Птицы его жизни Екатерина Николаевна Вильмонт В его жизни все донельзя запутано. Отношения с родителями: по словам отца, он «крученый, верченый». С женщинами – любимой и нелюбимой. У него большой талант, но гордость и гордыня мешают ему. Однако есть на свете девушка Аглая… Екатерина Вильмонт Птицы его жизни © Вильмонт Е. Н., 2020 © ООО «Издательство АСТ», 2020 * * * Часть первая Дело было в Берлинском аэропорту Шёнефельд. – Привет, лапочка! Передо мной стоял совершенно незнакомый мужчина и радостно улыбался. Я не успела и рта раскрыть, как он вдруг обнял меня за шею и прошептал на ухо: – Сделайте вид, что рады встрече. Это в ваших интересах! Я жутко испугалась. Что все это значит? А он шептал, не разжимая объятий: – Вам что-то подкинули в рюкзак. Идемте со мной, и ничего не бойтесь. И он куда-то меня повел. – Я ничего не понимаю! Я попыталась высвободиться из его объятий, но он держал меня мертвой хваткой. – Перестаньте дергаться, я не причиню вам вреда, наоборот, я хочу спасти вас. – Спасти? От чего? – Ну вот что, ступайте сейчас в туалет и в кабинке проверьте, нет ли в вашем рюкзаке чего-то вам не принадлежащего. Если найдется, зажмите это в руке и, когда выйдете, отдайте мне. Он говорил так властно и непререкаемо, что я совсем сомлела от страха. – Ну же, девушка, что вы стоите? Идите скорее! Я и, сама не знаю почему, подчинилась. Скорее всего от страха. Заперлась в кабинке и дрожащими руками открыла рюкзак. На первый взгляд там ничего постороннего не было. Я стала судорожно рыться в вещах и вдруг… обнаружила незнакомую ключницу из ярко-красной кожи. Но ключей там явно не было. Я дернула молнию. Внутри лежало пять пакетиков с белым порошком. Господи, что же это? Неужто кто-то подкинул мне наркоту? Я облилась холодным потом. «Зажмите в руке и отдайте мне!» Ничего себе… Вероятно, этот незнакомец заметил, как мне что-то подкинули в рюкзак и решил помочь… А я даже не помню, как он выглядит. Но сердце екнуло, я зажала в руке ключницу и, даже не глянув в зеркало и не вымыв руки, вышла из туалета. Кажется, это он стоит, ждет меня. – Ну что, лапочка? Убедилась, что все с твоим личиком в порядке? – довольно громко произнес он. – Я же говорил, ты чудесно выглядишь! Пошли-пошли, успеем еще кофейку дернуть. Он привел меня в кафешку, усадил. – Сейчас принесу кофе! Пока мы шли по направлению к кафе, он вынул из моей судорожно сжатой ладони ключницу. – Сиди тут, я сейчас! Я сидела в полной прострации. Что же это такое? Он вернулся минут через десять с подносом, на котором стояли два картонных стаканчика с кофе и минеральная вода. Поставил стаканы на стол и сел напротив меня. – Все уже позади, успокойтесь и перестаньте дрожать. Все кончилось. – Господи, что это было? Объясните же мне наконец! – Теперь могу объяснить… – улыбнулся он. У него было интересное лицо, хорошая улыбка, лет ему примерно тридцать шесть – тридцать семь. – Я совершенно случайно увидел, что какой-то тип сунул что-то вам в рюкзак. Если бы вас стали обыскивать, неприятностей хватило бы на долгие месяцы, если не годы. Я хорошо знаком с такой практикой. Стоит милая девушка, веселая, спокойная, беззаботная, у физиономистов-таможенников подозрений скорее всего не вызовет… Понятно теперь? – Это… Это наркотики? – одними губами спросила я. – Да. – Но… они же… они придут за ними? – Не волнуйтесь, не придут! Я сумел подкинуть эту штуку ему же в рюкзак. Вон он стоит и ни о чем не подозревает. Классический пример – не рой другому яму. Ручаюсь, что в Москве его заметут. – Господи, вы кто? Ясновидящий? – О нет! Просто когда-то служил на таможне. Все, девушка, успокойтесь же, перестаньте дрожать! Да, а как вас зовут? А то все лапочка и лапочка! – Аглая, Глаша. – Какая прелесть! Никогда ни одной Глаши не знал. Хотя нет, вру! У моей бабушки была кошка Глаша. А я Мирослав. Идемте, а то опоздаем! Мы встали в очередь на регистрацию, теперь уже совсем небольшую. От пережитого испуга у меня здорово кружилась голова и слегка подташнивало. – Рюкзак в багаж сдавать будете? – спросил он. – Нет. Зачем? – Тоже верно, – кивнул он. – Ну, Глаша, я смотрю, вы маленько оклемались, а мне срочно нужно позвонить. Он быстро куда-то ушел. И больше я его не видела, ни в самолете, ни потом, в аэропорту в Москве. Впрочем, это неудивительно, самолет был громадный, двухэтажный. Я вызвала такси. И вдруг он подошел ко мне, этот Мирослав. – До свидания, Глаша! И впредь путешествуйте лучше с чемоданом, безопаснее! – Спасибо вам огромное, хоть вы и напугали меня! – Того типа задержали, я видел. Живите спокойно, пока! И он опять исчез. У меня оставалось еще пять дней отпуска, успею прийти в себя после случая в берлинском аэропорту. Какая-то совсем киношная история… Но лучше поскорее о ней забыть, хотя мне понравился этот человек, Мирослав. Красивое имя… Считается, что девушка обязательно влюбляется в своего спасителя, это естественно, но в моем случае это так глупо! Я ведь скорее всего никогда его больше не увижу, но и не забуду никогда! И я с остервенением взялась за уборку квартиры. А то, когда выйду на работу, времени будет в обрез. Не могу сказать, что не люблю свою работу, тем более что мне очень неплохо за нее платят, но в последнее время мне стало там скучно. Не о том я мечтала, но… А ведь многие мечтают именно о такой работе. А я просто нахалка… На другой день я проснулась в чистой квартире. Тихо, мирно, солнышко за окном, хорошо бы еще купить цветов… И ягод. Лето! Недалеко от дома с пятницы до понедельника работает ярмарка выходного дня, но сегодня еще только среда. Ничего, пройдусь пешочком до рынка, холодильник пуст, а есть хочется. И для начала я отправилась в маленькое кафе в соседнем переулке. В конце концов, я еще в отпуске. Я допивала кофе, как вдруг у меня зазвонил телефон. Номер был незнакомый. – Алло! – Простите, могу я поговорить с Аглаей Сергеевной? – спросил мужской голос, явно немолодой. – Слушаю вас. – Аглая Сергеевна, мне дал ваш телефон Игорь Прокудин. Игорь Прокудин бывший муж моей старшей сестры. – Да-да, слушаю вас. – Аглая Сергеевна, Игорь сказал мне, что вы великолепно владеете четырьмя языками и у вас наверняка есть шенген. – Все так, но… – Аглая Сергеевна, голубушка, выручайте! У меня безвыходное положение, я должен завтра на два дня лететь в Вену, а моя помощница попала в больницу. Ради бога выручайте! Все будет хорошо оплачено. Умоляю, соглашайтесь! А иначе все полетит к чертям! – в его голосе слышалось отчаяние. – Простите, не знаю, как к вам обращаться… – Ох, я в спешке даже не представился. Андрей Борисов. – А по отчеству? – Олегович. Андрей Олегович. Ну, что скажете? – Да в принципе это вполне возможно, я до понедельника в отпуске. – Господь услышал меня! Спасибо вам огромное! – Погодите, Андрей Олегович. Надо все же кое-что уточнить. Какой сферы касаются ваши переговоры? Я ведь в какой-то ситуации могу и поплыть… – О, не беспокойтесь, голубушка Аглая Сергеевна! Игорь, с которым мы тесно сотрудничаем, говорил, что вы чрезвычайно добросовестны, и ему вы не раз помогали… – О, в таком случае я согласна! Мы еще обговорили кое-какие детали и условились встретиться уже в Шереметьеве. Игорь Прокудин развелся с моей сестрой уже пять лет назад, вернее, это она с ним развелась и вышла замуж за канадского француза по имени Оливье. – Нет, ты подумай, Глашка, выйти замуж за салат! – горько смеялся Игорь, которого глубоко обидел поступок Ангелины, теперь она зовется Анжелой. Он любил ее, а она маниакально стремилась за рубеж. И увезла с собой их трехлетнюю дочку Валечку. Игорь не стал препятствовать, понимал, что одному ему не справиться с ребенком, и не желал вступать в борьбу, а моя сестрица всегда и за все боролась не на жизнь, а на смерть. Со мной она тоже боролась за родительскую квартиру. Но я вовсе не борец по натуре и в результате квартира была продана, мне сплюнули какие-то гроши и, если бы не наш дед, я бы осталась просто на улице. – Глашечка, да черт с ней, перебирайся ко мне, а там ты или найдешь мужа с квартирой, или я скоро помру, только бога ради не ввязывайся в борьбу, все равно проиграешь, не тот у тебя характер, ты слишком порядочная, а Гелька пошла в бабку, ты же знаешь, я ее всегда звал Воеводой, только бабка-то ваша боролась