Страница 1

Жнец у ворот
Саба Тахир


Уголек в пепле #3
Империя важнее всего – важнее твоих желаний, дружбы, любви. Любой бунт карается смертью. Если ты не хранишь верность Императору, тебя и твою семью казнят. Таков беспощадный мир, где живет Лайя. Ее старшего брата арестовали за измену и, чтобы спасти его, она проникает в Военную академию Империи. Элиас – один из лучших солдат академии, но втайне он мечтает о другой жизни, о свободе. Когда пути Лайи и Элиаса пересекаются, они понимают, что связаны судьбой. Выбор, который они сделают, изменит будущее всей Империи.

Война приближается к пределам Империи. Война вот-вот начнется внутри нее самой. Элен Аквилла – Кровавый Сорокопут – отчаянно пытается спасти свою сестру, а вместе с ней и всех остальных. Но Император становится все более жестоким. Лайе, которая также пытается предотвратить катастрофу, предстоит пережить предательство, а Элиасу – пожертвовать многим, чтобы стать Ловцом Душ.





Саба Тахир

Жнец у ворот





Sabaa Tahir

A reaper at the gates

Copyright © 2018 Sabaa Tahir

© А. Дубинина, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019



Посвящается

Ренэ, которая знает мое сердце.

Александре, которая воплощает мои надежды.

И Бену, который разделяет со мной мечты.







Часть I

Безымянный король





1: Князь Тьмы


«Ты слишком сильно любишь, о мой король».

Моя королева повторяла эти слова долгими веками, которые мы провели вместе. Сначала с улыбкой. А в последние годы – хмурясь. Взгляд ее задерживался на наших детях, которые носились по дворцу, то обращаясь в пламя, то обретая плоть – маленькие вихри невероятной красоты.

«Я боюсь за тебя, Мехерья, – ее голос трепетал. – Боюсь того, на что ты станешь способен, если кто-то причинит вред тем, кого ты любишь».

«Никто никогда не причинит вам вреда. Клянусь».

Я говорил с пылом и безумством юности, хотя, разумеется, уже тогда не был юн. Даже в тот день, когда ветры с реки откинули назад темные, как ночь, волосы королевы, а по лицу ее струился солнечный свет, подобный жидкому золоту. Он озарял и наших детей, чей смех звенел, наполняя собой наш каменный дворец.

Она была узницей своего страха. Я взял ее за руки.

– Клянусь, я уничтожу любого, кто попытается навредить вам.

– Нет, Мехерья! – В последующие годы я не раз задавался вопросом: неужели она уже тогда знала, во что я могу превратиться? – Поклянись, что никогда так не поступишь. Ты – наш возлюбленный Мехерья. Твое сердце создано для любви. Ты существуешь, чтобы давать, а не брать. Поэтому ты и король народа джиннов. Поклянись.

В тот день я принес ей две клятвы: вечной защиты и вечной любви.

Всего через год я нарушил обе.

На стене пещеры, скрытой от глаз людей, висит Звезда. У нее четыре луча, на вершине зияет узкая трещина. По всей поверхности Звезды бегут тонкие шрамы – память о тех днях, когда Книжники разбили ее и пленили мой народ. Металл нетерпеливо блестит, словно глаза хищного животного, следящего за добычей. В этом оружии заключена великая сила: ее хватит, чтобы уничтожить древний город. Чтобы уничтожить древний народ. Чтобы пленить джиннов на тысячу лет.

И снова освободить их.

Словно чувствуя вибрации браслета у меня на руке, Звезда тихо отзывается, пытаясь притянуть к себе недостающую часть. По моему телу идет судорога, когда я поднимаю браслет вверх, и он взмывает к Звезде по воздуху, как серебряный угорь. Выщербленное место стягивается, словно заживающая рана.

Четыре луча Звезды вспыхивают, освещая самые дальние углы гранитной пещеры, и собравшиеся вокруг меня создания злобно шипят. Но тут сияние угасает, остается лишь бледный лунный свет. У моих ног копошатся оборотни-гули.

«Господин… Господин…»

За ними в ожидании приказа застыл Повелитель рэйфов, рядом с королями и королевами ифритов, моря и ветра, песка и камня, воздуха и снега.

Они смотрят на меня, молчаливые и напряженные, и я разворачиваю пергамент, который держу в руках. Он неприметен, как песок. Но не таковы слова, что в нем содержатся.

Я призываю повелителя рэйфов, и он приближается. Он повинуется неохотно, принуждаемый магией. Постоянно борется, желая освободиться от меня. Но пока что он мне нужен. Рэйфы – обрывки погибших душ, соединенные древним волшебством. Если нужно, они могут становиться совершенно невидимыми. Даже знаменитые Маски Империи их не увидят.

Я протягиваю ему пергамент и слышу ее голос. Голос моей королевы. Едва слышный шепот колеблется, как огонек свечи холодной ночью. «Мехерья, если ты это сделаешь, обратного пути не будет. Надежда вернуть тебя будет утрачена. Обдумай все еще раз».

Я делаю, как она просит. Обдумываю еще раз.

И вспоминаю, что она мертва, что ее уже тысячу лет как нет. Ее присутствие – лишь иллюзия. Ее голос – это голос моей слабости. Я протягиваю свиток повелителю рэйфов.

– Сделай так, чтобы это попало в руки Кровавого Сорокопута, Элен Аквиллы, – говорю я ему. – И больше ни в чьи.

Он кланяется мне, и вперед выходят ифриты.

Страница 2

Я велю им отойти: для них у меня другая задача. Остальные преклоняют колени.

– Давным-давно вы дали Книжникам знание, которое привело к поражению моего народа и всего мира духов. – По рядам ифритов пробегает печальный ропот, они тоже это помнят. – Предлагаю вам искупить вину. Отправляйтесь к нашим новым союзникам на юг. Дайте им понять, что за силу они могут вызвать из тьмы. Луна Урожая встанет через шесть месяцев. Я хочу, чтобы вы справились с заданием раньше этого срока. А вы… – обращаюсь я к гулям-упырям, – ступайте, ешьте вдоволь. Не подведите меня.

Когда они все уходят, я созерцаю Звезду и думаю о предательнице-джиннше, которая помогла создать это оружие. Наверное, для человека Звезда сияет надеждой.

Я же чувствую к ней лишь ненависть.

Перед моим внутренним взором всплывает женское лицо. Лайя из Серры. Мои руки помнят ее кожу, ее прикосновения. Я чувствую, как ее руки обнимают меня за шею. Помню, как она закрывает глаза. Ощущаю вкус ее губ. С ней мне показалось, что я стою на пороге своего прежнего дома, проветренного и чисто прибранного. С ней мне казалось, что я в безопасности.

«Ты любил ее, – говорит моя королева. – А потом предал».

То, что я предал какую-то девчонку из Книжников, ничего не значит. Я предавал сотни людей.

Но все же что-то глубоко беспокоит меня. Что-то необъяснимое произошло, когда Лайя из Серры отдала мне свой браслет. После того, как она поняла, что юноша, которого она называла Кинаном, – лишь маска, за которой скрывается кто-то другой. Как и все остальные, она увидела в моих глазах самые черные моменты своей жизни. Но когда я заглянул в ее душу, что-то – вернее, кто-то – посмотрел на меня оттуда: и это была моя королева, смотревшая мне в глаза через столетия.

Я увидел ее ужас. Ее скорбь о том, кем я теперь стал. Ее боль из-за страданий, причиненных Книжниками нашим детям и всему нашему народу.

Я думаю о моей королеве каждый раз, когда совершаю новое предательство. С каждым новым человеком, которого за тысячу лет я успел отыскать, обмануть, заставить полюбить себя и забрать еще одну частицу Звезды. Снова и снова.

Но никогда еще Королева не смотрела на меня из глаз другого. Никогда в мое сердце не вонзался острый меч ее разочарования.

Это всего лишь еще одно предательство. Еще одно.

Но королева говорит со мной: «Не делай этого. Прошу тебя».

Я заставляю ее замолчать. Изгоняю из своей памяти. Думаю, больше я никогда не услышу ее.




2: Лайя


В этом набеге все сразу пошло не так. Мы с Дарином оба это знаем, но молчим.

Хотя мой брат в эти дни вообще почти ничего не говорит.

Призрачные фургоны, которые нам удалось наконец догнать, остановились возле деревни Меченосцев. Я поднимаюсь из-за тяжелых от снега кустов, за которыми мы прятались, и киваю Дарину. Он хватает меня за руку и крепко сжимает. «Береги себя».

Я использую невидимость – способность, появившуюся у меня совсем недавно. Я еще не очень хорошо умею ею управлять. Пар от дыхания срывается с моих губ белыми облачками, тает, извивается в воздухе, как змея, которую заклинают неведомой песней. Повсюду в Империи распускаются весенние цветы, но здесь, совсем близко к столице, Антиуму, зима еще не отступила и хлещет нас по щекам ледяными руками.

Полночь прошла, несколько фонарей в деревне мигают, ветер крепчает. Добравшись до каравана с узниками, я низким голосом издаю крик полярной совы, которую нередко можно услышать в этой части Империи.

Я крадусь к призрачному фургону, и мою кожу начинает покалывать. Инстинкт заставляет меня резко обернуться. Но вокруг все тихо, ближайший патруль меченосцев даже не смотрит в мою сторону. Все вроде бы в порядке.

«Ты просто слишком нервничаешь, Лайя. Как всегда». От нашего лагеря до границ Земель Ожидания – двадцать миль. Мы с Дарином спланировали и совершили уже шесть набегов на караваны, перевозящие имперских узников. Мой брат не выковал ни одного меча из серрийской стали. Я не ответила ни на одно письмо Араджа, предводителя Книжников, который вместе с нами бежал из тюрьмы Кауф. Но мы с братом, Афией Ара-Нур и ее людьми за последние два месяца освободили уже больше четырехсот Книжников и кочевников.

Но это, конечно, не гарантирует, что нам снова повезет. Этот караван не такой, как другие.

По его периметру – от деревьев и по направлению к лагерю – движутся знакомые фигуры в черном. Это Афия и ее люди готовятся к атаке, следуя моему сигналу. Их присутствие придает мне отваги. Кочевница, которая помогла освободить Дарина из Кауфа, – тот самый человек, благодаря которому мы вообще узнали о призрачных фургонах и узнике, которого они сейчас перевозят.

Отмычки в моей руке колют ладонь, как ледяные иглы. Шесть кибиток стоят полукругом, посредине – две повозки с провиантом. Большинство солдат занято лошадьми и кострами. Снег вьется вихрями, обжигая лицо. Я подкрадываюсь к первому фургону и начинаю возиться с замком. Отмычки в замерзших руках работают плохо. Поторопись, Лайя!

В фургоне так тихо, как будто он пустой. Но я-то знаю…

Страница 3

ишину нарушает тихий плач ребенка, но его быстро заставляют замолчать. Узники уже усвоили урок, что единственный способ избежать страданий – это не издавать ни звука.

– Где все, черт бы их побрал? – слышу я грубый голос совсем рядом и едва не роняю отмычку в снег. Вблизи от меня проходит легионер, и по спине у меня пробегает холодок. Я не решаюсь дышать. «Что, если он меня увидит? Вдруг моя невидимость не сработает?» Такое уже случалось, когда на меня неожиданно нападали или я оказывалась посреди толпы.

– Разбудите хозяина трактира! – легионер поворачивается к солдату-ополченцу, который бежит к нему со всех ног. – Велите ему пошевеливаться и приготовить нам комнаты.

– Трактир пуст, господин. Похоже, жители оставили деревню.

Меченосцы обычно не покидают свои дома, особенно посреди зимы. Единственное исключение – если в поселение начался мор. Но если бы это произошло, Афия бы знала.

«Лайя, это не твое дело. Твое дело – открыть замки».

Солдат-ополченец и легионер устремляются к трактиру. Когда они наконец исчезли, я смогла вставить отмычку в замок. Но металл сопротивляется, он замерз и покрыт инеем.

Ну же! Сейчас, когда со мной нет Элиаса Витуриаса, чтобы открыть половину замков, мне приходится трудиться вдвое больше. Нет времени, чтобы думать о моем друге, и все же я не могу побороть тревогу. Его участие в набегах всегда помогало нам не попадаться. И в конце концов, он же сказал, что остается с нами.

О небо, что могло случиться с Элиасом? Он никогда меня не подводил! По крайней мере, в набегах. Неужели Шэва узнала, что он помог мне и Дарину и провел меня из дома в Свободных Землях через Земли Ожидания? Неужели сейчас она наказывает его за это?

Я почти ничего не знаю о Ловце Душ. Мне известно, что она замкнутая, и предполагаю, что она меня не любит. Иногда, когда Элиас приходит из Земель Ожидания навестить меня и Дарина, я чувствую, что джиннша следит за нами, но в ее взгляде нет ненависти. Только печаль. Но небеса знают, что я не умею чувствовать скрытую злобу.

Будь это любой другой караван, любой другой узник, я бы никогда не стала рисковать жизнью Дарина и кочевников… И своей собственной.

Но мы стольким обязаны Маме Риле и остальным узникам клана Саиф, что просто не можем не освободить их. Кочевница, приемная мать Элиаса, рискнула и своей жизнью и свободой, и жизнями своих родных, чтобы я смогла спасти Дарина. Я не имею права ее подвести.

Элиаса нет. Ты тут одна. Шевелись!

Наконец замок поддается, и я бегу к следующему фургону. Скрывшись среди деревьев всего в нескольких футах отсюда, Афия, должно быть, уже проклинает меня за нерасторопность. Чем дольше я вожусь, тем больше шансов, что меченосцы схватят нас.

Когда замок открывается, я подаю сигнал. «Вжик. Вжик. Вжик». Темноту со свистом рассекает несколько дротиков. Меченосцы по периметру беззвучно падают, мгновенно лишаясь чувств от редкого южного яда, которым смазаны концы дротиков. Над солдатами тут же тенями встают полдюжины кочевников, перерезают им горло.

Я отвожу глаза от этого зрелища, но слух отключить не могу и слышу предсмертные хрипы. Этого было не избежать, я знаю. Без серрийской стали людям Афии не одолеть меченосцев в открытом бою, оружие кочевников просто сломается. Но когда я вижу такое тайное и молниеносное убийство, кровь всякий раз стынет в жилах. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к этому.

От теней отделяется одна, у нее в руках блестит оружие. Сложные татуировки на руках, означающие, что она «залдара», глава племени кочевников, сейчас скрыты длинными темными рукавами. Я издаю тихий свист, чтобы Афия Ара-Нур поняла, где именно я нахожусь.

– Ты слишком долго возилась, – Афия резко оглядывается вокруг, черные и красные косы на ее голове взлетают. – Где, ад его возьми, этот Элиас? Он что, теперь тоже умеет становиться невидимым?

Элиас наконец рассказал Афии о Землях Ожидания. О том, что умер в тюрьме Кауф, о том, как воскрес, о своем договоре с Шэвой. В тот день кочевница прилюдно назвала его дураком, а потом нашла меня и сказала: «Забудь его, Лайя. Что может быть глупее, чем любить мертвого проводника призраков? Плевать, насколько он привлекателен, это не приведет ни к чему».

– Элиас не пришел.

Афия, выругавшись по-садски, разворачивается к фургонам. И тихо объясняет узникам, что им нужно следовать за ее людьми, стараясь при этом не шуметь.

Из деревни доносятся крики и свист стрел. Это в пятидесяти ярдах от нас. Оставив Афию, я бегу туда, к этим домам, к темной улице, на которой стоит трактир. Бойцы Афии в прячутся от полудюжины имперских солдат. В воздухе свистят стрелы и дротики – слабая защита от разящих клинков меченосцев. Я бросаюсь в гущу боя и изо всей силы бью солдата рукоятью кинжала в висок. Этих ополченцев всегда нетрудно вырубить.

Даже слишком легко.

Где-то поблизости должны быть еще войска, скрытый отряд. Или даже Маска, который следит за всеми, оставаясь невидимым.

– Лайя! – я вздрагиваю от неожиданности. Золотистая кожа Дарина темна от грязи – он вымаз

Страница 4

лся ею для маскировки. Капюшон скрывает копну непослушных медово-золотых волос. Наконец-то они отросли до прежней длины! Глядя на него, никто бы сейчас не поверил, что он полгода провел в тюрьме Кауф. Но в глубине души мой брат все еще борется с демонами. Из-за них он пока не может ковать серрийскую сталь.

«Главное, что он здесь, – говорю я себе. – Он помогает мне. Он сражается. А оружие подождет, когда он будет готов».

– Мамы Рилы здесь нет, – говорит Дарин и оборачивается, когда я беру его за плечо. Голос у него хриплый, потому что он чаще молчит. – Но я нашел ее приемного сына, Шана. И он сказал, что солдаты забрали ее из фургона и увели, когда караван встал на ночевку.

– Значит, она в деревне, – отвечаю я. – Выводи узников, а я пойду ее искать.

– Деревня не должна быть пустой, – предостерегает меня Дарин. – Тут что-то не так. Ступай с узниками ты, а я разузнаю про Маму.

– Что я знаю наверняка – так это что за ней должен пойти один из вас, – рядом со мной появляется Афия. – Потому что я не собираюсь этим заниматься. У нас тут полно узников, и о них нужно позаботиться.

– Если что-то пойдет не так, я могу использовать невидимость. – говорю я. – Так что пойду я. Встретимся в лагере.

Брат сердито поднимает брови, безмолвно возражая. Он может быть таким же упрямым, как наша мать… Иногда его не сдвинуть с места, как гору.

– Я иду с тобой, сестренка. Элиас согласился бы. Он же знает…

– Если ты такой близкий друг Элиаса, – сердито шиплю я в ответ, – скажи ему, пожалуйста, чтобы не забыл прийти, когда в следующий раз решит нам помочь.

Губы Дарина изгибаются в мимолетной кривой улыбке. Улыбке нашей матери.

– Лайя, я знаю, что ты на него злишься, но…

– Избави меня небеса от мужчин, которые важными голосами станут говорить, что они все знают лучше меня! Давай уже выбирайся отсюда. Ты нужен Афии. Ты нужен узникам. Иди.

Прежде чем он успел возразить, я бросаюсь бежать в сторону деревни. Это крохотное селение, не больше сотни домов, крытых соломой. Крыши просели под тяжестью снега, улицы узкие и темные. На них завывает яростный ветер, клубясь над аккуратными садиками. Посреди улицы кто-то забыл метлу – я спотыкаюсь об нее и едва не падаю. Селяне ушли совсем недавно, второпях. Я чувствую это.

Я продвигаюсь вперед осторожно, боясь того, что может скрываться в темноте. В памяти невольно всплывают истории, которые вполголоса рассказывают в трактирах и у костров кочевников: рэйфы перегрызают горло мореходам… В лагерях на Свободных Землях заживо сожжены семьи Книжников… Феи – мелкие крылатые демоны – нападают на караваны и сосут у скота кровь…

Все это, я даже не сомневаюсь, дело рук существа, раньше называвшего себя Кинаном.

Князя Тьмы.

Я останавливаюсь на миг, чтобы заглянуть в темное окно. Ничего не могу разглядеть В черной стигийской ночи. Идя к следующему дому, я мучаюсь от ужасного чувства вины, стыжусь прошлой слабости. «Это ты позволила Князю Тьмы забрать браслет, – шипит у меня в ушах внутренний голос. – Ты стала для него легкой добычей. И он еще на шаг приблизился к тому, чтобы уничтожить Книжников. Он найдет недостающие части Звезды и освободит джиннов. И что тогда будет, Лайя?»

Но, может быть, Князю тьмы понадобятся долгие годы, чтобы найти остальные части Звезды, – пытаюсь я себя утешить. Может быть, недостает еще нескольких частей, а не одной. Может, не хватает еще десятков фрагментов.

Вспышка света впереди. Я отбрасываю мысли о Князе Тьмы и спешу к домику на северном краю деревни. Внутри горит лампа. Дверь открыта, достаточно широко, чтобы я могла проскользнуть внутрь, не прикасаясь к ней. Никто из находящихся внутри ничего не заметит.

