узел, заколотый шпильками в форме осколочных клинков. Она тепло приветствовала Таравангиана, затем они с Адротагией пожали руки. После Навани отступила и позволила Тешав проводить Таравангиана с маленькой свитой в место, которое они называли Комнатой инициации.

Сама же Навани отвела мужа в сторону и прошептала:

– Ну что?

– Он искренен, как никогда, – признался Далинар негромко. – Но…

– Туп?

– Дорогая, это я туп. А король попросту идиот.

– Ты не тупой, – возразила она. – Ты огрубевший. Практичный.

– Светсердце мое, у меня нет иллюзий по поводу толщины собственного черепа. Это меня не раз спасало – лучше иметь толстый череп, чем проломленный. Но я не знаю, много ли пользы будет от Таравангиана в его нынешнем состоянии.

– Ба! – воскликнула Навани. – Далинар, вокруг нас более чем достаточно умных людей. В период правления твоего брата Таравангиан был другом Алеткара, и то, что он немного приболел, не должно изменить наше к нему отношение.

– Ты права, разумеется… – Он замолчал. – В нем есть некая вдумчивость. И грусть. Я этого не помню. Он всегда был таким?

– Вообще-то, да. – Навани проверила часы – такие же, как у него, но с большим количеством самосветов. Какой-то новый фабриаль, с которым она возилась на досуге.

– Есть новости от капитана Каладина?

Жена покачала головой. Прошло много дней с той поры, как он связывался с ними в последний раз, но, скорее всего, у него просто закончились заряженные сферы. Теперь, когда Великие бури вернулись, они ожидали каких-то перемен.

В Комнате инициации Тешав показывала колонны, каждая из которых представляла какой-то орден Сияющих рыцарей. Далинар и Навани ждали у порога, отделившись от остальных.

– А что это за заклинательница потоков? – шепотом спросила Навани.

– Разъединительница. Приносящая пыль, хоть они и не любят это название. Она заявляет, что об этом ей сообщил спрен. – Далинар потер подбородок. – Не нравится мне ее улыбка.

– Если она и впрямь Сияющая, то как ей не доверять? Мог спрен выбрать того, кто пойдет против интересов орденов?

Еще один вопрос, на который у Далинара не было ответа. Требовалось проверить еще и то, принадлежит ли ей осколочный клинок или замаскированный под него Клинок чести.

Совершив обход, группа спустилась по ступенькам в зал собраний, который занимал почти весь предпоследний уровень и, сходя по наклонной, часть уровня под ним. Далинар и Навани последовали за гостями.

«Навани, – размышлял он. – Рука об руку со мной». Случившееся по-прежнему опьяняло и казалось нереальным. Словно одно из его видений. Он мог явственно вспомнить, как желал ее. Думал о ней, очарованный ее речами, знаниями, даже ее руками, пока она рисует – или, буря свидетельница, совершает какое-нибудь простое действие, к примеру подносит ложку к губам. Помнил, как пялился на нее.

Он не забыл тот особый день на поле боя, когда почти позволил ревности к брату завести себя слишком далеко – и с изумлением ощутил, как Эви проскользнула в это воспоминание. Ее присутствие придало цвет старым, хрупким воспоминаниям о тех днях войны рядом с братом.

– Память продолжает возвращаться ко мне, – негромко сообщил Далинар, когда они приостановились возле двери в зал собраний. – Могу лишь предположить, что в конце концов вспомню все.

– Этого не должно происходить.

– Я думал так же. Но в самом деле, разве мы можем что-то утверждать? Ведь о Старой магии говорят, что она непостижима.

– Нет. – Навани скрестила руки, и на ее лице появилось суровое выражение, как будто она рассердилась на упрямого ребенка. – В каждом случае, что я изучила, дар и проклятие сохранялись до самой смерти.

– В каждом? – переспросил Далинар. – И сколько ты обнаружила?

– К этому моменту – примерно три сотни. Добиться внимания исследователей Паланеума сейчас непросто; со всего мира от них требуют изучить Приносящих пустоту. К счастью, договоренность о визите его величества в Уритиру придали моему запросу особый статус, и кое-чего я добилась. Говорят, им следует покровительствовать лично, – по крайней мере, Ясна всегда твердила… – Она тяжело вздохнула и, взяв себя в руки, продолжила: – Далинар, так или иначе, результаты изысканий однозначны. Мы не смогли найти ни одного случая, когда эффект Старой магии ослаб, а ведь люди обращались к ней век за веком. Предания о тех, кто пытался справиться с проклятием и исцелиться от него каким-то образом, почти создали новый жанр! Как заключила одна моя исследовательница, «светлость, проклятие Старой магии – это вам не похмелье».

Навани посмотрела на Далинара, и, должно быть, на его лице что-то отразилось, потому что она опустила голову набок.

– Что такое?

– Я не мог ни с кем поделиться этим бременем, – негромко произнес он. – Спасибо.

– Я ничего не нашла.

– Не важно.

– Ты бы мог узнать у Буреотца, не связано ли возвращение воспоминаний с вашими беседами?

– Посмотрим.

Буреотец загрохотал:

С чего вдруг ей недостаточно моих слов? Я уже все сказал, а спрены не меняют свое мнение, как люди. Я тут ни при чем. Дело не в наших узах.

– Он утверждает, что не связан с этим, – передал Далинар. – И его… раздражает, что ты настаиваешь.

Навани продолжала стоять со скрещенными руками. Это их общая с Ясной черта – злиться из-за проблем, которые не в силах решить. Как будто ее разочаровывали сами факты, которые не выстраивались должным образом.

– Может быть, было нечто особенное в сделке, которую ты заключил, – предположила она. – Если ты когда-нибудь сможешь рассказать мне о своем визите – с как можно большим количеством подробностей, – я сравню его с другими записями.

Далинар покачал головой:

– Я мало что помню. В Долине было много растений. И… кажется… я попросил, чтобы у меня забрали боль, но она забрала еще и воспоминания. Наверное, все так и было… – Он пожал плечами, потом заметил, как Навани поджала губы и ее взгляд посуровел. – Прости, я…

– Дело не в тебе, а в Ночехранительнице. Она заключила с тобой сделку, когда ты, скорее всего, был не в себе, а потом стерла из твоей памяти детали случившегося?

– Она спрен. Сдается мне, нельзя ожидать, что Ночехранительница будет играть по нашим правилам или хотя бы поймет их.

Он бы хотел сообщить ей больше, но даже если бы смог что-то выудить из глубин памяти, времени не осталось. Пришла пора заняться гостями.

Тешав закончила демонстрировать странные стеклянные панели на внутренних стенах, которые казались затуманенными окнами. Она перешла к паре дисков на полу и потолке, напоминающих основание и капитель, но без втиснутой между ними колонны, – такое встречалось в некоторых обследованных комнатах.

После экскурсии, Таравангиан и Адротагия вернулись в верхнюю часть зала, к окнам. Новая Сияющая, Малата, с расслабленным видом развалилась в кресле возле прикрепленной к стене эмблемы Приносящих пыль, рассматривая ее.

Далинар и Навани поднялись по ступенькам к Таравангиану.

– Дух захватывает, верно? – спросил Далинар. – Этот вид даже лучше того, что открывается из лифта.

– Поразительно, – согласился Таравангиан. – Такое обширное пространство. Мы считаем… мы считаем, что являемся самыми важными существами на Рошаре. Но ведь мы обитаем лишь в малой его части.

Далинар склонил голову набок. Да… возможно, кое-что от старого Таравангиана в нем все же осталось.

– Вы хотите устроить общую встречу здесь? – спросила Адротагия, кивком указывая на зал. – Когда вы соберете всех монархов, это будет нашим чертогом для собраний?

– Нет, – ответил Далинар. – Это слишком похоже на лекционный зал. Я не хочу, чтобы монархи чувствовали себя так, будто им читают проповеди.

– И… когда же они прибудут? – с надеждой спросил Таравангиан. – Я жду встречи с остальными. С королем Азира… Адротагия, там ведь новый король, да? Я знаю королеву Фэн – она очень милая. А шинцев пригласим? Они такие загадочные. У них хоть есть король? Или они живут племенами? Вроде варваров-марати?

Адротагия с нежностью похлопала его по руке, но потом посмотрела на Далинара, явно испытывая любопытство по поводу прибытия других монархов.

Далинар прочистил горло, но тут заговорила Навани:

– Пока что, ваше величество, вы единственный, кто прислушался к нашему предостережению.

Воцарилось молчание.

– Тайлена? – с надеждой спросила Адротагия.

– Мы обменивались сообщениями пять раз, – призналась Навани. – В каждом из этих случаев королева уклонялась от наших просьб. Азир выказал еще большее упрямство.

– Ири ответили нам почти недвусмысленным отказом, – добавил Далинар, вздохнув. – Ни Марабетия, ни Рира не ответили на первоначальные обращения. На Решийских островах или в срединных странах нет настоящего правительства. Древнейший Бабатарнам лукавит, а государства макабаки большей частью намекают, что ждут решения Азира. Шинцы ответили кратко – поздравили нас, что бы это ни значило.

– Ненавистный народ, – пробормотал Таравангиан. – Стольких достойных монархов убили!

– Э-э, да. – Далинару стало не по себе от внезапной перемены настроения гостя. – Мы делали основной упор на те места, где установлены Клятвенные врата, в силу стратегических причин. Азир, Тайлен и Ири казались самыми важными. Однако мы обращались ко всем, кто мог бы прислушаться, есть у них Врата или нет. Новый Натанан пока что ведет себя уклончиво, а гердазийцы думают, будто я пытаюсь их обмануть. Письмоводительницы тукари все время повторяют, что передадут мои слова их богу-королю.

Навани прочистила горло.

– Вообще-то, мы получили от него ответ, буквально только что. Подопечная Тешав следит за даль-перьями. Он не очень-то обнадеживает.

– Я все равно хочу его услышать.

Она кивнула и отправилась забрать у Тешав сообщение. Адротагия взглянула на Далинара, но он не попросил ее и Таравангиана удалиться. Князь хотел, чтобы они почувствовали себя частью альянса, и тогда, быть может, у них случатся какие-нибудь полезные озарения.

Навани вернулась с листком бумаги. Далинар не мог прочитать написанное, но строчки показались размашистыми, величественными – властными.

– «Предупреждение, – прочитала Навани, – от Тезима Великого, последнего и первого из людей, Вестника из Вестников и носителя Клятвенного договора. Да восславятся его величие, бессмертие и мощь. Поднимите головы и услышьте, люди востока, что провозглашает ваш бог. Нет Сияющих, кроме него. Его ярость воспламенили ваши жалкие притязания, и ваш незаконный захват его святого города суть акт восстания, разврата и нечестия. Откройте свои врата, люди востока, для его праведных воинов, и передайте ему захваченное. Откажитесь от своих глупых притязаний и поклянитесь ему в верности. Суд последней бури пришел, чтобы уничтожить всех людей, и лишь его тропа приведет к избавлению. Он соизволил послать вам этот единственный наказ и больше его не повторит. Даже это с лихвой превосходит то, чего заслуживают ваши греховные натуры».

Она опустила листок.

– Ух ты! – воскликнула Адротагия. – Ну, хотя бы выразился ясно.

Таравангиан почесал голову, нахмурившись, как будто не был согласен с этим заявлением.

– Полагаю, – проговорил Далинар, – можно вычеркнуть тукари из списка потенциальных союзников.

– Я бы в любом случае предпочла эмули, – сказала Навани. – Может, солдаты у них не такие толковые, но они ведь… ну, не чокнутые.

– Выходит… мы одни? – уточнил Таравангиан, переводя неуверенный взгляд с Далинара на Адротагию.

– Одни, ваше величество, – подтвердил Далинар. – Наступил конец света, и все равно никто не желает прислушаться.

Таравангиан кивнул самому себе:

– Кого же мы атакуем в первую очередь? Гердаз? Мои помощники считают, что это традиционный первый шаг для агрессии алети, к тому же они отмечают, что, если бы вам удалось захватить Тайлену, вы бы смогли взять под полный контроль проливы и даже глубины.

Далинар слушал его с тревогой. Предположение было очевидным. Таким явным, что даже полоумный Таравангиан смог его высказать. А как еще расценивать предложение о союзе со стороны Алеткара, государства великих завоевателей? Возглавляемого Черным Шипом – человеком, который создал королевство при помощи меча?

Именно это подозрение отравляло каждый разговор с другими монархами. «Вот буря, – подумал он. – Да и Таравангиан пришел не потому, что поверил в мой великий альянс. Он решил, что если откажется, то я пошлю свои войска не в Гердаз или Тайлену – я пошлю их в Йа-Кевед».

– Мы не собираемся ни на кого нападать, – заявил Далинар. – Наше внимание сосредоточено на Приносящих пустоту – истинных врагах. Мы завоюем другие королевства с помощью дипломатии.

Таравангиан нахмурился:

– Но…

Тут Адротагия коснулась его руки, успокаивая.

– Разумеется, светлорд, мы все понимаем, – заверила она Далинара.

Она считала, он врет.

«А разве нет?»

Что он сделает, если никто не прислушается? Как он спасет Рошар без Клятвенных врат? Без ресурсов?

«Если план по возврату Холинара сработает, – размышлял он, – разве не будет… логично тем же способом заполучить остальные Клятвенные врата? Никто не сможет сражаться одновременно с нами и с Приносящими пустоту. Мы могли бы захватить их столицы и вынудить всех – ради их собственного блага – объединить усилия в общей войне».

Он был готов завоевать Алеткар из благих побуждений. Он был готов стать королем во всем, не считая титула, ради блага своего народа.

Как далеко он способен зайти ради блага всего Рошара? На что он готов пойти, дабы подготовить их к появлению защитника врага с девятью тенями.

«Я буду объединять, а не разъединять».

Вдруг он понял, что замер рядом с Таравангианом, устремив взгляд на горы за окном, и что воспоминания об Эви вынуждают его взглянуть на происходящее с новой и опасной точки зрения.










25

Девочка, которая посмотрела вверх







Я признаюсь перед вами в своих преступлениях. Самое тяжкое из них таково: человек, который любил меня всем сердцем, принял смерть от моей руки.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Башня Уритиру была скелетом, а эти слои под пальцами Шаллан – жилами, которые вились вокруг костей, разделялись и распространялись по всему телу. Но что несли эти жилы? Точно не кровь.

Девушка скользила по коридорам в глубине третьего уровня, вдали от цивилизации, проходя через дверные проемы без дверей и комнаты без жильцов.

Люди заперлись со своим светом, убеждая себя, что завоевали древнюю громадину. Но все, что у них было, – это аванпосты в темноте. Вечной ждущей темноте. Эти коридоры никогда не видели солнца! Бури, бушевавшие по всему Рошару, здесь и пылинки не потревожили. Это было место застывшей тишины, и люди в той же степени могли «победить» его, в какой кремлецы – валун, под которым они прятались.

Шаллан бросила вызов приказу Далинара путешествовать парами. Для нее это не имело значения. Ее сумочка и кошель были набиты новыми сферами, заряженными во время бури. Она чувствовала себя жадиной оттого, что обладала таким богатством и дышала буресветом без ограничений. Пока у нее есть свет, она в полной безопасности.

Шаллан была в одежде Вуали, но пока что с собственным лицом. На самом деле она не отправилась на разведку, хоть и составляла карту в уме. Просто желала ощутить это место. Уритиру нельзя понять – а вдруг можно почувствовать?

Ясна много лет охотилась за этим мифическим городом и той информацией, которая, как она предполагала, содержалась в нем. Навани твердила о древней технологии, что – она была уверена – должна обнаружиться здесь. Пока ее постигло разочарование. Навани ворковала над Клятвенными вратами, поражалась системе лифтов. Вот и все. Никаких великолепных фабриалей из прошлого или диаграмм, объясняющих потерянные технологии. Никаких книг, вообще никаких записей. Просто пыль.