за справедливость, а Гелька исключительно за собственные интересы. И я перебралась к деду. Два года мы прожили душа в душу. А с Игорем мы друзья. Он больше не женился, не хочет. Крутит роман с замужней женщиной, обоих это устраивает. А я в девятнадцать лет выскочила замуж за аспиранта филфака, на котором училась, но через год поняла, что мне категорически не нравится замужняя жизнь, и дождавшись, когда муж защитит кандидатскую (уйти до защиты я считала непорядочным), после банкета объявила, что ухожу. Он пошумел, поизображал страдание, но довольно скоро утешился. Господь с ним! Перспектива на два дня слетать в Вену, а главное, заработать денег, меня здорово обрадовала. Я вообще легка на подъем. К тому же я была твердо уверена, что Игорь меня не подставит, не порекомендует какому-нибудь упырю. И тут я вспомнила совет моего спасителя Мирослава – путешествовать лучше с чемоданом. Чемодан у меня был, но слишком большой для двухдневной поездки. Мне давно нравились маленькие пластиковые чемоданы на колесиках. И я отправилась в ближайший супермаркет, где имелся большой отдел чемоданов и дорожных сумок. У меня разбежались глаза. Мне приглянулся один чемоданчик ярко-красного цвета, но он стоил столько, что сразу мне разонравился, слишком приметный, даже вызывающий. А вот тот, темно-вишневый? Тоже, прямо скажем, не дешевый, но, по крайней мере, мне он по карману. И я с восторгом его купила. Ничего, мне же заплатят за поездку. Вернувшись домой, я позвонила Игорю. – Привет, Глашка, знаю, зачем звонишь, – со смехом сказал он. – Не волнуйся, мужик более чем нормальный, я бы даже сказал золотой. – Это в каком смысле? – В моральном. Ему шестьдесят четыре, он крупный ученый, мирового уровня, у него своя фирма и он постоянно мотается по свету. Но с языками беда, категорически к ним неспособен. Если вы поладите, у тебя может в корне перемениться жизнь. Ты же у нас лягушка-путешественница. Между прочим, он прекрасно знал твоего деда. – Да ты что! – Да, и это, кстати, решило дело. Он сказал: внучка Алексея Анатольевича – это лучшая рекомендация. – Ну и для меня его знакомство с дедом о многом говорит. Так или иначе, а в Вену я еду! – Вот и славно! Счастливого пути! Мы с академиком Борисовым договорились встретиться возле справочной в половине девятого утра. В этот час там стоял только один человек, высокий, очень худой, в костюме с галстуком и явно дорогих элегантных очках. – Андрей Олегович? – О, голубушка, Аглая Сергеевна, как хорошо, что вы так пунктуальны! Но вы такая молоденькая! – Да нет, мне уже двадцать девять. – Не уже, а всего только двадцать девять, – рассмеялся он. – Будем знакомы. Я рад! Я прекрасно знал профессора Юрлова. Он был когда-то моим научным руководителем, очаровательный человек! Скажите, как лучше к вам обращаться, по имени-отчеству? – Зачем? Лучше просто Глаша. – Глаша, какая прелесть! Глаша, вы завтракали? – Нет, не успела. – Я тоже! В таком случае пойдемте в «Кофеманию», там замечательно готовят овсяную кашу. – Овсяную кашу? – удивилась я. – Ну что ж, идемте. Я еще никогда не ела овсяную кашу в аэропорту, даже в голову не приходило. Андрей Олегович, вы сидите, я принесу кашу. – Глашенька, мне две порции. Советую и вам взять две. – Спасибо, мне хватит одной. – Погодите, возьмите-ка карточку, это на наше с вами пропитание! И закажите мне чашку капучино, а себе берите все, что вам глянется. – Спасибо! Он мне понравился, с ним было легко и просто. Что значит хорошо воспитанный человек. Академик Борисов уплетал кашу с таким аппетитом! – Глашенька, вы почему так на меня смотрите? Вам кажется абсурдной такая любовь к овсянке? – Ну, если честно, то да. – Понимаете, мне дома варят кашу, но она почему-то далеко не такая вкусная. Андрей Олегович принялся за вторую порцию. – Могу предположить, что дома из соображений, скорее всего, диетических, вам дают овсянку на воде, а тут – на молоке. – Да? – Он озадаченно уставился на меня. – Так просто? – Думаю да. – Ну надо же… – И он вдруг залился каким-то детским смехом. – Какая же гадость все эти диетические соображения! Ну вот, поел как человек – и жизнь уже прекрасна! А теперь, Глаша, я расскажу, что, собственно, нам предстоит в Вене. Вы там бывали? – Один раз. Три дня. – Вы немецкий хорошо знаете? – Да. – Игорь, кажется, говорил про три или четыре языка? – Ну да, еще английский, французский и чуть хуже испанский. – Превосходно! – радостно потирал руки академик Борисов. – Но, как правило, на переговорах вполне обходятся английским. Я как-то пришла в одну фирму устраиваться на работу и сообщила про четыре языка… – И что? – Мне сказали, что это лишнее, хватит и английского. – Но на работу взяли? – Нет. Сказали, что не хотят платить лишнее за ненужные им языки. – Какой идиотизм! – Я тоже так подумала и решила, что работать с такими идиотами себе дороже. Так все же, Андрей Олегович, что же нам предстоит? – Да-да, извините, я отвлекся. С вами приятно болтать, а я, да будет вам известно, страшный болтун. Но к делу! Сегодня днем у нас обед с партнерами, вечером еще одна встреча. Завтра тоже деловой обед. И еще у меня будет к вам личная просьба: не могли бы вы купить хороший подарок для моей жены, у нее на следующей неделе день рождения. – Ну, переговоры меня не смущают, а вот подарок для жены – это куда сложнее. Я же не знаю вашу жену, какие у нее вкусы, что она любит. – Глашенька, моей Людмиле Арсеньевне исполняется пятьдесят восемь лет, значит, что-то молодежное ей не подойдет. Обычно я дарю ей просто какую-то сумму, но на сей раз хотелось бы что-то еще. – Поняла. Тогда, может быть, хорошую дорогую сумку, в которую и положите вашу сумму? Академик хлопнул в ладоши. – Роскошная идея! Но какая это должна быть сумка? – А какие ваша жена носит? На длинном ремне или же с двумя ручками, мягкая или, наоборот, жесткая? – Господи помилуй! – А у вашей жены есть близкая подруга? – Есть, а что? – А вы позвоните ей и объясните ситуацию. Близкая подруга должна знать такие вещи. – В самом деле! – обрадовался Андрей Олегович. – Роскошная идея! И уже через десять минут я знала, что сумка должна быть мягкой, на длинном ремне и непременно с карманчиком для ключей снаружи. Потом академик вручил мне еще одну карточку на покупку сумки и довольно пухлый конверт. – Это ваш гонорар. – Но я пока его не заработала. – Заработаете! А вдруг вам тоже захочется что-то себе купить. – Ну что ж, спасибо большое! В Вене нас встретили, отвезли в хороший отель, дали час на сборы и потом повезли на деловой обед. Переговоры были весьма оживленными, и у меня практически не было возможности нормально поесть. Ничего страшного, с голодухи не помру. Потом мы с академиком решили пойти пешком в отель. – Фу, как я устаю от этих переговоров, и как меня бесит моя вынужденная беспомощность. Ужасно в наше время не владеть ни одним иностранным языком… Это чудовищно глупо и нелепо, но я катастрофически неспособен к языкам. – А я на что? По-моему, я справилась. – Конечно, справились, на пять с плюсом, но остались голодная. Вот что, Глаша, сейчас мы зайдем в какое-нибудь кафе и вы нормально поедите. И не вздумайте возражать. – А я и не возражаю. Я чувствовала себя прекрасно. Дивный город, явно удачные переговоры и удивительно славный этот Андрей Олегович. А утром еще предстоит пусть недолгий, но шопинг. Что еще надо в отпуске женщине? Разве что еще разок встретить Мирослава. Но это же нереально… В самолете на обратном пути Андрей Олегович вдруг спросил: – Глашенька, скажите, а где вы обычно работаете? – В одной рекламной фирме. Довольно крупной. – И что вы там делаете с вашим культурным багажом? На мой взгляд, реклама просто рассадник безграмотности и бескультурья. – Пожалуй, я с вами соглашусь, – улыбнулась я, – но я просто перевожу всякие тексты, деловую переписку, и, по мере сил, стараюсь делать это грамотно. К тому же, мне там неплохо платят. И еще я участвую в переговорах с иностранными заказчиками. Как-то так… – А коллектив приличный? – Да не сказала бы, бабья много и, соответственно склок тоже хватает, но я по мере сил стараюсь держаться в стороне. Единственный недостаток, и довольно существенный, – это далеко от дома. А почему вы спросили, Андрей Олегович? – Да вот пообщался с вами два