Оказавшись в доме, некоторое время я привыкаю к свету. Я вижу Маму Рилу, привязанную к стулу – она похожа на тень прежней себя. Темная кожа обвисла, как слишком просторная одежда, а ее кудрявые густые волосы сбриты безжалостной рукой.

Я уже рядом, но странное предчувствие, поднявшись из глубин подсознания, заставляет меня остановиться.

За спиной слышится топот тяжелых башмаков. Я оборачиваюсь в панике, половица скрипит под моей ногой. Я успеваю увидеть блеск чего-то серебряного – это Маска! – и в тот момент кто-то зажимает мне рот и заламывает за спину руки.




3: Элиас


Не важно, как часто я выбираюсь из Земель Ожидания. Это всегда трудно. Я приближаюсь к восточной линии деревьев, и от белой вспышки у меня в животе все сжимается. Призрак!.. Я едва сдерживаюсь, чтобы не выругаться, затаиваюсь. Если он заметит меня так далеко от мест, где я должен находиться, весь этот чертов Сумеречный Лес будет знать, куда и зачем я собрался. Призраки, как выяснилось, обожают сплетничать.

Время тянется. Я уже опоздал. Лайя ждала меня в условленном месте больше часа назад, и этот набег – не из тех, что она готова пропустить только из-за того, что меня нет рядом.

Я уже почти на месте. Я выпрыгиваю в свежий снег на границе Земель Ожидания, которые мерцают у меня за спиной. Обычный человек их не увидит. Но мы с Шэвой в

Страница 5

дим мерцающую стену так же ясно, как каменную. Я могу проходить сквозь нее, но духов она не выпустит наружу, а любопытных не пустит внутрь. Шэва провела не один месяц, обучая меня всему, и рассказала о назначении стены.

Она будет в бешенстве. Я ведь не первый раз ускользаю в мир живых, вместо того чтобы проходить обучение на Ловца Душ. Шэва – джинн, однако когда речь идет об учениках, пропускающих занятия, она так же нетерпелива, как люди. Но я четырнадцать лет изучал всевозможные способы ускользать от центурионов Блэклифа. Если попасться в Блэклифе, тебя выпорют. А Шэва в худшем случае просто будет на меня дуться.

– Возможно, мне тоже стоит прибегнуть к порке, – разрезал воздух холодный голос Шэвы, и я едва не выпрыгнул из собственной кожи. – Может, это наконец заставит тебя, Элиас, вплотную заняться своими обязанностями и перестать изображать героя?

– Шэва! Я просто хотел… Ох, что это с тобой? Ты дымишься? – От женщины-джинна густыми клубами поднимался пар.

– Кое-кто забыл развесить выстиранное белье. – В ее взгляде пылала ярость. – У меня кончились чистые рубашки.

Ну да, она – джинн, и ее тело настолько горячо, что может высушить гору мокрой одежды… Она уже несколько часов пускает пар. Неудивительно, что она выглядит так, будто готова отвесить мне пощечину.

Шэва хватает меня за предплечье, жар ее кожи прогоняет холод, который пронизал меня до костей. Через несколько мгновений мы уже далеко от границы. Моя голова кружится от магии, которую она применила, чтобы стремительно перенести нас через лес.

При виде красной мерцающей рощи джиннов я не могу сдержать стона. Я ненавижу это место. Хотя джинны и заперты здесь, у них достаточно сил, чтобы проникнуть в мою голову, как только я преступлю границы рощи.

Шэва закатывает глаза, словно ей приходится иметь дело с бестолковым младшим братом. Ловец Душ наконец отпускает мою руку. Освободившись, я обнаруживаю, что мне трудно идти. Шэва наложила на меня какое-то заклятье. Похоже, она совсем потеряла терпение. Я пытаюсь вернуть себе контроль над своим телом, но мне это не удается.

– Довольно подлый прием.

– Ты легко его освоишь, если останешься со мной и позволишь научить тебя. – Она кивает в сторону рощи, где между деревьев мелькают духи. – Видишь, Элиас, призрак ребенка нуждается в утешении. Ступай, покажи, чему ты научился за последние недели.

– Меня не должно здесь быть. – Я посылаю мощный мысленный импульс Стражу. – Я нужен Лайе, Дарину и Маме Риле.

Прислонившись к развесистому дереву, Шэва смотрит на небо в просвет между голыми ветвями.

– Полночь наступила час назад. Набег уже начался. Лайя наверняка в опасности. А также Дарин и Афия. Войди в рощу и помоги призраку совладать с собой. Если у тебя получится, я сниму заклятие и отпущу тебя. Иначе твоим друзьям придется подождать.

– Ты сегодня в ужасном настроении, – говорю я. – Ты что, не завтракала?

– Не пытайся обратить все в шутку.

Пробормотав проклятье, я внутренне вооружаюсь против джиннов, представляя, что окружен барьером, за который не проникнут злые шепотки. Чем ближе к роще я подхожу, тем больше их взглядов обращается ко мне. Они напряженно вслушиваются.

Мгновение спустя в моей голове начинает звенеть призрачный смех. Голоса перебивают друг друга. Насмешки, хохот, шепот… Звуки наслаиваются, сливаются в адский гул. Таковы джинны.

«Ты не можешь ничем помочь призракам, смертный глупец! Ты не можешь помочь Лайе из Серры. Она вскоре умрет медленной мучительной смертью».

Злоба джиннов сметает все барьеры, что я создал для своей защиты, проникает в глубь сознания. Эти существа читают мои самые темные мысли, вытаскивают наружу потаенные страхи. Я вижу перед собой умирающую, израненную Лайю. Эта картина настолько реальна, что ужас проникает в сердце. Я призываю разум помочь мне различить, где тут реальная роща джиннов, а где насылаемые ими злые видения.

Закрываю глаза и медленно говорю себе: «Это иллюзия». Когда я открываю их вновь, то вижу у подножия ближайшего дерева мертвую Элен. Дарин лежит рядом с ней. И Мама Рила. И Шан, мой приемный брат. Вспоминается поле битвы во времена моего Первого Испытания. Это было так давно… Воспоминания причиняют еще большую боль – тогда я оставил после себя слишком много крови и страданий.

Я припоминаю уроки Шэвы: «В роще джинны сильны. Они могут проникать в твой разум, обнажая страхи, что живут в нем». Всеми силами стараюсь стряхнуть с себя эту магию, но джинны цепко держат меня. Их шепот проникает в самое сердце.

Рядом со мной каменеет Шэва.

– Привет тебе, предательница, – джинны обычно очень надменно общаются с Ловцом Душ. – Ты обречена. Всюду запах смерти.

Шэва сжимает зубы, а я страстно желаю, чтобы в руках у меня оказалось любое оружие, способное дать им отпор. Шэве так много пришлось пережить, дразнить ее слишком подло.

Но Ловцу Душ достаточно протянуть руку к ближайшему дереву джиннов. Хотя я и не чувствую потоков магии Земель Ожидания, очевидно, Шэва ею воспользовалась. Джинн умолкает.

– Ты не

Страница 6

остаточно силен, – говорит она мне. – И становишься легкой добычей для джиннов. Они любую мелочь способны обратить против тебя.

– Жизни Лайи, Дарина и Мамы – это не мелочи!

– Их жизни ничего не значат в потоке времени, – отвечает Шэва. – Я не останусь тут навсегда, Элиас. Тебе необходимо научиться быстрее проводить призраков вовне. Их тут уже слишком много. – Заметив мое угрюмое выражение лица, она печально вздыхает. – Скажи, что ты собираешься делать, если призрак откажется оставить Земли Ожидания до тех пор, пока не умрут все, кого он любил в своей жизни?

– Э… М-м…

Шэва издает долгий стон. Выражение ее лица напоминает мне Элен в те моменты, когда я опаздывал на занятия.

– А что ты будешь делать, если прибудет сразу сотня призраков? Кричащих и страдающих? Они будут перебивать друг друга, пытаясь быть услышанными. Как поступить с духом человека, который при жизни совершил ужасные деяния и не испытывает никакого раскаяния? Знаешь ли ты, почему в наших землях так мало духов кочевников? Понимаешь, что может произойти, если быстро не отправлять духов дальше по их пути и позволять им скапливаться?

– Теперь, когда ты упомянула об этом… – осмеливаюсь сказать я, чувствуя, что во мне пробудилось любопытство. – В самом деле, что случится, если…

– …если ты не переправишь духов достаточно быстро, это будет твой конец как Ловца Душ! И конец мира людей, каким ты его знаешь. Я молюсь, чтобы этот день никогда не настал!

Она тяжело садится на землю и опускает голову на руки. Я усаживаюсь рядом, грудь сдавливает ощущение ее горя. Это совершенно другое чувство, оно не похоже на то, что я испытывал, когда на меня гневались центурионы. Да мне было вообще плевать, что они думают. Но ради Шэвы я должен научиться хорошо справляться со своими обязанностями. Мы провели вместе столько времени, выполняя работу Ловца Душ… Но не только поэтому. Кроме работы, мы изучали военную историю, вместе вели хозяйство, обменивались опытом охоты и битвы. Шэва умна и мудра. Она мне как старшая сестра, и я не хочу ее разочаровывать.

– Откажись от походов в мир людей, Элиас. Эта привязанность мешает тебе овладеть магией Земель Ожидания.

– Но я же научился перемещаться в пространстве со скоростью ветра, – Шэва сама обучала меня этому искусству. Правда, она всегда обгоняет.

– Переноситься с ветром – это физическая магия, самая простая, – вздыхает Шэва. – Когда ты дал обет, магия Земель Ожидания вошла в твою кровь. И тогда в тебе появился Маут.

Маут. Я с трудом преодолеваю дрожь. Мои губы не могут произнести ни звука. Когда древняя магия впервые заговорила со мной устами Шэвы, призывая стать Ловцом Душ, я не знал, что у нее есть имя.

– Маут – источник силы всего мира духов, Элиас. От него получают свою мощь джинны, ифриты, оборотни-гули. Даже твоя подруга Элен исцеляет больных с помощью этой силы. Именно Маут дает тебе силы, чтобы выполнять работу Ловца Душ.

«Он». Как будто магия – это личность!

– Он поможет тебе проводить призраков дальше, если ты позволишь ему. Истинная власть Маута находится здесь, – Шэва прикасается к моей груди, где гулко бьется сердце. Затем дотрагивается до моего лба. – И здесь. Пока душа не связана с магией нерушимыми узами, тебе не стать настоящим Ловцом.

– Легко сказать! Ты же джинн! Магия – это часть тебя. Мне не так просто овладеть ею. Стоит на шаг отойти от деревьев – магия накидывается на меня и дергает назад, как поводок строптивую собаку. А если я пытаюсь прикоснуться к Лайе, то… Проклятье! Даже воспоминание причиняет мне такую сильную боль, что я невольно морщусь.

– Видишь, предательница, как глупо было доверять судьбы умерших этому смертному!

Пресекая вмешательство своих родственников-джиннов, Шэва посылает такую мощную волну магии в рощу, что даже я чувствую вибрации этой силы.

– Сотни призраков ожидают перехода, и с каждым днем прибывают новые, – говорит Шэва. По ее лбу градом катится пот, будто она противостоит мощи неведомого врага в невидимой мне битве. Шэва старается говорить тихо и спокойно, только поглядывает в сторону деревьев у себя за спиной. – Я очень беспокоюсь! Скорее всего, Князь Тьмы исподтишка действует против нас. Ему нельзя доверять! Пока я не пойму, что он задумал, мы должны быть осторожны.

– Ясно одно – он работает против нас. Его цель – освободить плененных джиннов.

– Нет. Я чувствую его темную магию, но она направлена на что-то другое… – говорит Шэва. – Если какая-то злая сила заберет меня раньше, чем закончится твое обучение… – Она прерывисто вздыхает и умолкает, чтобы собраться с духом.

– Я не подведу тебя, Шэва, – говорю я ей. – Клянусь тебе. Но я обещал Лайе помочь ей нынче ночью. Иначе она и Мама погибнут. Может быть, они уже мертвы. Не знаю, ведь меня нет рядом с ними.

О Небеса! Ну как мне ей объяснить? Шэва так давно живет вдали от мира людей и не сможет понять. Интересно, она вообще знает, что такое любовь? Иногда она дразнит меня за то, что я говорю во сне, или рассказывает странные сказки… Она ведь знает, как я беспокою

Страница 7

ь о Лайе! Хочется верить, что она меня понимает, но…

– Мама Рила пожертвовала своей жизнью ради меня! Чудо, что она осталась жива, – пытаюсь объяснить я. – Не заставляй меня встречать здесь ее призрак. Ее и Лайи.

– Любовь к ним делает тебя слабым, – говорит Шэва. – В конце концов они все равно умрут. Необходимо выдержать это испытание. Всякий раз, когда ты прощаешься с частичкой прошлой жизни, угасает искра твоей души. Ты будто умираешь.

– Думаешь, я этого не знаю? – каждый миг, который нам с Лайей удается украсть у времени, живое тому подтверждение. Эти торопливые короткие поцелуи, от которых отрывает нас Маут… Бездна разверзается между нами всякий раз, когда мой обет начинает слабеть. Каждая встреча отдаляет нас друг от друга. Я будто смотрю на любимую сквозь толстое мутное стекло.

– Глупый мальчик, – голос Шэвы полон сочувствия, взгляд черных глаз устремлен вдаль. Я чувствую, что сила заклятия слабеет. – Я найду призрака и сама его провожу. Ступай. И не рискуй собой понапрасну. Взрослого джинна практически невозможно убить, разве что противником будет другой джинн. Когда ты соединишься с Маутом, то станешь неуязвимым. Время будет не властно над тобой. Но до этого момента будь осторожен. Если ты снова умрешь, я не смогу воскресить тебя еще раз. Знаешь, – она пинает камешек носком ноги, – я успела к тебе привязаться.

– Я не умру, – я легко касаюсь плеча Шэвы. – Обещаю в следующем месяце наверстать упущенное.

Она недоверчиво фыркает, но заклятие отпускает меня. Я снова свободен и могу перемещаться с ветром меж деревьев. Я лечу так быстро, что едва замечаю, как ветви хлещут меня по лицу. Уже через полчаса виден наш с Шэвой дом. Пересекаю границу Земель Ожидания, и вот она – Империя! В тот миг, когда я покидаю Лес, ветер со всей силы ударяет в лицо, будто пытаясь остановить меня. Магия слабеет.

В глубине души затаилась неведомая сила, которая пытается заставить меня повернуть обратно. Она тянет назад, словно брошенное кем-то лассо. Это Маут хочет вернуть меня на место. Его притяжение вызывает боль, однако я сжимаю зубы и продолжаю свой путь. «Это твой выбор. Конечно, можно покориться Мауту. Но можно победить и торжествовать!» Так учила нас Керис Витурия. Этот урок я усвоил хорошо и никогда не забуду ее слова.

Полночь уже давно миновала, когда я прибыл к окрестностям деревни. Здесь мы должны были встретиться с Лайей. Через снеговые тучи проглядывал тусклый свет луны.

«Хоть бы набег удался! Лишь бы с Мамой все было в порядке!»

Но что-то пошло не так. Я понял это, как только увидел деревню. Караван был пуст, распахнутые двери фургонов скрипели на ледяном ветру. Тонкий слой снега уже успел покрыть холодеющие тела охранников. Среди погибших я не увидел ни одной Маски и ни одного кочевника. В деревне царило безмолвие. Ни суеты, ни оживленных голосов…

«Это ловушка!»

Инстинкт не подвел меня. Я осознал это, и картина происшедшего возникла перед глазами так же отчетливо, как лицо собственной матери. Неужели это работа Керис? Как она могла разузнать о набегах Лайи?

Я покрываю голову капюшоном, плотнее заматываю шарф и, присев на корточки, изучаю следы на снегу. Они едва заметны, затерты и почти заметены снегом. Но мне все же удается различить след знакомого башмака – здесь проходила Лайя!

Это не чья-то оплошность. Кто-то хотел дать мне знать, что Лайя пошла в деревню и не вернулась оттуда. Это означает, что ловушка не для нее. Обмануть хотели меня.




4: Кровавый Сорокопут


– Черт тебя дери! – Я держу Лайю из Серры железной хваткой, но она отчаянно сопротивляется. Лайя не сбросила своей невидимости, и мне кажется, что я пытаюсь удержать извивающуюся мокрую рыбу. Я проклинаю себя за то, что не вырубила ее сразу, как только схватила.

Она умудряется дать мне болезненный пинок в лодыжку, а потом ударить локтем под дых. Моя хватка слабеет, и Лайя вырывается. Я бросаюсь на звук шагов и стискиваю ей ребра с такой силой, что из легких девушки с шумом вырывается воздух. С удовлетворением и злорадством я слушаю эти хрипы. Наконец Лайя начинает терять невидимость, она появляется лишь на мгновение, но я успеваю заломить ей руки за спину и скрутить туже, чем ярмарочную козу. Тяжело дыша, толкаю ее на стул и привязываю к нему.

Лайя с беспокойством смотрит на другую пленницу и яростно рычит сквозь кляп. В этой же комнате находится Мама Рила, связанная и, кажется, без сознания. Лайя дергается и пинается, как ослица. Ей даже удается пнуть меня ногой в колено. Я невольно кривлюсь от боли, но сдерживась: «Главное – не прикончи ее в гневе, Сорокопут!»

Я невольно восхищаюсь тем, сколько в ней жизни. Лайя сильна и умеет постоять за себя. Когда-то я исцелила ее и сейчас должна сожалеть о том, что сделала. Однако та магия, которую я использовала, чтобы спасти Лайю, слишком сильно связала нас. Это произошло против моей воли. Однако жизненная сила этой девушки радует меня, как радовала бы уверенность в том, что сестренка Ливия здорова.

«Она не выздоровеет, если наш план не сработает

Страница 8

» Страх пронзает меня, как копье, и за ним в памяти вспыхивает яркая картина. Тронный зал, император Маркус… Мои мать, отец и сестра Ханна лежат с перерезанным горлом… Это случилось по моей вине!

Я не хочу потерять еще и Ливию! Ради сестры я обязана выполнять приказы Маркуса. И сейчас необходимо выполнить его задание – сместить с должности коменданта Керис Витурию. Если вернусь в Антиум без сведений, которые можно использовать против нее, Маркус выместит свой гнев на императрице, моей сестре. Так бывало и раньше…

Комендант кажется неуязвимой. Во всяком случае, пока… Все низшие классы, плебеи и торговцы поддерживают ее, потому что она подавила восстание книжников. Самые влиятельные семейства Империи и патриции боятся ее так же, как и клана Витурия. Она слишком осторожна, чтобы подпустить к себе наемного убийцу. Тот, кто осмелится бросить вызов, будет иметь дело с ее союзниками. Они поднимут бунт.

Для начала необходимо подорвать ее авторитет. Все кланы должны увидеть, что она – всего лишь человек.

Для этого мне нужен Элиас Витуриус, ее сын. Если верить слухам, он мертв. Сама Керис заявила об этом так, чтобы услышали все. На самом деле, как мне достоверно известно, он жив. Элиаса можно представить народу как доказательство промаха Керис. Это поможет убедить ее союзников, склонить их на свою сторону. Комендант не так сильна, как им кажется.

– Чем больше ты сопротивляешься, – говорю я Лайе, – тем сильнее затягиваются веревки. – Она кривится от боли, и что-то внутри меня неприятно сжимается. Неужели я чувствую это потому, что исцелила ее?

Слова Князя Тьмы эхом всплывают в памяти. «Эта исцеляющая сила способна уничтожить тебя. Будь осторожна!» Не об этом ли он тогда говорил? Неужели я связана нерушимыми узами с теми, кому помогла?

Но сейчас некогда об этом размышлять. Капитан Авитас Харпер и капитан Декс Атриус входят в реквизированный нами дом. Харпер коротко кивает мне, но Декс не видит никого, кроме Мамы. Он смотрит на нее, до боли сжав зубы.

– Декс, время пришло, – говорю я.