«И темнота», – подумала Шаллан, замерев на мгновение посреди круглой комнаты, откуда в семь разных сторон уходили коридоры. Она действительно почувствовала неправильность, упомянутую Мрейзом. Ощутила в тот момент, когда попыталась нарисовать это место. Уритиру походил на невозможные геометрические формы Узора. В нем имелся какой-то незримый, царапающий слух диссонанс.

Она выбрала направление наугад и, продолжив путь, оказалась в таком узком коридоре, что можно было коснуться кончиками пальцев противоположных стен. Напластования здесь были изумрудного оттенка, который выглядел чужеродным для камня. Вот тебе и сто оттенков неправильности…

Шаллан прошла несколько небольших комнат, прежде чем попала в более просторное помещение. Она переступила порог, держа бриллиантовый броум на вытянутой руке, и увидела, что находится на возвышении напротив большого зала с закругленными стенами и рядами каменных… скамеек?

«Это театр, – догадалась Шаллан. – А я поднялась на сцену». Она разглядела в вышине балкон. Комнаты вроде этой поражали ее своей соразмерностью человеку. Все прочее в Уритиру было таким пустым и холодным. Бесконечные комнаты, коридоры и пещеры. Полы, лишь изредка отмеченные кусочками цивилизации в виде мусора – вроде ржавой дверной петли или старой пряжки от ботинка. Древние двери обросли спренами разрушения, словно ракушками.

Театр был более… настоящим. Более живым, невзирая на минувшие эпохи. Она вышла в центр сцены и закружилась, позволив плащу Вуали всколыхнуться вокруг себя.

– Я всегда воображала, что стану одной из них. В детстве ремесло актрисы казалось мне величайшим из возможных. Уехать из дома, странствовать по новым местам…

«Переставать быть собой хоть ненадолго каждый день».

Узор загудел и, оттолкнувшись от ее плаща, завис над сценой в своей трехмерной форме.

– Это сцена для концертов или представлений.

– Представлений?

– О, тебе бы понравилось. Собирается группа людей, каждый притворяется кем-то другим, и вместе они рассказывают историю. – Она спустилась по ступенькам в боковой части и пошла вдоль скамеек. – Публика сидит вот здесь и смотрит.

Узор завис в центре сцены, словно солист.

– А-а… – проговорил он. – Групповой обман?

– Чудесный, чудесный обман, – подтвердила Шаллан, усаживаясь на скамью и кладя сумку Вуали рядом. – Такое время, на протяжении которого все собравшиеся воображают вместе.

– Я бы хотел увидеть такое. Я бы мог понять людей… мм… через обманы, которые они хотят услышать.

Шаллан закрыла глаза, с улыбкой вспоминая тот последний раз, когда видела представление в отцовском доме. Ее развлекала странствующая детская труппа. Она сняла Образы для своей коллекции – но, разумеется, они канули на дно океана.

– «Девочка, которая посмотрела вверх», – прошептала она.

– Что? – спросил Узор.

Шаллан открыла глаза и выдохнула буресвет. Она не рисовала эту определенную сцену и поэтому выбрала то, что было под рукой, – набросок юной девочки, встреченной на рынке. Яркой и счастливой, слишком маленькой, чтобы прятать защищенную руку. Девочка вышла из буресвета, вприпрыжку поднялась на сцену и поклонилась Узору.

– Жила-была девочка, – начала Шаллан. – Случилось это до бурь, до воспоминаний и легенд – но, так или иначе, жила-была девочка. Она носила длинный шарф.

Ярко-красный шарф вырос вокруг шеи девочки и простерся далеко позади нее и захлопал на призрачном ветру. Артисты позаботились о том, чтобы шарф висел в воздухе позади девочки, при помощи струн, прикрепленных к чему-то наверху. Это казалось таким реальным.

– Девочка играла и танцевала, как и сегодня делают все девочки, – продолжила Шаллан и сделала так, чтобы ребенок заплясал вокруг Узора. – Вообще-то, очень многие вещи были такими же, как сегодня. За исключением одной. Стена.

Шаллан, особо себя не ограничивая, осушила сферы в сумке, а затем покрыла пол сцены травой и лозами, как у себя на родине. В задней части выросла стена, какой девушка ее себе представляла. Высокая, жуткая стена, тянущаяся к лунам. Она застилала небо и погружала все вокруг девочки в тень.

Девочка шагнула к ней, уставившись вверх и пытаясь разглядеть вершину.

– Видишь ли, в те дни от бурь людей оберегала стена, – пояснила Шаллан. – Она существовала так долго, что никто и не знал, когда ее построили. Это никого не беспокоило. Зачем знать, когда появились горы или почему небо такое высокое? Какими были эти вещи, такой была и стена.

Девочка танцевала в ее тени, и из буресвета Шаллан родились другие люди. Каждый из них был кем-то с ее наброска. Ватах, Газ, Палона, Себариаль. Они играли роли фермеров или прачек, выполняли свой долг, склонив голову. Только девочка смотрела вверх, на стену, и шарф струился позади нее.

Девочка подошла к человеку с лицом Каладина Благословенного Бурей, который тащил тележку с фруктами.

– Зачем нужна стена? – спросила девчушка продавца фруктов.

– Чтобы не пропускать плохие вещи, – ответил он.

– Какие плохие вещи?

– Очень плохие. Есть стена. Не заходи за нее, или умрешь.

Продавец фруктов ушел и увез с собой тележку. И все-таки девочка посмотрела вверх, на стену. Узор висел рядом с нею и довольно гудел.

– Зачем нужна стена? – спросила девочка крестьянку, кормившую ребенка грудью. У той было лицо Палоны.

– Чтобы нас защищать, – сказала она.

– Защищать от чего?

– От очень плохих вещей. Есть стена. Не заходи за нее, или умрешь.

И мать с ребенком ушла.

Девочка забралась на дерево и высунулась из макушки его кроны, шарф развевался у нее за спиной.

– Зачем нужна стена? – крикнула она мальчишке, который лениво дремал в развилке ветвей.

– Какая стена? – удивился он.

Девочка ткнула пальцем, указывая прямо на стену.

– Это не стена, – сонно отозвался мальчик. Шаллан наделила его лицом одного из мостовиков, гердазийца. – Там просто небо такое.

– Ну конечно стена! – возразила девочка. – Огромная стена.

– Да, и впрямь стена. Значит, она там неспроста, – решил мальчик. – Не заходи за нее, а то вдруг умрешь.

– Что ж, девочке, смотревшей вверх, таких ответов было мало, – продолжила Шаллан из зрительного зала. – Она решила, что стена защищает их от зла снаружи и на землях по эту сторону должно быть безопасно.

И вот однажды ночью, когда все прочие жители деревни спали, она выбралась тайком из дома, прихватив узелок с припасами. Юная исследовательница направилась к стене. Местность, по которой она шла, и правда была безопасной. Но было там еще и темно. Деревня всегда находилась в тени стены. Прямо солнечный свет ни разу не достиг людей.

Шаллан заставила иллюзию двигаться, как декорации на свитке, – артисты так делали. Только у нее вышло намного, намного правдоподобнее. Она нарисовала потолок светом, и, взглянув наверх, можно было увидеть бесконечное небо, в котором доминировала эта стена.

«Это… это куда масштабнее всего, что я раньше делала», – подумала она удивленно. Вокруг на скамьях начали появляться спрены творчества в облике старых защелок или дверных ручек, которые катались туда-сюда или кувыркались.

Ну что ж, Далинар ведь велел ей практиковаться…

– Девочка совершила длинное путешествие, – продолжила Шаллан, вновь устремив взгляд на сцену. – За нею не охотились хищники, и бури ее не настигали. Единственный, кто ее сопровождал, был приятный ветер – он играл с ее шарфом, – и видела она лишь кремлецов, которые щелкали клешнями ей вслед.

И вот наконец девочка в красном шарфе дошла до самой стены. Та оказалась действительно огромной, тянулась в обе стороны, на сколько хватало взгляда. А высота! Стена вздымалась почти до Чертогов Спокойствия!

Шаллан встала и поднялась на сцену, оказавшись в другом мире – в картине, изображающей плодородную землю, лозы, деревья и траву, над которыми возвышалась эта страшная стена. Она ощетинилась шипами, которые словно выросли неравномерными пучками.

«Я эту сцену не прорисовывала. По крайней мере… не в недавнем прошлом».

Шаллан так рисовала только в детстве, в подробностях излив на бумагу всю свою фантазию.

– Что произошло? – спросил Узор. – Шаллан? Я должен знать, что произошло. Она повернула назад?

– Разумеется, нет. Она вскарабкалась на стену. Там были выступы – вроде этих шипов или сгорбленных, уродливых статуй. Девочка забиралась на самые высокие деревья с ранних лет. Она могла такое сделать.

Девочка начала восхождение. Разве ее волосы до этого были белыми? Шаллан нахмурилась.

Она сделала так, чтобы основание стены «утопало» в сцене, и, хотя девочка поднималась все выше, ее фигура все время оставалась вровень с грудью Шаллан и зависшим Узором.

– Подъем занял несколько дней, – продолжила Шаллан, подняв руку к голове. – Ночью девочка, которая смотрела вверх, сооружала гамак из своего шарфа и в нем спала. Однажды она разглядела свою деревню и заметила, какой маленькой та выглядит с высоты.

Приблизившись к вершине, девочка наконец испугалась того, что обнаружит по другую сторону. К сожалению, страх не остановил ее. Она была юна, и вопросы беспокоили ее больше, чем страх. И потому вышло так, что она добралась до самого верха и встала там, чтобы увидеть другую сторону. Скрытую сторону…

Шаллан поперхнулась. Она вспомнила, как сидела на краю кресла, слушая эту историю. Тогда, в детстве, подобные театральные представления были самыми яркими моментами ее жизни.

Слишком много воспоминаний об отце и матери, которая любила рассказывать ей истории. Она попыталась прогнать эти воспоминания, но они не желали уходить.

Шаллан повернулась. Ее буресвет… она использовала почти все, что вытащила из сумки. Сиденья заняла толпа темных фигур. Безглазые, просто тени – люди из ее воспоминаний. Силуэты ее отца, ее матери, ее братьев и дюжины других. Она не могла их создать, потому не изобразила как следует: не рисовала их с той поры, как потеряла свою коллекцию…

Перед Шаллан на вершине стены триумфально стояла девочка, ее шарф и белые волосы развевались на внезапном ветру. Рядом с Шаллан жужжал Узор.

– …и на другой стороне стены, – прошептала Шаллан, – девочка увидела ступеньки.

Заднюю сторону стены покрывали огромные пересекающиеся лестницы, которые вели к земле далеко внизу.

– Что… что это значит? – спросил спрен.

– Девочка смотрела на эти лестницы, – прошептала Шаллан, вспоминая, – и внезапно ужасные статуи и шипы, по которым она взбиралась, обрели смысл. А еще то, как все было погружено в тень. Стена действительно прятала нечто злое, пугающее. Людей – саму девочку и ее односельчан.

Иллюзия вокруг нее начала разрушаться. Удерживать такое было слишком сложно, и Шаллан почувствовала напряжение, мучительную усталость, в голове начала пульсировать боль. Она позволила стене упасть и втянула буресвет обратно. Картинка стал распадаться, последней исчезла девочка. За спиной Шаллан зрители-тени на скамейках испарялись. Буресвет струился к ней, разжигая бурю внутри.

– Этим все закончилось? – уточнил Узор.

– Нет, – сказала Шаллан, и из ее рта вырвалось облачко буресвета. – Девочка спустилась, увидела безупречное общество, озаренное буресветом. Украла немного и принесла домой. За ней в наказание были посланы бури, разрушившие стену.

– Ага… – сказал Узор, по-прежнему зависая рядом с нею над сценой. – Выходит, так начались первые бури?

– Разумеется, нет, – устало ответила Шаллан. – Узор, это обман. История. Она ничего не значит.

– Тогда почему ты плачешь?

Она вытерла глаза и отвернулась от пустой сцены. Ей нужно возвращаться на рынки.

Последние зрители-призраки испарялись, освобождая сиденья. Все, кроме одной фигуры, которая встала и направилась к задней двери театра. Шаллан оторопела, а потом ее настигло внезапное понимание.

Это не из ее иллюзии.

Девушка спрыгнула со сцены – приземлилась с грохотом, в развевающемся плаще Вуали – и бросилась вслед за незнакомцем. Она втянула остаток буресвета, гулкую, яростную бурю. В зале снаружи она резко повернула и заскользила по полу, радуясь крепким ботинкам и простым брюкам.

Что-то темное двигалось по коридору. Шаллан бросилась вдогонку, сжав зубы, позволив буресвету просачиваться сквозь кожу, озаряя все вокруг. На бегу она вытащила из кармана шнурок и собрала волосы в хвост, сделавшись Сияющей. Сияющая должна знать, что делать, если она настигнет этого человека.

«Может ли человек до такой степени походить на тень?»

– Узор! – призвала она, выставив вперед правую руку, в которой тут же появился осколочный клинок. Облачко света вырвалось у нее изо рта, в еще большей степени превращая ее в Сияющую. За ней струились светящиеся хвосты, и Шаллан казалось, будто кто-то бежит следом. Завернув в маленькую круглую комнату, она резко остановилась.

Дюжина версий Шаллан с ее недавних рисунков отделилась от нее и бросились в разные стороны. Шаллан в платье, Вуаль в плаще. Малышка Шаллан, подросток Шаллан. Шаллан-солдат, счастливая жена, мать. Полные, худые, в шрамах. Светящиеся от восторга. В крови, измученные болью. Они исчезали, отбегая от нее, одна за другой проваливаясь в облако буресвета, которое кружилось и вертелось, прежде чем пропасть.

Сияющая подняла осколочный клинок в позиции, которой ее научил Адолин, и пот струился по ее лицу. В комнате было бы темно, если бы свет не струился от ее кожи, не просачивался через одежду и не распространялся вокруг нее.

Пусто. Либо она потеряла свою добычу в коридоре, либо это был вовсе не человек, а спрен.

«Или там вообще никого не было, – встревожилась часть ее. – Твоему разуму в последнее время не стоит доверять».

– Что это было? – спросила Сияющая. – Ты видел?

Нет, – мысленно ответил Узор. – Я думал про обман.

Она обошла круглую комнату вдоль стены, которую покрывала серия глубоких прорезей от пола до потолка. Шаллан чувствовала, как сквозь них струится воздух. Для чего нужна такая комната? Неужели люди, которые придумали это место, сошли с ума?

Сияющая подметила, что из некоторых щелей струится слабый свет – а вместе с ним звуки и голоса, низкое грохочущее эхо. Рынок Отломок? Да, она в его окрестностях, и пускай забрела на третий этаж, рыночная «пещера» по высоте занимала все четыре.

Она перешла к следующей щели и всмотрелась в нее, пытаясь понять, куда она ведет. Может…

В щели что-то пошевелилось.

Глубоко внутри извивалась темная масса, протискиваясь между стенами. Она походила на слизь, но из нее что-то торчало. Это были локти, ребра, пальцы с вывернутыми в обратную сторону суставами, распластавшиеся по стене.

«Спрен, – поняла она, дрожа. – Это какая-то странная разновидность спрена».

Существо изогнулось – его голова деформировалась в тесном пространстве – и уставилось на нее. Она увидела, как в его глазах отразился ее свет – это были две сферы, вставленные в сплюснутую голову, пародия на человеческий лик.