дня, и возникло желание сманить вас к себе в контору. Я минимум раз в неделю встречаюсь с иностранными партнерами, изредка в Москве, а чаще летаю за рубеж, а с языками у меня сами знаете… Моя помощница выходит замуж и уезжает в Македонию. Вот я и подумал… К тому же Игорь говорил мне, что вы любите путешествовать… – Люблю, но… – Разумеется, я понимаю, в подобных поездках, да еще с таким старым хрычом много не увидишь, но все-таки… С вами легко и приятно, у вас есть чувство юмора, что для меня очень важно, знаете ли. Полагаю, что смогу вам платить не меньше плюс командировочные. И кроме работы со мной непосредственно вы еще будете переводить разные тексты по мере необходимости. А кстати, где вы живете? – На Селезневке. – Позвольте, это же совсем рядом. А наша контора на улице Достоевского! – Быть не может! Это же пешком всего ничего! – обрадовалась я. – Соглашайтесь, Глаша! К тому же у нас коллектив в основном мужской! – Андрей Олегович, а вы отдаете себе отчет в том, что многие станут говорить, будто я ваша любовница? – Не смешите меня, деточка! Все знают, сколько мне лет, знают, что я не самый здоровый человек, у меня чудесная жена и вообще… И потом, пусть, в конце концов, судачат… – вдруг рассердился Андрей Олегович. – Мне на все пересуды начхать! Поймите, Глаша, мне никогда еще в деловых поездках не было так комфортно. – Спасибо, приятно слышать, и предложение ваше очень лестно для меня. Но можно я все-таки подумаю? – Конечно, Глаша, думайте. Посоветуйтесь с Игорем, он ведь тоже со мной работает. И сможет в корне пресекать всякие кривотолки, ежели они возникнут. И вдруг внутренний голос сказал мне: что тут думать, соглашайся, дуреха! К тому же этот человек знал моего деда, учился у него. Я еще медлила с ответом, но тут мимо прошла одна из стюардесс, на бейджике было написано «Эвелина». В моей нынешней конторе Эвелина Серова была склочницей номер один. И она вечно цеплялась ко мне по любому поводу. – Андрей Олегович, я согласна! – Счастлив это слышать, Глашенька! – Он даже хлопнул в ладоши. – Но вам, вероятно, придется отрабатывать две недели? Да и я все должен уладить с вашей предшественницей. Мы обсудили еще кучу каких-то деталей и остались весьма довольны друг другом. Мне было с ним легко, почти как с дедом. Академика Борисова встречала служебная машина, и он подвез меня до дому. Войдя в квартиру, я первым делом позвонила Игорю и рассказала о предложении Андрея Олеговича. – Вот и молодец, что согласилась. С ним иметь дело одно удовольствие. Настоящий русский интеллигент. Вроде твоего деда. – Я это уже поняла и оценила. Но ты все же расскажи мне о нем поподробнее, чтобы я невольно не допустила какой-то бестактности. – Молодец, Глашка, правильный подход. Ну что тебе рассказать… У него жена, очень славная тетка, живут вроде бы душа в душу, когда-то у них был сын, Константин. – Умер? – Нет. Сгинул. – Как? – Не знаю. Старик никогда о нем не говорит. Ходили слухи, что он то ли спился, то ли снаркоманился, то ли сел по уголовке… Впрочем, вполне возможно, что это все досужие домыслы. Короче, не задавай вопросов о детях, вот и все. – Поняла. – Ну, а какие там еще могут оказаться скелеты в шкафу, я просто не знаю. И потом, Глашка, подумай, есть разница – десять, максимум пятнадцать минут пешком и полтора часа в транспорте? – Да, это очень существенно! Но ты-то разве на Достоевского работаешь? – Нет, я в филиале. – А, поняла. – А он тебе про Таньку не рассказывал? – Кто это Танька? – Твоя предшественница. – Сказал, что вышла замуж и уезжает в Македонию. – И все? – И все. А что там? – На редкость вредная была девица, и дура к тому же. И, пожалуй, даже хамка. Можно сказать, презирала шефа за его неспособность к языкам и давала ему это понять. – Нет, ни звука не произнес. И это говорит в его пользу! – Ну конечно. Впрочем, я был уверен, что он о ней промолчит. – А зачем же он ее держал? – Думаю, не мог собраться с духом уволить ее. Боялся, видно, что она будет скандалить… И был, с одной стороны, счастлив, что она уходит, а с другой растерялся страшно. И кто-то ему напомнил, что моя родственница знает языки. Он позвонил мне, ну и вот… Думаю, ты не пожалеешь. – Надеюсь. Сказать, что на моей работе очень расстроились, узнав, что я ухожу, было бы безбожным преувеличением. Правда, мой непосредственный шеф Эдуард поинтересовался: – И чем тебе тут плохо было? – Совсем даже не плохо, просто далеко. А там десять минут пешком. Есть разница? – А это учреждение тоже связано с рекламой? – поинтересовался он. – Нет, там занимаются наукой! – И там прилично платят? – крайне удивился он. – Да, вполне прилично. – Ну что ж, тогда иди, как говорится, с богом. Думаю, ты там помрешь со скуки! – Поживем – увидим, – пожала плечами я. – Но две недели хошь не хошь должна отработать! – Естественно. Зато Эвелина буквально не давала мне проходу! – Признайся, Глашка, дело в мужике? Он там работает? – Нет. Но там практически одни мужики. Выбор огромный! – засмеялась я, зная, как она озабочена этим вопросом. – Серьезно? – Да. И все ученые! – Ученые? Кому нынче сдались ученые? Неперспективно. – Зато сколько времени экономится для поиска перспективных мужиков! Три часа в сутки! Я пришла к выводу, что близость новой работы к дому наилучшее объяснение моего ухода. Впрочем, это и в самом деле явилось решающим моментом для меня. Упоминать о поездках по миру в качестве переводчицы я не считала нужным. Эти две недели показались мне каторгой! Три часа в день на дорогу! И как я раньше не думала об этом? Теперь же можно будет вставать на час или даже полтора позже. Вот лафа! Но тут из Португалии вернулась моя соседка и подружка Марьяна. Она каждое лето ездила туда к брату, который был женат на португальской красавице по имени Эсперанса. Марьяна после месяца жизни на берегу океана возвращалась всегда свежая, как майская роза, довольная, но всякий раз начинала стонать: – Ой, Глашка, не могу я там… Все чужое, и этот язык, недоиспанский… Нет, я могу жить только в Москве! Ладно, это старая песня! А что у тебя? Все по-старому? – А вот и нет! Все по-новому. Через неделю выхожу на новую работу! И спроси, где! – И где же? – На Достоевского! – Да иди ты! Честно? – Честно-честно! – Здорово! И что за работа? Я объяснила. – Звучит, конечно, неплохо, но… – Какое может быть «но»? – Ну, по сути, ты же будешь не столько референтом, сколько нянькой с четырьмя языками. – Да почему нянькой? – Ну, будешь сопровождать старикашку, варить ему кашку… – Варить не буду! – засмеялась я. – Только приносить из «Кофемании». А мне не западло! – Ничего не понимаю, при чем здесь «Кофемания»? Я объяснила. – Ну, дело, конечно, твое… – И потом, Андрей Олегович вовсе не старикашка. – А он женат? – Женат. А ты что, решила, что я за него замуж собралась? – Ну, вообще-то пора… – Ох, Марьяшка, если бы ты знала, что со мной было! – Где? – В Берлинском аэропорту. На обратном пути. И я рассказала ей про Мирослава. – Обалдемон! Просто как в сериале! А как он выглядел? – Хорошо выглядел… Чуть выше среднего роста, фигура отличная, коротко стрижен, загорелый, глаза большие, серые… И улыбка такая… И руки… – Глашка, нешто ты влюбилась? – А кто на моем месте не влюбился бы? Только он вовсе не собирался продолжать знакомство. – Слушай, а кольцо на пальце было? – Не обратила внимания. Меня так трясло от страха… – Да, история… И он даже не сказал, как его зовут? – Почему, сказал. Мирослав. – Мирослав? Красивое имя. А между прочим, сколько раз я тебе говорила, что ездить с рюкзаком неженственно! – Я уже купила чемоданчик. – Да, а на новой работе есть дресс-код? – Не думаю. – Говоришь, там одни мужики работают? – Андрей Олегович так сказал. – Тебе надо в корне поменять свой стиль. – Зачем это? – Ты не должна ходить туда в образе «своего парня»! Куда это годится? Джинсы, ковбойки, ветровки… Ты уже старовата для такого стиля. И никаких кроссовок, только изящная обувь! У тебя же красивые ноги, зачем их скрывать? Может, была бы ты одета, как девушка, глядишь, этот Мирослав взял бы твой телефончик! – Ну, будь я одета, как девушка, у меня не было бы рюкзака, а следовательно… – У тебя мог бы быть изящный маленький рюкзачок вместо сумочки, и тогда… А вот скажи, в Вене на переговоры ты тоже ходила