Он не отводит взгляда от Мамы. Ничего удивительного. Несколько месяцев назад, когда мы охотились на Элиаса, Декс лично допрашивал Маму и других членов племени Саиф. Он сделал это по моему приказу, и чувство вины все еще терзает его.

– Атриус! – я резко одергиваю его. – Марш на позицию.

Стряхнув оцепенение, Декс исчезает. Харпер терпеливо ждет приказа, не обращая внимания на заглушенные кляпом ругательства Лайи и тихие стоны Мамы.

– Разузнай обстановку, – приказываю я. – Убедись, что никто из селян не вздумал вернуться.

Не для того я готовила эту засаду несколько недель, чтобы теперь ее случайно раскрыл какой-нибудь любопытный плебей!

Лайя из Серры провожает Харпера взглядом. Тем временем я вынимаю кинжал и начинаю чистить ногти. Грязная одежда девчонки тесно облегает ее, подчеркивая изящные изгибы красивого тела. Это зрелище раздражает меня, заставляет чувствовать себя костлявой и угловатой. Я отобрала у нее вещевой мешок и старый кинжал. Это кинжал Элиаса! Боль узнавания кольнула меня в самое сердце. Он получил его от Квина, своего деда, на шестнадцатый день рожденья.

А потом, значит, Элиас подарил его Лайе.

Она гневно шипит сквозь кляп, переводя взгляд с меня на Маму и обратно. Ее непокорность напоминает мне о Ханне. Я ловлю себя на мысли, что, может быть, в другой жизни мы с книжницей могли бы быть подругами.

– Если пообещаешь не орать, я выну кляп, – говорю я ей.

Немного подумав, Лайя кивает головой. Я вынимаю кляп, и в тот же миг она начинает орать на меня.

– Что ты с ней сделала? – она бьется на своем стуле так яростно и отчаянно, что веревки глубоко врезаются в тело. Всеми силами Лайя рвется в сторону Мамы Рилы. – Ее срочно нужно лечить! Каким нужно быть чудовищем, чтобы…

Я отвешиваю девчонке звонкую пощечину. Ее звук разносится по всему дому и кажется слишком громким в окружающей нас тишине. Меня сгибает пополам от резкого приступа тошноты. Небеса, что со мной творится? Я хватаюсь за столешницу, чтобы удержаться на ногах и не упасть. Усилием воли поспешно выпрямляюсь, пока Лайя не заметила моей слабости.

Она вздергивает голову, от удара из носа начинает струиться кровь. Золотистые, похожие на кошачьи глаза полны изумления, смешанного со страхом. Наконец-то она испугалась. Вовремя.

– Следи за языком, – я стараюсь говорить бесстрастно и холодно. – Или кляп снова окажется у тебя во рту.

– Чего ты от меня хочешь?

– Ничего. Мне нужны твои сообщники.

Глаза Лайи сужаются: она наконец замечает прикованные к стоящему в углу стулу наручники.

– Я действую в одиночку, – говорит она. – Можешь делать со мной что хочешь.

– Ты всего лишь комарик, – я отмахиваюсь и едва сдерживаю улыбку. Видно, что мои слова задели ее за живое. – Ну, может быть, слепень. Не смей говорить мне, что я могу делать и чего не могу. Империя все еще не прихлопнула тебя потому, что я им не позволила. Это единственная причина, по которой ты до сих пор жива.

Я, конечно, лгу. За два месяца Лайя

Страница 9

совершила шесть набегов на караваны, освободила несколько сотен узников. И одним небесам ведомо, что еще она успела бы натворить, не получи я то письмо.

Оно пришло два месяца назад. Тот, кто его доставил, сумел ускользнуть от целого гарнизона Масок и остаться незамеченным. Человек это был или существо, никто не видел. Почерк был мне не знаком.

Письмо гласило:



«О НАБЕГАХ.

ЭТО ДЕЛАЕТ ТА САМАЯ ДЕВЧОНКА».


Я старалась не говорить об этих вторжениях. У нас и так были трудности с кочевниками, которые то и дело нападали на легионы меченосцев, дислоцированные в пустыне. На западе карконские варвары победили кланы дикарей и теперь подбираются к нашим форпостам возле Тиборума. А карконский волшебник Гримарр призвал на помощь свои кланы. Теперь они рыщут на юге, нападая на наши портовые города.

Маркус совсем недавно смог добиться верности от патрицианских кланов. Если они узнают, что какая-то книжница из повстанцев устраивает набеги на окрестности столицы и сеет там смуту, то начнут роптать. А если им станет известно, что это та самая девушка, которую Маркус якобы убил во время Четвертого Испытания, то в воздухе запахнет кровью.

Вмешательство патрициев мне сейчас совсем не нужно. Решается судьба Ливии, а она полностью зависит от Маркуса.

Когда я получила письмо о набегах, вычислить Лайю было довольно просто. Нужно было всего лишь сопоставить рапорты о событиях в тюрьме Кауф с докладами об этих нападениях. «Девушка, которая способна исчезать и появляться… Книжница, восставшая из мертвых, мстит Империи и вершит правосудие…» Никакой это не призрак – просто какая-то девчонка, оказавшаяся на редкость способной ученицей.

Сейчас мы смотрели друг на друга глаза в глаза. Лайя из Серры – воплощение страсти… Все мысли и чувства написаны у нее на лице. Скорее всего, она даже не представляет себе, что такое долг.

– Если я – только комарик… – говорит она, – Почему же… – тут ее осеняет. – Значит, вы охотитесь не за мной! Но если вы используете меня как приманку…

– …то приманка должна сработать. Я хорошо знаю свое дело, Лайя из Серры. Он будет здесь не более чем через четверть часа. А если нет, то… – кончиком кинжала я аккуратно вычищаю грязь из-под ногтя. Лайя бледнеет.

– Но он же умер! – Она старается солгать так, будто сама в это верит. – Умер в тюрьме Кауф. Он не может прийти.

– О, не сомневаюсь, он скоро придет! – Небеса, я ненавижу себя за эти слова. Потому что, как всегда, Элиас придет за ней. И никогда он не сделает этого для меня…

Я стараюсь избавиться от подобных мыслей. «Не позволяй себе этой слабости, Сорокопут!» Зажав в руке нож, я опускаюсь на колени рядом с книжницей. Острие медленно скользит по литере К, которую вырезала на ее груди Комендант. Шрам кажется застарелым, будто давно зажил. На сияющей коже Лайи он не более чем царапина. Эта отметина будто придает всему ее облику мужественности. Передо мной стойкая женщина, которая много страдала и отважно сопротивлялась. И за это я тоже ее ненавижу.

Но скоро все закончится. Я никогда не отпущу Лайю из Серры на свободу! Когда император Маркус увидит ее отрубленную голову, то станет милостив ко мне. А это, в свою очередь, продлит дни моей сестрички.

Я вспоминаю Кухарку, Лайя очень интересовала ее… Бывшая рабыня Коменданта разгневается, если узнает, что девчонка мертва. Но эта старуха не показывалась уже несколько месяцев. Кто знает, может, она сама давно умерла.

В моих глазах Лайя читает свой приговор, и ее лицо становится пепельно-серым. Отшатнувшись, она в ужасе замирает. На меня опять накатывает тошнота, перед глазами вспыхивает белый свет. Я нависаю над ней, опираясь на подлокотник стула и нацелив в грудь смертоносный кончик кинжала…

– Довольно, Элен!

Резкий звук его голоса будто бьет меня, как бич Коменданта. Он вошел через заднюю дверь, как я и полагала. «Элен»… Конечно, он всегда называет меня по имени.

Я думаю о своем отце. «Ты сможешь сдержать тьму», – сказал он тогда. Я думаю о Ливии, скрывающей под слоем пудры синяки на шее, чтобы придворные не видели ее слабой и обиженной. И разворачиваюсь к Элиасу:

– Элиас Витуриус.

Кровь холодеет у меня в жилах, когда я вижу его. Мне казалось, это я устроила на него засаду… Элиасу удается меня поразить. Он пришел не один, а умудрился взять Декса в заложники, скрутил ему руки и держит у горла кинжал. Лицо Декса под маской застыло в гримасе бессильного гнева. Декс, ты кретин. Я с отвращением смотрю на него. Хотелось бы знать, он хоть пытался защищаться?

– Можешь убить Декса, если хочешь, – говорю я. – Если он настолько глуп, чтобы попасться в заложники, мне он не нужен.

Свет факела отражается в глазах Элиаса. Он смотрит на изломанное, страдающее тело Мамы Рилы и прищуривается. Волна ярости захлестывает его. У меня мгновенно пересыхает в горле – его гневный взгляд пронзает насквозь. По лицу Элиаса пробегают тени, сотни мыслей и эмоций написаны на нем. Его тело будто каменеет, плечи напряжены, руки крепко держат оружие. Язык его тела я знаю с шести лет. «

Страница 10

ержись, Сорокопут! Не поддавайся».

– Декс – твой союзник, – говорит он. – Я слышал, у тебя их сейчас немного. Думаю, если я его убью, тебе будет его не хватать. Освободи Лайю!

Это напоминание о Третьем Испытании, о смерти Деметриуса и Линдера. Они погибли от его руки. Элиас изменился, я вижу в нем некую тьму, которой раньше не было.

«И ты, и я – мы оба изменились, старый друг».

Я сдергиваю Лайю со стула и прижимаю к стене, приставив кинжал к ее горлу. На этот раз я готова к волне тошноты и могу ее преодолеть, стиснув зубы и ничем себя не выдав.

– Разница между нами, Витуриус, – говорю я, – в том, что мне плевать на смерть своих «союзников». Поэтому просто бросай оружие. Видишь в углу пару наручников? Заткнись, сядь и защелкни их на себе. Если сделаешь, как я сказала, Мама останется жива. Я обещаю не преследовать твою банду преступников, угоняющих караваны с узниками. Откажешься – найду их всех и, в конце концов, убью своими руками.

– Я… я думала, вы благородный человек, – еле слышно шепчет Лайя. – Нехороший, но… благородный. А вы… – Ее взгляд скользит от лезвия моего кинжала к лежащей на полу Маме. – Нет, вы не благородный!

«Ты дура!»

Элиас колеблется, и мой кинжал пронзает кожу девчонки.

В этот момент открывается дверь. Входит Харпер с обнаженным кинжалом, впуская за собой волну холода. Элиас не обращает на него внимания, его взгляд сосредоточился на мне.

– Отпусти Лайю, – говорит он. – И тогда мы, считай, договорились.

– Элиас, – выдыхает Лайя. – Нет! Не делай этого. Земли Ожида…

Я прерываю ее, и она тут же умолкает. Нет времени на эти шуточки! Чем дольше я колеблюсь, тем больше вероятности, что Элиас придумает способ убраться отсюда невредимым. Он догадался, что Лайя вошла в деревню, и ему удалось перехватить Декса. Это можно было предвидеть! «Сорокопут, ты идиотка. Ты его недооценила».

Лайя пытается заговорить, но мой кинжал только глубже вонзается ей в горло. Из-под лезвия начинает течь кровь. Дыхание книжницы становится прерывистым, она трепещет в моих руках. Я чувствую, как кровь погибших родителей, текущая в моих жилах, кипит от ярости. Голова пульсирует болью, и это немного отрезвляет меня.

– Я знаю ее песню, Витуриус, – говорю я. Декс и Авитас не понимают, что стоит за этими словами. Но Элиас понял. – Мы можем оставаться с ней тут всю ночь и весь следующий день. Столько, сколько потребуется. Я могу причинить ей очень много боли.

И исцелить ее! Это лишь мои мысли, но он чувствует, что я хотела бы высказать их вслух. А потом причинять ей боль еще, и еще… Пока ты не сойдешь с ума!

– Элен, – гнев Элиаса утихает. В его глазах теперь удивление и… разочарование? Да по какому праву он так на меня смотрит? – Элен, ты ведь не можешь нас убить.

Его голос звучит не слишком уверенно. Я в ярости. Мы же были так близки! Ты так хорошо знал меня! Но сейчас все изменилось. Я и сама себя теперь не знаю…

– Есть кое-что похуже, чем смерть, – отвечаю я. – Может, испытаем это вместе?

Элиас вскипает. Теперь осторожнее, Кровавый Сорокопут! Внутри Элиаса Витуриуса до сих пор живет Маска – кем бы он сейчас ни стал. Я могу подтолкнуть его принять верное решение. Заставить его сделать выбор не в моих силах.

– Я готова освободить Маму, – можно предложить морковку, прежде чем использовать кнут. – Авитас может отвести ее туда, где сейчас ваши друзья-кочевники. Они подберут ее.

Только когда Элиас бросает холодный взгляд на Харпера, я понимаю – он не знает, что Авитас его сводный брат. Я прикидываю, можно ли использовать это против Элиаса, но решаю пока придержать язык. В конце концов, это секрет Харпера, а не мой. Я киваю Авитасу, и он выносит Маму из хижины.

– Отпусти и Лайю тоже, – настаивает Элиас. – Тогда я сделаю все, что попросишь.

– Нет, она отправится с нами, – возражаю я. – Я знаю все твои трюки, Витуриус. Со мной они не сработают. Если хочешь, чтобы она жила, слушай меня. Брось оружие, надень и защелкни наручники. Повторять я не буду.

Элиас перерезает путы Декса и, дав ему пинка, отбрасывает в сторону. Декс падает на колени и даже не пытается ударить в ответ. Глупец!

– Это тебе за то, что допрашивал мою семью, – сообщает ему Элиас. – Ты думал, я об этом не знаю?

– Приготовь лошадей, – рявкаю я на Декса. Собравшись с силами, тот поднимается на ноги. Он даже не ранен. После ухода Декса гнев Элиаса прорывается наружу.

– Отпусти Лайю! – рычит он. – Ты не смеешь мне угрожать. И держись от меня подальше, Кровавый Сорокопут.

Он больше не зовет меня по имени, и это причиняет мне боль. Но, в конце концов, я ведь больше не Элен Аквилла.

Когда мы с Элиасом виделись в последний раз, я все еще была Элен. И несколько минут назад, когда он снова увидел меня после долгой разлуки, то назвал мое имя.

Я отпускаю Лайю, и она жадно, с шумом втягивает воздух. На ее щеки медленно возвращаются краски жизни. Моя рука вся мокрая от крови, вытекшей из пореза на ее шее. Подумаешь, царапина. Даже сравнивать нельзя с теми потоками, которые струились из горла мо

Страница 11

го отца, матери, сестры… Их раны были смертельны…

«Ты – та, что сдержит тьму».

Я вновь повторяю про себя эти слова. Напоминание о том, зачем я здесь и что должна сделать. Во мне осталось не так много человеческих чувств, но сейчас душа пылает, как огонь.




5: Лайя


– Проверь, как там Витуриус, – приказывает Кровавый Сорокопут Авитасу Харперу, когда тот возвращается без Мамы Рилы. – Нужно удостовериться, что наручники достаточно крепкие.

Сорокопут тащит меня к дверям, стараясь держаться от Элиаса как можно дальше. Присутствие нас троих в одном помещении, кажется, раскаляет воздух. Но это ощущение – ничто по сравнению с болью, когда кинжал Сорокопута глубоко вонзается в мою плоть.

Нужно выбираться отсюда любой ценой. Сорокопут, кажется, намерена выполнить свое обещание. Ей доставляет удовольствие мучить меня. Дарин и Афия, наверное, сходят с ума от волнения.

У задней двери появляется Декс.

– Лошади пропали, Сорокопут!

Она в ярости разворачивается к Элиасу, который только пожимает плечами.

– Ты же не думала, что я оставлю их у коновязи?

– Ступай и найди нам других лошадей! – рявкает Сорокопут на Декса. – И не забудь призрачный фургон! Харпер, долго ты еще будешь копаться? Тебе нужно просто проверить, в порядке ли эти чертовы цепи!

Я напрягаю мышцы, чтобы проверить свои путы на прочность. Сорокопут замечает это и еще больнее заламывает мне руки.

Элиас совершенно спокойно сидит, прикованный к стулу. Его взгляд устремлен на своего бывшего лучшего друга. Беззаботное выражение лица, расслабленное тело… Но меня не обманешь. С каждой минутой темная золотистая кожа Элиаса бледнеет, он выглядит уставшим, больным. Земли Ожидания притягивают его к себе, и сила этого притяжения растет. Я уже такое видела. Если он останется в мире живых надолго, это причинит ему боль. Элиас будет сильно страдать.

– Ты хочешь меня использовать, чтобы добраться до моей матери, – говорит Элиас. – Она раскусит твой план за тысячу миль.

– Не вынуждай меня применить кляп, – щеки Сорокопута вспыхивают под маской. – Харпер, отправляйся вместе с Дексом. Фургон нужен мне как можно скорее.

– Как думаешь, чем сейчас занята Керис Витурия? – спрашивает Элиас, едва Харпер выходит за дверь.

– Ты же не живешь больше в нашей проклятой Империи, так что заткнись, – огрызается Сорокопут, ужесточая хватку.

– Не обязательно жить в Империи, чтобы предвидеть ход мыслей Коменданта. Ты же хочешь ее смерти, верно? Она наверняка об этом знает. А если тебе это удастся, то вспыхнет гражданская война. Керис понимает это и не позволит развязать войну с ее союзниками. Так что, пока ты тут теряешь время, охотясь за мной, она наверняка вернулась в столицу и укрепляет свои позиции.

Кровавый Сорокопут хмурит брови. Всю свою жизнь она слушала советы Элиаса и сама помогала ему в случае нужды. А что, если он прав? – я будто слышу ее мысли. Элиас встречается со мной взглядом – он также, как и я, думает о побеге.

– Найди моего деда, – говорит Элиас. – Если хочешь низложить ее, тебе нужно знать, о чем она думает. Понимать ход ее мыслей. А Квин знает Керис лучше, чем кто-либо другой.

– Квин оставил Империю, – отвечает Сорокопут.

– Ну уж нет. Мой дед оставит Империю не раньше, чем у кошек вырастут крылья. Где бы ни была Керис, он всегда рядом. Следит за ней, ждет удобного случая. Стоит ей допустить малейшую ошибку, он поймает ее. Конечно, Квин не настолько глуп, чтобы оставаться в одном из своих имений. И у него достаточно верных людей…

– Это не имеет значения, – отмахивается Кровавый Сорокопут. – Керис и это существо, которое она держит подле себя…

Все внутри меня сжимается от страха. Князь Тьмы! Она имеет в виду Князя Тьмы.

– Они вместе замышляют что-то, – продолжает Сорокопут. – Мне нужно разрушить их планы раньше, чем они разрушат Империю. Я много недель искала Квина Витуриуса. Больше у меня нет на это времени.

Элиас на своем стуле слегка подается вперед – он готовится нанести удар. Хватка Сорокопута слегка ослабла, и мне удается соединить ладони. Я натягиваю веревки изо всех сил, изгибаю руки, чтобы незаметно освободить их. Запястья мокры от пота – он должен послужить смазкой, чтобы выскользнуть из веревок. Но пока мне это не удается.

– Ты хочешь ее уничтожить, – наручники Элиаса звякают. Что-то маленькое блестит в его пальцах. Отмычки? Как он умудрился утаить их от Авитаса? – Просто помни, что Керис готова к тому, к чему не готова ты. Она сыграет на твоих слабостях. В этом ей нет равных.

Элиас слегка двигает рукой, и Сорокопут резко поворачивает к нему голову. Глаза ее сужаются. В этот момент входит Харпер.

– Фургон готов, Сорокопут, – отчитывается он.

– Бери ее, – она толкает меня в руки Авитаса. – Держи кинжал у ее горла. – Харпер притягивает меня к себе, и я отшатываюсь от острого лезвия ножа. Если бы хоть на миг удалось отвлечь Сорокопута и Авитаса, Элиас успел бы атаковать…

Я использую прием, которому меня научил Элиас во время наших совместных странствий. Пинаю Авитаса в уязви

Страница 12

ое место, в щиколотку, после чего падаю и всем весом тяну его вниз.