Сияющая отпрянула, резко выдохнув, снова призвала осколочный клинок и выставила вперед, готовая отразить удар. Что делать? Прорубаться сквозь камень, чтобы добраться до существа? На это уйдет вечность.

А она вообще хочет до него добираться?

Нет. Но в любом случае ей придется.

«Рынок, – подумала она, отпуская Клинок и бросаясь в ту сторону, откуда пришла. – Оно направилось к рынку».

Подгоняемая буресветом, Сияющая мчалась по коридорам, едва заметив, что выдохнула достаточно, чтобы превратить свое лицо в лицо Вуали. То и дело поворачивая, она продвигалась по сети извилистых переходов. Этот лабиринт, загадочные туннели были не тем, чего она ожидала от дома Сияющих рыцарей. Разве Уритиру не должен быть крепостью, простой, но величественной, – маяком света и силы в темные времена?

Но он оказался головоломкой. Вуаль выбралась из темных коридоров в те, где было много людей, потом метнулась мимо группы детей, которые со смехом поднимали самые мелкие сферы, их светом «рисуя» силуэты на стенах.

Еще несколько поворотов вывели ее на выступающую тропу над Отломком с его колышущимися огнями и суетливыми тропами. Вуаль повернула налево и увидела щели в стене. Для вентиляции?

Существо явно выбралось через одну из них, но куда делось потом? Снизу, с рынка, раздался крик – пронзительный, леденящий душу. Тихонько ругаясь, Вуаль сломя голову понеслась по лестнице. Это так было похоже на Вуаль. Она летела прямиком к опасности.

Она резко вдохнула, вбирая в себя буресвет, что клубился облачком вокруг. После короткого рывка она обнаружила скопление людей между двумя плотными рядами ларьков. Здесь продавались разные товары, похоже собранные в заброшенных военных лагерях. Многие предприимчивые торговцы с молчаливого согласия своих великих князей послали на Равнины экспедиции с целью прихватить все, что можно. Поскольку буресвета теперь было много и с Клятвенными вратами помогал Ренарин, их наконец-то пропустили в Уритиру.

Великие князья первыми получили право выбора. Остальные находки свалили в эти палатки, под надзор вспыльчивых охранников с длинными дубинками.

Вуаль протолкалась сквозь толпу и обнаружила громилу-рогоеда, который сыпал ругательствами, схватившись за руку. «Камень», – узнала она мостовика, хоть он и не был в форме.

Его рука кровоточила. «Как будто ее проткнули ножом», – подумала Вуаль.

– Что здесь произошло? – требовательно спросила она, все еще удерживая свет внутри, чтобы не выдать себя.

Камень покосился на нее, пока его спутник – мостовик, которого она, скорее всего, видела раньше, – бинтовал ему руку.

– Кто ты, чтобы спрашивать?

Вот буря. Прямо сейчас она была Вуалью и не смела разоблачить уловку, в особенности у всех на глазах.

– Я из полицейского отряда Аладара, – заявила она, принимаясь рыться в кармане. – Тут у меня есть разрешение…

– Все хорошо быть, – перебил Камень, вздыхая и как будто позабыв о своих опасениях. – Я ничего не делать. Незнакомец схватиться за нож. Я не разглядеть – длинный плащ и шляпа. Женщина в толпе кричать, отвлечь меня. И он напасть.

– Вот буря. Кто умер?

– Умер? – Рогоед посмотрел на своего напарника. – Никто не умер. Он проткнуть мне руку и сбежать. Может, попытка убийства? Кто-то рассердиться на власть в башне и атаковать меня, потому что я из холиновской гвардии?

Вуаль пробрал озноб. Рогоед… высокий, крепкого телосложения…

Нападавший выбрал мужчину, который весьма походил на того, чью руку она проткнула накануне. Вообще-то, они были не так далеко от Всехного переулка. Всего-то в нескольких рыночных «улицах».

Мостовики собрались уходить, и Вуаль их отпустила. Что еще она могла узнать? Рогоед стал мишенью не из-за того, что он сделал, но из-за того, как он выглядел. А нападавший был в плаще и шляпе. Как и Вуаль…

– Так и знала, что найду тебя здесь.

Вуаль вздрогнула, резко развернулась и потянулась к ножу. Сзади стояла женщина в коричневой хаве. У нее были прямые алетийские волосы, темно-карие глаза, ярко накрашенные губы и резко очерченные черные брови – почти наверняка тоже крашеные. Вуаль узнала ее, хотя она оказалась ниже ростом, чем можно было предположить, когда та сидела. Одна из компании воров, с которыми Вуаль пообщалась во Всехном переулке, – та, чьи глаза вспыхнули, когда Шаллан нарисовала символ Духокровников.

– Что он тебе сделал? – поинтересовалась женщина, кивком указывая на Камня. – Или тебе просто нравится тыкать ножиком в рогоедов?

– Это была не я.

– Ну разумеется. – Женщина подошла ближе. – Я ждала, когда ты опять появишься.

– Держись подальше, если жизнь дорога. – Вуаль пошла через рынок.

Невысокая женщина бросилась следом:

– Меня зовут Ишна. У меня отличный почерк. Могу писать под диктовку. Есть опыт вращения в тайном мире рынка.

– Хочешь быть моей подопечной?

– Подопечной? – Ишна рассмеялась. – Мы что, светлоглазые? Я хочу присоединиться.

«К Духокровникам, разумеется».

– Мы не вербуем.

– Пожалуйста. – Она схватила Вуаль за руку. – Прошу тебя. Мир стал неправильным. Все потеряло смысл. Но вы… ваша компания… вы что-то знаете. Я больше не хочу быть слепой!

Шаллан поколебалась. Она могла понять это желание что-то сделать, а не просто ощущать, как мир содрогается и трясется. Но Духокровники вызывали презрение. Эта женщина не найдет у них желаемого. А если найдет, значит она не из тех, кого Шаллан хотела бы добавить к клике Мрейза.

– Нет. Будь умницей и забудь про меня и мою организацию.

Шаллан высвободилась из хватки Ишны и поспешила прочь через шумный рынок.




26

Черный Шип бросается в бой






Двадцать девять лет назад

Благовония горели в жаровне размером с валун. Далинар принюхался, когда Эви бросила горсть крошечных бумажек в огонь. Каждая сложена, и на ней нарисован очень маленький глиф. Ароматный дым омыл его, а потом улетел в противоположном направлении, когда ветер промчался сквозь военный лагерь, принеся с собой спренов, похожих на лучи света.

Эви склонила голову перед жаровней. У его нареченной были странные убеждения. Ее народ считал, что простых глифов-оберегов недостаточно; надо сжечь что-нибудь с более острым запахом. Говоря про Йезерезе и Келека, она произносила их имена странно: Йейси и Келлай. И она не упоминала о Всемогущем – взамен говорила про какое-то Одно. Ревнители объяснили ему, что эта еретическая традиция пришла из Ири.

Далинар склонил голову, чтобы помолиться. «Пусть я буду сильней тех, кто захочет меня убить». Просто и по делу – ему казалось, Всемогущий предпочитает именно такое общение. Он не хотел, чтобы Эви это записывала.

– Пусть Единый присмотрит за тобой, будущий супруг, – пробормотала Эви. – И смягчит твой нрав.

Ее акцент, к которому Далинар уже привык, был сильнее, чем у брата.

– Смягчит? Эви, смысл битвы не в этом.

– Далинар, ты не должен убивать в гневе. Если тебе приходится убивать, делай это, зная, что каждая смерть ранит Одно. Ибо все мы люди, на которых обращен взор Йейси.

– Ну ладно.

Ревнители как будто не возражали, что его невеста наполовину язычница. «Есть мудрость в том, чтобы открыть ей воринскую истину», – заметила Йевена, главная ревнительница Гавилара. Схожим образом она высказалась и о его завоеваниях: «Твой меч принесет Всемогущему силу и славу».

Он рассеянно подумал о том, как же надо поступить, чтобы вызвать у ревнителей подлинное недовольство.

– Будь человеком, а не зверем, – пробормотала Эви, а потом прижалась к нему, положила голову на плечо, и он был вынужден ее обнять.

Жест получился вялым. Вот буря, он слышал, как посмеиваются проходящие мимо солдаты. Черного Шипа утешают перед битвой? Он обнимается на людях и милуется со своей невестой?

Эви обратила к нему лицо, и Далинар целомудренно ее поцеловал – их губы едва соприкоснулись. Она приняла это с улыбкой. Улыбка у нее и впрямь была красивая. Его жизнь была бы намного легче, если бы Эви согласилась не тянуть со свадьбой. Но ее традиции требовали долгой помолвки, а брат все пытался добавить к договору новые положения.

Далинар потопал прочь. В кармане у него лежал еще один глиф-оберег: его дала Навани, явно обеспокоенная тем, насколько хорошо Эви умеет писать на чужом языке. Он ощупал гладкую бумагу и не стал сжигать молитву.

Камень под его ногами был испещрен множеством крошечных отверстий, словно истыкан булавками, – это были норки, в которых пряталась трава. Миновав палатки, он увидел ее по-настоящему: простиравшуюся за лагерем равнину покрывали заросли, которые колыхались на ветру. Он никогда не видел в Холинских землях такой высокой травы.

По другую сторону равнины собралась впечатляющая сила: армия крупнее всех, с которыми им доводилось сражаться. Его сердце учащенно забилось от предвкушения. После двух лет политических маневров вот наконец и результат. Настоящая битва с настоящей армией.

Победить или проиграть – вот в чем суть борьбы за королевство. Солнце карабкалось к зениту, и армии построились на севере и юге, чтобы оно никому не светило в глаза.

Далинар поспешил к палатке своих оружейников и через некоторое время вышел оттуда в доспехе. Один из конюхов привел коня, и Далинар осторожно забрался в седло. Этот большой черный зверь двигался не быстро, но зато мог нести человека в осколочном доспехе. Далинар направил коня мимо рядов солдат – копейщиков, лучников, светлоглазых тяжелых пехотинцев, даже славной группы из пятидесяти кавалеристов под предводительством Иламара, с крюками и веревками для атак на осколочников. Спрены предвкушения вились среди них, точно знамена.

Далинар все еще чувствовал запах благовоний, когда разыскал брата. Гавилар в боевом облачении объезжал на коне передние ряды. Далинар подъехал к нему.

– Твой юный друг не явился на битву, – сообщил Гавилар.

– Себариаль? Он мне не друг.

– Наш враг все еще ждет его, – сказал Гавилар, – согласно донесениям, у него проблемы со снабжением.

– Ложь. Он трус. Если бы Себариаль явился, ему пришлось бы на самом деле выбрать сторону.

Они проехали мимо Теарима, капитана гвардии Гавилара, который надел на эту битву лишний осколочный доспех Далинара. В строгом смысле слова, доспех принадлежал Эви. Не Тоху, но самой Эви, что было странно. Зачем женщине осколочный доспех?

Ясное дело, чтобы отдать мужу. Теарим отсалютовал. Он знал, как обращаться с осколками, – тренировался в заемных комплектах, как и многие исполненные надежд светлоглазые.

– Далинар, ты правильно поступил, – сказал Гавилар, когда они проехали мимо. – Сегодня этот доспех нам пригодится.

Далинар не ответил. Эви и ее брат так болезненно долго тянули, чтобы согласиться хотя бы на помолвку. Он свой долг выполнил. Ему просто хотелось бы испытывать более сильные чувства к этой женщине. Хоть какую-то страсть, хоть какие-то эмоции. Когда он смеялся, Эви не понимала шуток. Если же Далинар хвастался, она выглядела разочарованной его кровожадностью. Невеста хотела, чтобы он ее держал, как будто, оставшись в одиночестве на одну шквальную минутку, она могла усохнуть и улететь вместе с ветром. И…

– Эй! – крикнула одна из разведчиц на деревянной передвижной башне. Она куда-то указывала, ее голос звучал издалека. – Эй, вон там!

Далинар повернулся, ожидая увидеть начало наступления противника. Но нет, армия Каланора все еще готовилась. Внимание разведчицы привлекли не люди, но… лошади. Небольшой табун, одиннадцать или двенадцать особей, галопом несся через поле боя. Они выглядели горделиво и величественно.

– Ришадиумы, – прошептал Гавилар. – Они редко забредают так далеко на восток.

Далинар проглотил приказ устроить облаву на зверей. Ришадиумы? Да… он увидел летящих за ними спренов. Почему-то это были спрены музыки. Никакого шквального смысла. Что ж, ни к чему их ловить. Ришадиума не удержать, если он сам не выберет своего седока.

– Брат, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, – попросил Гавилар. – Великий князь Каланор должен пасть. Пока он жив, сопротивление продолжится. Если он умрет, с его родом будет покончено. Власть захватит его кузен, Лорадар Вама.

– Лорадар присягнет тебе?

– Я в этом уверен.

– Тогда я найду Каланора, – решил Далинар, – и покончу с этим.

– Я его знаю – он не вступит в битву так просто. Но он осколочник. А это значит…

– Мы должны заставить его ввязаться в бой.

Гавилар улыбнулся.

– Что такое? – спросил Далинар.

– Мне просто нравится, когда ты рассуждаешь о тактике.

– Я же не идиот, – проворчал Далинар. Он всегда уделял внимание тактике боя; ему просто не нравились бесконечные совещания и бессмысленные обсуждения.

Впрочем… даже они теперь казались терпимее. Может, он просто привык. Или все дело в разговорах Гавилара о династии. Становилось все более очевидным, что эта кампания – тянувшаяся вот уже несколько лет – имела своей целью вовсе не простой грабеж.

– Принеси мне голову Каланора, – приказал Гавилар. – Сегодня нам нужен Черный Шип.

– Просто спусти его с цепи.

– Ха! Еще не родился тот, кто сможет посадить его на цепь.

«Разве ты не это пытаешься сделать? – тотчас же подумал Далинар. – Женишь меня, ведешь разговоры о том, что мы теперь „цивилизованные“? Подчеркиваешь все мои недостатки, от которых мы должны избавиться?»

Он прикусил язык. Закончив объезжать ряды, они расстались, кивнув друг другу, и Далинар направил коня к своему элитному отряду.

– Приказы, сэр? – спросил Риен.

– Не путаться под ногами, – отрезал Далинар, опуская забрало. Осколочный шлем плотно закрылся. Элитный отряд погрузился в молчание. Далинар призвал Клятвенник – меч павшего короля – и стал ждать. Враг пришел, чтобы остановить разграбление Гавиларом сельской местности; им придется сделать первый шаг.

Последние несколько месяцев были потрачены на нападения на незащищенные города. Эти мелкие стычки не приносили удовлетворения – зато поставили Каланора в ужасное положение. Продолжая отсиживаться в крепости, он позволял уничтожать все больше своих вассалов. И они уже задавались вопросом, зачем платить Каланору налоги. Кое-кто, опережая события, послал гонцов к Гавилару, сообщая, что сопротивления не будет.

Регион был на грани того, чтобы присоединиться к владениям Холинов. И потому великому князю Каланору пришлось покинуть свои укрепления, чтобы вступить в битву здесь. Далинар поерзал в седле, выжидая и планируя. Очень скоро наступил долгожданный момент: войска Каланора двинулись через равнину осторожной волной, подняв щиты к небесам.

Лучники Гавилара выстрелили. Люди Каланора были хорошо обучены; они удержали строй под смертельным ливнем. И вот уже они столкнулись с пехотой Холинов: подразделением настолько тяжело вооруженных солдат, что они с тем же успехом могли быть каменными. В то же самое время с обоих флангов выступили маневренные отряды лучников. Снабженные легкой броней, они перемещались очень быстро. Если Холины победят в сражении – а Далинар был уверен в победе, – это случится благодаря новой тактике, которую они использовали на этом поле боя.