в ковбойке и джинсах? – Нет, конечно! В костюме с блузкой и на шпилечках. – Скажи, а в Берлине ты себе никаких шмоток не купила? – Купила! Одно дорогущее платье в магазине «Марко Поло». – Покажи! Я показала. – Обалдемон! – всплеснула руками Марьяна. – Полный обалдемон! Вот в этом платье ты просто классно смотришься! Только не советую надевать его в первый рабочий день. Не так поймут. – Нет, Марьяшка, я его собираюсь надеть в последний день на старой работе! – Вот это клевая мысль! Представляешь себе, какой там будет обалдемон? – Еще бы! И я осуществила свою идею. Это был полный обалдемон!!! И как вовремя я его надела! Это был последний теплый день! А платье сугубо летнее. Зарядили дожди, здорово похолодало… Ну, ничего, июль только начался… Едва я переступила порог и предъявила выданный мне накануне пропуск, как увидела входящего за мной Андрея Олеговича. Он расплылся в радостной улыбке. – Глашенька! С первым рабочим днем! Чудесно выглядите! Валентин! – окликнул он молодого человека в футболке с надписью «Фиг ли!». – Здрасте, шеф! – Валя, пожалуйста, познакомьтесь, это Аглая Сергеевна, она будет вместо Татьяны! А это, Глаша, наш Валентин Германович, заведующий отделом по связям с общественностью. Валя, не сочтите за труд проводить Аглаю Сергеевну на ее рабочее место. – Ладно, шеф, не сочту! Тем более что у девушки такие красивые ножки! Идемте, мадемуазель! Или, может, мадам? Но кольца не вижу! – Да нет, мадемуазель, – засмеялась я. И он повел меня к лифту. – Скажите, мадемуазель, вас и вправду зовут Аглаей? А сокращенно как? – Глаша! Только не говорите, что у вашей бабушки была кошка Глаша! – Представьте себе, была! Только не у бабушки, а у мамы, и не кошка, а такса! – рассмеялся он. Мы поднялись на третий этаж. – Знаете, мне всегда казалось, что отделами по связям с общественностью, как правило, заведуют женщины. – Ну, это смотря где! Наша специфика чересчур сложна для прекрасных дам! – О, вы шовинист? – А вы феминистка, что ли? – Боже упаси! – Я тоже не шовинист. Просто мы это уже проходили и пришли к выводу, что на этом месте мужчина более уместен. – Уместен на месте? Как-то не очень… – Филфак? – засмеялся он. – Признаю, фразочка не очень… А вот мы и пришли! В комнате сидело еще три человека: пожилая женщина в теплой шали и два совсем молодых парня. – Здравствуйте! Господа, позвольте вам представить, наш новый сотрудник Аглая Сергеевна Юрлова, вместо Татьяны! Женщина окинула меня придирчивым взглядом и вдруг ласково улыбнулась. Парни кивнули. – А это наш талисман, Евгения Давыдовна Мерзликина. А эти два оболтуса зовутся одинаково, Юрами, Юра Большой и Юра Рыжий! Тем более что у рыжего фамилия Рыжов, а у Большого – Большов! Вот такие тут у нас особенности. А это, Аглая Сергеевна, ваш стол. Располагайтесь. Евгения Давыдовна введет вас в курс дела. Засим позвольте откланяться! И он ушел. – Скажите, Аглая Сергеевна, – начала Евгения Давыдовна, – вы не родственница профессора Юрлова? – Да, я его внучка. – С ума сойти, я хорошо знала вашего деда, одно время даже работала с ним, но недолго, всего год… Замечательный был человек! – Спасибо, мне приятно это слышать, Евгения Давыдовна. – Давыдовна, – начал Юра Большой, – вообще-то такое дело отметить надо, новый человек в команде… – Отметим, Юрочка, но после работы! – Полагаю, господа, я должна проставиться? – поинтересовалась я. – Так я не против, но не в курсе ваших пристрастий! – О, наш человек! – хлопнул в ладоши Рыжий. – Глаша, у нас на фирме сухой закон! Поэтому только чай-кофе, а с вас что-нибудь сладкое! Мы тут все ужасные сластены и ни разу не диабетики! – засмеялся Большой. – Это пока не диабетики! – вздохнула Евгения Давыдовна. – Типун вам на язык, мама Женя! – воскликнул Большой. – А что касается наших вкусов, то мы не особенные гурманы! – Поняла! Я закажу, и к обеденному перерыву все доставят на проходную. Это возможно? – Вполне! – Все, хлопчики, за работу! Глаша, тут скопилось много всякой прессы и писем. За работу! И она положила передо мной довольно пухлую папку. Я взялась за дело. Но ощущение от знакомства с новыми коллегами осталось самое приятное. Часа за два до обеденного перерыва я заказала в хорошо знакомом мне заведении неподалеку большой пирог с мясом и много разных пирожных. На окне стояла хорошая кофеварка. Надо будет на днях принести кофе и чай. Настроение у меня было роскошное, работа шла легко. И хотя все они тут были сластенами, но восторг от мясного пирога превзошел все мои ожидания. – Глафира, супер! – Показал мне большой палец Рыжий. – Рада, но вообще-то я Аглая! – А можно я буду звать тебя Глафирой? – Да хоть горшком! Парни одобрительно переглянулись. К нам заглядывали люди из других отделов, меня с ними знакомили. В основном это и вправду были мужчины. Примерно часа за полтора до конца рабочего дня мне позвонил Андрей Олегович. – Глашенька, как работается? – Спасибо, все отлично! – Вот и славно, а в субботу я приглашаю вас в гости, хочу познакомить с женой. Приходите к обеду, к трем часам. Сможете? – Да, смогу! Спасибо! – Вот и хорошо! Будем ждать! В какой-то момент, когда в комнате осталась только Евгения Давыдовна, она спросила: – Что, Глаша, шеф в гости приглашает? Я замялась. – Да не дергайся ты, все нормально! Просто Людмила Арсеньевна должна утвердить твою кандидатуру! – Господи! Зачем это? – Ну, она хочет знать, с кем ее супруг будет колесить по миру. – С ума сойти! А кандидатуру Татьяны она утверждала? – Конечно, но она же не Тамара Глоба, и не могла знать, что Танька в Македонию намылится. Между прочим, имей в виду, что эта работа только на первый взгляд такая сладкая, когда все время мотаешься по разным странам, а во время переговоров даже кусок проглотить бывает невозможно… – Знаю! Уже съездила с боссом в Вену. После этой поездки он мне и предложил работу. А мотаться по разным странам я люблю! Да, Евгения Давыдовна, а если вдруг жена босса не утвердит мою кандидатуру? – Да ерунда все это! Если ты Борисова устраиваешь, то работай себе спокойно. Это у него голова должна болеть, а не у тебя. Ты не представляешь, как он комплексует из-за своей неспособности к языкам! А ездить и общаться с иностранными партнерами приходится постоянно! И он в принципе хороший мужик, только бездельников не терпит. Причем ему неважно, корпишь ты над каким-то заданием круглые сутки или справляешься за два часа, лишь бы работа была сделана как следует. Поэтому у нас практически нет текучки… Короче говоря, первый рабочий день на новом месте прошел на удивление хорошо. А уж когда я вышла на улицу и через двенадцать минут – я засекла время – очутилась у своего подъезда, жизнь и вовсе показалась мне прекрасной! У лифта я столкнулась с Марьяной. – Обалдемон! Ты с работы уже? – Да! – Ну и как? – Да здорово все! Слушай, Марьяшка… – Хочешь сказать, что это надо отметить? – Читаешь мои мысли! – Что предлагаешь? – Идти куда-то неохота, но у меня же есть твой португальский портвейн и я вчера нажарила вешенок с картошкой. – Портвейн с картошкой? Это по-нашему, годится! – Тогда приходи через минут сорок, я приму душ… – Через час! А я принесу мороженое! – В такую холодину? – Ништяк! Мы же русские бабы, не замерзнем! В субботу я купила букет коралловых голландских пионов и поехала на улицу Дмитрия Ульянова, где жил академик Борисов. Мне открыла немолодая, но элегантная женщина с добрыми глазами. – Вы Глаша? Очень рада, заходите! – Здравствуйте, Людмила Арсеньевна! Вот, это вам! – Какой удивительный цвет у этих пионов! Никогда таких не видела! Они не пахнут… – Зато они постепенно меняют цвет. Сейчас они коралловые, а потом станут сперва желтыми, а потом и почти белыми. – Как интересно! Спасибо, Глашенька! Андрюша говорит по телефону. Садитесь, деточка! Скоро будем обедать. Знаете, Андрей Олегович был в восторге от вас после Вены. Вы действительно внучка профессора Юрлова? – Да. – Я тоже помню вашего дедушку… Тут в комнату вошел до ужаса важный сибирский кот. Толстый и красивый. – Ой, какой красавец! Как его зовут? – Машук! – Машук? – засмеялась я. – Да, история банальная, взяли котеночка, назвали Машкой, а он оказался Машуком! Машуня, иди сюда, познакомься с Глашей! Машуня медленно подошел ко мне, принюхался, и вдруг вскочил мне