Авитас выругался, Сорокопут развернулась – и в этот миг на нее бросился Элиас. Он успел освободиться от наручников. В мгновение ока одним длинным прыжком он добирается до своего кинжала. Лезвие разрезает воздух у меня над головой, но Харпер уклоняется от него и увлекает меня за собой. Кровавый Сорокопут рычит от ярости. Элиас сбивает ее с ног, пользуясь своим превосходством в весе. Он прижимает ее к земле и приставляет клинок к горлу. У ее запястья тоже блестит кинжал. Небеса, она сейчас ударит Элиаса!

– Элиас! – Я кричу, желая предупредить его, но он будто каменеет. Кинжал падает на пол, и через мгновение из-под Элиаса выползает Сорокопут, оскалившись в усмешке.

– Лайя, – в глазах Элиаса застыла бессильная ярость. И тут в комнате резко темнеет. Я вижу только взмах летящих черных волос, темное лицо. И бездонные черные глаза, в которых можно утонуть. Это Шэва!

В следующий миг она исчезает вместе с Элиасом. Земля под нами содрогается, за стенами ревет ветер. Его вой напоминает стоны множества призраков.

Кровавый Сорокопут тщетно бросается на место, где только что лежал Элиас. Но его больше тут нет – и через мгновение она накидывается на меня. Ее рука хватает меня за горло, клинок пронзает кожу напротив сердца.

– Кто, ад ее побери, – выдыхает она мне в лицо, – была эта женщина?

Тут распахивается дверь, и на пороге появляется Декс, запорошенный снегом. Не дав ему сказать ни слова, Сорокопут начинает орать:

– Обыскать деревню! Витуриус только что выскользнул у меня из рук, как проклятый рэйф!

– Его нет в деревне, – говорю я. – Она забрала его.

– Кто его забрал? КТО она? – Я не могу говорить – нож слишком близко – но Сорокопут не позволяет мне сделать ни единого движения, чтобы отстраниться. – Говори!

– Чуть отстрани кинжал, – говорит Авитас. Темноволосый Маска окидывает взглядом комнату, как будто Элиас может появиться снова. – Дай ей вздохнуть – тогда она заговорит.

Кровавый Сорокопут чуть отстраняет кинжал – не более, чем на волосок. Лицо ее под маской пылает.

– Говори, или ты умрешь!

Намеренно запинаясь и путаясь в словах, я пытаюсь объяснить, кто такая Шэва и кем теперь стал Элиас. Я понимаю, как невразумительно это звучит. Кровавый Сорокопут молча слушает, всем своим видом выражая недоверие.

Рассказ завершен, она поднимается с кинжалом в руке и вглядывается в ночь. До рассвета остается несколько часов.

– Ты можешь вернуть сюда Элиаса? – тихо спрашивает она.

Я качаю головой, и она приседает рядом со мной. Лицо ее кажется торжественным, а тело совершенно расслабленным. Взгляд Сорокопута отстраненный, в своих мыслях она где-то очень далеко.

– Если Император узнает, что ты жива, он захочет лично допросить тебя, – говорит она. – И если ты не дура, то понимаешь, что лучше смерть, чем его допрос. Я могу сделать это быстро.

О небеса! Мои ноги свободны, но руки связаны. Если как следует рвануть, может, удастся освободить левую руку…

Авитас убирает клинок в ножны и склоняется надо мной. Он прикасается к запястьям, чтобы потуже затянуть веревки.

Но веревки не затягиваются.

К моему удивлению, руки теперь свободны! Харпер выдыхает мне в затылок единственное слово – так тихо, что мне не верится, слышала ли я его.

– Беги.

Трудно даже пошевелиться. Кровавый Сорокопут смотрит мне в глаза. Что ж, в это мгновение я могу взглянуть в глаза смерти. Ее серебряное лицо искажено гримасой скорби. Сорокопут сейчас выглядит много старше своих двадцати лет, и непреклонной, как стальной клинок. В ней нет ни тени слабости. Она видела слишком много крови, пережила смерть близких.

Я вспоминаю рассказ Элиаса о том, как Маркус поступил с семьей Сорокопута. Элиас узнал это от призрака Ханны Аквиллы. Ее душа несколько месяцев преследовала его своими жалобами в Землях Ожидания, пока наконец не была готова уйти.

Помню, с каким чувством слушала этот рассказ. Каждая новая подробность болью отзывалась в моей душе. Это случилось несколько лет назад, но то утро навсегда останется в памяти черным от горя… Ночью я проснулась, разбуженная приглушенными стонами, и подумала, что дедушка принес домой какое-то животное. Наверное, чтобы его вылечить. Животное ранено и теперь медленно умирает, корчась в агонии.

Но когда я выбежала в гостиную, то увидела бабушку, которая стонала, раскачиваясь из стороны в сторону. Дедушка пытался успокоить ее. Он не хотел, чтобы кто-нибудь услышал, как она плачет по своей дочери. По моей матери! Никто не должен был об этом знать. Иначе Империя явилась бы за членами семьи Львицы. Убили бы всех, кто был ей дорог. Всех нас.

Наутро мы все, как обычно, отправились на рынок продавать бабушкино варенье: она, дедушка и мы с Дарином. Глаза бабушки были совершенно сухи, она не пролила ни слезинки. Только глухой ночью я снова услышала ее сдавленные стоны, которые звучали для меня страшнее самого дикого крика.

Кровавому Сорокопуту тоже было отказано в привилегии скорбеть публично. Как о

Страница 13

а это выдержала? Она, правая рука Императора, не сумела выполнить его приказ и этим погубила свою семью.

– Я сожалею, – шепчу я, когда она поднимает кинжал. И выбрасываю вперед руку – но не для того, чтобы защититься от клинка. Я беру ее за свободную руку. Сорокопут замирает, потрясенная. Кожа на ее ладони холодна и покрыта мозолями. Проходит несколько секунд, прежде чем ее изумление переходит в гнев.

Самая большая жестокость рождается из глубочайшей скорби. Так обычно говорила бабушка. Не молчи, Лайя!

– Моих родителей тоже убили, – говорю я ей. – И мою сестру. В Кауфе. Я была еще юной и не видела этого своими глазами. Мне никогда не позволяли скорбеть по ним открыто. Никто в семье не говорил об этом вслух. Каждый день я думаю о них и очень сожалею о твоей потере. Правда.

На миг я вижу в Сорокопуте девушку, которая исцелила меня. Девушку, которая позволила мне и Элиасу бежать из Блэклифа и научила, как выбраться из тюрьмы Кауф.

И пока эта девушка не исчезла – а она непременно вот-вот исчезнет – я пользуюсь способностью становиться невидимой и исчезаю сама. Пробегаю мимо Авитаса и выскакиваю за дверь. Всего в нескольких шагах за моей спиной кричит Сорокопут. Я слышу в воздухе свист пущенного вслед ножа, а затем и кинжала.

Но слишком поздно. Кинжал не попадает в цель. Я успеваю выскочить за дверь – мимо ничего не подозревающего Декса – и бегу со всех ног, оставаясь для встречных лишь тенью в ночи.




6: Элиас


Шэва утягивает меня в темноту – настолько абсолютную, что кажется, я попал в одну из преисподних. Она где-то рядом, но остается невидимой. Мы не идем по ветрам – ощущение такое, будто движения вообще нет. Тело ее звенит магией, как натянутая струна. Потом магия передается и мне, кожа начинает гореть и, наконец, возвращается зрение.

Постепенно в глазах проясняется, и я вижу, что парю над океаном. Небеса подо мной – грозовые, полные набухшими желтоватыми тучами. Я чувствую, что Шэва все еще рядом, но не могу оторвать взгляда от толщи воды далеко внизу. У самой поверхности плавают какие-то огромные существа. Я чувствую в них зло и желание убивать. Ужас наполняет меня – ужас, подобного которому я еще не испытывал в своей жизни, даже в черные годы детства в Блэклифе.

Потом страх отпускает меня – остается только ощущение направленного на меня взгляда. Взгляда кого-то очень древнего. В сознании звучит голос:

Ночь приближается, Элиас Витуриус! Будь готов.

Голос говорит очень тихо, мне приходится напрягать слух, чтобы его расслышать. Но, пока я пытаюсь разобрать слова, океан уже исчезает, тьма возвращается, а голос и образы угасают в моей памяти.



Узловатые ветви деревьев надо мной. Мягкая пуховая подушка под головой. Я сразу понимаю, где я: у себя дома, в хижине Шэвы. В очаге потрескивают дрова, вкусно пахнет рагу с острым карри. Я позволяю себе просто лежать в постели, полностью расслабившись. Так можно расслабиться только в самом безопасном, теплом месте – под собственным кровом.

Лайя! Когда я вспоминаю, что произошло, то немедленно вскакиваю. Движение слишком быстрое, и моя голова начинает пульсировать болью. Ад побери!

Мне нужно срочно вернуться в деревню, к Лайе! Я заставляю себя подняться на ноги, нахожу клинки, которые лежат у меня под кроватью, и кое-как ковыляю к двери хижины. Снаружи свистит холодный ветер, поднимая снежные вихри по пояс высотой. Призраки при виде меня начинают стонать и метаться, их страдания я ощущаю физически.

– Здравствуй, младший, – одно привидение – женщина – приближается совсем близко. Оно такое бледное, что я едва могу разглядеть лицо. – Ты не видел мою любимую малышку?

Вспоминаю ее. Это Истаявшая, один из первых призраков, которых я встречал здесь. Пытаюсь ей ответить, но голос с трудом исходит из горла, будто оно заржавело.

– Я… нет, прости меня…

– Элиас, – передо мной на поляне появляется Шэва. Она держит корзину зимних трав. Истаявшая, и без того всегда застенчивая, тут же исчезает. – Тебе еще нельзя вставать и выходить из дома.

– Что со мной не так? – спрашиваю я Ловца Душ. – Что произошло?

– Ты был без сознания около суток, – Шэва нарочито не обращает внимания на мой резкий тон. – Я решила перенести нас сюда сама, без хождения по ветрам. Это опасно для смертных, зато быстрее.

– Но Лайя! И Мама…

– Молчи, Элиас, – Шэва присаживается у корней старого тиса и глубоко вздыхает. Дерево словно обволакивает ее корнями, повторяет изгибы тела, стараясь сделать себя еще удобнее для сидения. Она извлекает из корзины пригоршню трав и начинает рвать их, яростно отделяя листья от стеблей. – Ты едва не позволил себя убить. Тебе что, недостаточно?

– Тебе не следовало меня оттуда утаскивать! – волна гнева захлестывает меня. Шэва молчит, но я вижу, как растет ее ярость. – Я бы и сам справился. Сейчас мне нужно вернуться в деревню.

– Глупец! – она в ярости отбрасывает корзину. – У Кровавого Сорокопута в перчатке был кинжал. Она почти пронзила тебя – до сердца оставалось меньше дюйма! Маут пытался тянуть обратно

Страница 14

но ты его не слушал. Не подоспей я на помощь, сейчас пришлось бы ругать твой бледный призрак. – Улыбка Шэвы стала похожа на оскал. – Несмотря на свои предчувствия, я позволила тебе помочь друзьям. Посмотри, что с тобой стало.

– Ты же не думаешь, что я буду сидеть в Землях Ожидания и ни с кем не контактировать. Так я сойду с ума. – огрызаюсь я. – Я не могу забыть о людях. К тому же там Лайя, я должен заботиться о ней. Шэва, я не могу просто…

– Ах, Элиас, – она поднимается и берет меня за руки. Кожа уже успела онеметь от холода, но тепло ее рук не приносит мне радости. Она тяжело вздыхает, сердце гложет вина. – Думаешь, я никогда не любила? Я тоже когда-то испытала это чувство! Мой возлюбленный был прекрасен, совершенен. Любовь настолько ослепила меня, что я забыла о своих священных обязанностях. Из-за этого пострадал весь мир. И он до сих пор страдает…

Шэва часто дышит, стоны призраков вокруг нас становятся громче, будто отзываясь на ее горе.

– Я понимаю твою боль. Правда понимаю. Но для таких, как мы, Элиас, долг превыше всего: превыше желания, скорби, любви. Любви здесь не место. Ты выбрал Земли Ожидания, а Земли Ожидания выбрали тебя. Теперь ты должен полностью отдать себя им – и душой, и телом.

«Душой и телом»… Кровь моя холодеет, когда я вспоминаю слова, давным-давно сказанные мне Каином: «Однажды у тебя появится шанс обрести свободу, истинную свободу души и тела». Мог ли он предвидеть такой оборот событий? Направил бы меня на путь к этой свободе, зная, что однажды я потеряю ее? Неужели таков был мой удел с самого начала?

– Мне нужно совсем немного времени. Всего один день, – говорю я. – Если моя судьба – быть навеки прикованным к этому месту, я должен хотя бы попрощаться с Лайей и Мамой… хотя даже не представляю, что скажу им на прощание.

Шэва медлит с ответом.

– Я дам тебе несколько часов, – говорит она наконец. – После чего ты больше не будешь отвлекаться от своих обязанностей. Тебе еще многому предстоит научиться, Элиас. И я не знаю, сколько у меня осталось времени. Многому ли я еще успею обучить тебя? С того момента, как ты дал обет стать Ловцом Душ, мои силы начали иссякать.

– Знаю, – я с улыбкой слегка подталкиваю ее, стараясь сгладить возникшее между нами напряжение. – Ты мне об этом напоминаешь всякий раз, когда не хочешь мыть посуду. – Я пытаюсь передразнить ее суровый тон: – «Элиас, мои силы иссякают… Пойди-ка подмети лестницу, принести хвороста, а потом…»

Она невесело усмехается.

– Если бы ты умел подме… подметать…

Ее улыбка угасает, в углах рта пролегают жесткие складки. Руки судорожно сжимаются и разжимаются, будто стремясь сомкнуться вокруг отсутствующего оружия.

Тихо идет снег, завиваясь поземкой. Ветер еле дует, будто усмиренный, а потом и вовсе стихает. Длинные тени деревьев становятся гуще. Они кажутся такими черными, словно это не тени, а порталы в иные миры.

– Шэва, что это? Что за безумие сейчас происходит?

Ловец Душ содрогается от страха.

– Быстро иди в дом, Элиас!

– Нет. Что бы это ни было, мы встретим это вмес…

Она сильно сжимает пальцами мое плечо.

– Ты многого еще не знаешь. Если ты сейчас погибнешь, мир падет. Это начало! Слушай меня внимательно: укройся в доме и ложись спать. Там они тебя не достанут. Потом иди и найди своих кочевников, они долго были моими союзниками. Расспроси их, пусть расскажут тебе о сме…

Голос ее прерывается, спина выгибается дугой.

– О преисподняя! Шэва, что с то…

– Луна нападет на лучника и на деву-щит, – голос Шэвы меняется, звучит как целый хор. В нем множество оттенков: интонации ребенка, девушки, старухи… Они накладываются на ее собственный голос, будто все ипостаси Шэвы сейчас соединились в одно целое. – Палач пробудился. Предатель на свободе. Берегись! Жнец приближается, пламя идет за ним. Он подожжет этот мир. Так великое зло обратится во благо.

Она вскидывает руки к небу, к созвездиям, сокрытым за плотными снеговыми облаками.

– Шэва! – Я нетерпеливо трясу ее за плечи. Нужно скорее отвести ее в дом! Дома она всегда успокаивается. Это ее единственное святилище и укрытие в забытых богами краях. Но когда я пытаюсь подхватить ее на руки, она отталкивает меня. – Шэва, что с тобой? Не упрямься…

– Запомни все, что я скажу, от начала до самого конца, – шепчет она. – Это цель его прихода. То, что ему от меня нужно. Поклянись!

– Я… я клянусь…

Она поднимает руки к моему лицу. На этот раз – впервые за все время нашего знакомства – они холодны, как лед.

– Вскоре ты узнаешь цену своей клятвы, брат мой. Надеюсь, ты не думаешь обо мне слишком плохо.

Она падает на колени, сбивая свою корзину с травами. Зеленые и желтые листья рассыпаются по земле – такие яркие на фоне мертвого пепельного снега. На поляне царит тишина. Даже призраки безмолвствуют.

Этого не может быть! Вокруг нашей хижины всегда толпятся призраки. Но теперь они исчезли! Все до одного.

В лесу на западе, где всего несколько мгновений назад тени были всего лишь тенями, начинает что-то сгущаться. Тьма движе

Страница 15

ся, извиваясь, словно в агонии, и наконец приобретает форму фигуры в капюшоне и плаще цвета самой темной ночи. Из-под капюшона на меня смотрят два маленьких пылающих солнца.

Я никогда доселе не видел подобного существа. Только слышал о нем и хорошо запомнил его приметы. О преисподняя и все ее демоны! Я знаю его…

Это Князь Тьмы.




7: Кровавый Сорокопут


Когда мы с Дексом и Авитасом въезжаем в окованные железом главные врата Антиума, нас приветствуют длинные ряды отрубленных голов. По большей части это книжники, но среди них я вижу и нескольких меченосцев. По сторонам улиц громоздятся кучи мусора. Над городом низко висят темные снеговые тучи.

Я быстро скачу мимо отвратительной выставки голов, желая миновать ее как можно скорее. Харпер следует за мной, но Декс застывает, сжимая поводья и вглядываясь в мертвые лица. Его молчание меня нервирует. Видно, допрос кочевников из племени Саиф по-прежнему терзает сердце, и совесть не дает ему покоя.

– Отправляйся в казармы, Декс, – говорю я. – Чтобы до полуночи у меня на столе были рапорты обо всех текущих заданиях. – Я на миг отвлекаюсь на двух женщин, которые прохаживаются возле ближайшего поста стражи. Проститутки. – А потом, если хочешь, отправляйся развлечься. Отвлекись от мыслей о нашем рейде.

– Я обычно не хожу по борделям, – тихо отзывается Декс, проследив за моим взглядом. – Даже если случается туда зайти, для меня это непросто, Сорокопут. И ты это знаешь.

Я бросаю на Авитаса Харпера тяжелый взгляд. «Отойди!» Когда он наконец отъезжает достаточно далеко, чтобы нас не слышать, я снова поворачиваюсь к Дексу.

– Бордель мадам Хиры на площади Мандиас, «Дом Забвения». Это место не найти, если о нем не знать. Никакие слухи не выходят за стены этого заведения. Хира отлично обучает своих девушек… и юношей. – Декс все молчит, и я начинаю терять терпение. – Ты собираешься дать чувству вины сожрать тебя с потрохами? Так, что ли?

Это уже стоило нам потерянной деревни. Целью нынешнего рейда было найти что-нибудь, что можно использовать против Керис. Нам это не удалось. Маркус будет недоволен, и свое недовольство он выместит на моей сестре.

– Когда я подавлена и расстроена, – продолжаю я, – то иду в заведение Хиры. Это помогает. Так что сходи туда – или не ходи, если не хочешь, мне плевать. Но довольно принимать мрачный вид! Хватит быть настолько бесполезным. У меня уже нет терпения это выносить.

Декс наконец-то уезжает от нас, и Харпер снова приближается.

– Ты правда часто бываешь у Хиры? – В его голосе звучит удивление, но не только.

– Ты что, снова читаешь по губам?

– Только по твоим, Сорокопут, – взгляд зеленых глаз Харпера падает на мои губы – так стремительно, что я едва успеваю это заметить. – Прости, что спросил. Я просто подумал, что тебе незачем ходить по заведениям. Всегда найдутся желающие добровольно удовлетворить твои… нужды. Главный помощник предыдущего Сорокопута порой обеспечивал ему проституток, и если тебе нужно, я мог бы…

К щекам приливает кровь, когда я представляю себе подобный вид услуг.

– Заткнись, Харпер, – говорю я. – И следуй за мной.

Мы скачем по городу прямиком ко дворцу – к сверкающему белому зданию, за прекрасным фасадом которого скрывается насилие и жестокость. У внешних ворот в этот час дня собрались целые толпы – патриции и торговцы любыми путями пытаются попасть внутрь, на аудиенцию к Императору, чтобы выпросить у него ту или иную милость.

– Нападение на Маринн может стать началом очередного…

– Флот уже собирается…

– Витурия без труда сокрушит их…

Я сдерживаю вздох – махинациям Отцов кланов нет и не предвидится конца. Моему отцу, помнится, было трудно с этим смириться. При виде меня патриции мигом умолкают. От этого я испытываю мрачное удовольствие.