Вражеская армия оказалась окружена – стрелы косили штурмовые отряды с флангов. Их ряды растянулись, пехота попыталась достичь лучников, но это ослабило отряды по центру – тем здорово досталось от тяжелой пехоты врага. Обычные отряды копейщиков ввязались в битву с противником еще и для того, чтобы рассредоточить его, а не только причинить вред.

Так развивались события в масштабе всего поля боя. Далинару пришлось спешиться и послать за конюхом, чтобы тот выгулял животное, пока сам он ждал. Внутри он сражался с Азартом, который побуждал его немедленно отправиться в битву.

В конце концов он выбрал отряд холиновского войска, у которого дела с противником шли плоховато. Сгодится. Он снова забрался в седло и, пришпорив коня, пустил того в галоп. Момент был правильный. Далинар это чувствовал! Он должен ударить сейчас, когда битва балансирует между победой и поражением.

Трава впереди него изгибалась и пряталась волной. Как будто подданные кланялись. Может, это его последняя битва за Алеткар. Что потом? Бесконечные пиры с политиками? Брат, который не захочет ни с кем воевать?

Далинар открылся Азарту и отбросил все эти тревоги. Он обрушился на строй вражеских солдат, словно Великая буря – на стопку бумаги. Они с криками бросились перед ним врассыпную. Далинар, размахивая осколочным клинком, убил дюжину с одной стороны, а потом с другой.

Глаза сгорали, руки безвольно падали. Далинар вдыхал радость завоевателя, наркотическую красоту разрушения. Никто не мог перед ним выстоять; все они были трутом, а он – пламенем. Отряд мог бы объединиться и броситься на него, но они слишком испугались.

А разве возможно иное? Люди болтали о том, как обычным воинам удалось победить осколочника, но, несомненно, это выдумки. Изощренная уловка, которая должна была вынудить солдат сражаться, да и осколочникам не приходилось гоняться за ними.

Он ухмыльнулся, чувствуя, как спотыкается конь о тела, собирающиеся грудой у его копыт. Пришпорил зверя, и тот прыгнул – но при приземлении что-то сломалось. Конь закричал и рухнул, сбросив Далинара.

Далинар вздохнул, оттолкнул коня и встал. Зверь сломал спину; осколочный доспех был слишком тяжелым для обычного живого существа.

Группа солдат предприняла контратаку. Смело, но глупо. Далинар расправился с ними широкими ударами осколочного клинка. Потом светлоглазый офицер заставил своих людей навалиться на Далинара сообща и поймать его в ловушку если не благодаря своим навыкам, то массой. Приходилось вертеться между ними, и доспех наделял его энергией, клинок – точностью, а Азарт… о, Азарт давал ему цель.

В такие моменты он понимал, для чего появился на свет. Далинар впустую тратил время, слушая чужую болтовню. Он впустую тратил время на все, кроме этого – предельного испытания человеческих возможностей, требования чужих жизней на острие клинка. Черный Шип послал их в Чертоги Спокойствия в полной боевой готовности.

Далинар не был человеком. Он был судией.

Во власти Азарта, он рубил неприятелей одного за другим, чувствуя в битве странную музыку. Как будто удары его меча следовали какому-то неслышному барабанному ритму. Края поля зрения заволокло красным, и в конце концов красная завеса накрыла весь пейзаж. Она двигалась, перемещалась, как кольца угря, и вздрагивала в такт ударам его клинка.

Он пришел в ярость, когда чей-то зов отвлек его от битвы:

– Далинар!

Он не откликнулся.

– Светлорд Далинар! Черный Шип!

Голос был похож на скрип кремлеца, играющего песню внутри его шлема. Он повалил пару мечников. Они были светлоглазыми, но их глаза выгорели, так что это уже не имело значения.

– Черный Шип!

Да что ж такое! Далинар повернулся на звук.

Неподалеку стоял мужчина в холиновской синей форме. Далинар поднял осколочный клинок. Человек попятился, вскинув руки без оружия и продолжая звать Далинара по имени.

«Я его знаю. Это…»

Кадаш? Один из капитанов его элитного подразделения. Далинар опустил меч и тряхнул головой, пытаясь избавиться от жужжания в ушах. Только потом он увидел – по-настоящему увидел, – что его окружало.

Мертвецы. Сотни и сотни мертвецов, с иссохшими углями вместо глаз, в рассеченной броне и с изломанным оружием, но зловеще нетронутыми телами. Всемогущий… скольких он убил? Далинар поднял руку к шлему, повернулся и окинул взглядом округу. Среди тел робко пробивались травинки, проталкиваясь меж руками, пальцами, рядом с головами. Он накрыл равнину таким плотным слоем трупов, что траве непросто было отыскать пространство, чтобы подняться.

Далинар ухмыльнулся, довольный, а потом его пробрал озноб. Несколько тел с выжженными глазами – пока что он увидел три – были в синем. Его собственные люди с нарукавными повязками элитных отрядов.

– Светлорд! – крикнул Кадаш. – Черный Шип, ваше задание выполнено! – Он указал на группу всадников, что мчались по равнине. Они несли красный с серебром флаг, на котором была изображена глиф-пара в виде двух гор. Великий князь Каланор, которому не оставили выбора, присоединился к битве. Далинар единолично уничтожил несколько рот; его мог остановить лишь другой осколочник.

– Отлично. – Далинар снял шлем и взял у Кадаша тряпку, чтобы вытереть лицо. Потом осушил до последней капли мех с водой.

Отбросив пустой мех, Далинар почувствовал, как колотится сердце и гудит внутри Азарт.

– Отзови элитные отряды. Не вмешивайтесь, если только я не упаду. – Далинар снова надел шлем и ощутил приятную тесноту, когда застежки сомкнулись.

– Да, светлорд.

– Соберите тех из нас, кто… погиб. – Далинар взмахом руки указал на мертвецов в холиновской форме. – Убедитесь в том, что о них и об остальных позаботились.

– Разумеется, сэр.

Далинар бросился навстречу наступающей силе, его осколочный доспех с хрустом давил камни. Он чувствовал печаль из-за того, что надо вступить в бой с осколочником, а не продолжать сражение с обычными людьми. Больше нет времени сеять погибель; теперь он должен убить всего лишь одного человека.

Черный Шип смутно припоминал времена, когда сражение со слабыми противниками не услаждало его так, как хорошая схватка с умелым врагом. Что же изменилось?

Он подбежал к скалистому образованию в восточной части поля боя – скоплению огромных пиков, выветренных и зазубренных, точно каменный частокол. Оказавшись в тени этого «частокола», он услышал доносящиеся с другой стороны звуки сражения. Части войск отделились и попытались зайти друг на друга с фланга, обойдя эти скалы.

У их подножия гвардия Каланора разделилась, и показался сам великий князь верхом на коне. Его доспех был серебристого цвета – возможно, за счет инкрустации из стали или серебряной фольги. Далинар приказал отполировать собственный доспех до обычного сланцево-серого цвета; он так и не понял, зачем некоторые «украшают» естественное величие осколочного доспеха.

Конь Каланора был высоким, величественным животным, ослепительно-белым с длинной гривой. Он нес осколочника с легкостью. Ришадиум. Но Каланор спешился. Нежно похлопал животное по шее, потом шагнул навстречу Далинару, и в его руке появился осколочный клинок.

– Черный Шип! – крикнул он. – Мне сказали, ты в одиночку уничтожаешь мою армию.

– Они теперь сражаются за Чертоги Спокойствия.

– Ты мог бы присоединиться к ним, чтобы возглавить.

– Однажды, – согласился Далинар. – Когда я состарюсь и ослабею, чтобы сражаться здесь, то с радостью отправлюсь туда.

– Любопытно, как быстро тираны становятся религиозными. Наверное, удобно твердить себе, что в твоих убийствах виноват Всемогущий.

– Вот еще! – рявкнул Далинар. – Каланор, я вложил много труда в те убийства. Всемогущий тут ни при чем; пускай он просто учтет их, когда будет взвешивать мою душу!

– Тогда пусть от их тяжести ты провалишься в Преисподнюю.

Каланор взмахом руки велел отступить своим гвардейцам, которые, казалось, собирались броситься на Далинара. Увы, великий князь намеревался сражаться в одиночку. Он взмахнул мечом – длинным, тонким осколочным клинком с широкой гардой и глифами вдоль всего лезвия.

– Черный Шип, если я тебя убью, что будет потом?

– Тогда на тебя накинется Садеас.

– Ну понятно, на этом поле боя чести нет…

– О, не притворяйся, будто ты лучше нас, – огрызнулся Далинар. – Я знаю, что ты делал, пока шел к трону. Не надо сейчас изображать из себя миротворца.

– Принимая во внимание то, как ты поступал с миротворцами, – парировал Каланор, – я считаю, что мне повезло.

Далинар кинулся вперед и принял стойку крови – позицию для того, кто не заботился о том, получит ли удар. Он был моложе и проворнее противника и рассчитывал, что сможет наносить удары быстрее и сильнее.

Как ни странно, Каланор и сам выбрал стойку крови. Двое схлестнулись, их мечи ударялись друг о друга в последовательности, которая вынудила осколочников закружиться, быстро переступая, – каждый пытался несколько раз попасть в одну и ту же часть доспеха, чтобы пробить в ней дыру и добраться до плоти.

Далинар пыхтел, отбивая осколочный клинок врага. Каланор был старым, но опытным. Он обладал зловещей способностью отступать еще до выпадов Далинара, что в какой-то степени ослабляло их и не давало пробить металл.

После неистового обмена ударами на протяжении нескольких минут оба остановились; из паутины трещин на левой стороне каждого доспеха сочился буресвет.

– Черный Шип, с тобой случится то же самое, – прорычал Каланор. – Если ты меня убьешь, кто-то восстанет и отнимет твое королевство. Оно не будет вечным.

Далинар вложил в замах всю свою мощь. Шаг вперед, потом поворот – и до конца. Каланор ударил его в правую сторону – удар был хороший, но несущественный, поскольку сторона была неправильная. Далинар, в свою очередь, обрушил на противника широкий удар, от которого загудел воздух. Каланор попытался подстроиться, но на этот раз движущая сила оказалась слишком большой.

От соприкосновения клинка и доспеха часть осколочной брони взорвалась, разлетелись оплавленные обломки. Каланор охнул, его повело в сторону, и он споткнулся. Он опустил руку, прикрывая дыру в доспехе, края которой продолжали истекать буресветом. Половина нагрудника кирасы была разрушена.

– Холин, ты сражаешься, как и руководишь, – съязвил он, – не включая мозг!

Далинар проигнорировал издевку и ринулся в атаку.

Каланор побежал, в спешке пропахав борозду среди своих гвардейцев: кого-то он толкнул и сбил с ног, переломав кости.

Далинар его почти поймал, но Каланор достиг края скалистого образования. Он бросил клинок – тот превратился в туман – и прыгнул, уцепился за какой-то выступ. Начал карабкаться.

Через несколько минут он достиг основания естественной башни. Валуны усеивали землю поблизости; согласно загадочным путям бурь, до недавнего времени здесь, похоже, был склон холма. Великая буря вырвала бо?льшую его часть, оставив эту неправдоподобную скалу торчать. Вскоре наверняка и ее сдует.

Далинар бросил клинок и прыгнул, схватился за выступ – его пальцы заскрежетали по камням. Он повис, потом отыскал опору для ног и начал взбираться по крутой стене вслед за Каланором. Другой осколочник попытался закидать его камнями, но они отскакивали от Далинара, не причиняя вреда.

К тому времени, как Далинар догнал Каланора, они поднялись примерно на пятьдесят футов. Солдаты снизу глазели на них, тыкая пальцами.

Далинар потянулся к ноге своего противника, но тот убрал ее в сторону, а потом – все еще повиснув на скале – призвал клинок и принялся им размахивать. Получив несколько ударов по шлему, Далинар зарычал и чуть сполз, чтобы оказаться вне досягаемости.

Каланор выдолбил несколько кусков из стены и бросил их в Далинара, после чего отпустил клинок и продолжил подниматься.

Далинар не столько следовал за ним, сколько взбирался параллельно. В конце концов достиг вершины и выглянул из-за края. В верхней части скалистого образования располагались какие-то сломанные пики с плоскими вершинами, которые не выглядели слишком крепкими. Каланор сидел на одном из них, положив клинок на правую ногу, а левой болтая в воздухе.

Далинар выбрался на безопасном расстоянии от врага, потом призвал Клятвенник. Вот буря. Места едва хватало, чтобы стоять. На него налетали порывы ветра, сбоку вертелся спрен ветра.

– Прекрасный вид, – проговорил Каланор. Хотя войска начинали с равным количеством солдат, на полях под ними было куда больше павших в серебряном с красным, чем в синем. – Интересно, скольким королям удается наблюдать за собственным крахом с таких превосходных мест.

– Ты никогда не был королем, – буркнул Далинар.

Каланор встал и поднял свой клинок, держа его одной рукой и направив острие в грудь Далинару.

– А это, Холин, зависит от манеры держаться и готовности нести обязательства. Начнем?

«Умный ход – притащить меня сюда», – подумал Далинар. В честном поединке у него было бы преимущество, и потому Каланор подчинил поединок воле случая. Ветер, ненадежная опора, падение, способное убить даже осколочника.

По крайней мере, это новый вызов. Далинар осторожно шагнул вперед. Каланор принял стойку ветра – этот стиль был более плавным, размашистым. Далинар выбрал стойку камня для надежной опоры.

Они обменялись ударами, то отступая, то шагая вперед вдоль линии невысоких пиков. Каждый шаг выламывал из камней кусочки, и они, кувыркаясь, летели вниз. Каланор явно хотел затянуть эту битву, чтобы увеличить шансы Далинара на падение.

Далинар, для пробы чередуя удары и отступления, вынудил Каланора действовать в одном ритме с ним, а потом нарушил этот ритм – ринулся в атаку в полную силу, обрушил на врага несколько ударов сверху. Каждый разжигал некое пламя внутри Далинара, жажду, которую не утолила устроенная им бойня. Азарт желал большего.

Холин несколько раз ударил Каланора по шлему, вынудил его отступить к краю и оказаться в шаге от падения. Последний удар уничтожил шлем полностью, обнажив пожилое, чисто выбритое лицо и почти лысую голову.

Каланор зарычал, стиснув зубы, и с неожиданной свирепостью нанес Далинару ответный удар. Холин успел поймать его клинок на собственный, а потом шагнул вперед, превратив дуэль в состязание по толканию: их оружие скрестилось, и ни у кого не было пространства для маневров.

Далинар посмотрел в светло-серые глаза врага и что-то в них увидел. Восторг, энергию. Знакомую жажду крови.

Каланор тоже чувствовал Азарт.

Далинар слышал, как другие говорили об этом – об эйфории сражения. Тайное преимущество алети. Но увидев его прямо перед собой, в глазах того, кто пытался его убить, Далинар рассвирепел. Он не должен был делить столь интимное чувство с этим человеком.

Он собрал все силы и, закряхтев, отшвырнул Каланора. Тот споткнулся, потерял равновесие. Мгновенно бросил свой осколочный клинок и, падая, успел в отчаянии схватиться за край скалы.

Каланор повис над пропастью, без шлема. Азарт в его глазах поблек и превратился в панику.

– Милости… – прошептал он.

– Вот тебе милость, – прорычал Далинар и ударил осколочным клинком прямо в лицо.

Глаза Каланора выгорели, из серых став черными, и он упал со скалы, оставляя за собой сдвоенный след из черного дыма. Труп задел камень, прежде чем удариться о землю далеко внизу, в стороне от главной армии.