на колени! Я обрадовалась, а Людмила Арсеньевна ахнула. – С ума сойти! Он сроду ни к кому чужому на колени не прыгал. Видно, вы ему здорово понравились! – А уж как он мне нравится! Я чесала кота за ухом и под подбородком, а он громко мурлыкал и терся об меня. И тут вошел Андрей Олегович. – Господи, что за чудеса! Машук на коленях у новой гостьи! Глаша, это высшая степень признания! Здравствуйте, дорогая! Людочка, ты не ревнуешь? – Кого я должна ревновать, уж не тебя ли? – Да где уж нам! Машуню! – Нет, Андрей, не ревную! Ну, все, пора за стол! Стол был накрыт в небольшой столовой, и Машук сразу уселся на четвертый стул. – Этот негодяй привык с нами обедать! – пояснил Андрей Олегович. И он поставил на стол мисочку с сухим кормом. Кот встал на задние лапки и принялся аккуратно питаться. Я вдруг почувствовала себя уютно и спокойно. Обед был очень вкусным, а разговор оживленным. – Знаете, Глаша, мы хотели пригласить к обеду еще и Игоря, но он сказал, что никак не может. Он ведь, кажется, был женат на вашей сестре? – спросила Людмила Арсеньевна. – Да. – И она увезла их дочку за границу? – Да. – А вы поддерживаете отношения с сестрой? – Нет. – Люда, ты задаешь бестактные вопросы! – Ох, простите, я просто не думала… Извините, Глаша! – Да ничего страшного, – улыбнулась я. – Мы с сестрой никогда не были особенно дружны. И прекрасно обходимся друг без друга. – Да, к сожалению, близкие люди часто обходятся друг без друга… – грустно проговорила Людмила Арсеньевна. Я поняла, что она имеет в виду сына. Людмила Арсеньевна направилась на кухню. Я предложила ей помощь, но она категорически отказалась. – Глаша, вы бывали в Марокко? – спросил вдруг Андрей Олегович. – Нет. А что, мы поедем в Марокко? – загорелась я. – Не исключено. Но не сейчас, а во второй половине сентября. – О! Это же мечта! – Вот и отлично! А пока в четверг мы летим в Брюссель на два дня и оттуда на сутки в Страсбург. В понедельник вы получите все распечатки, надо будет перевести… – Переведу! Это же моя работа… А билетами и отелем тоже мне… – Нет, это не ваша забота! У нас есть специальный человек… Тут Людмила Арсеньевна внесла на подносе какой-то фантастически красивый маленький торт. – Это вы сами готовили? – ахнула я. – О, Люда у меня знатный кондитер! Только редко теперь меня балует… – Да, Глашенька, я забыла поблагодарить вас за сумку! Восторг! Признайтесь, это вы надоумили моего мужа позвонить подруге? Сам он не сообразил бы… – Признаюсь, я. Ну, сами подумайте, просит человек купить жене подарок… – А почему вы решили купить именно сумку? Повторяю, я в полном восторге, но все же? – Просто потому что сама обожаю хорошие сумки. Знаете, есть две вещи, которые я покупаю, что называется, по велению сердца – сумки и темные очки. – Как это – по велению сердца? – Вот хожу, ищу сумку, и вдруг сердце начинает биться быстрее, значит, моя сумка… – Надо же, как интересно… Но ведь сердце наверняка выбирает самые дорогие? – Не сказала бы… О боже, Людмила Арсеньевна, какой сказочный торт! Торт и в самом деле таял во рту. – А вы умеете готовить, Глаша? – Умею, да, но вот печь – нет. – Хотите, научу? – Да нет, спасибо, пока не нужно… – Почему это? – Не для кого! – Люда, девушке скоро некогда будет не то что торты испекать, а и дышать… Нам предстоит такой объем работы, столько поездок! На носу конгресс в Португалии. Переговоры в Швейцарии, в Малайзии, в Южной Африке, тут не до тортов! И не до романов… – Девушкам всегда до романов! – улыбнулась Людмила Арсеньевна. – Тем более таким очаровательным девушкам. Короче говоря, обед прошел, что называется, «в теплой дружественной обстановке». Меня приглашали еще заходить в гости. Видимо, мою кандидатуру утвердили! Так началась новая страница моей жизни. На работе мне скучать не приходилось, обстановка в коллективе была вполне приятной, а поездки с шефом приносили массу впечатлений и удовольствий, несмотря на обычно очень плотный график. Можно даже сказать, что мы с академиком подружились. В поездках он был совсем другим, нежели на фирме. Куда мягче и спокойнее. И как-то за очередной кашей в аэропорту я ему об этом сказала. – Это естественно, Глаша, вы умная интеллигентная девушка, у вас хорошая аура, а в коллективе нельзя быть мягким, а то сядут на голову. И потом, я не выношу некомпетентности. Это в нашем деле недопустимо. Глаша, скажите откровенно, почему вы одна? Это неправильно! – Просто не встретила своего человека… По глупости выскочила замуж в девятнадцать лет и ничего из этого не вышло. И потом я последовательница Омара Хайяма. «Уж лучше одному, чем вместе с кем попало!» Так, кажется? – Кажется, да, – улыбнулся он. – А вот Костя, наш сын, считал по-другому… Он впервые заговорил о сыне. – Связался с кошмарной девицей, мы воспротивились, и он ушел… Мы ужасно расстались! Примерно раз в год от него приходит открытка, мол, жив-здоров, искать меня не надо. – Неужели все дело в девушке? – Нет, это было, в сущности, предлогом, последней каплей… У него чудовищно трудный характер. Не терпел никакого диктата, ни в чем… Не слушал советов, жаждал какой-то абсолютной свободы, которой в цивилизованном обществе попросту быть не может. Впрочем, бог ему судья. Но нам так его не хватает… Людочка иногда плачет втихомолку… – А вы не пробовали его искать? Ведь прошли годы… Он наверняка повзрослел, поумнел, понял что-то… Одно то, что он шлет вам открытки… – Да ничего это не значит. Он их шлет, просто чтобы мы не вздумали его искать. Убежден в этом. Что ж, это его выбор… Я постоянно занят, мне недосуг предаваться печали и углубляться в свое отцовское разочарование, а вот Люда, когда вышла на пенсию… Я знаю, она даже пыталась найти его следы в соцсетях, но напрасно… Я объяснял ей, что человек, помешанный на свободе, не станет заниматься этой чепухой, которая, по сути, делает человека несвободным, категорически несвободным… Глаша, а вы? – Что я? – Как вы относитесь к соцсетям? – Сугубо отрицательно. – И вы не чувствуете себя одинокой без общения в соцсетях? – Нет! Жизнь кажется мне очень интересной и без этих иллюзий… – Умница, Глаша! У него были очень печальные глаза. И я решила отвлечь его. – А знаете, Андрей Олегович, что со мной случилось буквально за день до нашего с вами знакомства? – Видимо, что-то хорошее, раз вы решили таким образом отвлечь меня от грустных мыслей? – улыбнулся он. – Ну, расскажите! И я рассказала ему о встрече с Мирославом. – Да, история! Как романтично! И этот человек даже не спросил ваш телефон? – Нет, он просто спас меня, и все… Бескорыстно! – Настоящий мужчина… А вы часом не влюбились в него? – Недели две думала, что влюбилась… Но это еще хуже, чем влюбиться в киноактера. – Потому что фильм можно пересматривать пока не обрыднет? – засмеялся он. – Вот именно! Но тут объявили посадку на наш рейс. Время шло. Как-то вечером ко мне заглянула Марьяна. – Слушай, Глашка. В доме художника открыта выставка керамики. – И что? – Давай сходим! – С чего это вдруг? – безмерно удивилась я. – Ну, хочется просто… – каким-то странным тоном сказала она. – Марьян, колись, в чем дело? – В том, что художника зовут Мирослав. – Ну и что? Мирослав не Навуходоносор. – А вдруг это твой Мирослав? – Да ну… – Ну ладно, не вредничай, Глашка! Завтра суббота, сходим на выставку, а потом посидим в кафешке. – Ладно, сходим, – согласилась я. – Почему бы и нет. Выставка была небольшая, всего один зал. Художника звали Мирослав Гончар. И мне страшно понравились его работы. Это были в основном сосуды каких-то удивительных форм. Но особенно меня пленили стоявшие на отдельном стенде четыре подобия амфор с фигурами танцовщиц, белыми, красными, желтыми и голубыми. Танцовщицы казались воздушными, чуть ли не прозрачными, и они словно летели… – Ты чего застыла? Нравится? – Не то слово! – А ты глянь, как называется экспонат! «Они раньше исполняли танец маленьких лебедей». – Слушай, как здорово! Маленькие лебеди выросли и стали такими дивными балеринами… Хотя нет, они просто стали солистками балета… Как хорошо, с одной стороны, все понятно, а с другой – какой простор для воображения! Каждой можно придумать судьбу… Вот эту, красную, ее сжигают страсти… Видишь, какие руки… Ох, Марьянка, будь у меня большой дом, я бы ничего не пожалела