Мы с Харпером проходим сквозь толпу, как нож сквозь масло. Мужчины в длинных, подбитых мехом плащах шарахаются в стороны от брызг грязи из-под копыт моего скакуна. Женщины, разодетые согласно придворному этикету, провожают нас подозрительными взглядами. Никто не решается встретиться со мной взглядом.

Свиньи. Ни один из них не написал ни строчки соболезнований после гибели моей семьи от рук Маркуса. Не было официальных писем, никто со мной даже словом не обмолвился об этом трагическом событии.

Мои отец, мать и сестра были казнены как предатели, прошлого не вернуть. Маркус хотел вызвать у меня жгучее чувство вины – но я не испытываю его. Отец отдал жизнь за спасение Империи, и однажды это станет известно всем. Но сейчас они ведут себя так, будто моей семьи никогда не было, а вся жизнь близких мне людей лишь мираж.

Единственным человеком, посмевшим заговорить со мной о погибших родителях, была Лайя – девчонка-книжница. В последний раз я видела ее несколько недель назад. Ее голова должна была болтаться сейчас в мешке у луки моего седла.

Я слышу гул голосов в тронном зале раньше, чем приближаюсь к его дверям. Все солдаты салютуют мне. Теперь им хорошо известно, что происходит с теми, кто этого не делает.

Маркус си

Страница 16

ит на троне, сжав руками подлокотники и неестественно выпрямив спину. Его кроваво-красная мантия ниспадает широкими складками, посеребренные доспехи бросают отблески на великолепные одежды. У бедра Императора острый, как бритва, меч. На фоне этого великолепия отцы патрицианских кланов выглядят довольно скромно и безобидно.

Коменданта в зале нет. Но зато есть Ливия – она занимает меньший трон рядом с Маркусом. Лицо ее бесстрастно, как лицо Маски. Я не могу смириться с тем, что она должна занимать это место, однако чувствую облегчение: главное – моя сестра жива. Она великолепно выглядит в роскошном лавандовом платье с золотой вышивкой.

Сестра сидит на троне очень прямо. Лицо густо покрыто пудрой, чтобы скрыть синяк на щеке. Придворные дамы – желтоглазые кузины Маркуса – толпятся в нескольких футах от нее. Они плебейки, привезенные моей сестрой из деревни в знак уважения Маркусу и его семье. Я подозреваю, что при дворе они чувствуют себя более чем неуютно.

Внимание Маркуса сосредотачивается на мне. Он словно забывает про посла Мореходов, который стоит напротив него и очень волнуется. По мере моего приближения плечи Императора каменеют, он явно напряжен.

– Незачем меня предупреждать, черт тебя дери, – бормочет он. Посол изумленно поднимает брови, но я понимаю, что эти слова адресованы вовсе не ему. Маркус говорит сам с собой и неожиданно, к полному замешательству посла, резко привлекает его к себе.

– Скажи своему трусливому королю, что ему нечего бояться, – говорит Маркус. – Империи нет никакого дела до вашего народца. Если нужен знак нашего благоволения, пусть твой король пришлет мне список своих врагов, а я в подарок вышлю ему их головы.

Побледневший посол, отпрянув, смешивается с толпой. Маркус знаком велит мне приблизиться.

Я не приветствую Ливию. Пусть придворные думают, что мы с ней вовсе не близки. Достаточно того, что больше половины этих стервятников стараются использовать ее, чтобы подобраться ко мне.

– Мой Император, – я преклоняю колени и опускаю голову. Мне приходится делать это на протяжении многих месяцев, но легче от этого не становится. За моей спиной на колени опускается Харпер.

– Очистить зал! – рычит Маркус придворным. Но патриции, по его мнению, уходят недостаточно быстро, поэтому он подкрепляет приказ броском кинжала в ближайшего из них.

Стража выпихивает патрициев в двери, подталкивает в спины – большинство из них не способно передвигаться с большой скоростью. Маркуса забавляет это зрелище. Он смеется, и его жестокий смех еще больше нагнетает напряжение в зале.

Ливия поднимается и изящным движением подбирает края платья. «Скорее, сестра, – лихорадочно думаю я, – уходи отсюда». Но не успела она сделать и шага вниз по ступеням трона, как Маркус хватает ее за запястье.

– Нет, ты останься, – он толкает ее обратно на трон. Сестра на мгновение встречается со мной взглядом. Я не чувствую в нем страха, только предостережение. Авитас отступает на шаг – безмолвный свидетель происходящего.

Маркус вытаскивает свиток пергамента и бросает его мне. На печати сверкает герб, и я сразу узнаю эту литеру К над скрещенными мечами. Это печать Коменданта.

– Читай, – приказывает он. Из-за его плеча на меня смотрят глаза Ливии – очень встревоженные, хотя держать лицо она научилась просто великолепно.



«Государь Император!

Карконский колдун Гриммар опустошает Навиум набегами. Нам нужно больше людей. Половины легиона пока будет достаточно. Отцы кланов Навиума согласны со мной, ниже они прилагают свои печати.

Верность долгу до самой смерти!

    Генерал Керис Витурия».

– У нее там уже целый легион, – говорю я, дочитав письмо. – С пятью тысячами человек она могла бы подавить целое восстание варваров.

– И все же, – Маркус извлекает из-под доспехов еще один свиток и кидает его мне, потом еще один, и еще… – Отцы кланов подтверждают просьбу о помощи. Эквитиус, Татиус, Аргус, Модиус, Висселиус и все остальные. Они считают, что помощь прислать необходимо. С тех пор, как пришло послание Керис, их приспешники здесь, в Антиуме, атакуют меня просьбами. Погибло уже триста человек, к тому же флот этих собак-варваров приближается к нашему порту. Кто бы ни был этот Гримарр, он действительно намерен взять проклятый город.

– Но Керис наверняка может…

– Она что-то замышляет, тупая ты сука! – Рев Маркуса раскатывается эхом по всему залу. Он делает пару шагов в мою сторону и нависает надо мной. Его лицо всего в нескольких дюймах от моего. Харпер напрягается, Ливия привстает с трона. Я чуть качаю головой, подавая сестре знак. «Не стоит, сестренка, я сама могу справиться».

Маркус гневно стучит костяшками пальцев по моей голове.

– Когда наконец я вколочу это в твою пустую башку? Если бы ты позаботилась о Керис, как я тебя просил, всего этого сейчас не было бы. Заткнись, я кому сказал!

Он разворачивается к Ливии – но та не открывала рта. Взгляд Маркуса устремлен на что-то между ним и моей сестрой. Я вспоминаю предположение Ливии, что Императору является призрак ег

Страница 17

брата-близнеца, Зака, убитого им много месяцев назад во время Испытаний.

Маркус подступает ко мне так близко, что я чувствую сквозь маску его дыхание. Он так и сверлит меня взглядом. Глаза вытаращены, будто вот-вот выпадут из глазниц.

– Вы не приказывали ее убить, государь, – я очень медленно отстраняюсь. – Вы приказывали низложить ее, а низложение требует времени.

– Я приказывал, – он пытается обуздать свой гнев, но это напускное спокойствие еще страшнее, чем ярость. – Я приказывал соответствовать своей должности. У тебя было три месяца! Сейчас из Керис уже должны выползать могильные черви. А вместо этого она стала сильнее, чем была до этого. Империя же, напротив, слабеет. Так ответь мне, Кровавый Сорокопут, что ты намерена с ней сделать?

– У меня есть ценные сведения, – я стараюсь сделать свой голос максимально убедительным, держусь твердо и уверенно. Ничто не помешает мне справиться с Керис. – Этих сведений достаточно, чтобы одолеть ее.

– Что за сведения?

Я не могу рассказать ему о том, что Элиас говорил про Квина. Это недостаточно ценные сведения, и Маркус начал бы расспрашивать, где и как я их получила. Узнай он, что Лайя и Элиас были у меня в руках и я их упустила – разорвет мою сестру на части.

– У стен есть уши, мой повелитель, – говорю я. – И не все, кто слышит нас – наши союзники.

Маркус окидывает меня оценивающим взглядом. Потом разворачивается к моей сестре, рывком поднимает ее на ноги и швыряет к подножию ее собственного трона, заламывая руку за спину.

Она молчит – тем особым молчанием женщины, которая быстро привыкла к насилию и готова на все, чтобы выжить. Моя рука стискивает рукоять кинжала. Ливия встречается со мной взглядом, в ее глазах страх – не за себя, а за меня. Ярость моментально стихает. Помни, чем больше гнева ты выкажешь при нем, тем сильнее он заставит ее страдать.

Я стараюсь мыслить трезво и принимать обдуманные решения. Но все равно ненавижу себя за то, что не могу отрубить руки, которые причиняют боль моей сестре. Не могу вырвать язык, который говорит ей оскорбительные слова, вложить в руки меч, чтобы она сама себя защитила.

Маркус вскидывает голову.

– Твоя сестра отлично играет на музыкальных инструментах, – говорит он. – Этим искусством она развлекала моих гостей. Можно сказать, очаровала их своей прекрасной игрой. Но, думаю, у нее в запасе еще много способов их развлечь. – Он наклоняется к уху Ливии. Та лежит неподвижно, глаза смотрят куда-то вдаль, губы плотно сомкнуты. – Ты же умеешь петь, любовь моя? Уверен, у тебя очень красивый голос.

Медленно, с наслаждением он начинает выламывать один из ее пальцев. Сильнее, сильнее, еще сильнее… Это невозможно вынести! Я двигаюсь вперед – но кто-то перехватывает меня за плечо.

– Этим ты только навредишь ей, – шепчет мне в ухо Авитас.

Палец Ливии трещит и ломается. Она рвано вдыхает воздух, но не издает ни звука.

– Это все – твоя вина, – сообщает Маркус. Он хватает другой ее палец и так же медленно выламывает его. Я знаю – он получает от этого наслаждение. На висках сестры выступают капельки пота, лицо становится белым, как мел.

Когда второй палец тоже ломается, Ливия не может сдержать стон и прикусывает губу.

– Моя храбрая пташка, – Маркус улыбается ей, и я страстно желаю вырвать ему глотку. – Ты же знаешь, мне больше нравится, когда ты кричишь. – Потом он разворачивается ко мне, и улыбка покидает его лицо. – Помни, что произойдет, если ты снова подведешь меня.

Маркус рывком поднимает мою сестру и швыряет ее на трон. Головой она ударяется о камень. Ливия дрожит и нянчит израненную руку здоровой, взгляд пылает ненавистью. Она с яростью смотрит на Маркуса, но когда он поворачивается к ней, ее лицо снова спокойно и бесстрастно.

– Отправляйся в Навиум, Сорокопут, – приказывает Маркус. – Разузнай, что там планирует Блэклифская сука. И уничтожь ее, порежь ее на куски. Сделай это быстро. К Луне Урожая я хочу видеть ее голову на конце копья. Пусть к тому времени вся Империя умоляет меня убить ее. Пять месяцев – достаточно долгий срок, не правда ли? Даже для тебя. Каждые три дня ты будешь докладывать о положении дел с помощью барабанов. И еще, – он бросает взгляд на Ливию, – если я буду недоволен работой, то продолжу ломать пальчики твоей сестренке, пока у нее на руках не останутся сплошные культи.




8: Лайя


Я бегу несколько часов подряд, еще и еще, минуя множество патрулей меченосцев. Изо всех сил я стараюсь сохранить невидимость. Голова начинает пульсировать невыносимой болью, а ноги – дрожать от холода и усталости. Душа ужасно болит от волнения за Элиаса, Дарина, Афию… Даже если чудом все они выжили, что нам делать теперь, когда о набегах стало известно Империи? Солдаты меченосцев наводнят эти земли. Мы не сможем продолжить наше дело, риск слишком велик.

Неважно. Главное сейчас – добраться до лагеря. И молись небесам, чтобы Дарин тоже оказался там.

Следующей после набега ночью, около полуночи, я наконец добираюсь до одинокого сухого дуба, под которым раскинут н

Страница 18

ш шатер. Его ветви скрипят на ветру. Лошади ржут, почуяв меня, а от дерева отделяется знакомая фигура. Дарин! Я едва не плачу от облегчения. Силы почти полностью покинули меня, я не могу даже закричать, позвать его. Просто сбрасываю невидимость.

Но как только я это делаю, перед моими глазами падает тьма. Я вижу маленькую комнату и посреди нее сгорбленную фигуру. Но видение исчезает, и я с трудом ковыляю к лагерю. Дарин, заметив меня, бежит навстречу и крепко обнимает. Афия выбегает из устланной мехами круглой палатки, в которой живем мы с братом. На ее лице одновременно гнев и облегчение.

– Девчонка, ты дура, каких свет не видывал!

– Лайя, что с тобой случилось?

– Скажите, вы нашли Маму? Узники в порядке? А Элиас…

Афия поднимает руку, обрывая меня.

– О Маме сейчас заботится целитель из племени Нур, – говорит залдара. – Мое племя проводит узников на земли кочевников. Я собиралась вести их сама, но…

Она оглядывается на Дарина, и я все понимаю. Афия не хотела оставлять его одного, потому что не знала, вернусь ли я. Я торопливо рассказываю им о засаде Кровавого Сорокопута и о том, как исчез Элиас.

– Вы не видели Элиаса? – О небеса, пусть с ним все будет в порядке! – Он не выходил из Леса?

Афия пожимает плечами, глядя назад, на стену деревьев у западной границы Мест Ожидания. Дарин просто качает головой.

Я мрачно смотрю на деревья. Если бы только я обладала силой прожечь сквозь лес дорожку к обители джинна! Зачем ты похитила его, Шэва? Зачем ты его так мучаешь?

– Заходи, – Дарин втаскивает меня в палатку и накидывает на плечи шерстяное одеяло, которое служило ему постелью. – Ты можешь сильно простудиться.

Афия откидывает меховой полог, закрывающий отверстие для выхода дыма, и дует на угли в нашем маленьком очаге, пока на ее бронзовое лицо не начинают падать золотые отсветы пламени. Некоторое время спустя я наконец жадно глотаю горячее рагу из картошки и тыквы, которое приготовил Дарин. Оно слегка переварилось, и красного перца так много, что я давлюсь и обжигаю горло. Дарину кулинарное мастерство никогда не давалась.

– Время наших набегов прошло, – говорит Афия. – Но если вы хотите продолжать сражаться с Империей, можете пойти со мной. Присоединяйтесь к племени Нур. – После короткой паузы кочевница поясняет: – Насовсем.

Мы с братом обмениваемся взглядами. Обычно кочевники принимают кого-то в племя только двумя способами: через брак или через усыновление. Получить приглашение присоединиться к племени кочевников – великая честь. Тем более быть приглашенным самой залдарой, вождем!

Я протягиваю к Афии руку, пораженная ее щедростью, но она стряхивает мою ладонь.

– Вы все равно уже практически члены моей семьи, – говорит она. – И ты меня знаешь, девочка. Я всегда хочу что-то получить взамен. – Она поворачивается к моему брату. – Многие отдали свои жизни, чтобы спасти тебя, Дарин из Серры. Пришло твое время ковать серрийскую сталь. Материалами я тебя обеспечу. Небесам ведомо, что кочевникам сейчас нужна помощь, как никогда прежде.

Мой брат складывает руки так, как он делает, когда его начинают мучить фантомные боли в отсутствующих пальцах. Лицо его бледно, губы плотно сжаты. Демоны в его душе снова пробудились.

Всей душой я хочу, чтобы брат наконец сказал, что принимает предложение Афии. Быть может, это наш единственный шанс продолжить войну с Империей! Но когда я поворачиваюсь к Дарину, он поднимается и выходит из палатки, бормоча о том, что ему нужен свежий воздух.

– Есть новости от ваших шпионов? – поспешно спрашиваю я Афию, надеясь отвлечь ее внимание от Дарина. – Меченосцы еще не отозвали свои войска?

– Они послали еще один легион из Ущелья Ателлы в пустыню кочевников, – отвечает Афия. – Арестовали по ложным обвинениям несколько сотен человек из клана Нур: мошенничество, перевозка контрабанды и, одним небесам ведомо, что еще. Ходят слухи, что они планируют везти узников в имперские города и продавать их, как рабов.

– Но ведь кочевники защищены законом! Договор, заключенный с ними Императором Таиусом, в силе уже пять веков!

– Император Маркус плевать хотел на договор, – хмуро отвечает Афия. – И это еще не самое худшее. В Садхе какой-то легионер убил кеханни племени Алли.

Я поражена до глубины души и не могу этого скрыть. Кеханни – хранители преданий и истории кочевников, они неприкосновенны. Выше их рангом только залдары, вожди. Убийство кеханни равнозначно объявлению войны.

– Племя Алли после этого напало на ближайший к ним гарнизон меченосцев, – продолжает Афия. – А Империи только это и было нужно. Командующий гарнизоном Маска обрушился на племя, как молот на наковальню, и теперь все до единого Алли либо мертвы, либо в тюрьме. Племя Сийяд и племя Фози поклялись отомстить Империи. Их залдары приказали атаковать имперские деревни. Убито около сотни меченосцев, и среди них – не только солдаты.

Она многозначительно смотрит на меня. Если кочевники убивали мирных жителей меченосцев – детей, женщин, стариков – месть Империи будет страшной.

– О

Страница 19

и провоцируют нас. – Афия тоскливо смотрит на небо. – Пытаются нас ослабить. Нам нужна сталь, Лайя. Подумайте над моим предложением.

Она накидывает плащ, чтобы выйти наружу, и на миг задерживается у откинутого полога палатки.

– Но думайте быстро. Что-то грозное близится. Я чувствую это в воздухе, даже в собственных костях. И речь не только о нападениях меченосцев.

Предостережение Афии не дает мне покоя всю ночь. Перед самым рассветом я решаю оставить попытки уснуть и выскальзываю из палатки. Я пробираюсь туда, где несет караул мой брат.

Призраки Земель Ожидания беспокойны. Очевидно, что их раздражает и злит наше присутствие. Мучительные стоны мешаются с воем холодного северного ветра. Это настоящий ледяной хор, от которого волосы встают дыбом. Я поплотнее запахиваю на плечах плед и сажусь рядом с братом.

Мы сидим молча, глядя на верхушки деревьев Земель Ожидания. Небо над ними постепенно из черного делается темно-синим, а на востоке разгорается бледный рассвет. Через некоторое время Дарин все же нарушает молчание.

– Ты хочешь знать, почему я больше не могу делать оружие?

– Ты не обязан говорить об этом, если не считаешь нужным.

Мой брат сжимает кулаки и снова разжимает их – привычка, которая появилась у него в раннем детстве. Он левша, и на его левой руке недостает среднего пальца и мизинца.

– Материалы достать несложно, – говорит он. Стоны призраков становятся еще сильнее, и ему приходится повышать голос. – Проблема в самом процессе. Это очень сложно. Как составить нужную смесь металлов, как ковать, когда остужать клинок, как его полировать… Я помню многое, но… – Он щурится, словно пытаясь разглядеть что-то очень далекое. – Но еще больше я забыл. В тюрьме Кауф, в камере смертников, я словно проваливался в безвременье, целые недели исчезали. Я не могу вспомнить лица отца, бабушки… – Его слова еле слышны из-за криков призраков. – Что, если твоя подруга Иззи умерла напрасно? А родные Афии погибли ни за грош? Что, если даже сам Элиас обещал отдать себя служению Ловца Душ просто так? Вдруг выкованное мной оружие будет ломаться?

Я могла бы сказать ему, что этого не может быть. Но Дарин всегда чувствует, если я лгу. Я просто беру брата за левую руку, сильную и покрытую мозолями.

– Есть только один способ это узнать, Дарин, – говорю я. – Мы не можем сделать это, пока не…

Меня перебивает особенно громкий крик боли, который доносится из Леса. Верхушки деревьев трепещут, земля содрогается. Меж стволов я вижу странную белую вспышку. Призраки вопят.

– Что там происходит? – Дарин морщится от этого ужасного звука. Обычно мы игнорируем стоны призраков, но сейчас я зажимаю ладонями уши. Так громко они кричат.