Далинар выдохнул и опустился на камни, совершенно обессиленный. Солнце коснулось горизонта, и поперек равнины легли длинные тени. Это была отличная битва. Он добился того, чего желал. Победил всех, кто осмелился встать на его пути.

И все же он чувствовал опустошение. Некий внутренний голос постоянно спрашивал: «Это все? Разве нам не обещали большего?»

Внизу группа людей в цветах Каланора приблизилась к упавшему телу. Выходит, гвардейцы видели, где рухнул их светлорд? Далинар ощутил всплеск гнева. Это была его жертва, его победа. Он выиграл эти осколки!

Он начал спускаться с безрассудной быстротой. Путь вниз был как в тумане; к тому моменту, когда Далинар достиг земли, у него перед глазами все покраснело. Один солдат забрал клинок; остальные спорили из-за доспеха, который был сломан и искорежен.

Далинар напал и за несколько секунд убил шестерых, включая того, что с клинком. Еще двое сумели побежать, но оказались медленнее, чем осколочник. Далинар поймал одного за плечо, развернул и со всей силой швырнул о камни. Последнего он убил ударом Клятвенника.

Еще. Есть тут еще кто-то? Далинар не видел людей в красном. Только в синем – окруженный отряд, над которым не было знамени. Но среди них шел мужчина в осколочном доспехе. Гавилар отдыхал здесь от битвы, вдали от сражения, подводя итоги.

Голод внутри Далинара сделался сильней. Азарт накинулся на него ошеломляющим натиском. Разве не сильнейший должен править? Почему ему так часто приходится сидеть сложа руки и слушать, как мужчины треплются, вместо того чтобы воевать?

Ну вот же он. Вот человек, который владеет всем, что нужно Черному Шипу. Троном… и не только. Женщиной, которую Далинар должен был бы отнять. Любовью, от которой ему пришлось отказаться – и ради чего?

Нет, сегодняшняя битва отнюдь не завершилась. Это еще не все!

Он направился к группе, его разум затуманился, во внутренностях зародилась сильная боль. Спрены душевного волнения – точно крошечные кристаллические хлопья – сыпались вокруг.

Разве у него нет права на страсть?

Разве он не должен получить награду за все, чего добился?

Гавилар слаб. Он намеревался отказаться от собственной движущей силы и положиться на то, что завоюет для него Далинар. Что ж, есть лишь один способ сделать так, чтобы война продолжилась. Один способ поддержать Азарт.

Один способ воздать Далинару по заслугам.

Черный Шип побежал. Кто-то из спутников Гавилара приветственно поднял руки. Слабаки. Они встречают его без оружия! Далинар мог перебить всех быстрее, чем они поймут, что происходит. И поделом! Далинар заслужил, чтобы…

Гавилар повернулся, снял шлем и улыбнулся открытой, честной улыбкой.

Далинар замер. Уставился на своего брата.

«Ох, Буреотец. Что я творю?»

Он позволил клинку выскользнуть из пальцев и исчезнуть. Гавилар подошел, не в силах прочитать ужас на лице Далинара, которое скрывал шлем. Слава Всемогущему, рядом не появились спрены стыда, хотя в тот момент он заслуживал целый легион из них.

– Брат! – воскликнул Гавилар. – Ты видел? Мы победили! Великий князь Рутар расправился с Галламом, выиграл осколки для сына. Таланор получил клинок, и мне сказали, что ты наконец-то выманил Каланора. Пожалуйста, скажи мне, что он не сбежал от тебя.

– Он… – Далинар облизнул губы и глубоко вздохнул. – Он мертв.

Он указал на труп, который можно было опознать по серебристому блеску металла в тени среди каменных обломков.

– Далинар, ты чудесен и ужасен! – Гавилар повернулся к солдатам. – Восславьте Черного Шипа, друзья. Хвала ему!

Вокруг Гавилара возникли спрены славы – золотые сферы, которые вращались вокруг его головы, словно корона.

От радостных возгласов Далинар моргнул и ощутил такой глубокий стыд, что едва не рухнул. На этот раз единственный спрен – точно оторвавшийся от цветка лепесток – закружился вокруг него.

Он должен был что-то сделать.

– Клинок и доспех, – быстро сказал Далинар. – Я выиграл и то и другое, но отдаю тебе. В подарок. Для твоих детей.

– Ха! – воскликнул Гавилар. – Для Ясны? Что ей делать с осколками? Нет-нет. Ты…

– Возьми их, – взмолился Далинар, схватив брата за руку. – Пожалуйста.

– Хорошо, если настаиваешь, – согласился Гавилар. – Полагаю, у тебя и впрямь уже есть доспех для наследника.

– Если он у меня будет.

– Будет! – воскликнул Гавилар и послал людей забрать клинок и доспех Каланора. – Ха! Тоху придется наконец-то согласиться, чтобы мы защищали его род. Подозреваю, свадьба случится в течение месяца!

Как и официальная повторная коронация, во время которой – впервые за много веков – все десять великих князей Алеткара склонятся перед единственным королем.

Далинар сел на камень, стянул шлем и принял воду у молодой служанки.

«Больше никогда, – поклялся он самому себе. – Я уступаю место Гавилару во всем. Пусть получит трон, пусть получит любовь.

Я ни в коем случае не должен стать королем».










27

Притворство







Я признаюсь в ереси. Я не отрекаюсь от сказанного, что бы ни потребовали ревнители.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Пока Шаллан рисовала, до нее доносились отголоски спора политиков. Она расположилась на каменной скамье в конце большого зала собраний вблизи вершины башни. Девушка принесла подушечку, чтобы положить на сиденье, и Узор радостно жужжал на маленьком пьедестале.

Она устроилась, подняв ноги и положив на бедра альбом, пальцами ног в чулках уперлась в край передней скамьи. Не самая достойная поза; Сияющая была бы оскорблена. В передней части зала Далинар стоял перед светящейся картой, которую он и Шаллан – каким-то образом объединяя силы – могли создавать. Великий князь пригласил Таравангиана, других князей, их жен и главных письмоводительниц. Элокар пришел с Калами, которая в последнее время стала его помощницей.

Ренарин в униформе Четвертого моста замер перед отцом. Юноша явно испытывал неудобство – то есть выглядел в целом как всегда. Неподалеку развалился Адолин, скрестив руки на груди и время от времени шепча какую-нибудь шутку одному из мостовиков.

Сияющей полагалось быть там, участвовать в этой важной дискуссии о будущем мира. Вместо этого Шаллан рисовала. Тут, наверху, был великолепный свет благодаря широким стеклянным окнам. Она устала чувствовать себя в ловушке в темных коридорах нижних уровней, где за ней как будто все время кто-то следил.

Девушка закончила набросок, потом повернула его к Узору, придерживая альбом защищенной рукой. Он сорвался со своего возвышения, чтобы изучить ее рисунок – щель, в которую забилась искореженная фигура с выпученными человеческими глазами.

– Мм, – прогудел Узор. – Да, правильно.

– Это какой-то спрен, верно?

– Я чувствую, что должен знать, – пробормотал Узор. – Это… это существо из давних времен. Очень-очень давних…

Шаллан вздрогнула:

– Почему оно здесь?

– Не знаю. Оно не одно из нас. Оно… принадлежит ему.

– Древний спрен Вражды. Как мило.

Шаллан перелистнула страницу и начала новый рисунок.

Остальные продолжали обсуждать союз, в котором постоянно всплывали Тайлена и Азир как наиболее важные страны, которые требовалось склонить на свою сторону. Особенно теперь, когда в Ири совершенно ясно дали понять, что они присоединились к врагу.

– Светлость Калами, – обратился Далинар. – Последнее донесение. В нем сообщалось о значительном скоплении сил противника в Марате, не так ли?

– Да, светлорд, – откликнулась письмоводительница, сидевшая за столом. – В Южном Марате. Вы предположили, что низкая заселенность региона подвигла Приносящих пустоту собраться именно там.

– Ириали воспользовались шансом ударить по восточным и юго-восточным землям, чего им всегда хотелось, – рассуждал Далинар. – Они захватят Риру и Бабатарнам. Области вроде Триакса – окрестностей южных регионов Центрального Рошара – по-прежнему молчат.

Светлость Калами кивнула, и Шаллан постучала себя по губам карандашом. У вопроса имелась подоплека. Как могли полностью молчать целые города? Нынче в каждом крупном центре – особенно в портах – имелись сотни действующих даль-перьев. Они были у каждого светлоглазого или торговца, который хотел следить за ценами или поддерживать связь с отдаленными владениями.

Даль-перья в Холинаре заработали, едва вернулись Великие бури, а потом затихли одно за другим. В последних сообщениях говорилось о том, что вокруг города собирается армия. А потом… ничего. Похоже, враги каким-то образом разыскали все даль-перья.

Зато они наконец-то получили весточку от Каладина. Единственный глиф, подразумевавший, что им надо проявить терпение. Он не смог добраться до города и найти женщину, которая смогла бы писать вместо него, и просто хотел сообщить, что с ним все в порядке. Если, конечно, даль-перо не захватил кто-то другой и не подделал глиф, чтобы сбить их с толку.

– Враг нацелился на Клятвенные врата, – размышлял Далинар. – Все их перемещения, не считая концентрации в Марате, указывают на это. Похоже, армия собирается нанести удар по Азиру или даже совершить переход и попытаться напасть на Йа-Кевед.

– Я доверяю оценке Далинара, – прибавил великий князь Аладар. – Если он верит, что такое развитие событий возможно, надо прислушаться.

– Ба! – отозвался великий князь Рутар. Этот скользкий человек прислонился к стене напротив остальных и почти не принимал участия в беседе. – Аладар, кому есть дело до того, что ты говоришь? Удивительно, что ты вообще хоть что-то видишь, учитывая место, в которое ты засунул свою голову в последние дни.

Аладар резко повернулся и вскинул руку в призывном жесте. Далинар его остановил – и Рутар должен был знать, что так случится. Шаллан покачала головой и позволила себе еще сильней углубиться в рисование. На верхней стороне листа появилась пара спренов творчества: один – в виде туфельки, другой – карандаша, копии того, которым она пользовалась.

Она рисовала великого князя Садеаса, не пользуясь каким-то конкретным Образом. У нее ни разу не возникло желания включить его в свою коллекцию. Закончив быстрый набросок, Шаллан перелистнула страницу и начала рисовать светлорда Переля – другого человека, которого они нашли мертвым в коридорах Уритиру. Она пыталась воссоздать его лицо без ран.

Перелистывая страницы, сравнила наброски и решила, что эти двое и впрямь похожи: некрасивые лица с пухлыми щеками, одинаковое телосложение. На следующих двух страницах были ее наброски двоих рогоедов. Они тоже в общих чертах походили друг на друга. А две убитые женщины? С чего вдруг мужчина, который убил свою жену, признался в убийстве, а потом поклялся, что непричастен к гибели второй жертвы? Одной и так хватало, чтобы заслужить смертную казнь.

«Этот спрен подражает насилию, – размышляла она. – Убивает или ранит тем же способом, какой применялся накануне. Он как будто… пробует разные роли?»

Узор тихонько загудел, привлекая ее внимание. Шаллан подняла взгляд и увидела, что кто-то идет в ее сторону: женщина средних лет с черными волосами, остриженными почти до самой кожи, в длинной юбке, блузе на пуговицах и жилете. Тайленская купеческая одежда.

– Светлость, что вы рисуете? – спросила она по-веденски.

Услышать родной язык было так неожиданно, что Шаллан чуть призадумалась, подбирая слова.

– Людей, – ответила она, закрывая альбом. – Мне нравится рисовать фигуры. Вы прибыли с Таравангианом. Вы его связывательница потоков.

– Малата, – представилась женщина. – Но я не «его». Я прибыла с ним ради удобства, поскольку Искра предложила поглядеть на Уритиру, раз уж его нашли. – Она окинула взглядом большой зал. Шаллан не видела никаких признаков ее спрена. – Полагаете, когда-то мы заполняли всю эту комнату?

– Десять орденов, – напомнила Шаллан, – некоторые – с сотнями адептов. Да, я думаю, мы ее заполняли, – вообще-то, я сомневаюсь, что все могли тут поместиться.

– А теперь нас четверо… – ленивым голосом произнесла Малата, созерцая Ренарина, который топтался рядом с отцом в напряженной позе и потел от оценивающих взглядов, которые время от времени на него бросали.

– Пятеро, – уточнила Шаллан. – Где-то там болтается мостовик – и это лишь те, кто собрался здесь. Должны существовать еще Сияющие вроде вас – те, кто пока не нашел способ добраться в Уритиру.

– Если они этого захотят. Не обязательно, что все случится так же, как когда-то. Да и зачем им сюда стремиться? В прошлый раз для Сияющих все закончилось не очень-то хорошо, верно?

– Может быть. Но Опустошение – неподходящее время для экспериментов. Использование накопленного опыта не худший способ его пережить.

– Любопытно, – проворчала Малата, – что нам приходится верить на слово нескольким занудам-алети по поводу всей этой истории с «Опустошением», не так ли, сестра?

Шаллан моргнула от небрежности, с которой было это сказано, да еще и с подмигиванием. Малата улыбнулась и вальяжно проследовала обратно в переднюю часть зала.

– Она меня раздражает, – прошептала Шаллан.

– Мм… – откликнулся Узор. – Будет хуже, когда она начнет уничтожать вещи.

– Уничтожать?

– Она пыленосец, – пояснил Узор. – Ее спрен… они любят ломать все вокруг. Чтобы узнать, как оно устроено.

– Как мило, – пробормотала Шаллан, листая свой альбом. Существо в щели. Мертвецы. Этого должно хватить для Далинара и Адолина, с которыми она собиралась поговорить сегодня, раз уж удалось закончить наброски.

А что потом?

«Я должна поймать это существо. Буду следить за рынком. В конце концов кто-то пострадает. И через несколько дней оно попытается скопировать нападение».

Может, имеет смысл организовать патрулирование неисследованных частей башни? Поискать тварь, а не ждать, пока она нападет?

Темные коридоры. Каждый туннель – словно невозможная линия на рисунке…

В комнате стало тихо. Шаллан вынырнула из своих раздумий и огляделась в поисках причины происходящего. На совещание прибыла Йалай Садеас. Ее сопровождал старый знакомый – Меридас Амарам, высокий крепкий мужчина с бледно-коричневыми глазами и квадратным лицом. А еще убийца, вор и предатель. Его застигли во время попытки украсть осколочный клинок – и это доказывало, что капитан Каладин рассказал о нем правду.

Шаллан стиснула зубы, но вдруг поняла, что охвативший ее гнев… холодный. Нет, она не простит этого человека за убийство Хеларана. Неприятная правда заключалась в том, что она не знала, как и почему ее брат пал от руки Амарама. Она почти слышала шепот Ясны: «Не суди, пока не узнаешь подробности».

Внизу Адолин поднялся и шагнул навстречу Амараму, прямо в центр иллюзорной карты, вынудив ее поверхность заколыхаться волнами буресвета. Он вперил в Амарама убийственный взгляд, невзирая на то что Далинар положил руку на плечо сына, удерживая его на месте.

– Светлость Садеас, – поприветствовал Далинар. – Рад, что вы согласились присоединиться к собранию. Нам не помешает ваша мудрость в составлении плана.

– Далинар, я здесь не ради твоих планов, – отрезала Йалай. – Я здесь, потому что это удобная возможность встретиться со всеми сразу. Я посовещалась со своими советниками, пребывающими в наших владениях, и мы решили, что наследник – мой племянник – еще слишком молод. Нельзя, чтобы в такое время дом Садеас оставался обезглавленным.