и купила эти вазы… И любовалась бы ими… – Воображаю, сколько они стоят! – Ну, в моей двушке им по-любому было бы тесно… Там были и еще интересные вещи, но я невольно возвращалась взглядом к танцовщицам. – Интересно, а автор здесь? – спросила Марьяна. – Зачем он тебе? – Посмотреть охота! Она подошла к пожилой смотрительнице. – Простите, пожалуйста, а господин Гончар сегодня здесь? – Нет, он только завтра будет. А вы хотели бы что-то купить? – Ну, в принципе… Да! – А что именно? Я отмечу, а вы завтра приходите. – Вообще мне жутко понравились вон те четыре вазы. Они все скопом продаются или можно купить одну? – Они уже проданы. – Да? А там не написано… – Написано, вы просто не заметили… – Да? Может быть. Так залюбовались… – Ладно, Марьяш, пойдем, – позвала я ее. Мы вышли на улицу. – Вот интересно, – начала Марьяна, – это псевдоним «Гончар»? Ваша фамилия? Гончар! А ваша профессия? Гончар! – Ну, Гончар достаточно распространенная фамилия… А человек явно очень талантливый. – Жалко, не удалось на него посмотреть. – Да ну, ерунда это… Пошли кофе пить! А в воскресенье вечером мы с Андреем Олеговичем улетели в Будапешт. И пробыли там два дня. Едва я вошла в квартиру, как в дверь позвонили. Я открыла. На пороге стояла Марьяшка с весьма загадочным выражением лица. – Ну, как съездила? – Нормально. Очень красивый город. Но мне там почему-то было неуютно. – Это потому, что ты венгерского не знаешь! Привыкла везде быть как рыба в воде со своими языками… – Может, ты и права, – засмеялась я. – Колись, что там у тебя. Такая загадочная физиономия! – У меня, – она подняла вверх свой смартфон. – У меня тут портрет Мирослава Гончара! – Откуда? В Сети нашла? – Ни фига! Просто сфоткала на выставке. Вот, глянь, твой Мирослав? У меня сердце оборвалось. Это был он! Тот же слегка нахмуренный взгляд огромных глаз… Тот же сурово сжатый рот… – Ой, Глашка, это он, да? – Да! – Обалдемон! Я как чувствовала! На другой день опять поехала на эту выставку… – Зачем? – Любопытство заело! Я вот чуяла, что это твой Мирослав… – Ты его тайком снимала? – Да нет, почему! Просто подошла, улыбнулась, наговорила кучу комплиментов его творениям, он и поплыл, правда, далеко уплыть ему не дали… – То есть? – А баба там появилась… – Его баба? – Похоже, его. – И что? – Подошла к нему эдак по-хозяйски, взяла под руку и очень властно заявила: «Мирек, к чему это все? Девушка, вы журналистка?» – А ты что? – Сказала, да, журналистка! – А она? – «Мирослав не выносит прессу! Если вам нужно интервью, так обращайтесь ко мне, я его представитель!» Сунула мне свою визитку и тут же ушла. Вместе с ним. Практически увела. И по-моему, она не только представитель… – А что за баба-то? – Лет на десять его постарше, очень элегантная, противная, акцент у нее какой-то, не поняла, какой именно. Вот ее визитка, глянь! Я глянула: «Анетта Бергстрем, галерист». – Судя по фамилии, она шведка или что-то в этом роде. – Но по-русски чешет совершенно свободно. – Красивая? – Эффектная. Но старая. И он, сдается мне, ее побаивается. – Невероятно! – Что, собственно, невероятно? – Чтобы такой лихой и решительный мужик побаивался… – А что такого невероятного? Похоже, его художественная судьба как-то зависит от этой тетки, она держит его в ежовых рукавицах… – Значит, о нем и думать не стоит! – А ты все еще думаешь? Обалдемон! – Теперь больше не буду. – А вообще-то он и вправду очень интересный, фигура хорошая… – Да много ли толку во всем этом, если он боится и полностью зависит от старой бабы. – Ой, Глашка, ты что, все-таки влюблена в него? По уши, да? – Нет, я была влюблена в того, из берлинского аэропорта… И отдельно влюблена в его четыре амфоры. Я же не знала, что это он… Ох, Марьяна, и какого черта тебя понесло на эту выставку? А теперь… такое разочарование… – Ну и хорошо! Скажи лучше спасибо! Зачем он нужен такой? – Такой – не нужен! Прошло дня три, и как-то на работе, когда я закончила перевод протоколов Будапештского конгресса, я полезла в Интернет, узнать, кто такая Анетта Бергстрем, и выяснилось, что шведская галеристка Анетта Бергстрем, в девичестве Анна Нечитайло, родилась в Свердловске, ныне Екатеринбурге, окончила Строгановку, вышла замуж за шведского миллионера Уве Бергстрема. Десять лет назад овдовела, содержит художественную галерею в Стокгольме и помогает молодым талантливым художникам из России. Про Мирослава Гончара там не было ни слова. Тогда я набрала в поисковике «Мирослав Гончар». Сведения более чем скупые. Родился в Москве в 1983 году в семье врачей, высшего образования не получил. По профессии гончар. Вот и все. Не густо. Столь скудные сведения обычно означают, что человек явно скрывает свою истинную биографию, либо попросту стыдится ее. Вполне возможно, что там, в берлинском аэропорту, он действовал столь умело и решительно, не потому что работал на таможне, а потому что сам занимался подобными делами, засовывал в чужие рюкзаки наркоту. Ведь засунул же он красную ключницу в рюкзак тому парню. И тот ничего не заметил, а в Москве его вроде бы замели. А может, дело было вовсе не во мне, а в том, что он знал этого типа и таким образом за что-то мстил ему? Да, тут сам черт ногу сломит… Но меня неудержимо тянуло вновь и вновь смотреть на его фотографию, которую Марьяна милостиво скинула мне на телефон. Какое дивное лицо! Глаз не оторвать. Эти огромные глаза, в которых читалась… боль. Едва заметная улыбка, коротко стриженные темно-русые волосы… На такое лицо можно смотреть долго-долго и видеть в нем то, что, собственно, хочется видеть. Мужественного человека, романтического героя, спасающего незнакомую женщину, а вовсе не пусть и талантливого, но художника, зависящего от галеристки, с которой он, скорее всего, спит, а она держит его при себе… Нет, это не мой герой! Зря Марьяшка полезла в эту историю. Расковыряла все… А я уже начала забывать о нем. Видимо, в Берлинском аэропорту он был один, и там он был мужчиной, а в выставочном зале под присмотром фру Бергстрем – слабаком-художником… Может, у него раздвоение личности? А зачем мне псих? Боже упаси! И все-таки я постоянно возвращалась мыслями к Мирославу Гончару. Перед глазами стояло его лицо и… четыре амфоры с танцовщицами. И как-то утром я вдруг поняла, что мне просто необходимо еще раз поехать на эту выставку, если она, конечно, еще не закрылась. Я полезла в Интернет. И выяснила, что завтра последний день ее работы. У меня уже не осталось сомнений. – Евгения Давыдовна, можно мне сегодня уйти часа в три? – не без робости спросила я. – А в чем дело, Глашенька? – Да мне к врачу надо! – соврала я. – Ну, если к врачу… Идите, конечно. У вас что-то болит? – Хоть и не болит, но… пломба вылетела. И уже начинает ломить от холодного… – Ох, бедненькая! Идите, конечно, идите! Зубы запускать нельзя! И я поехала на выставку. В зале кроме меня никого не было. Но большинство работ было уже продано. Впрочем, я ничего покупать не собиралась. Смотрительница сегодня была другая. Я спросила: – Извините, а автор сегодня будет? – Вроде недавно был, может, еще заглянет, – совершенно безразличным тоном ответила женщина. И вдруг мой взгляд наткнулся на совсем небольшой кувшин, ничем как будто бы не примечательный, из темной словно бы старинной глины, такое впечатление, что его нашли на раскопках… Я пригляделась, таблички с надписью «Продано» не было видно. – Скажите, а этот кувшин продается? – Таблички нету? Значит, продается. – А сколько он стоит? – Да откуда мне знать! – раздраженно бросила женщина. – Сейчас позвоню. Вы в самом деле хотите купить или же просто так интересуетесь, а то мне лишний раз зазря с этой мегерой общаться нет резона. Очень интересно, кого она имеет в виду? Уж не Анетту ли Бергстрем? – Я бы купила, но я ж не знаю, сколько стоит, может, мне это не по карману, – улыбнулась я женщине. – Да тут все дорого, сам-то Гончар легко сбавляет цену, а вот его мегера… – Кто? Жена? – Ну, похоже на то. Так что, девушка, звонить? Какой там номер у экспоната? Я сообщила номер. Женщина позвонила. – Алло, здравствуйте. Тут девушка хочет купить кувшинчик, ценой интересуется. Вы сможете подождать четверть часа? – обратилась она ко мне. – Конечно, подожду! – Она сама придет, – проворчала смотрительница. И вдруг лицо ее