Через некоторое время я понимаю, что призраки издают не бессвязные звуки. В их криках слышится одно конкретное слово. Они повторяют его сквозь боль, и это мое имя…

«Лайя! Лайя! Лайя!»

Мой брат тоже это слышит и тянется к мечу, но голос его спокоен – таким тоном он всегда говорил до Кауфа.

– Помни, что говорил Элиас. Нельзя верить призракам. Они завывают, чтобы смутить нас.

– Но ты прислушайся, – шепчу я. – Слушай, Дарин.

«Твоя вина, Лайя, – повторяют они, столпившись у незримой границы Земель Ожидания. Их полупрозрачные тела просвечивают друг сквозь друга, образуя густой туман. – Он приближается».

– Кто? – Я делаю шаг в сторону деревьев, не обращая внимания на протесты брата. Я никогда еще не входила в лес без сопровождения Элиаса и не знаю, возможно ли это. – Вы говорите об Элиасе? Он жив?

«Смерть приближается. Виновата в этом ты!»

Я чувствую, как ладони становятся скользкими от пота, кинжал едва не выпадает из руки.

– Объясните, что вы имеете в виду! – кричу я.

Я подошла уже достаточно близко к стене деревьев и могу разглядеть тропу, по которой обычно приходил Элиас, чтобы встретиться с нами. Я никогда не бывала в жилище Элиаса и Шэвы, но он объяснял, что домик стоит в самом конце тропы – не дальше лиги от границы леса. Именно из-за этой тропы мы разбили здесь лагерь – как самый быстрый путь, по которому Элиас может прийти в наш мир.

– Здесь что-то не так, – говорю я Дарину. – Что-то произошло…

– Это просто призраки, Лайя, они и ведут себя как призраки, – возражает Дарин. – Хотят заманить тебя в лес и свести с ума.

– Но мы с тобой никогда не сходили с ума от голосов призраков! – говорю я, и мой брат умолкает. Мы оба не знаем, почему близость Земель Ожидания не действует на нас так сильно, как на других людей. Кочевники и меченосцы не могут долго этого вынести и в скором времени теряют рассудок, поэтому и держатся от леса подальше.

– Ты когда-нибудь видел так много призраков столь близко от границы, Дарин? – Число привидений, похоже, растет с каждой секундой. – Не могли же они все явиться сюда только для того, чтобы помучить меня! Что-то ужасное случилось с Элиасом. Что-то идет не так…

Я чувствую странную, необъяснимую, огромную силу. Что-то неудержимо тянет меня к Сумеречному Лесу.

Я бегу обратно к палатке и наспех собираю свои

Страница 20

вещи.

– Тебе не обязательно со мной идти.

Но Дарин тоже поспешно набивает свою суму.

– Куда ты, туда и я, – твердо говорит он. – Это огромный лес. Он может оказаться в любой его части.

– Он совсем близко, – говорю я уверенно. Древний инстинкт тянет меня вперед, как крючок рыбу. – Я в этом не сомневаюсь.

Когда мы добираемся до деревьев, я готова к сопротивлению призраков. Им всегда не нравилось наше вторжение. Но они только молча смотрят на нас, столпившись в таком огромном количестве, что я едва могу видеть сквозь них.

«Он здесь. Он идет. Из-за тебя! По твоей вине».

Я стараюсь игнорировать этот вой и спешу по извилистой тропке. Через некоторое время стена призраков становится тоньше. Я оглядываюсь и вижу, как их ряды трепещут от осязаемого страха.

Мы с Дарином переглядываемся. «Небеса, что на свете может так напугать призрака?»

С каждым шагом становится все тяжелее дышать. Я не первый раз в Землях Ожидания. Когда мы с Дарином только начинали свои набеги на караваны с узниками, Элиас провел нас по ветрам от самого Маринна. Лес никогда не был особенно гостеприимен – но и настолько враждебным он никогда не бывал.

Меня охватывает ужас, и я ускоряю шаг. Чем дальше, тем ниже становятся деревья. Вскоре сквозь ветви начинает маячить поляна. Мы выбираемся туда и видим на опушке леса косую серую крышу маленькой хижины.

Дарин хватает меня за руку и прижимает палец к губам. Он тянет меня припасть к земле. Я слушаюсь его. Мы продвигаемся вперед дюйм за дюймом, с максимальной осторожностью. Где-то рядом слышится умоляющий женский голос. Голос, отвечающий женщине, кажется мне невероятно знакомым. Да, это его баритон! Облегчение накатывает на меня могучей волной. Элиас.

Но облегчение длится недолго. Женский голос замолкает. Ветви деревьев громко шумят, и перед моим взглядом проносится вихрь черных волос. Шэва! Она смыкает пальцы на моем плече и вздергивает на ноги.

– Ответы на вопросы ты найдешь в Адисе. – Я морщусь от боли и пытаюсь освободиться, но у Шэвы сила джинна. – Ты найдешь их у Пчеловода. Остерегайся, потому что он облечен ложью и тенью, подобно тебе самой. Найди его себе на беду, дитя, иначе потеряешь слишком много! Несмотря на то, что спасла нас всех…

Она отдергивается, словно ее отрывает от меня невидимая рука. Мое сердце бешено колотится. Небеса, только не это…

– Лайя из Серры, – всегда и везде я бы узнала это змеиное шипение. От него пробуждается море, а земля содрогается. – Ты всегда появляешься там, где тебе не следует быть.

Дарин кричит что-то, пытаясь предостеречь меня. Я не обращаю внимания и выхожу на середину поляны. Гнев переполняет меня, я забываю про осторожность. Элиас в доспехах пригвожден к дереву, каждый его мускул стянут невидимыми путами. Он содрогается, как животное в силках, и сжимает кулаки. Все его тело выгибается, тянется вперед.

Шэва падает на колени. Черные волосы метут землю, лицо желто, как воск. Она не имеет возраста, но сейчас от отчаяния кажется очень древней.

Князь Тьмы, облаченный в черноту, возвышается над ней. В его призрачных руках сверкает серп, словно сделанный из напитанных ядом алмазов. Он держит его легко, но тело напряжено – он собирается использовать это оружие!

Из моего горла вырывается рычание. Я должна что-то сделать, должна остановить его! Но я полностью обездвижена. Магия, пригвоздившая Элиаса, удерживает и нас с Дарином.

– Князь Тьмы, – шепчет Шэва. – Прости меня за мой проступок. Я была слишком юна, я…

Голос ее срывается. Безмолвный Князь Тьмы проводит пальцами по лбу Шэвы, как отец, благословляющий свое дитя.

А потом наносит ей удар в сердце.

Тело Шэвы изгибается, руки рассекают воздух. Она бьется, словно стремясь нанизаться на лезвие серпа, рот широко открывается. Я ждала крика боли, вопля… Но вместо этого из ее рта исходят слова:





Одна часть осталась, бойтесь Жнеца во Вратах!

Птицы утонут – никто не узнает.

Прошлое сгинет – никто не заметит.

Мертвые встанут – живых не останется.

В крови придет в мир дитя живое.

Жемчужина треснет, холод придет.

Мясник будет сломлен, никто не вмешается.

Жена-Призрак падет, плоть Призрака иссохнет.

К Луне Урожая Король получит ответ.

К Луне Урожая забытые обретут господина.




Голова Шэвы падает на грудь. Ресницы ее трепещут, как крылья бабочки. Лезвие серпа насквозь прошло тело, течет алая кровь – такая же, как моя. Лицо джинна угасает.

А потом ее тело вспыхивает ярким огнем, и через несколько мгновений от него остается лишь пепел.

– Нет! – вопит Элиас, по лицу его текут потоки слез.

«Не надо, Элиас! Не зли Князя Тьмы, – хочу я крикнуть ему. – Не надо, он же убьет тебя!»

Вокруг палача кружится вихрь пепла – все, что осталось от Шэвы. Впервые за это время он переводит взгляд на Элиаса, склоняет голову на плечо и приближается, не выпуская серпа из рук.

Я отстраненно вспоминаю то, что мне рассказывал Элиас. Он узнал это от Ловца Душ: Звезда защищает тех, кто касался ее. Князь Тьмы не может убить Элиаса. Но

Страница 21

он может причинить ему ужасную боль. А я, клянусь небесами, не смогу вынести этого!

Я пытаюсь рвануться вперед, но меня отбрасывает неведомая сила. Князь Тьмы игнорирует меня, он полностью уверен в себе и спокоен. Я не дам тебе причинить боль Элиасу! Никогда! В груди вскипает дикая ярость и овладевает моим телом. Однажды я уже чувствовала нечто подобное – несколько месяцев назад, когда сражалась с Князем Тьмы у тюрьмы Кауф. Изо рта вырывается страшный животный крик. На этот раз, когда я рвусь вперед, ничто не может меня удержать. Дарин пытается бежать за мной, но Князь Тьмы вскидывает руку – и брат замирает на месте. Однако на меня магия джинна не действует. Я бросаюсь между Князем Тьмы и Элиасом с кинжалом в руке.

– Не смей к нему прикасаться, – говорю я.

Горящие глаза Князя Тьмы мерцают, когда он смотрит сначала на меня, потом на Элиаса, пытаясь понять, что связывает нас. Я вспоминаю, как он предал меня. Чудовище! Насколько он уже продвинулся в том, чтобы освободить джиннов? Предсмертное пророчество Шэвы – вот ответ на мой вопрос. Еще одна часть Звезды остается ненайденной. Знает ли Князь Тьмы, где ее искать? Зачем ему нужна была смерть Шэвы?

Он смотрит на меня, и я вспоминаю чувство, которое когда-то вспыхнуло между нами. Любовь была такой же яркой, как и пламя ненависти сейчас. Вспоминаю битву двух сил и опустошение, которое за ней последовало.

Плечи Князя Тьмы чуть дрогнули, словно от нерешительности. Может быть, он умеет читать мысли? Он снова переключается на Элиаса, глядя на него через мое плечо.

– Элиас Витуриус, – говорит джинн, делая шаг вперед. Я бросаюсь к Элиасу и прикрываю его своей грудью. За моей спиной дорогой друг, я чувствую сильное биение его сердца, разбитого смертью Шэвы. Передо мной – ужасный гнев Князя Тьмы, разжигаемый тысячелетними страданиями и бесконечной жестокостью.

Джинн говорит, даже не удостоив меня взглядом.

– Она сладкая на вкус, мой мальчик, – усмехается он. – Похожа на ясный рассвет и чистую росу.

Элиас замирает подо мной, глубоко вдохнув. Он встречается взглядом с Князем Тьмы и бледнеет от мрака его пылающих глаз. А потом испускает яростный рык, исходящий будто из недр самой земли. Тени извиваются под его кожей, как виноградные лозы. Мускулы на плечах, груди, руках натягиваются от неимоверных усилий, пока наконец он не разрывает невидимые узы. Элиас поднимает руки, и от него исходит ударная волна, отбрасывая меня на землю.

Князь Тьмы шатается всем телом, но выпрямляется вновь.

– А, щенок умеет кусаться, – лениво выговаривает он. – Ну, так еще интереснее. – Я не могу разглядеть под капюшоном его лица, но по голосу чувствую, что он улыбается. Князь вскидывает голову, и по поляне проносится порыв ветра. – Всегда скучно убивать того, кто не сопротивляется.

Он оглядывается на восток, на что-то, чего мы не можем видеть. В воздухе свистит нечто, похожее на голос, словно джинн разговаривает с невидимкой. А потом порыв ветра подхватывает его, как тогда в лесу возле Кауфа, и он исчезает. На этот раз вместо тишины, наступившей после его ухода, слышатся голоса призраков. Они сразу заполняют собой поляну, спеша сюда от границ Места Ожидания.

«Ты, Лайя, только ты во всем виновата!»

«Шэва мертва…»

«Элиас обречен…»

«Джинн вот-вот победит…»

И это все из-за меня.

Призраков так много! Их слова сковывают мне сердце, словно тысячи цепей. Я стараюсь бороться, но не могу, потому что они говорят правду. Духи неспособны лгать.

«Одна часть осталась». Князю Тьмы осталось найти последний осколок Звезды, чтобы освободить свой народ. Он близок к цели. Настолько близок, что я обязана действовать быстро и не имею права на ошибку.

Призраки кружатся вокруг меня, как вихрь. Они такие яростные, что я боюсь, как бы не прокусили мне кожу. Элиас прорывается сквозь их хоровод и поднимает меня на ноги.

Дарин уже рядом, он подобрал мой мешок и принес его. Брат гневно смотрит вслед призракам, которые разлетаются прочь, исчезая среди деревьев.

Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, Дарин кивает. Он тоже слышал Шэву и знает, что нам нужно делать.

– Мы отправляемся в Адису, – твердо говорю я. – Пора покончить с этим. Нужно остановить его.




9: Элиас


Бремя Земель Ожидания разом падает на мои плечи. Теперь Лес – это часть меня, я чувствую его границы, всех до единого призраков, каждое дерево. Как будто в моем мозгу отпечаталась живая карта этих земель.

Сердцевина этого бремени – отсутствие Шэвы. Я смотрю на упавшую корзину, на рассыпанные травы, которые она уже никогда не соберет, чтобы добавить в вечернее рагу. Никогда больше мы не будем ужинать в нашем доме, порог которого ей теперь не суждено переступить…

– Элиас… призраки… – выдыхает Лайя, прижимаясь ко мне. Обычно скорбные и унылые, духи становятся агрессивными и злыми. Мне нужна сила Маута, чтобы утихомирить их. Необходимо ощутить с ними связь. Сделать то, чему меня учила Шэва.

Но когда я силой воли призываю Маута, то чувствую только слабое веяние его магии. Затем и оно

Страница 22

исчезает.

– Элиас? – Невзирая на злобные вопли призраков, Лайя берет меня за руку. Губы ее сжаты, лицо сосредоточено. – Я так сожалею о гибели Шэвы. Она что, действительно…

Я в силах только кивнуть. Да, Шэва действительно умерла.

– Все произошло так быстро, – я чувствую странное облегчение от того, что Лайя так же поражена гибелью моего друга. – А ты… как ты себя… – она качает головой, не в силах поверить. – Конечно, ты чувствуешь себя ужасно. Небеса, как же иначе!

Стон Дарина отвлекает нас друг от друга. Призраки плотно окружили его, взяв в кольцо, и нашептывают какие-то ужасы. «О преисподняя!» Нужно срочно отправлять Лайю и Дарина подальше отсюда.

– Если хотите попасть в Адису, – говорю я, – кратчайший путь лежит через лес. Дорога в обход займет многие месяцы.

– Ты прав, – Лайя соглашается – но тут же запинается. – Но, Элиас…

Если мы снова заговорим о Шэве, внутри меня что-то окончательно сломается. Она только что была здесь, а теперь ее нет. Это уже никто не в силах изменить. Непреклонность смерти всегда казалась мне чем-то сродни предательству. Но я не могу позволить себе предаваться скорби и гневу, когда мои друзья в опасности. Я должен двигаться. Должен сделать все, чтобы смерть Шэвы была не напрасной.

Лайя пытается что-то сказать, когда я беру Дарина за руку и ступаю на дорогу ветра. Лес вокруг нас меркнет, она умолкает и стискивает мою руку. Я чувствую, она понимает меня, как никто другой.

Я не могу передвигаться со скоростью Шэвы, но все же через четверть часа мы добираемся до одного из мостов через реку Сумеречную. Через несколько секунд мы уже на другом берегу и мчимся меж деревьев. Я направляюсь на северо-восток. Лайя бросает на меня взгляд из-под завесы волос, которые падают ей на лицо. Я так хочу поговорить с ней! Ад побери Князя Тьмы! Мне плевать, что он там наговорил. Для меня важно одно – чтобы вы все были в порядке.

– Скоро прибудем… – начинаю я, но тут меня перебивает другой голос. Целый хор ненавидящих голосов. Я знаю, кому они принадлежат.

«Тебе скоро конец, узурпатор», – слышится пение.

Это джинны. Однако же их роща находится в милях отсюда. Как они могут докричаться до нас через такое большое расстояние?

– Заткнитесь, – рявкаю я. И думаю о шепотках, которые слышал за миг до исчезновения Князя Тьмы. Я не сомневаюсь, это он повелевает своими родичами, огненными чудовищами. Он отдает им приказы. Джинны хохочут.

«Мы – могущественный народ, жалкий смертный. Ты не сможешь заменить собой Шэву. Ты не сможешь стать Ловцом Душ».

Я не обращаю на них внимания, надеясь, что в конце концов они сами заткнутся. Хотелось бы знать, издевались ли они так же над Шэвой? Преследовали ее своими голосами? Может, она мне просто ничего не говорила?

Грудь разрывается от боли при одной мысли о Ловце Душ… А как же все остальные? Тристас… Деметриус… Линдер… Кровавый Сорокопут… Мой дед… Неужели все, кто имеет несчастье сблизиться со мной, обречены страдать?

Дарин дрожит, сжимая зубы под натиском призраков. Лицо Лайи посерело, хотя она идет терпеливо, без единой жалобы.

В конце концов они сдадутся. Но ты это выдержишь! Любви здесь не место.

Ладонь Лайи в моей руке кажется такой маленькой и холодной. У нее отчаянно бьется пульс – напоминание о смертности. Так или иначе, она умрет. Даже если вынесет все испытания и проживет долгую жизнь. Все эти годы – ничто по сравнению с вечностью Ловца Душ. Она умрет, а я останусь, с течением времени теряя все человеческое.

– То самое место, – говорит Лайя, указывая вперед. Деревья расступаются, образуя поляну. Я вижу дом, в котором Дарин восстанавливался после побега из Кауфа много месяцев назад.

Когда мы подходим к границе леса, я отпускаю брата и сестру. Дарин крепко обнимает меня.

– Не знаю, как тебя и благодарить… – начинает он, но я его прерываю:

– Останься в живых, это лучшая благодарность. У меня тут достаточно проблем. Не хочу возиться с твоим призраком.

Дарин отвечает на мою шутку улыбкой. Потом, оглянувшись на сестру, благоразумно устремляется к дому.

Лайя сжимает руки, не глядя на меня. Ее коса, как всегда, растрепалась, волосы выбились наружу и рассыпались по плечам тугими кольцами. Я не могу удержаться и протягиваю руку, чтобы коснуться одного локона.

– У меня… есть кое-что для тебя, – я вытаскиваю сверток и вынимаю из него деревянную вещицу. – Вещь не закончена, резьба грубовата, но все же… Ты иногда невольно ищешь рукой свой прежний браслет, – внезапно я смущаюсь, чувствую себя смешным. Зачем я пытаюсь ей вручить это уродство? Выглядит, как поделка шестилетнего ребенка. – Он немного не закончен, но я… мне казалось…

– Он – само совершенство, – она берет браслет у меня из рук, задевая мои пальцы. Небеса, ее прикосновение… Десять тысяч преисподних… Я с трудом выравниваю дыхание и пытаюсь справиться с желанием, пульсирующим у меня в крови. Она надевает браслет на руку, и это знакомое движение – как она берется за запястье – странным образом успокаивает меня. – Спасибо тебе.

– Осторожней

Страница 23

ам, в Адисе, – говорю я, нарочно переходя к практическим вопросам. Это немного отвлекает от боли в груди, из которой будто бы вырезали сердце, и теперь жгут на медленном огне. – Мореходы могут запомнить тебя в лицо, и если им станет известно, на что способен Дарин…

Я вижу ее улыбку и понимаю, что, как дурак, говорю ей прописные истины.

– Я думала, у нас будет больше времени, – говорит она. – Думала, мы найдем способ освободить тебя. Надеялась, что Шэва освободит тебя от обета или…

Она выглядит сломленной, я чувствую себя так же. Мне нужно отпустить ее. «Беги от Князя Тьмы, – хочу сказать я, – Побеждай! Обрети радость. И помни меня…» Зачем ей возвращаться сюда? Ее будущее – в мире живых.

«Скажи ей это, Элиас, – взывает мой разум. – Так будет легче для вас обоих. Не будь жалким».