– Йалай, – ответил Далинар и шагнул вперед, встав рядом с сыном. – Давай поговорим. Пожалуйста. У меня есть одна идея – она, пусть и нетрадиционная, может…

– Традиция – наш союзник, – перебила Йалай. – Думаю, ты никогда не понимал этого так, как следовало. Великий маршал Амарам – наш самый отличившийся и почитаемый генерал. Его любят солдаты и знают люди по всему миру. Я назначаю его регентом и наследником титула. Он во всех отношениях теперь великий князь Садеас. Я прошу короля это одобрить.

Шаллан затаила дыхание. Король Элокар, до той поры явно плутавший в раздумьях, поднял взгляд:

– Это законно?

– Да, – подтвердила Навани, скрестив руки.

– Далинар, – заговорил Амарам, спустившись на несколько ступенек, в сторону собравшихся в нижней части аудитории. – Надеюсь, наши недавние… трения не помешают нам вместе трудиться во славу Алеткара. Я поговорил со светлостью Йалай и, думаю, убедил ее, что наши разногласия вторичны по сравнению с высшим благом Рошара.

От его голоса Шаллан пробрал озноб. Эта отточенная дикция, безупречное лицо, форма без единой морщины… он был человеком, которым надеялся стать каждый солдат. «Не я одна умею притворяться», – подумала она.

– Высшее благо, – повторил Далинар. – По-твоему, ты можешь говорить о том, что является благом?

– Все, что я сделал, было ради высшего блага, – настаивал Амарам напряженным голосом. – Все без остатка. Прошу тебя. Я знаю, ты собираешься затеять против меня судебную тяжбу. Я предстану перед судом – но давай отложим это, пока Рошар не будет спасен.

Далинар смотрел на Амарама на протяжении долгой и напряженной паузы. Потом наконец перевел взгляд на племянника и коротко кивнул.

– Светлость, трон признает ваш акт о регентстве, – объявил Элокар, обращаясь к Йалай. – Моя мать потребует от вас официальную грамоту, засвидетельствованную и с печатями.

– Уже сделано, – ответила Йалай.

Взгляды Далинара и Амарама скрестились поверх парящей в воздухе карты.

– Великий князь, – наконец проговорил Далинар.

– Великий князь, – ответствовал Амарам, чуть склонив голову.

– Ублюдок, – бросил Адолин.

Далинар заметно поморщился, потом указал на выход:

– Возможно, сын, тебе стоит немного побыть в одиночестве.

– Ага. Ну да. – Адолин высвободился из хватки отца и быстро направился к двери.

Шаллан помедлила лишь мгновение, после чего сунула ноги в туфли, взяла альбом и поспешила следом. Она догнала жениха в коридоре, возле места, где носильщики с паланкинами дожидались женщин.

– Эй, – окликнула она негромко и схватила его за руку.

Он посмотрел на нее, и его лицо смягчилось.

– Хочешь поговорить? – спросила Шаллан. – Такое впечатление, что ты сердишься на него больше, чем до этого.

– Нет, – пробормотал Адолин. – Я просто раздражен. Мы наконец-то избавились от Садеаса, и на его место пришло… вот это? – Он покачал головой. – В юности я смотрел на него с почтением. Когда повзрослел, у меня появились подозрения, но, наверное, в глубине души я все еще хотел, чтобы он оказался таким, как о нем говорили. Кем-то выше мелочности и политики. Истинным солдатом.

Шаллан не была уверена в том, что она думает по поводу идеи об «истинном солдате» как о человеке, которого не заботит политика. Разве причины поступков не важнее?

Воины так не рассуждали. Существовал некий идеал, который она не могла в полной мере постичь, – что-то вроде культа подчинения, заботы лишь о битве и вызовах.

Они подошли к лифту, и Адолин, выловив из кармана самосвет – маленький бриллиант, не помещенный в сферу, – опустил его в щель вдоль перил. Буресвет начал выходить из камня, и балкон сперва задрожал, а потом медленно поехал вниз. Вытаскивая камень, можно просигнализировать лифту остановиться на следующем этаже. Передвигая простой рычаг, можно было задать направление движения.

Они миновали верхний уровень, и Адолин, устроившись у перил, устремил взгляд на центральную шахту с окном вдоль всей стены. Ее называли атриумом, хоть этот атриум и был вытянут на десятки этажей.

– Каладину это не понравится, – проворчал Адолин. – Амарам – великий князь? Мы оба провели недели в тюрьме из-за того, что натворил этот ублюдок.

– Я думаю, Амарам убил моего брата.

Адолин резко повернулся и уставился на нее:

– Что?!

– У Амарама есть осколочный клинок, – объяснила Шаллан. – Я его видела раньше в руках моего старшего брата Хеларана. Он покинул Йа-Кевед много лет назад. Судя по тому, что мне удалось узнать, они с Амарамом сразились, Амарам его убил, а клинок забрал.

– Шаллан… да, клинок. Ты ведь знаешь, как Амарам его добыл, верно?

– На поле боя?

– Украл у Каладина! – Адолин схватился за голову. – Мостовичок настаивал, что спас Амараму жизнь, убив осколочника. А Амарам потом перебил отряд Каладина и забрал осколки себе. Это ведь в общих чертах и есть вся причина, по которой они ненавидят друг друга.

Шаллан почувствовала, как сдавливает горло.

– Ох.

«Спрячь это. Не думай об этом».

– Шаллан, – проговорил Адолин, шагнув к ней. – Почему твой брат пытался убить Амарама? Может, он знал, что великий лорд – продажная шкура? Вот буря! Каладин об этом даже не догадывается. Бедный мостовичок. Все было бы гораздо лучше, позволь он Амараму умереть.

«Отвернись от этого. Не думай об этом».

– Да, – выдавила она. – Ну да.

– Но что твой брат узнал? – снова попытался размышлять Адолин, расхаживая по балкону туда-сюда. – Он что-нибудь рассказал?

– Мы мало разговаривали, – отозвалась Шаллан, чувствуя оцепенение. – Он ушел, когда я была маленькой. Я его толком и не узнала.

Надо сменить тему. Пока она еще могла засунуть это открытие в дальний угол разума. Она не хотела думать про Каладина и Хеларана…

Поездка до нижних этажей вышла долгой и молчаливой. Адолин хотел опять навестить скакуна своего отца, но Шаллан не пожелала стоять без дела и нюхать навоз. Она сошла на втором уровне и отправилась в свои покои.

Секреты. «В этом мире есть вещи и поважнее, – заявил Хеларан отцу. – Важнее тебя и твоих преступлений».

Мрейз что-то об этом знал. Он не делился с ней секретами, как не делятся сладостями с ребенком, хитростью приучая его к повиновению. Однако все, чего он от нее сейчас хотел, – расследовать странные случаи в Уритиру. Это ведь хорошее дело, не так ли? Она бы все равно этим занималась.

Шаллан плутала по коридорам, следуя тропе, вдоль которой работники Себариаля прикрепили к стенам сферные фонари на крючках. Запечатанные и заполненные только самыми дешевыми бриллиантовыми сферами, они не вызывали интереса у грабителей, но и света давали не много.

Ей следовало остаться наверху; в ее отсутствие иллюзорная карта наверняка растаяла. Ее мучила совесть. Нельзя ли как-то научиться закреплять иллюзии? Им ведь нужен буресвет, чтобы существовать…

В любом случае Шаллан хотела уйти с совещания. Тайны, которые скрывал этот город, были слишком увлекательны. Она остановилась посреди коридора, достала свой альбом и пролистала его, вглядываясь в лица убитых.

Рассеянно перевернув страницу, увидела набросок, который не помнила. Серия извилистых, безумных линий, кривых и не соединенных друг с другом.

Она похолодела:

– Когда я это нарисовала?

Узор двинулся вверх по ее платью, остановился под шеей. Загудел – звук был смущенный.

– Я не помню.

Шаллан перевернула страницу. Тут она нарисовала линии, стремящиеся из центра, беспорядочные и хаотичные. Они превращались в лошадиные головы, с которых слезала плоть, их глаза были выпучены, а лошадиные рты – разинуты в крике. Это был какой-то тошнотворный гротеск.

«Ох, Буреотец…»

Пальцы Шаллан дрожали, когда она снова перевернула страницу. Ее она зарисовала дочерна, используя круговые движения, направленные к центральной точке. Глубокая пустота, бесконечный коридор, нечто кошмарное и непознаваемое.

Она захлопнула альбом:

– Что со мной происходит?

Узор смущенно загудел:

– Мы… сбежим?

– Куда?..

– Куда-нибудь. Подальше отсюда. Мм.

– Нет.

Она дрожала от ужаса, но не могла бросить эти секреты. Шаллан должна была их заполучить, удержать, сделать своими. Она резко повернулась и направилась по коридору от своей комнаты к казармам, где Себариаль разместил своих солдат. Таких помещений в башне было множество: целые сети комнат с высеченными в стенах койками. Уритиру все-таки был военным лагерем – здесь когда-то жили десятки тысяч солдат на одних только нижних уровнях.

В общей комнате отдыхали мужчины, сняв куртки, играя в карты или ножики. Ее приход вызвал небольшую суету: они сначала вытаращили глаза, а потом вскочили, не понимая, что надо сделать в первую очередь – застегнуть куртки или отдать честь. Шепот «Сияющая» летел вслед Шаллан, пока она миновала коридор, вдоль которого шли комнаты, где размещались отдельные отряды. Она отсчитала двери, пронумерованные архаичными алетийскими цифрами, высеченными в камне, и толкнула нужную.

Ее отряд играл в карты при свете нескольких сфер. Бедняга Газ восседал на стульчаке в углу и, взвизгнув, задернул шторку, заменявшую дверь в уборную.

«Наверное, я должна была это предусмотреть», – мелькнула у Шаллан мысль. Девушка скрыла румянец, втянув немного буресвета. Скрестила руки и уставилась на своих солдат, которые лениво поднялись и отдали честь. Их осталось всего двенадцать. Кое-кто выбрал для себя другую профессию. Несколько погибли во время битвы при Нараке.

Вообще-то, Шаллан надеялась, что они все разойдутся кто куда и ей не придется думать, как с ними поступить. Теперь она поняла, что Адолин был прав. Эти люди были ресурсом и, принимая во внимание обстоятельства, продемонстрировали примерную верность.

– Я была ужасной нанимательницей, – заявила им Шаллан.

– Светлость, не знаю, о чем вы, – ответил Рэд – она по-прежнему не знала, как этот высокий и бородатый мужчина получил свое прозвище. – Жалованье приходит вовремя, и не слишком многие из нас погибли из-за вас.

– Я п’гиб, – влез Схоб с койки, откуда он и отдал честь не вставая.

– Заткнись, Схоб, – рявкнул Ватах. – Ты не умер.

– Серж’нт, я сегодня п’гибну. Точно грю.

– Ну тогда хоть не шуми, – велел Ватах. – Светлость, я согласен с Рэдом. Вы с нами справедливо обходитесь.

– Да-да, ясно. Тем не менее хватит бездельничать, – продолжила Шаллан. – У меня для вас работа.

Ватах пожал плечами, но кое у кого из солдат вытянулись лица. Может, Адолин был прав и где-то очень глубоко в душе эти мужчины и впрямь жаждали какого-нибудь дела, однако не собирались в этом признаваться?

– Боюсь, это может быть опасно, – добавила Шаллан, а потом улыбнулась. – И скорее всего, вам придется немного напиться.




28

Еще одна возможность







И наконец, я признаюсь в своей человечности. Меня называли чудовищем, и я соглашаюсь с этим прозвищем. Я чудовище – и боюсь, что все мы способны стать такими же.

    Из «Давшего клятву», предисловие

«Было принято решение, – прочитала Тешав, – опечатать эти Клятвенные врата, пока мы не сможем их уничтожить. Далинар Холин, мы понимаем, что это не тот путь, который ты хотел нам навязать. Знай, что Верховный владыка Азира относится к тебе беззлобно и ждет взаимовыгодных торговых соглашений и новых договоров между нашими государствами. Но магический портал, ведущий в самый центр нашего города, представляет слишком серьезную опасность. Мы более не потерпим просьб открыть его и предлагаем тебе смириться с нашей суверенной волей. Хорошего дня, Далинар Холин. Да пребудет с тобой благословение и наставление Яэзира».

Стоявший посреди маленькой каменной комнаты Далинар ударил кулаком по ладони. Тешав и ее подопечная занимали подиум для письма, в то время как Навани расхаживала из угла в угол перед Далинаром. Король Таравангиан сидел в кресле у стены, ссутулившись и сцепив руки, и слушал с озабоченным выражением.

Вот и все. Азир прервал связь.

Навани коснулась его руки:

– Мне жаль.

– У нас еще осталась Тайлена, – буркнул Далинар. – Тешав, проверьте, сможет ли королева Фэн поговорить со мной сегодня.

– Да, светлорд.

Благодаря Таравангиану у него были Йа-Кевед и Харбрант, и Новый Натанан отвечал положительно. С Тайленой Далинар сможет выковать единую воринскую коалицию из всех восточных государств. Возможно, это послужит хорошим примером и убедит западные государства к ним присоединиться.

Если к тому времени кто-то еще останется.

Далинар расхаживал туда-сюда, пока Тешав связывалась с Тайленой. Он предпочитал маленькие комнаты вроде этой; большие подчеркивали, насколько это место громадное. В такой маленькой комнате можно притвориться, что находишься где-то в уютном бункере.

Конечно, даже в маленьком помещении не забудешь о том, что Уритиру не назовешь нормальным местом. Слои на стенах, точно складки веера. Или дыры в странных местах – например, где стены встречались с потолком. Та, что имелась в этой комнате, не могла не напомнить ему отчет Шаллан. Неужели здесь что-то есть и наблюдает за ними? Мог ли спрен на самом деле убивать людей в башне?

Он подумал было покинуть Уритиру. Но куда идти? Бросить Клятвенные врата? Пока Далинар в четыре раза увеличил количество патрулей и поручил ученым Навани отыскать возможное объяснение. По крайней мере, пока он не найдет свое решение.

Пока Тешав писала королеве Фэн, Далинар подошел к стене, внезапно обеспокоенный дырой. Она была прямо под потолком, слишком высоко – ему не дотянуться, даже если встать на стул. Взамен он вдохнул буресвет. Мостовик рассказывал, как при помощи камней взбирается на стены, так что Далинар взял деревянный стул и «выкрасил» его спинку серебристым светом, воспользовавшись собственной левой ладонью.

Когда прижал заднюю часть стула к стене, тот прилип. Далинар хмыкнул и осторожно забрался на сиденье стула, который висел в воздухе примерно на уровне столешницы.

– Далинар? – изумленно окликнула его Навани.

– Я подумал, чего зря терять время, – ответил он, осторожно балансируя на стуле. Затем подпрыгнул, ухватился за край дыры у самого потолка и подтянулся, чтобы заглянуть в нее.

Она была шириной в три фута и примерно в один фут высотой. Туннель за ней казался бесконечным, и он чувствовал, как изнутри дует легкий ветерок. А это что за звук… царапанье? Миг спустя из темного перекрестка в главный туннель выбралась норка с мертвой крысой в зубах. Маленькое животное с продолговатым тельцем дернуло мордочкой в его сторону, а потом унесло свою добычу прочь.

– Через них циркулирует воздух, – сообщила Навани, когда он спрыгнул со стула. – Метод сбивает нас с толку. Может, какой-то фабриаль, который нам еще предстоит обнаружить?

Далинар снова посмотрел на дыру. Мили и мили еще более маленьких туннелей пронизывали стены и потолок и без того сложной системы. И где-то посреди них пряталось существо, которое нарисовала Шаллан…

– Светлорд, она ответила! – воскликнула Тешав.