расплылось в улыбке. – Ой, а вот и автор! Я оглянулась. Передо мной стоял Мирослав! – Глаша? Вы? Как вы сюда попали? – Ну, для начала здравствуйте, Мирослав! – Я протянула ему руку. Он, чуть помедлив, схватил ее и крепко пожал. – Так каким ветром вас сюда занесло? – Обычным! Как любого посетителя… Вот хочу купить вон тот кувшин, если он мне по карману. – Я вам его подарю! – Ну что вы, с какой стати? – Мне просто хочется! – Послушайте, я и так уж перед вами в неоплатном долгу, так еще и это… – Прекрасная женщина не может быть в долгу перед мужиком, я хочу подарить вам этот кувшин и подарю. Но выставка закрывается только завтра… Вот что, дайте мне ваш телефон, я позвоню, мы встретимся, и я вам его вручу. Идет? О! Он хочет назначить мне свидание? Что ж… Я достала из сумочки свою визитку. Тут появилась фру Бергстрем. Она была чрезвычайно, не по-скандинавски, элегантна, весьма красива, но в глазах застыла настороженность. – О, Мирек, ты уже тут! Девушка, это вы покупатель? – Да, но господин Гончар уже назвал мне цену. К сожалению, она для меня непосильна. Всего доброго! И я быстро ретировалась. И все же я не зря сюда пришла! Это явно мой мужчина! Но интересно, он действительно позвонит и подарит мне этот кувшин? Вот и поглядим! Меня переполнял восторг, хотя я вовсе не была уверена в том, что все состоится. Какое лицо! Так и хочется смотреть! И как он сказал: «Прекрасная женщина не может быть в долгу перед мужиком…» Эту фразу сказал тот человек, из аэропорта Шёнефельд… А у этого, из выставочного зала, глаза сразу погасли при появлении фру Бергстрем. Испугался? Но он считает меня прекрасной женщиной… Или это просто клише – прекрасная женщина? Нет, ведь он захотел подарить мне этот кувшин, а значит, встретиться со мной. Выставка закрывается завтра. Вероятно, они будут как-то отмечать это событие, и раньше, чем послезавтра, звонка ждать не следует… А скорее всего и вообще не следует ждать. Может, это просто был порыв художника, порыв пройдет, станет жалко дарить кувшин… Но что-то мне подсказывало, что он непременно позвонит и подарит кувшин. В нем изумительно будут смотреться красные розы, например, или астры… Вот удивится Марьяшка, когда увидит у меня этот кувшин! Полный обалдемон! – Глашенька, как ваши зубки? – встретила меня Евгения Давыдовна. – Хорошо, что вовремя пошла! – Было больно? – Так, слегка. Ничего страшного! – А я так боюсь зубных врачей, ужас просто! Но у вас сегодня совсем другой вид! Каждую свободную минуту я мысленно возвращалась к Мирославу и его мегере. Неужто это его жена? О, тогда мне не поздоровится! А какие у него глаза! Глубокие, красивые, но мне на мгновение показалось, что он взглянул на нее даже с некоторым испугом. Если бы не его действия в аэропорту, я бы подумала, что он просто прикидывается мужиком… Но тут меня вызвали к Андрею Олеговичу. – Глашенька, завтра утром летим во Франкфурт. – На Майне или на Одере? – уточнила я. – На Майне, на Майне, – улыбнулся Андрей Олегович. – Надолго? – На два дня. А что, у вас какие-то планы? – Нет-нет, я просто спросила. А что там? Переговоры? – Нет, конференция, черт бы ее побрал. Не люблю Франкфурт, скучный город! Вы там бывали? – Нет. – Ну, ежели вас не волнует музей Гёте, то… – Да нет, не волнует! – Ну ничего… Пробежитесь по магазинам… если время позволит. – Надо что-то купить Людмиле Арсеньевне? – Да нет, – засмеялся он, – просто девочки любят бегать по магазинам. Только не говорите, что вы не из их числа! – Даже не собираюсь! – Значит, завтра в семь утра за вами заедет Володя. Чего вам самой таскаться. Сперва за вами, потом за мной. Благо вы тут рядышком живете. – Спасибо. – Уже мечтаю о каше! Он мечтает о каше, а мои мечты о Мирославе, похоже, накрылись медным тазом. А впрочем… Если хочет меня увидеть, подождет. А он может и вовсе не позвонить… И мы улетели во Франкфурт. На время работы я, естественно, отключаю телефон. И забываю обо всем на свете. И освободилась я лишь под вечер, да и то на полтора часа, Андрея Олеговича пригласили на ужин. И меня с ним, разумеется. Но до ужина у себя в номере я включила телефон. Там было три неотвеченных звонка. И все от Мирослава. Надо же! Я перезвонила ему. – Глаша? Куда вы пропали? Я уж решил, что вы нарочно выключили телефон. – Простите, Мирослав, я работала, я сейчас во Франкфурте… – А я надеялся с вами сегодня увидеться… Вы когда вернетесь? – Послезавтра. – Я могу пригласить вас послезавтра на ужин? Скажем, в восемь часов. – Ну, если самолет не опоздает… – Тогда в восемь в «Бавариусе» на Комсомольском проспекте. Знаете, где это? – Знаю. Хорошо. Я приду. – Очень на это надеюсь, Глаша. И про кувшин я не забыл. – Спасибо вам! – Глаша, отчего такое сияние? Можно узнать? – Да так… – Вам позвонил молодой человек? И сказал что-то приятное? – Да! – Вы так сияете… А можно нескромный вопрос? – Валяйте! – Уж не ваш ли это герой из Шёнефельда? – Он самый! – засмеялась я. – Выходит, он вас нашел? – Нет, мы случайно столкнулись в доме художника. – Вы обрадовались? – Если честно, очень! – А чем он занимается, если не секрет? – Он гончар. – В каком смысле? – В двух смыслах. Он гончар по профессии и по фамилии. – Он делает горшки? – О, видели бы вы эти горшки… Просто чудо! Вот, хотите взглянуть? И я показала ему в телефоне четыре амфоры с танцовщицами. – Слушайте, и вправду великолепно! Он не просто гончар этот ваш Гончар, он настоящий художник! Надо же! А можно еще нескромный вопрос? – лукаво взглянул на меня академик. – Можно. – Он назначил вам свидание? – Да. Но я уехала. – Ничего, вернетесь. А он… свободен? – Не знаю. Обручального кольца нет, но есть некая дама… как я поняла, дама-патронесса, шведская галеристка… А впрочем, зачем вам, Андрей Олегович, вся эта чепуха? – А я, знаете ли, жутко любопытный, – засмеялся академик. – Люда утверждает, что у меня это старческое… А у вас, Глаша, есть фотография этого Гончара? – Чего нет, того нет! Мне почему-то не хотелось показывать ему фотографию. Вот не хотелось и все! – Жалко! Любопытно было бы взглянуть хоть одним глазком на вашего героя… – Любопытство заедает? – Что ж вы не добавили «старческое»? – засмеялся он. – Из деликатности! – заявила я. Он со смехом погрозил мне пальцем. На этом инцидент был исчерпан. Но вечером у себя в номере я открыла его фотографию. Какое лицо! Смотрела бы и смотрела. На другой день после завтрака – у нас было два часа до встречи с партнерами – я пошла пройтись по улицам, просто так, без всякой цели, оставив академика в гостинице. И вдруг я увидела небольшой магазинчик с товарами для животных. В витрине сидел здоровенный игрушечный кот, перед которым стояла мисочка с кормом. Мисочка была такая красивая – ярко-желтая с лиловыми цветочками. Машук! Я вошла в магазин, мне показали много разных мисочек, спросили, какой у меня кот, узкомордый или широкомордый, с плоским носом или нет. Я ткнула пальцем в фотографию сибирского кота – по стенам были развешаны снимки разных пород. Но как оказалось, мисочка с витрины годилась только для узкомордых. И в результате я купила Машуку целый сервиз, три мисочки – для сухого корма, для влажного и для воды. Одна темно-синяя с красными птичками, другая зеленая с розовыми мышками и желтенькая с зелеными травками. Красотища! Хозяйка магазина расспрашивала меня про моего кота, рассказывала про своих двух британских кошек, в результате, когда я посмотрела на часы, стало ясно, что надо очень спешно возвращаться в отель. И первый, кого я увидела на улице, был Андрей Олегович, который нервно прохаживался перед входом в отель. – Глаша! Наконец-то! Где вас черти носят? – Что-то случилось? – Нет, но я вдруг испугался, что вы заблудитесь… Я так не люблю Франкфурт! – Господи, Андрей Олегович, у нас еще полчаса времени! Я бегу переодеваться. Встречаемся в лобби! Да, вот эта коробочка – мой подарок Машуку! – Подарок Машуку? А что это? – Набор красивых мисочек! – С ума сойти! Спасибо! Думаю, это не столько Машука обрадует, сколько Люду. Но так или иначе, спасибо вам огромное. Бегите переодевайтесь! Удивительное дело, мой шеф, ученый с мировым именем, удачливый бизнесмен одновременно, а общаться с ним так легко и приятно! Как много значит, когда человек занимает свое место. И к тому же хорошо воспитан! В