– Лайя, ты должна…

– Я не хочу тебя отпускать. Нет, только не сейчас, еще слишком рано, – она поднимает руку и легко гладит меня по лицу. Пальцы замирают у меня на губах. Она хочет меня – я это вижу, чувствую, и от этого еще сильнее желаю ее. – Не так скоро.

– Я тоже не хочу, – я заключаю любимую в объятия, наслаждаясь теплом ее тела. Она изгибается в моих руках и поднимает лицо. Я глубоко вдыхаю ее запах…

Маут резко дергает меня, тянет сильно и властно. Против своей воли я отступаю на несколько шагов к лесу.

Нет. Нет! Будь прокляты призраки. Будь проклят Маут. Будьте прокляты, Земли Ожидания!

Я хватаю Лайю за руку и тяну за собой. Она поднимается на цыпочки и закрывает глаза, как будто давно этого ждала. Ее руки ласкают мои волосы, еще плотнее притягивают к себе. Губы у нее мягкие и горячие, и когда она прижимается ко мне всем телом, я едва удерживаю равновесие. Я никого не слышу в целом мире, кроме Лайи, ничего не вижу и не чувствую, кроме нее.

Я вижу то, чего еще не произошло – как я укладываю ее на покров листьев Леса и провожу долгие часы, исследуя каждый дюйм прекрасного тела. На миг я так ясно вижу наше общее будущее – Лайя с ее книгами и пациентами и я, которого в школе научили только смерти и долгу. Моя маленькая Лайя с золотистыми глазами и сияющей кожей! Однажды в твоих волосах появится седина, а взгляд станет мудрым и глубоким.

– Ты жесток, Элиас, – шепчет она мне в приоткрытые губы. – Ты дал девушке все, чего она только могла пожелать, чтобы потом отнять у нее это.

– Это не конец, Лайя из Серры, – я не готов отказаться от видения нашего общего будущего. И плевать мне на все проклятые обеты. – Ты меня слышишь? Это не конец для нас.

– Ты никогда не умел лгать, – она вытирает ладонью мокрые дорожки под глазами. – Не пытайся сейчас этому научиться.

Лайя уходит от меня с прямой спиной. Навстречу ей с покрова листьев встает Дарин. Она почти пробегает мимо него, стремясь скорее войти в дом. Брат идет следом за ней.

Я провожаю взглядом ее фигурку, пока она не превращается в тень на горизонте. «Обернись, – безмолвно умоляю я ее. – В последний раз. Просто посмотри на меня».

Но Лайя не оборачивается. И, возможно, она права.




10: Кровавый Сорокопут


Остаток дня я провожу в казармах Черной Гвардии, читая доклады шпионов. По большей части это мусор: обмен пленными может обеспечить нам верность клана торговцев… Ведется расследование гибели двух Отцов патрицианских кланов…

Мое особое внимание привлекают доклады из Тиборума. С приближением весны все ожидают, что с гор спустятся карконские варвары и начнут свои набеги.

Но мои шпионы доносят, что карконы сейчас ведут себя тихо. Может быть, Гримарр, их вождь, отправил слишком много своих людей атаковать Навиум? Может, на этот раз Тибориуму повезло?

А может, синемордые ублюдки просто замышляют что-то еще.

Я просматриваю доклады из всех северных гарнизонов. К тому времени, как колокола на башнях начинают бить полночь, я совершенно выжата, хотя прочла только половину бумаг. В любом случае, сейчас мне нужно сделать перерыв. Я не собираюсь ужинать, несмотря на то, что желудок урчит от голода, а надеваю плащ и сапоги. Уснуть мне все равно сейчас не удастся. Я все еще слышу треск ломающихся пальцев Ливии. Все мысли заняты Комендантом Керис. Какую засаду она мне готовит в Навиуме?

Коридор на выходе из моего кабинета пуст и темен. Черная Гвардия в большинстве своем спит, но на часах должно стоять не меньше полудюжины гвардейцев. Я не хочу, чтобы мои передвижения отслеживали. Подозреваю, что среди гвардейцев есть шпионы Коменданта. Поэтому я отправляюсь в оружейную, откуда ведет секретный проход в центр города.

– Сорокопут, – окликает меня тихий голос. Я подпрыгиваю на месте от неожиданности и вижу зеленые глаза, светящиеся, как у кошки. Они смотрят на меня из конца коридора.

– Авитас, – выдыхаю я. – Что тебе здесь понадобилось?

– Не ходи туннелем от оружейной, – шепчет он. – Там караулит шпион отца Сисселлиуса. Я бы о нем позаботился, но нынче ночью у меня нет на это времени.

– Ты что, следишь за мной?

– Ты просто очень предсказуема, Сорокопут. Всякий раз, когда Маркус мучает Ливию, ты идешь на долгую прогул

Страница 24

у. Капитан Декс напомнил мне, что по регламенту Сорокопуту всегда полагается сопровождающий, так что я в твоем распоряжении.

Я знаю, что Харпер просто выполняет свои обязанности. С моей стороны безответственно шататься по городу в одиночестве, да еще посреди ночи. Но я рассержена. Харпер игнорирует мое раздражение и манит в прачечную. Должно быть, там есть еще один тайный выход.

Когда мы оказываемся бок о бок в тесном помещении, наше оружие соприкасается и слышится бряцание. Я недовольно кривлюсь, надеясь, что никто посторонний не слышал этого звука. Небеса знают, что о нас подумают, застав наедине в потаенном уголке.

Мое лицо вспыхивает при одной мысли об этом. Слава Небесам, что оно скрыто маской.

– Ну и где тут этот чертов проход?

– Он прямо тут, – он разводит руками висящую на вешалках стираную униформу. Я слегка отстраняюсь, разглядев гладкую смуглую кожу в вырезе его рубашки. От него исходит слабый, едва различимый запах, напоминающий о корице и кедре. Я невольно вдыхаю глубже и поднимаю на него глаза.

Он тоже пристально смотрит на меня, подняв брови.

– Ты пахнешь… довольно приятно, – неловко говорю я. – Просто подметила.

– Конечно, Сорокопут, – отзывается он, чуть изгибая губы. Это что, улыбка?

– Ну что, идем? – будто чувствуя мою неловкость, Харпер распахивает створки шкафа у меня за спиной и быстро входит внутрь. Мы молча следуем по скрытому тоннелю, ведущему из казарм Черной Гвардии наружу, в весеннюю прохладную ночь.

Когда мы выходим на поверхность, Харпер быстро отстает. Я забываю о том, что он меня сопровождает. Опустив капюшон на лицо, быстро шагаю по нижнему ярусу Антиума, через переполненный квартал книжников, минуя трактиры и бары, казармы и плебейские предместья. Стража у верхних ворот не замечает, как я перехожу на второй ярус. Этот трюк я проделываю регулярно, чтобы не потерять формы.

Я замечаю, что кручу на пальце отцовское кольцо. Кольцо клана Аквилла. Иногда при взгляде на него я могу различить кровь, проникшую между перемычками печати. Кровь, которая забрызгала мое лицо и доспехи в тот день, когда Маркус перерезал горло моему отцу.

«Не думай об этом». Я кручу кольцо, его присутствие на пальце немного успокаивает. «Даруй мне стойкость клана Аквилла, – прошу я его. – Помоги мне одержать победу над врагом».

Вскоре я добираюсь до цели – это большой парк возле Архивного Чертога. В это время суток я ожидаю застать Чертог темным, но в нем горит более дюжины ламп – архивариусы допоздна сидят за работой. Массивное здание с колоннами впечатляет своими размерами и простотой архитектурного стиля. От него веет покоем и уверенностью. Сама история хранится здесь: генеалогические списки, записи дат рождения, смертей, назначений, договоров, торговых соглашений и законов.

Если Император – сердце Империи, а народ – ее кровеносные сосуды, то Архивный Чертог – это ее память. Как бы плохо я себя ни чувствовала, это место воодушевляет меня, напоминает обо всех достижениях меченосцев за пять веков существования Империи.

– Все Империи рано или поздно гибнут, Кровавый Сорокопут.

Когда из глубокой тени выходит Каин, я невольно тянусь к рукояти меча. Сколько раз я думала, что буду делать, когда настанет миг новой встреча с Пророком! Я представляла себя в этой сцене абсолютно спокойной и молчаливой. Не позволяла ему проникнуть в мой разум, была сильной и стойкой.

Но все мои благие намерения рассыпаются в прах, когда я вижу вблизи его проклятое лицо. Страстное желание свернуть его тощую шею обуревает меня. Я и не знала, что способна на такую сильную ненависть! В ушах звенит предсмертный крик Ханны: «Элли, прости меня!» и тихий голос моей матери, преклонившей колени перед казнью. «Крепись, девочка моя». Я так сильно сжимаю кулаки, что отцовское кольцо врезается мне в ладонь.

Я тяну меч из ножен – но рука моя словно замерзает и падает без сил, завороженная Пророком. Потеряв способность свободно двигаться, я злюсь и замираю от страха.

– Сколько злости, – тихо бормочет он.

– Ты сломал мою жизнь, хотя мог их всех спасти! Ты… ты чудовище.

– А ты кто такая, Кровавый Сорокопут? Как по-твоему, ты – не чудовище? – Капюшон Каина опущен, но из-под него виден блеск внимательных глаз.

– Ты другой, ты куда хуже, – выдыхаю я. – Ты такой же, как они. Как Комендант, Маркус и Князь Тьмы…

– О, но Князь Тьмы – вовсе не чудовище, дитя мое! Хотя порой он и совершает ужасные вещи. Он одержим своей скорбью и обречен жить, чтобы причинить большое зло. Как и ты. Я думаю, вы с ним очень похожи. Больше, чем тебе хочется думать. Ты многому могла бы научиться у Князя Тьмы, если бы он удостоил тебя своим вниманием.

– Я не желаю ничему учиться у таких тварей, как вы! – рычу я. – Потому что ты – настоящее чудовище, даже если…

– А ты – конечно же, само совершенство, верно? – Каин наклоняет голову к плечу с выражением искреннего любопытства. – Ты живешь, дышишь, ешь и пьешь на костях тех, кому повезло меньше. Твое существование возможно только за счет тех, кого ты считаешь н

Страница 25

же себя. Но почему, Кровавый Сорокопут, судьба выбрала тебя быть тираном, а не страждущей? В чем смысл твоей жизни?

– В благополучии Империи. – мне не следовало отвечать. Нужно было молчать и игнорировать его. Но привычка к подчинению старшим чинам у меня в крови. – Империя – смысл моей жизни.

– Возможно, – Каин пожимает плечами. Этот жест придает ему человечности, что даже удивительно. – По правде говоря, я пришел не за тем, чтобы вести с тобой философские споры. У меня есть послание для тебя.

Он вынимает из складок плаща конверт. При виде печати – птица, парящая над сияющим городом – я выхватываю письмо у него из рук. Это печать Ливии.

Открывая конверт, я краем глаза слежу за Пророком.

«Сестра, приходи ко мне как можно скорее. Ты мне нужна! Вечно твоя, Ливия».

– Когда она это отправила? – быстро спрашиваю я. – И почему решила передать письмо через тебя? Она ведь могла…

– Она попросила передать письмо, и я согласился. За любым другим посланником могла бы быть слежка. А это не соответствует моим интересам. И ее интересам тоже. – Каин протягивает руку и прикасается к моему покрытому маской лбу. – Всего тебе хорошего, Кровавый Сорокопут. Мы еще увидимся – перед твоим концом.

Он отступает в тень и исчезает. Из темноты появляется Харпер, сосредоточенный, стиснув зубы от ярости. Он так же сильно любит Пророков, как люблю их я, и у него тоже есть на это причины.

– Ты не должна допускать их в свой разум, – говорит он мне. – И Князя Тьмы тоже. Я могу научить тебя, как от них закрываться, если хочешь.

– Не откажусь, – отвечаю я. – Займемся этим по дороге в Навиум.

И вот мы стоим под балконом покоев Ливии, и поблизости нет ни одного солдата. Авитас остался внизу. Я напоминаю себе, что нужно как следует накричать на Фариса, капитана личной гвардии Ливии, за подобный беспорядок. Но тут я чувствую чье-то присутствие. Я не одна.

– Мир вам, Сорокопут, – говорит Фарис Канделан, выходя мне навстречу из коридора, ведущего в покои Ливии. Руки его подняты вверх, короткие светлые волосы взлохмачены. – Она вас ждет.

– Ты должен был, черт возьми, предупредить ее, что вызывать меня опасно.

– Я не могу приказывать Императрице, что ей делать, а чего не делать, – отвечает Фарис. – Моя задача в том, чтобы не дать никому навредить ей. Она всегда поступает так, как считает нужным.

Что-то в его интонации заставляет меня покрыться холодным потом. В два прыжка я оказываюсь рядом с ним и приставляю к его горлу кинжал.

– Осторожнее, Фарис, – шепчу я. – Любовные дела – личное дело каждого, но если Маркус заподозрит, что она ему неверна, он убьет ее. И все Отцы кланов дружно подтвердят, что он имел на это полное право.

– Не беспокойтесь на мой счет, – отзывается Фарис. – У меня есть девушка, красотка из Торговцев. Она ждет меня в квартале Ткачей. У нее такие бедра, равных которым я никогда не видел. Я бы и сейчас обнимал ее за талию, – он выдыхает с облегчением, когда я отпускаю его, – но кто-то же должен сторожить покои Императрицы.

– Не кто-то, а два гвардейца, – поправляю я. – Где твой напарник?

Из тени возле двери на свет выходит еще один гвардеец: нос его переломан в трех местах, кожа очень смугла, а голубые глаза, напротив, такие светлые, что почти светятся – даже из-под серебряной маски.

– Раллиус? Черт побери, неужели это ты?

Сильвио Раллиус отдает мне салют и усмехается – той самой усмешкой, от которой у девушек-подростков из патрицианских семей по всей Серре шли головы кругом. И моя голова тоже – пока я не узнала Раллиуса получше. Он был для нас с Элиасом героем, хотя и старше всего на два года. Единственный курсант-старшекурсник Блэклифа, который не был монстром по отношению к младшим.

– Кровавый Сорокопут, – салютует он. – Мой меч принадлежит вам.

– Прекрасные слова! Такие же прекрасные, как твоя улыбка, – я не улыбаюсь ему в ответ, чтобы он понял, что имеет дело с Кровавым Сорокопутом, а не с молодой курсанткой из Блэклифа. – Пусть эти слова будут столь же истинны, сколь красивы. Защищай ее как следует, иначе твоя жизнь не будет стоить и гроша.

Я прохожу мимо мужчин и оказываюсь в спальне Ливии. Мои глаза привыкают к сумраку. Половица у дальней стены скрипит, слышится шелест ткани. Кровать Ливии пуста; на ее туалетном столике стоит чашка чая – травяного, обезболивающего, судя по запаху.

Ливия выглядывает из-за гобелена и манит меня к себе. Я едва успела увидеть сестру – значит, шпионы точно ее не заметят.

– Ты бы лучше выпила чай, – говорю я. – Он действительно помогает, а твои пальцы наверняка болят.

Одежда моей сестры тихо шуршит, а потом раздается тихий щелчок. На меня накатывает затхлый запах мокрого камня. Перед нами открывается проход в длинный коридор. Мы шагаем туда, и она закрывает за собой дверцу, после чего наконец начинает говорить.

– Императрица, которая выносит боль с достоинством и держит лицо, – это императрица, заслуживающая почтения подданных, – говорит сестра. – Мои придворные дамы будут шептаться меж собой, что я отказалась от л

Страница 26

карства. Значит, я не боюсь боли. Но, ад побери, как же больно!

На меня накатывает волна сострадания. Желание исцелить ее, петь над ней, пока боль не уйдет.

– Я… я могу тебе помочь, – говорю я. Небеса, как же это ей объяснить? – Я умею…

– У нас нет времени, сестра, – обрывает меня Ливия. – Идем. Этот коридор связывает мои покои с императорскими. Я уже пользовалась им. Не шуми, он не должен нас поймать.

Мы крадемся по коридору к слабому свету впереди. Через какое-то время слышится невнятное бормотание. Свет исходит из маленькой скважины – она достаточно велика, чтобы сквозь нее проникал звук, но слишком мала, чтобы толком рассмотреть, что находится по ту сторону. Я могу разглядеть Маркуса – сейчас он, без доспехов, меряет свои пещерные покои быстрыми шагами.

– Перестань так поступать, когда я нахожусь в тронном зале, – яростно говорит он кому-то невидимому, ероша руками волосы. – Ты что, нарочно умер, чтобы меня свергли с трона, признав безумным?

Невидимый собеседник молчит. Маркус продолжает:

– Черт побери, я не могу к ней даже притронуться! И как заткнуть ее сестрицу, которая не дает мне покоя?

Я давлюсь вдохом, и Ливия сжимает мою руку.

– У меня есть свои причины так поступать, – шепчет она.

– Я сделаю, что должен, чтобы сохранить Империю, – рычит Маркус, и я впервые различаю… нечто. Бледную тень, похожую на отражение в глубоком омуте. Через мгновение эта тень исчезает, я встряхиваюсь. Это просто игра света, конечно же. – Если я должен сломать кому-то пару пальцев, чтобы удержать в узде твоего драгоценного Кровавого Сорокопута, я их ломаю. Да я хотел руку ей сломать…

– О преисподняя, – шепчу я Ливии. – Он ведь совершенно безумен.

– Он считает, что его видения – реальность, – отзывается Ливия. – Может, они и реальны. Неважно. Он не должен оставаться на троне. В лучшем случае, он слушается приказов призрака, в худшем – у него галлюцинации.

– Наш долг – его поддерживать, – качаю головой я. – Пророки назвали его Императором. Если его низложат или убьют, мы рискуем развязать гражданскую войну. Или же Комендант захватит власть и провозгласит себя Императрицей.

– Разве в этом наш долг? – Ливия здоровой рукой берет мою ладонь и кладет ее себе на живот. Она ничего не говорит. В словах нужды нет.

– О боги. Ты… Так вот почему ты… вы с ним…

Блэклиф подготовил меня ко многому. Но совершенно не подготовил к тому, что делать, если твоя сестра беременна от человека, перерезавшего горло нашим родителям.

– Вот наш ответ, Сорокопут.

– Наследник, – шепчу я.

– Династия. Трон.

О небеса! Если Маркус исчезнет после того, как родится ребенок, Ливия и клан Аквилла будут править Империей до совершеннолетия наследника. Мы могли бы воспитать мальчика достойным и честным гражданином. И патрициям придется смириться, потому что наследник будет из благородного клана. Плебеи смирятся потому, что это сын Маркуса, а значит, он их крови. Но…

– Откуда ты знаешь, что это мальчик?

Она смотрит на меня глазами нашей матери. Моими собственными глазами. Я никогда ни у кого не видела такого уверенного взгляда.

– Это мальчик, Кровавый Сорокопут, – подтверждает она. – Просто верь мне. Он уже шевелится. К Луне Урожая он родится на свет.

Я вздрагиваю. Снова речь о Луне Урожая.

– Когда об этом прознает Комендант, твоя жизнь будет в опасности. Мне придется…

– Убить ее, – подхватывает Ливия, произнося мои же слова. – Сделай это, пока она не узнала.

Когда я спрашиваю Ливию, знает ли Маркус, что она беременна, она качает головой.

– Я сама только сегодня узнала наверняка. И сперва хотела сказать тебе.

– Скажи и ему, Ливви, – убеждаю я ее, забыв ее титул. – Он же хочет наследника. Может, тогда он перестанет… – я указываю на ее искалеченную руку. – Скажи только ему, больше никому не говори. Скрывай эту тайну от всех на свете…

Она касается пальцем моих губ, призывая к молчанию. Бормотание Маркуса за дверью оборвалось.

– Уходи, Сорокопут, – шепчет Ливви.

Моя мать! Отец! Ханна! У меня перехватывает дыхание. Он не может убить еще и Ливви! Я не могу допустить даже мысли об этом!

– Я справлюсь с ним. Позволь мне…

Сестра сильно сжимает мое плечо пальцами здоровой руки. Боль отрезвляет меня.