– Отлично, – отозвался Далинар. – Ваше величество, наше время истекает. Я бы хотел…

– Она еще пишет, – перебила Тешав. – Прошу прощения, светлорд. Она говорит… э-э…

– Просто читайте. Я уже привык к Фэн.

– «Клянусь Преисподней! Ты когда-нибудь оставишь меня в покое? Мне уже несколько недель не удавалось проспать всю ночь. Буря бурь обрушилась на нас вот уже два раза; нам едва удается удержать город от гибели».

– Понимаю, ваше величество, – продиктовал Далинар. – Я с нетерпением жду возможности послать вам обещанную помощь. Пожалуйста, давайте заключим договор. Вы достаточно долго уклонялись от моих запросов.

Поблизости стул наконец-то отлепился от стены и с грохотом рухнул на пол. Далинар приготовился к очередному раунду словесного поединка, полного неискренних обещаний и завуалированных намерений. Фэн во время их бесед становилась все более официальной.

Даль-перо начало писать, но остановилось почти сразу. Тешав посмотрела на него, помрачнев.

– «Нет», – прочитала она.

– Ваше величество! – упрямо продолжил диктовать Далинар. – Сейчас не время воевать в одиночку! Прошу. Умоляю. Прислушайтесь ко мне!

– «Да будет тебе известно, – пришло в ответ, – что этой коалиции не суждено появиться на свет. Холин… честно говоря, я сбита с толку. Твой усыпанный гранатами язык и любезные слова выставляют все так, будто ты на самом деле веришь, что это сработает. Ну ты ведь все понимаешь. Королева должна быть либо глупой, либо отчаянной, чтобы впустить армию алети в самый центр города. Иногда я бываю первой и, возможно, приближаюсь ко второй, но… клянусь бурей, Холин. Нет. Я не собираюсь сделаться той, кто наконец-то позволит Тайлене пасть под натиском твоего народа. И на тот маловероятный случай, если ты искренен, я прошу прощения».

В словах ощущалась завершенность. Далинар подошел к Тешав, взглянул на неразборчивые каракули женского алфавита, из которых каким-то образом складывались слова.

– Можешь что-нибудь придумать? – спросил он Навани, которая вздохнула и села на стул рядом с Тешав.

– Нет. Фэн упрямая.

Далинар посмотрел на Таравангиана. Даже он предположил, что цель Далинара – завоевание. А разве кто-то мог подумать об ином, учитывая его историю?

«Возможно, все было бы по-другому, сумей я проникнуть к ним лично», – подумал он. Но без Клятвенных врат такое было практически невозможно.

– Поблагодарите ее за потраченное время, – попросил Далинар. – И скажите, что мое предложение остается в силе.

Тешав принялась писать, и Навани посмотрела на него, подметив то, что ускользнуло от внимания письмоводительницы, – напряжение в голосе.

– Я в порядке, – солгал Далинар. – Мне просто нужно время на раздумья.

Он вышел из комнаты, прежде чем Навани сумела возразить, и охранники снаружи двинулись по его следам. Далинар хотел подышать свежим воздухом; открытое небо всегда казалось таким манящим. Однако ноги понесли его не туда. Сам того не ожидая, он принялся бродить по коридорам.

И что теперь?

Как обычно, люди не обращали на Далинара внимания, если у него в руках не было меча. Буря свидетельница, они как будто хотели, чтобы князь набросился на них, замахиваясь.

Он почти час шатался по коридорам, но так никуда и не пришел. В конце концов посланница Лин его обнаружила. Тяжело дыша, женщина сообщила, что он нужен Четвертому мосту, но не объяснила почему.

Далинар последовал за ней, размышляя о рисунке Шаллан. Неужели нашли еще одну жертву убийства? И правда, Лин повела его в ту часть Уритиру, где прикончили Садеаса.

Зловещие предчувствия усилились. Лин повела его на балкон, где дожидались мостовики Лейтен и Пит.

– Кто на этот раз? – спросил он, приблизившись.

– Кто… – Лейтен нахмурился. – Ох! Сэр, дело не в этом. Тут кое-что другое. Сюда.

Лейтен повел его по лестнице на широкое поле на первом уровне башни, где еще три мостовика ждали возле каких-то рядов каменных кадок – видимо, для выращивания клубней.

– Мы его заметили случайно, – объяснил Лейтен, пока они шли между рядами кадок. – Здоровенный мостовик был веселым и общительным и разговаривал с Далинаром – великим князем – так же легко, как мог бы болтать с друзьями в таверне. – Мы были в дозоре согласно вашим указаниям, приглядывались, не случится ли чего странного. И… в общем, Пит заметил кое-что. – Он показал вверх, на стену. – Видите эту линию?

Далинар прищурился и увидел щель в каменной стене. Что могло так рассечь камень? Это смахивало на…

Он перевел взгляд на ближайшие кадки. И там, между двумя из них, в полу торчала рукоять.

Осколочный клинок.

Не заметить его было легко, поскольку лезвие полностью вошло в камень. Далинар присел на корточки рядом с ним, потом достал из кармана платок, обмотал рукоять и взялся за нее.

Хоть он и не прикоснулся к клинку напрямую, в голове у него раздался далекий вой – словно крик, родившийся в глубине чьей-то глотки. Далинар собрал все силы, выдернул клинок и положил поперек пустой кадки.

Серебристый клинок, изогнутый на конце почти как рыболовный крючок. Оружие было даже шире большинства осколочных клинков, и возле рукояти лезвие шло волной. Он знал свой меч, свел с ним тесное знакомство. Далинар носил этот клинок с собой десятилетия, с тех пор как выиграл его у Разлома давным-давно.

Клятвенник.

Он посмотрел вверх:

– Убийца, должно быть, выбросил его из того окна. Клинок задел камень, падая, потом приземлился здесь.

– Светлорд, так мы и подумали, – согласился Пит.

Далинар посмотрел на меч. Его меч.

«Нет. Совсем не мой».

Он схватил клинок, приготовившись к крикам. Крикам мертвого спрена. Они не были похожи на пронзительные болезненные вопли, которые князь слышал, когда трогал другие клинки, – скорее, на всхлипы. На звуки, которые издает человек, загнанный в угол, вынесший суровые побои и столкнувшийся с чем-то ужасным, но слишком уставший, чтобы продолжать кричать.

Далинар собрался и понес меч – такой привычный груз, – опустив его на плечо плашмя. Он намеревался вернуться в город-башню через другой вход, в сопровождении своих гвардейцев, разведчицы и пятерых мостовиков.

Ты обещал, что не будешь носить мертвый клинок, – загрохотал в его голове Буреотец.

– Успокойся, – прошептал Далинар. – Я не собираюсь связывать себя с ним узами.

Буреотец издал рокот, низкий и опасный.

– Этот не кричит так громко, как остальные. Почему?

Он помнит твою клятву, – сообщил Буреотец. – Помнит день, когда ты его выиграл, и еще лучше – день, когда ты его отдал. Он тебя ненавидит, но не так сильно, как остальных.

Далинар миновал группу фермеров Хатама, которые безуспешно пытались высадить лависовые полипы. Он привлек много взглядов; даже в башне, населенной солдатами, великими князьями и Сияющими, человек, открыто шествующий с осколочным клинком на плече, был необычным зрелищем.

– Нельзя ли его спасти? – прошептал Далинар, когда они вошли в башню и поднимались по лестнице. – Мы можем спасти спрена, который сделал этот клинок?

Я не знаю такого способа, – признался Буреотец. – Он мертв, как и человек, который нарушил клятву, чтобы его убить.

Все вернулось к Сияющим-предателям, к Отступничеству – тому роковому дню, когда рыцари нарушили свои клятвы, бросили осколки и ушли. Далинар был свидетелем этого события в видении, хотя он до сих пор не понял, что послужило его причиной.

Почему? Что заставило их пойти на столь решительный шаг?

В конце концов он оказался в той части башни, что принадлежала Садеасу, и хотя стражники в темно-зеленом и белом охраняли подходы, они не могли перечить великому князю – в особенности Далинару. Гонцы помчались впереди него, чтобы оповестить всех. Далинар двинулся следом, используя их крики как указатели направления движения. Не ошибся: она, похоже, была в своих покоях. Он остановился у красивой деревянной двери и проявил по отношению к Йалай любезность – постучался.

Одна из посланниц, за которой он и пришел сюда, открыла дверь, все еще тяжело дыша. Светлость Садеас сидела на троне в центре комнаты. Амарам стоял рядом.

– Далинар. – Йалай приветствовала его кивком, как королева – вассала.

Далинар снял с плеча тяжелый осколочный клинок и аккуратно положил на пол. Не из-за того, что мог проткнуть им каменные плиты, но из-за того, что теперь, когда он слышал крики оружия, ему казалось правильным обращаться с клинком почтительно.

Он повернулся, чтобы уйти.

– Светлорд? – Йалай встала. – И что вы попросите в обмен?

– Никакого обмена, – ответил Далинар, снова поворачиваясь. – Он по праву ваш. Мои гвардейцы нашли его сегодня; убийца выбросил его из окна.

Она уставилась на него, прищурив глаза.

– Йалай, я его не убивал, – устало проговорил Далинар.

– Я это поняла. У тебя слишком затупились зубы для такой добычи.

Не обращая внимания на насмешку, он посмотрел на Амарама. Высокий прославленный маршал встретил его взгляд.

– Амарам, однажды я увижу тебя под судом, – пообещал Далинар. – Когда все это закончится.

– Как я и обещал, ты можешь это сделать.

– Хотелось бы мне верить твоему слову.

– Светлорд, я защищаю то, что вынужден защищать, – заявил Амарам, шагнув вперед. – Прибытие Приносящих пустоту лишь доказывает, что я был прав. Нам нужны опытные осколочники. Истории о темноглазых, добывших клинки, очаровательны, но ты и впрямь думаешь, что у нас сейчас есть время для сказок?

– Ты убил беззащитных людей, – процедил Далинар сквозь зубы. – Тех, кто спас тебе жизнь.

Амарам наклонился, поднял Клятвенник.

– А как насчет сотен и даже тысяч, которых убили твои воины? – Их взгляды скрестились. – Светлорд, я вас очень уважаю. Ваша жизнь полна великих достижений, и вы посвятили ее благу Алеткара. Но вы – и учтите, что я говорю это с уважением, – лицемер. Вы добились того, чего добились, благодаря жестокой решимости делать то, что требовалось делать. Лишь благодаря следу из трупов вы можете позволить себе роскошь придерживаться некоего кодекса с возвышенными и расплывчатыми заповедями. Что ж, может, это позволяет вам смириться с прошлым, но мораль – это не шляпа, которую можно сменить на шлем, а после бойни снова надеть.

Он поклонился с уважением, будто и не вонзил словесный меч Далинару в живот.

Далинар повернулся и оставил Амарама с Клятвенником в руке. Князь Холин так быстро шел по коридорам, что его свите пришлось поспешить.

Великий князь наконец-то добрался до своих покоев.

– Оставьте меня, – скомандовал князь своим гвардейцам и мостовикам.

Они колебались, забери их буря. Далинар повернулся, едва не вспылив, но взял себя в руки.

– Я не собираюсь бродить по башне в одиночку. Я буду соблюдать собственные распоряжения. Ступайте.

Они неохотно вышли. Князь вошел в свою гостиную, где приказал сложить почти всю мебель. Обогревающий фабриаль Навани светился в углу, рядом с ковриком и несколькими креслами. У них наконец-то нашлось достаточно буресвета, чтобы его запустить.

Далинар подошел к фабриалю, поближе к теплу. К его удивлению, в одном из кресел сидел Таравангиан, уставившись в глубины светящегося рубина. Что ж, Далинар сам предложил королю пользоваться гостиной, когда тот пожелает.

Князь хотел побыть в одиночестве и задумался, не уйти ли. Он не был уверен, заметил ли Таравангиан его присутствие. Но тепло было таким приятным. В башне редко горел огонь, и пусть стены препятствовали ветру, люди всегда ощущали прохладу.

Он устроился в другом кресле и тяжело вздохнул. Таравангиан молчал, вот и славно. Они сидели вместе у ненастоящего огня и смотрели в глубины самосвета.

Буря свидетельница, это провал. Коалиции не будет. Он даже не сумел приструнить великих князей алети.

– Не очень-то похоже на настоящий очаг, верно? – тихонько спросил Таравангиан.

– Да, – согласился Далинар. – Мне не хватает потрескивания дров и танца спренов огня.

– Но все же собственное очарование у него есть. Едва различимое. Можно увидеть, как внутри движется буресвет.

– Наша собственная маленькая буря. Пойманная, заточенная в кристалле, направленная в нужное русло.

Таравангиан улыбнулся. В его глазах отражался буресвет рубина.

– Далинар Холин… не возражаешь, если я задам тебе вопрос? Откуда ты знаешь, что правильно?

– Сложный вопрос, ваше величество.

– Пожалуйста, просто Таравангиан.

Далинар кивнул.

– Ты отверг Всемогущего, – пробормотал король Харбранта и Йа-Кеведа.

– Я…

– Нет-нет. Я не осуждаю тебя за ересь. Мне все равно. Я и сам подвергал сомнению существование этого божества.

– Я чувствую, что бог должен существовать, – негромко проговорил Далинар. – Мои разум и душа бунтуют при мысли об ином.

– Разве наш долг как королей не в том, чтобы задавать вопросы, которые пугают разум и душу других людей?

– Возможно. – Далинар изучающе взглянул на Таравангиана. Король казался погруженным в размышления.

«Да, внутри еще живет что-то от старого Таравангиана, – подумал Далинар. – Мы его недооценили. Может, он медленный, но это не значит, что он утратил способность мыслить».

– Я почувствовал тепло, – объяснил Далинар, – пришедшее из некоего иного места. Свет, который почти вижу. Если бог и существует, то это не Всемогущий – или Честь, как он сам себя называл. Он был существом. Могущественным, но всего лишь существом.

– Тогда откуда ты знаешь, что правильно? Что тебя направляет?

Далинар наклонился вперед. Он как будто увидел что-то большое в недрах светящегося рубина. Оно двигалось, как рыба в миске.

Тепло продолжало омывать его. Свет.

– На шестидесятый день прошел я город, чье имя пускай останется неназванным. Хоть я все еще находился в землях, где меня называли королем, от дома уже сильно удалился, чтобы остаться неузнанным. Даже те люди, что каждый день имели дело с моим лицом – в виде моей печати, удостоверявшей их полномочия, – не узнавали в скромном путнике своего короля.

Таравангиан посмотрел на него, сбитый с толку.

– Это цитата из книги, – пояснил Далинар. – Давным-давно один король отправился в путешествие. Его пунктом назначения был этот город. Уритиру.

– А-а… – протянул Таравангиан. – «Путь королей», верно? Адротагия упоминала эту книгу.

– Да, – сказал Далинар и продолжил цитировать: – В этом городе я обнаружил людей, сбитых с толку. Было совершено убийство. Напали на свинопаса, который охранял свиней одного помещика. Он прожил достаточно, чтобы шепнуть: в преступлении повинны три других свинопаса, которые сговорились между собой. Я прибыл, когда задавали вопросы и допрашивали подозреваемых. Видите ли, на службе у помещика было еще четыре свинопаса. Трое из них были ответственны за нападение и, скорее всего, могли бы избежать подозрений, если бы довели свое мрачное дело до конца. Каждый из четырех громко заявлял, что он не участвовал в сговоре. И никакие допросы не помогали выяснить правду.

Далинар умолк.

– И что же случилось? – спросил Таравангиан.

– Сперва он не говорит, – ответил Далинар. – На протяжении всей книги он снова и снова задает этот вопрос. Трое из этих мужчин – опасная угроза, поскольку они виноваты в преднамеренном убийстве. Один невиновен. Что бы вы сделали?