день отлета я с самого утра начала волноваться, улетит ли вовремя наш самолет. Полезла в Интернет. Вроде бы с погодой и в Москве, и во Франкфурте проблем не ожидается. Но все прошло благополучно. Меня, как повелось в последнее время, завезли домой, я спокойно приняла душ, навела красоту, оделась и заказала такси. И чего я, дура, так волнуюсь? Давненько не ходила на свидания? Да нет, не так уж давно, примерно полгода назад… Но так я не волновалась, кажется, еще никогда. Я вышла из такси и сразу увидела Мирослава. Он стоял, держа в руке высокую коробку. Кувшин! И как-то нервно озирался. – Мирослав! – окликнула я его. Он расплылся в улыбке и кинулся ко мне. – О! Глаша, как я рад вас видеть! Умница, не опоздали! Вот, это ваш кувшин! Только знаете, что я подумал: идти с такой прелестной девушкой в пивной ресторан… как-то не того… У меня есть другая идея. Вернее, даже две… – Излагайте! – Тут недалеко, на набережной есть ресторан-поплавок. А еще можно сесть на кораблик с рестораном и поплыть по реке, благо сегодня хорошая погода… – Мне вторая идея нравится больше, только там, кажется, надо заранее заказывать столики… – А я заказал на всякий случай. На худой конец отменил бы… – улыбнулся он своей невозможной улыбкой. – Какой вы предусмотрительный. Он тут же вызвал такси, оно подъехало через минуту. И вскоре мы уже поднялись на борт небольшого парохода. – Господа желают сидеть на свежем воздухе или в помещении? – Господа желают на свежем воздухе! Правда, Глаша? – Конечно! Нам сразу подали меню, я начала его листать, а Мирослав смотрел только на меня. – Глаша, Глаша, вы верите в судьбу? – Вы о чем, Мирослав? – А я верю… Знаете, почему я исчез, не взяв ваш телефон, не назвался даже… – И почему? – Испугался! – И чего вы испугались? – Понимаете, когда я там, в Шёнефельде, подошел к вам… и обнял вас… и ощутил запах ваших духов… ваш запах, я вдруг понял, что… это судьба… Но в моей жизни так сложно все завязано, и запутано и я уже привык к этим путам… и испугался, что, порвав их, я повисну… просто повисну в пустоте. И я смалодушничал… А потом уговаривал себя, внушал себе, что я, собственно, ничегошеньки об этой девушке не знаю, скорее всего у нее есть муж или любимый человек, и ей уже не семнадцать, это в семнадцать лет кажется невесть какой радостью повиснуть в пустоте… в шалаше и что там еще… Он говорил с такой мукой в глазах и в голосе, так горячо, даже лихорадочно, но его слова казались мне музыкой, и хоть мне давно уже не семнадцать, я, кажется, была готова повиснуть с ним в любой пустоте… хоть в вакууме, хоть в космосе… Но я молчала. Что он еще скажет? – И вдруг я увидел вас на выставке… Вы были совсем другая… Элегантная, на каблуках, но запах… ваш запах… он никуда не делся… Это запах судьбы… Моей судьбы. – Господа уже сделали выбор? – подошел к нам официант. – Ох, простите, еще пять минут! – смутился Мирослав. И принялся просматривать меню. Но я видела, что он едва сдерживается… – Послушайте, можно уже принять заказ! – кивнул он стоявшему чуть поодаль официанту. – Глаша, что вы пьете? – Да, пожалуй, бокал сухого вина, белого. – Дайте бутылку шардоне! – распорядился Мирослав. Официант отошел. – Глаша, милая, простите, вы, вероятно, подумали, что я или псих, или алкоголик, может, я немного псих, но не алкаш, это точно. Но я действительно верю в знаки судьбы… А вы? – Пожалуй, раньше не верила, а теперь… – Что теперь? – Понимаете, там, в Берлине, я жутко испугалась, все это было как в дурном кино… Но когда я добралась до дома, я вдруг подумала, что если бы не вы, моя жизнь могла бы просто рухнуть, страшно подумать, что было бы, если бы вдруг меня обыскали, а даже если нет, то ко мне явился бы тот тип… Короче, я подумала, что моя жизнь… что теперь что-то должно измениться к лучшему. И буквально в тот же день мне предложили новую работу, которая к тому же находится в десяти минутах ходьбы от дома, а раньше я тратила полтора часа только в один конец. И знаете, я пошла и купила себе чемодан… С рюкзаком больше не езжу! – Да вы просто умница, Глаша… А что вас привело на мою выставку? – Не что, а кто. Моя подруга Марьяна. Она постоянно ходит на всякие выставки… И я пришла просто в восторг, особенно от этих амфор с танцовщицами… Можно я задам, вероятно, идиотский вопрос… – Валяйте! – улыбнулся он. – Я понимаю, вы делаете эти сосуды из глины, удивительной красоты сосуды, а вот этих танцовщиц вы тоже сами рисовали? – Да. Сам. Меня тогда захлестывали эмоции… Я попробовал… Вроде получилось… – Вроде! Да это шедевр! – Ну, так уж и шедевр… – Но ведь эти танцовщицы все разные… У каждой своя судьба… И название… Оно пробуждает фантазию, ты придумываешь жизнь каждой из них… Вот красная… это сама страсть… но какая-то разрушительная что ли… – Боже мой, Глаша! Вы чудо! Вы так тонко и точно все поняли! А кто вы по профессии, Глаша? – Толмач! – То есть? Переводчик? – Ну да. Окончила филфак, раньше работала в рекламной структуре, а сейчас в НПО. – Что это такое? – Научно-производственное объединение. Я люблю путешествовать, а на этой работе уж раз в десять дней непременно где-нибудь бываю с шефом. Он хороший добрый человек, мы с ним, можно сказать, друзья. – А сколько ему лет? – Много! Хорошо за шестьдесят. – И он не домогается? – Да боже сохрани! – Вы не замужем? – Нет. Была когда-то, но развелась. Давно. – И вы живете одна? – Да. Мирослав, вы вот все выспросили обо мне, а я о вас ничегошеньки не знаю. Только знаю, что вы очень талантливый художник. И еще – что вы когда-то работали на таможне, или это не совсем так? Вы на таможне не работали, а перевозили что-то таким вот образом, запихивая товар кому-то в рюкзак? Я права? Он смотрел на меня очень пристально. – Вы еще и умная… – хмыкнул он. – Было дело! Но я тогда был совсем молодым идиотом. Меня кидало из стороны в сторону и вот занесло ненароком в контрабандисты. Но я не выдержал… Совестно было… Такой вот совестливый оказался контрабандист. Просто если бы я только своей свободой рисковал, а выходило, что в основном чужой. Это мне не нравилось. И я слинял далеко, аж на Дальний Восток, ходил в море с рыбаками, чтобы меня не нашли прежние дружбаны. В ресторане во Владике пел-плясал. Имел успех, один продюсер предлагал мне начать эстрадную карьеру… – Ничего себе! – Одним словом, искал себя… А потом меня занесло в Среднюю Азию, в Самарканд. И я случайно попал в мастерскую к гончару… Когда увидел, как он мнет руками глину, как на гончарном круге получаются у него кувшины, чаши, вазы… Я напросился к нему в ученики… И вот когда я впервые коснулся глины… я ощутил, что хочу заниматься только этим… Мой учитель, Аскар-ака, говорил, что у меня талантливые пальцы… что я скоро его превзойду, я радовался как дурак… Конечно, сперва мои изделия никуда не годились, но постепенно в руках появилась уверенность и мои пиалы и кувшины имели уже надлежащий вид. Тогда Аскар-ака начал учить меня расписывать посуду, обжигать в печи… Я проучился у него полтора года, а потом… – Потом вам стало тесно в рамках традиционных азиатских узоров, да? – решилась вдруг спросить я. – Именно! – обрадовался он. – Именно! – И что же дальше? – Я понял, что теперь у меня есть цель в жизни, но совершенно нет денег. И я вернулся во Владивосток, и опять пошел работать в ресторан. Меня с восторгом взяли, я там пел, мне очень хорошо платили. – И женщины сходили от вас с ума. – Было и это… Молодость… Но теперь у меня была цель! Я хотел иметь свою гончарную мастерскую. С печью. Я чувствовал, что это моя жизнь… Руки тосковали по глине. Свободного времени было много, я рисовал сперва всякие орнаменты, потом какие-то фантазии… получалось… Потом купил коробку пластилина и стал лепить фигурки животных, просто для тренировки пальцев… Но однажды меня пригласили в круиз по Тихому океану, петь… Я согласился, там посулили очень хорошие деньги, а я как Скупой рыцарь дрожал над каждой копейкой… И еще хотелось повидать мир… Он замолчал как-то смущенно. – Ну, что же вы, Мирослав? О, кажется, я поняла… – Что вы поняли? – он вскинул на меня испуганные глаза. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ИТ» Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию:https://tellnovel.com/ru/ekaterina-vilmont/pticy-ego-zhizni