– Повесил всех четверых, – прошептал Таравангиан.

Далинар, изумленный столь кровожадным заявлением, повернулся к собеседнику. Таравангиан выглядел опечаленным, а вовсе не кровожадным.

– Долг помещика, – пояснил Таравангиан, – в том, чтобы предотвратить дальнейшие убийства. Сомневаюсь, что описанное в книге на самом деле произошло. Слишком все аккуратно, уж очень простая притча получается. Наши жизни куда беспорядочнее. Но если предположить, что все и впрямь случилось именно так и нет никакого способа определить виновных… надо повесить всех четверых. Разве нет?

– А как же невиновный?

– Один невиновный умрет, но мы остановим троих убийц. Разве это не лучшее из всего, что можно сделать, и не лучший способ защитить своих людей? – Таравангиан потер лоб. – Буреотец. Я кажусь безумцем, верно? Но разве это не особый вид безумства – возлагать на себя ответственность за такие решения? На подобные вопросы трудно отвечать, не раскрывая собственного лицемерия.

«Лицемер», – прозвучало в голове Далинара обвинение Амарама.

Они с Гавиларом не прибегали к милым оправданиям, когда отправлялись на войну. Они делали то, что полагалось мужчинам: завоевывали. Лишь потом Гавилар попытался обелить их действия.

– Почему бы не отпустить их всех? – спросил Далинар. – Если невозможно доказать, кто виновен, если нельзя узнать наверняка, я думаю, их надо отпустить.

– Да… один невиновный из четверых – слишком много для тебя. В этом тоже есть смысл.

– Нет, любое количество невиновных – это слишком много.

– Ты так говоришь, – сказал Таравангиан. – Многие люди так говорят, но ведь невинные и впрямь становятся жертвами наших законов – ибо все судьи несовершенны, как и наши знания. В конце концов обязательно казнят человека, который этого не заслуживает. Таково бремя, возложенное на общество в обмен на порядок.

– Ненавижу это, – тихо проговорил Далинар.

– Да… я тоже. Но дело не в морали, верно? Дело в границах. Скольких виновных можно наказать, прежде чем смириться с одной невинной жертвой? Тысячу? Десять тысяч? Сотню? Если призадуматься, все расчеты бессмысленны, не считая одного. Было ли сделано больше добра, чем зла? Если да, то закон сделал свою работу. И поэтому… я должен повесить всех четверых. – Он помедлил. – И я буду плакать каждую ночь из-за того, что сделал это.

Проклятие. Далинар снова изменил свое мнение о Таравангиане. Король вел тихие речи, но не был тугодумом. Он просто любил все как следует обдумать, прежде чем действовать.

– Нохадон в конце концов написал, – сказал Далинар, – что помещик нашел компромисс. Он посадил всех четверых в тюрьму. Хотя наказанием должна была быть смерть, он соединил вину и невиновность и решил, что усредненная вина каждого из четверых заслуживает лишь тюремного заточения.

– Он не захотел принять окончательное решение, – возразил Таравангиан. – Он искал не справедливости, но возможности успокоить свою совесть.

– И тем не менее есть и тот выход, который нашел он.

– А твой король сообщил, что бы сделал он сам? – спросил Таравангиан. – Тот, кто написал эту книгу?

– Он сказал, что единственный путь – позволить Всемогущему решать, и пусть каждый случай удостоится особого решения судии, в зависимости от обстоятельств.

– Значит, он тоже не захотел принимать окончательное решение, – сказал Таравангиан. – Я ожидал от него большего.

– Его книга – о путешествии, – возразил Далинар. – И эти его вопросы… Я думаю, он так и не определился с ответом. Мне бы хотелось иного.

Они сидели у ненастоящего огня еще некоторое время, а потом Таравангиан встал и положил руку Далинару на плечо.

– Я понимаю, – тихо сказал он и ушел.

Он был хорошим человеком, – сказал Буреотец.

– Нохадон? – спросил Далинар.

Да.

Далинар встал, чувствуя затекшие мышцы, и прошел через свои покои. Он не остановился в спальне, хотя час был уже поздний, но вышел на балкон. Чтобы взглянуть на облака.

Таравангиан ошибается. Ты не лицемер, Сын Чести.

– Отчего же, – негромко сказал Далинар. – Но иногда лицемер – это всего лишь человек, с которым происходят перемены.

Буреотец заворчал. Сама идея перемен ему не понравилась.

«Стоит ли мне начать войну с другими королевствами, – подумал Далинар, – и, возможно, спасти мир? Или я должен остаться здесь и притвориться, что могу все сделать самостоятельно?»

– У тебя остались еще видения о Нохадоне? – спросил он Буреотца с надеждой.

Я показал все, что было предназначено для тебя, – ответил Буреотец. – Больше ничего показать не могу.

– Тогда я бы хотел пересмотреть видение, в котором встретил Нохадона. Но позволь мне отыскать Навани, прежде чем ты начнешь. Хочу, чтобы она записала все, что я скажу.

Может, мне показать видение и ей? – спросил Буреотец. – Тогда она сама все запишет.

Далинар обмер:

– Ты можешь показывать видения и другим?!

Мне дали такое дозволение: самому выбирать, кто достоин узреть эти видения. – Он помедлил, потом с неохотой прибавил: – Выбирать узокователя.

У Далинара промелькнула мысль, что Буреотцу не нравилась идея скрепления узами, но это было частью того, что ему приказали сделать.

Буреотец мог показывать видения и другим!

– Кому угодно? – спросил он. – Ты можешь показывать их кому угодно?

Во время бури я могу приблизиться к любому, кого выберу. Но тебе не надо быть в буре, так что ты можешь присоединиться к видению, в которое я поместил кого-то еще, даже если вы друг от друга далеко.

Вот буря! Далинар расхохотался.

Что я сделал? – спросил Буреотец.

– Ты только что решил мою задачу!

Задачу из «Пути королей»?

– Нет, куда более важную. Я жалел, что не существует способа повстречаться с другими монархами лично. – Далинар ухмыльнулся. – Сдается мне, во время надвигающейся Великой бури королева Фэн Тайленская получит весьма примечательный жизненный опыт.




29

Отступать нельзя







Итак, устройтесь поудобнее. Читайте или слушайте о человеке, который совершил переход между мирами.

    Из «Давшего клятву», предисловие

Вуаль брела по Отломку, низко надвинув шляпу и спрятав руки в карманы. Судя по всему, никто другой не чувствует чудовище так, как она.

Регулярные поставки припасов через Йа-Кевед, налаженные благодаря королю Таравангиану, заставили рынок оживиться. К счастью, новая Сияющая могла запускать Клятвенные врата, и от Шаллан требовалось меньше участия.

Сферы, которые снова светились, и несколько Великих бурь, доказывающих, что это будет продолжаться, подбодрили всех. Возбуждение не спадало, торговля шла бойко. Выпивка текла рекой из бочонков, украшенных королевской печатью Йа-Кеведа.

И где-то посреди всего этого прятался хищник, присутствие которого ощущала только Шаллан. Она слышала его в тишине между взрывами смеха. Это словно звук в глубине мрачного туннеля. Дыхание на твоем затылке в темной комнате.

Как они могли радоваться, пока за ними наблюдала эта пустота?

Эти четыре дня разочаровали ее. Далинар усилил патрули безо всякого прока: солдаты не знали, что должны делать, и их было слишком легко заметить. Вуаль поручила своим людям вести на рынке более осторожную слежку.

Пока что они тоже ничего не обнаружили. Ее команда устала, как и сама Шаллан, которая страдала от долгих ночей в облике Вуали. К счастью, у Шаллан никаких иных обязанностей в последнее время не было. Уроки боя на мечах с Адолином каждый день – они больше резвились и флиртовали, чем изучали новые приемы – и редкие встречи с Далинаром, где от нее требовалось лишь создать красивую карту, вот и все ее занятия.

А вот Вуаль… Вуаль охотилась на охотника. Далинар действовал как солдат: увеличенные патрули, строгие правила, запрос письмоводительницам на поиск в исторических хрониках доказательства нападений спренов на людей.

Ему требовалось нечто большее, чем расплывчатые объяснения и абстрактные идеи – даже если они были душой искусства. Если что-то можно объяснить логически, то к чему искусство? Такова разница между столом и красивой резьбой по дереву. Стол можно объяснить: его цель, форму, суть. А резьбу нужно прочувствовать.

Девушка нырнула в шатер-таверну. Не стало ли здесь оживленнее, чем в предыдущие ночи? Да. Из-за патрулей Далинара люди беспокоились. Они избегали темных и зловещих кабаков, предпочитая более многолюдные и освещенные.

Газ и Рэд в простых брюках и рубашках, а не в форме сидели с кружками возле штабеля ящиков, заменявшего стол. Девушка надеялась, что они еще не слишком набрались. Вуаль подошла к ним и уперлась руками в верхний ящик.

– Пока ничего, – закряхтев, сказал Газ. – То же, что прошлые ночи.

– Мы, вообще-то, не жалуемся, – прибавил Рэд и с ухмылкой сделал большой глоток из своей кружки. – Такой солдатской службой я бы и впрямь наслаждался.

– Сегодня что-то случится, – предупредила она. – Нутром чую.

– Ты и прошлым вечером так говорила, – напомнил Газ.

Три ночи назад дружеская игра в карты перешла в драку и один игрок стукнул другого бутылкой по голове. Такое обычно не приводит к смерти, но бутылка угодила прямиком в нужную точку, и бедняга испустил дух. Преступника – одного из солдат Рутара – повесили на следующий день на главной площади рынка.

Пусть стечение обстоятельств и было весьма прискорбным, она ждала именно такого. Семени. Акта насилия – один человек ударил другого. Шаллан призвала свою команду и направила в ближайшие таверны к той, где случилась драка. «Следите, – велела она. – Кого-то ударят бутылкой в точности так же. Наблюдайте за людьми, похожими на убитого».

Шаллан сделала наброски жертвы убийства: невысокий парень с длинными обвислыми усами. Вуаль эти рисунки распространила.

И теперь они ждали.

– Нападение обязательно случится, – настаивала Вуаль, которую солдаты считали всего лишь еще одной наемницей. – Кто ваши цели?

Рэд показал на двух мужчин в шатре – усатые и примерно того же роста, что и мертвец. Вуаль кивнула и положила на стол несколько дешевых сфер.

– Купите что-нибудь к выпивке.

– Ну да, ну да, – пробормотал Рэд, в то время как Газ схватил сферы. – Но скажи-ка, сладкая моя, ты не хочешь чуточку с нами задержаться?

– Рэд, большинство мужчин, которые пытались ко мне клеиться, не досчитались пальца или двух.

– Оставшихся все равно хватит, чтобы доставить тебе удовольствие, обещаю.

Девушка бросила на него взгляд, потом захихикала:

– Отлично сказано.

– Спасибо! – Он поднял кружку. – Ну, значит…

– Прости, не интересно.

Он вздохнул, но приветственно приподнял кружку, прежде чем отпить из нее.

– Кстати, откуда ты взялась? – спросил Газ, изучая ее единственным глазом.

– Меня увлекло следом за Шаллан, как плавучий мусор увлекает за лодкой.

– С Шаллан такое бывает, – согласился Рэд. – Ты решаешь, что с тобой покончено. Что в твоей сфере вот-вот погаснет свет – понятно, да? А потом вдруг оказывается, что ты гвардеец Сияющей, шквал побери, и все глядят на тебя снизу вверх.

Газ хмыкнул:

– Да уж, это точно. Это точно…

– Не зевайте, – перебила Вуаль. – Вы знаете, что надо делать в случае опасности.

Они кивнули. Один должен был отправиться к месту встречи, а другой – попытаться проследить за нападавшим. Газ и Рэд знали, что выслеживают странного «человека», но она не рассказала им всей правды.

Девушка вернулась к месту встречи недалеко от колодца, почти в центре рынка. Здесь находилось возвышение, которое выглядело так, словно на нем когда-то располагалось некое официальное здание, но остался только фундамент высотой в шесть футов и ступеньками с четырех сторон. Здесь обосновались офицеры Аладара, руководившие полицейскими операциями.

Она следила за толпами, рассеянно вертя в пальцах нож. Вуали нравилось наблюдать за людьми. Это у них с Шаллан было общим. Было хорошо знать, в чем они различались, но еще было хорошо знать, в чем их сходство.

Вуаль не была настоящей одиночкой. Она нуждалась в людях. Да, время от времени обманывала их, но не была лгуньей. Ей нравилось накапливать опыт. Она видела море возможностей на многолюдном рынке, наблюдая, думая, наслаждаясь.

А вот Сияющая… Сияющая могла брать людей или оставлять. Они были для нее инструментами, но также помехой, поскольку могли частенько действовать вопреки собственным интересам. Мир был бы куда лучшим местом, если бы все просто делали то, что скажет Сияющая. Во всех остальных случаях пусть, по крайней мере, не вмешиваются в ее дела.

Вуаль подкинула и поймала нож. Сияющая и Вуаль были одинаково умелыми. Им нравились хорошо изготовленные вещи. А еще они не выносили дураков, хотя Вуаль могла над ними смеяться, в то время как Сияющая их просто игнорировала.

На рынке послышались крики.

«Наконец-то», – подумала Вуаль, ловя нож и оглядываясь. Она сделалась бдительной и напряженной, втянула буресвет. Где?

Ватах ринулся к ней сквозь толпу, отшвырнув какого-то прохожего. Вуаль побежала навстречу и рявкнула:

– Излагай!

– Все было не так, как ты предполагала, – сообщил он. – Следуй за мной.

Они побежали в ту сторону, откуда явился Ватах.

– Никого не ударили бутылкой по голове, – объяснил Ватах на бегу. – Моя палатка возле одного из зданий. Каменных зданий, что уже были на рынке, ты понимаешь?

– И? – резко спросила она.

Ватах указал на здание, к которому они приблизились. Нельзя было не заметить высокую конструкцию возле палатки, за которой наблюдали они с Гларвом. С выступа возле вершины свисала веревка, на которой болтался повешенный за шею труп.

Повешенный. «Шквал. Тварь не стала подражать нападению с бутылкой… она изобразила последовавшую казнь!»

Ватах указал наверх:

– Убийца сбросил человека с этого выступа и оставил там дергаться. А потом спрыгнул оттуда! Вуаль, с такой высоты! Как…

– Куда? – перебила она.

– Гларв следует за ним. – Ватах указал нужное направление.

Оба помчались в ту сторону, проталкиваясь сквозь толпу. В конце концов заметили впереди Гларва, который стоял на краю колодца и размахивал руками. Он был приземистым, с вечно опухшим лицом, как будто кожа на нем должна была вот-вот лопнуть.

– Мужчина, с ног до головы одетый в черное, – доложил он. – Побежал прямо к восточным туннелям!

И Гларв указал туда, где встревоженные посетители рынка заглядывали в туннель, как будто кто-то только что промчался мимо них сломя голову.

Вуаль бросилась в том направлении. Ватах продержался с нею дольше Гларва – но с буресветом она бежала со скоростью, немыслимой для обычного человека. Девушка ворвалась в коридор и на бегу спросила, видел ли кто-нибудь, как этой дорогой пробежал мужчина. Две женщины указали пальцем.

Вуаль бежала, ее сердце неистово колотилось, буресвет бушевал внутри. Если она его не догонит, придется ждать, пока нападут еще на двоих, если такое вообще случится. Тварь может спрятаться, раз теперь она знает, что за нею следят.




Конец ознакомительного фрагмента.


  
Текст предоставлен ООО «ИТ»
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию:https://tellnovel.com/ru/brendon-sanderson/davshiy-klyatvu