– Да, ты справишься с ним. Когда ты в гневе, с тобой не совладать. Ты убьешь его, а потом наши враги развяжут войну. Разгорятся споры, кому занять его место, и убьют нас обеих. Нет, мы должны выжить. Ради него, – она кладет руку себе на живот. – Ради отца, мамы и Ханны. Ради Империи. А теперь уходи.

Она выталкивает меня из коридора – как раз в тот миг, когда дверь Маркуса распахивается и из нее льется свет. Я пробегаю через покои Ливии, мимо Фариса и Раллиуса, и успеваю спуститься по висящей с балкона веревке. Я проклинаю себя, потому что за спиной слышны крики Маркуса. А потом – звук удара, и хруст еще одной кости моей сестры.




Часть II

Преисподняя





11: Лайя



Четыре недели спустя

Мы с Дарином движемся в потоке беженцев-книжников, следуя по грязн

Страница 27

й дороге, ведущей в Адису. Мы особенно не выделяемся – просто еще два усталых путника с измученными лицами среди сотен, ищущих убежища в сияющей столице Маринна.

Среди нас царит молчание, которое подобно плотному туману. Большинству этих книжников уже отказали в убежище другие города мореходов. Все эти люди потеряли свои дома, семьи, друзей… У каждого кто-то погиб или попал в темницу.

Меченосцы отлично умеют пользоваться оружием. Им нужно сломить книжников. И если я не смогу остановить Князя Тьмы и не отыщу этого Пчеловода в Адисе – книжники погибнут.

Пророчество Шэвы постоянно звенит у меня в ушах. Оно преследует меня. Мы с Дарином обсуждаем его каждый день, как одержимые, пытаясь понять смысл каждой строки. Некоторые образы – птицы, мясник – вызывают старые воспоминания, обрывки мыслей, которые я пока не могу соединить в целую картину.

– Мы все поймем в свое время, – утверждает Дарин, заметив, как я хмурю брови. – Сейчас у нас есть более насущные проблемы.

Например, наша тень. Человек, появившийся три дня назад. Он следует за нами по пятам после того, как мы заночевали в одной деревушке. По крайней мере, тогда мы его впервые заметили. С тех пор он держится от нас достаточно далеко, и мы не можем как следует его рассмотреть. Но достаточно близко, чтобы я постоянно чувствовала тревогу и не убирала ладони с рукояти кинжала. Каждый день я прибегаю к невидимости в надежде подобраться к нему поближе, но всякий раз он умудряется ускользнуть.

– Он все еще тут, – Дарин бросает короткий взгляд через плечо. – Тащится за нами тайно, как проклятый рэйф.

Темные круги под глазами моего брата делают его взгляд почти черным. Лицо исхудало, скулы выпирают наружу, почти как в тот день, когда я вытащила его из Кауфа. С тех пор, как появилась наша тень, Дарин почти не спит. Его и до того преследовали кошмары – снился Кауф, его ужасный надзиратель… Иногда я жалею, что надзиратель уже мертв – я бы с удовольствием убила его сама. К сожалению, иногда монстры преследуют нас и после своей смерти, оставаясь такими же могущественными, какими они были при жизни.

– Мы обязательно оторвемся от него, когда дойдем до городских ворот, – я стараюсь, чтобы мой голос звучал убедительно. – Затаимся и пропустим его вперед. Потом найдем себе самую дешевую гостиницу, клоповник, в котором никто нас не будет искать, и займемся поисками Пчеловода.

Притворяясь, что мне просто нужно поправить капюшон, я быстро оглядываюсь, бросая взгляд на нашу «тень». Он сейчас совсем близко, лицо скрыто шарфом, видны только красные толстые губы, изогнутые в улыбке. В его руке блестит оружие.

Я снова разворачиваюсь к брату. Мы спускаемся по склонам холмов, и вскоре перед нами встает, сверкая золотом, стена Адисы – беломраморное чудо, которое кажется оранжевым в свете заходящего солнца. Вдоль восточной стены на протяжении мили тянется ряд серых палаток – лагерь беженцев-книжников. На севере блестит ледяное море, его соленый запах перебивает вонь лагеря и разбитой дороги. С юга дует сильный ветер, разрывая в клочья висящие над горизонтом облака.

Толпа беженцев изумленно выдыхает, увидев в центре Адисы шпиль из стекла и камня. Он устремляется вверх, будто вонзаясь в небеса. Шпиль имеет форму спирали, словно рог сказочного животного, и сверкает белизной. Совершенно непонятно, как он, такой высокий, держится на месте. Я слышала об этом здании, читала описания – но ничто не сравнится с возможностью увидеть его воочию. Великая Адисская Библиотека…

Незваное и нежеланное воспоминание тревожит меня. Рыжие волосы, карие глаза, губы, которые лгали мне… Кинан – Князь Тьмы – говорил мне, что тоже мечтал увидеть Великую Библиотеку.

«Она сладкая на вкус, мой мальчик. Похожа на ясный рассвет и чистую росу». У меня по коже бегут мурашки при воспоминании о том, как он поливал меня грязью в Землях Ожидания.

– Смотри, – я киваю брату на толпу у городских ворот. – Все стремятся попасть внутрь до наступления темноты. Здесь мы можем от него оторваться. Тем более если я исчезну.

Когда мы приближаемся к городу, я резко сажусь на корточки у ног Дарина, как будто у меня развязался шнурок и я хочу его завязать. И тут же становлюсь невидимой.

– Я прямо около тебя, – шепчу я брату, поднимаясь. Дарин кивает и начинает как можно скорее выбираться из толпы, расталкивая людей острыми локтями. Чем ближе мы к воротам, тем медленнее движется людской поток. И наконец, когда солнце клонится к западу и опускается за горизонт, мы оказываемся перед самым входом. Массивные деревянные врата покрыты резьбой, изображающей разных морских тварей: китов, угрей, осьминогов, русалок… От ворот в город ведет мощеная улица, исчезающая в лабиринте ярко окрашенных домов. В окнах мигают фонарики. Я невольно думаю о своей матери, которая попала в Адису, будучи всего на несколько лет старше меня. Выглядел ли город таким же, как сейчас? Чувствовала ли она восторг, который сейчас чувствую я?

– Кто ваш поручитель, сударь?

Один из дюжины стражников-мореходов занялся Дарином и,

Страница 28

несмотря на то, что беженцев целые толпы, умудряется держаться в рамках вежливости. Дарин непонимающе качает головой.

– Мой поручитель?

– Я имею в виду, у кого вы собираетесь остановиться в городе? У какого семейства или гильдии?

– Мы собирались остановиться в гостинице, – отвечает Дарин. – У нас есть деньги, мы заплатим…

– Золото всегда может быть краденым. Мне нужно не золото, а имена. Название гостиницы, где собираетесь остановиться, и имя того, кто готов поручиться за вас. Мы должны быть уверены в вашей добропорядочности. Назовите имя поручителя – и переходите в зону ожидания. Там вы пробудете, пока наши люди не подтвердят эту информацию. После чего можете войти в Адису.

Дарин в замешательстве. Мы не знаем в Адисе ни души. Расставшись с Элиасом, мы предприняли несколько попыток связаться с Араджем, вождем скиритов, который вместе с нами сбежал из Кауфа. Но не получили ответа.

Дарин кивает стражнику, как будто знает, что нам теперь делать.

– А если поручителя нет?

– Тогда отправляйтесь в лагерь беженцев-книжников. Он у восточной стены, – стражник, до того занятый рассматриванием толпы, напирающей сзади, наконец смотрит в лицо Дарину. Глаза его сужаются.

– Скажите…

– Пошли отсюда, – шепчу я в ухо брату, и он успевает промычать какое-то невнятное извинение стражнику прежде, чем раствориться в толпе.

– Он не может знать меня в лицо, – говорит Дарин. – Я никогда не встречал его до сегодняшнего дня.

– Может, он тебя с кем-то путает, для него все книжники на одно лицо, – предполагаю я. Однако мы оглядываемся, чтобы узнать, не идет ли тот стражник за нами. Я замедляю шаг только тогда, когда замечаю его у самых ворот. Он говорит с большой группой книжников. Наша «тень», похоже, тоже нас потеряла, и мы спешим на восток, к длинным очередям, тянущимся в лагерь беженцев.

Бабушка рассказывала мне о том, чем занималась мама, будучи вождем Сопротивления здесь, на севере, в Адисе. Это было двадцать пять лет назад. Король мореходов Ирманд поддерживал с ней связь, чтобы защитить книжников. Давал им работу, дома, интегрировал их в общество по городам мореходов.

С тех пор многое изменилось…

Даже издалека лагерь беженцев выглядит мрачно и уныло. Среди серых палаток ходят оборванные дети, даже малыши бродят без присмотра. Тощие собаки лакают воду из сточных канав.

Почему бедствия постоянно валятся на книжников? Все эти люди, в том числе дети, постоянно терпят лишения. За ними охотятся, их мучают, убивают. Семьи разбиваются, ломаются жизни… Они прошли долгий путь только для того, чтобы снова быть отверженными, выброшенными за стены города. Их даже не пускают на порог. Они спят в жалких матерчатых палатках, спорят за кусок хлеба, голодают, мерзнут – и в итоге страдают еще сильнее.

Все считают, что мы должны быть благодарны. Счастливы. И многие действительно счастливы – просто потому, что остались в живых, наконец достигли безопасных земель. Но для меня этого недостаточно, чтобы быть счастливой.

По мере нашего приближения я могу лучше рассмотреть лагерь. На полотняных стенах белеют листки пергамента. Я приглядываюсь – но ничего не вижу, пока мы не подходим вплотную к одной из палаток. И тогда я наконец понимаю, что изображено на этих листках.

Мое лицо. И лицо Дарина. А под ними – угрожающие надписи:




Личным указом Ирманда, короля Маринна


Объявлены в розыск


Лайя и Дарин из Серры


Опасные преступники, подозреваемые в подстрекательстве к бунту, агитации и заговоре против короны


Награда за поимку: 10 000 марок


Эти листовки выглядят так же, как постеры в кабинете Коменданта в Блэклифе. Как листовки из Нура, где Кровавый Сорокопут устраивала охоту на Элиаса и меня, объявив за наши головы награду.

– О небеса, – выдыхаю я. – Чем же мы умудрились оскорбить короля Ирманда? Может, за этим стоят меченосцы?

– Да откуда им знать, что мы здесь?

– У них есть шпионы, как и у всех остальных, – горько говорю я. – Оглянись и помаши рукой, как будто заметил знакомого и хочешь к нему подойти. А потом иди…

В конце очереди происходит некоторое замешательство – в сторону лагеря из ворот Адисы марширует отряд воинов-мореходов. Дарин горбится и еще ниже опускает капюшон на лицо. Впереди слышатся крики, ярко вспыхивает свет, вслед за ним поднимается струя черного дыма. Пожар. Крики быстро превращаются в вопли о помощи.

Я в смятении. Перед глазами встает Серра, та ночь, когда солдаты забрали Дарина. Стук в дверь, серебряное лицо Маски. Кровь бабушки и дедушки на полу, крик Дарина: «Лайя! Беги!»

Крики ужаса вокруг меня становятся все громче. Книжники бегут, спасаясь из горящего лагеря. Дети сбиваются в стайки, надеясь, что их никто не заметит и не обидит. Одетые в синее с золотом, солдаты мореходов мелькают тут и там между палатками, разрезая полотняные стены мечами, словно что-то ищут.

Нет, не что-то. Кого-то.

Книжники разбегаются в стороны, ими владеет ужас, который проникает и в нас. «Почему всегда мы?!» Наше достоинство растоптано, наши семьи

Страница 29

ничтожены, дети оторваны от родителей. Кровь наша мешается с грязью. Какой великий грех совершили книжники, что столько поколений вынуждены расплачиваться за него своими жизнями?

Дарин, всего секунду назад совершенно спокойный, застывает рядом со мной в ужасе. Я тоже чувствую страх и хватаю брата за руку. Я больше не готова расставаться с ним – не сейчас, когда он так нуждается в моей поддержке.

– Бежим отсюда, – говорю я и стараюсь вывести его из толпы, но нашу очередь окружают солдаты. Между палатками мелькает знакомое смуглое лицо. – Скорее, Дарин…

За нашими спинами слышится крик:

– Их здесь нет! – Женщина-книжница, худая как скелет, пытается отбиться от солдата. – Я же говорила, их здесь нет!

– Мы знаем, что ты их прячешь, – говорит женщина-солдат, на голову выше ее. Широкие плечи облечены серебряным доспехом. Ее скуластое темное лицо не такое жестокое, как у Маски, но в целом она выглядит угрожающе. Она срывает со стены ближайшей палатки постер с нашими лицами. – Просто выдай нам Лайю и Дарина из Серры, и мы тебя отпустим! Иначе мы разнесем лагерь в клочья и вышвырнем всех беженцев на мороз. Да, мы благородны по отношению к вашему народу. Но это не значит, что мы глупцы.

За спиной солдата другие воины сгоняют детей-книжников в подобие загона. Еще одна палатка взрывается снопом искр у нас за спиной, тут и там костры поднимаются к небу. Я содрогаюсь при виде пламени, плач моего народа разрывает сердце.

– Это пророчество, – шепчет Дарин. – Помнишь? «Птицы утонут – никто не узнает». Книжники и есть птицы, Лайя. Мореходов всегда называли морским народом, народом вод. Они и есть потоп, который погубит птиц.

– Мы не можем этого допустить, – с трудом выдавливаю я. – Наш народ страдает из-за нас. Другого дома у них сейчас нет. А из-за нас они его лишатся.

Дарин сразу понимает, что я собралась сделать. Он качает головой, отступая на шаг, его движения выдают панику.

– Нет, Лайя, – говорит он. – Нет, мы не можем так поступить! Как мы найдем Пчеловода, если угодим в тюрьму? Или погибнем? Как мы сумеем… – Голос его прерывается, он может только снова и снова мотать головой.

– Я знаю, что они бросят нас в тюрьму, – я трясу брата за плечи. Мне нужно, чтобы он справился со своим страхом. Чтобы он мне поверил. – Но клянусь небесами, я смогу вытащить нас оттуда. Мы не можем позволить им сжечь лагерь, Дарин. Это неправильно. Мореходам нужны только мы – пусть они нас получат.

У нас за спиной кто-то отчаянно кричит. Стражница вырывает из рук книжника ребенка, отец из последних сил пытается с ней бороться.

– Пожалуйста, не трогайте мою дочь, – умоляет он. – Прошу вас… умоляю… только не ее…

Дарин с содроганием смотрит на эту сцену.

– Да, ты… ты права.

Эти слова даются ему с трудом, и я гордо смотрю на него. Но сама мысль о том, что моего брата снова отправят в тюрьму, ужасает меня.

– Больше никто не умрет из-за меня. И ты не умрешь. Я выдам себя, а ты оставайся на воле…

– Нет, ни за что на свете, – я качаю головой. – Больше никогда я тебя не оставлю.

Я сбрасываю невидимость – и испытываю такое сильное головокружение, что едва не падаю с ног. В глазах темнеет, и передо мной встает образ светловолосой женщины в темной комнате. Ее лицо мне не знакомо. Кто это такая?

Когда зрение проясняется, я понимаю, что прошло всего несколько секунд. Встряхиваю головой, чтобы отделаться от незваных образов, и выхожу наружу из нашего укрытия.

Инстинкт женщины-солдата срабатывает безупречно. Хотя мы находимся от нее в целых тридцати футах, в тот миг, когда мы выступаем на свет из тени палаток, ее голова поворачивается в нашу сторону. Шлем, прикрывающий маской часть лица, делает ее похожей на разгневанного сокола. С оружием наперевес она смотрит, как мы приближаемся.

– Лайя и Дарин из Серры, – в голосе ее не слышно удивления, и я понимаю, что она ожидала встретить нас здесь – откуда-то знала, что мы направляемся в Адису. – Вы арестованы за участие в заговоре против королевства Маринн. Следуйте за мной.




12: Элиас


Хотя солнце еще не зашло, в лагере кочевников тихо. Когда я приближаюсь к нему, костры для приготовления еды уже погашены, лошади стоят у коновязей под навесами. Расписанные красной и желтой краской кибитки плотно закрыты от весеннего сильного дождя. Внутри кибиток тускло горят светильники.

Я иду медленно вовсе не из осторожности. Просто Маут тянет меня назад, сковывает движения, и мне требуются все силы, чтобы не поддаться его властному призыву.

На расстоянии пары сотен ярдов к западу от каравана о скалистое побережье бьется Сумеречное море. Его рев почти заглушают тоскливые крики белоголовых чаек. Но мои инстинкты Маски остры, как всегда, и я чувствую приближение кеханни клана Насур раньше, чем она появляется в зоне видимости. Кеханни идет в окружении эскорта из шестерых воинов-кочевников.

– Элиас Витуриус, – приветствует она меня. Длинные седые волосы спускаются ей до пояса, на темной коже видны татуировки, означающие высокий ранг сказительницы. –

Страница 30

ы опоздал.

– Прошу прощения, кеханни. – Я не считаю, что должен предоставлять ей объяснения своей задержки. Кеханни так же хорошо распознают ложь, как и рассказывают предания. – Извини меня.

– Пф, – фыркает она. – Ты сам просил меня о встрече. Не знаю, почему я согласилась. Меченосцы неделю назад забрали моего брата. А до этого ограбили наши склады и увезли весь урожай зерна. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы вонзить нож тебе в горло – это уважение к Маме Риле, мальчишка.

Интересно, что бы из этого вышло, попробуй ты замахнуться на меня ножом. Однако я не говорю этого вслух.

– Есть вести про Маму?

– Она в безопасном месте. Постепенно оправляется от бедствий, которые ты на нее навлек. Если ты надеялся, что я скажу тебе, где она, ты даже глупее, чем я думала. Идем.

Она жестом приглашает меня следовать за ней к каравану, и я послушно иду. Мне понятен гнев кеханни. Война меченосцев против кочевников известна всем – ее последствия рассеяны по пустыне в виде сожженных кибиток, а погребальный плач стоит в каждом селении.

Кеханни идет быстро, и я стараюсь поспевать за ней, но тяга Маута становится сильнее с каждым моим шагом. Это физическая сила, которая пытается вынудить меня как можно скорее вернуться в Земли Ожидания в трех лигах отсюда. Ей трудно противостоять – она напоминает страх, будто я оставил позади что-то очень важное и должен за ним вернуться. Не могу понять, действительно ли я что-то забыл или просто Маут манипулирует моим разумом. Не в первый раз за последние недели я чувствовал, как кто-то – или что-то – шныряет по границам Земель Ожидания, пересекая их в обе стороны, будто проверяя мою реакцию. Каждый раз, когда я это чувствовал, я мчался проверять, все ли в порядке – и не находил ничего подозрительного.

Дождь ненадолго заставил джиннов замолчать. Эти огненные ублюдки ненавидят воду. Но призраки обеспокоены – им приходится дольше обыкновенного оставаться в Землях Ожидания, потому что я не успеваю их провожать. Меня преследует предупреждение Шэвы.

«Если ты не переправишь духов достаточно быстро, это будет твой конец как Ловца Душ! И конец мира людей, каким ты его знаешь».

Маут снова тянет меня, но я заставляю себя игнорировать его. Вслед за кеханни я пробираюсь между рядами кибиток к той, что стоит немного в стороне от прочих. Ее черные покровы резко контрастируют с цветными украшениями остальных кибиток.

Это жилище факира, члена племени, обязанность которого – готовить тела к погребению.

Я смахиваю с лица капли дождя. Кеханни стучит в деревянную дверцу кибитки.

– При всем моем уважении к твоему племени… – говорю я. – Мне нужно поговорить с тобой, а не с…

– Я – хранительница историй живых. А истории мертвых знает только факир.

Задняя дверца кибитки открывается. За ней стоит девушка лет шестнадцати. При виде меня ее глаза расширяются, она кусает нижнюю губу. Руки взлетают к волосам – кудрявым, рыжевато-русым. Ее веснушчатая кожа светлее, чем у Мамы, но темнее моей; по рукам взбегают синие линии татуировок – какой-то геометрический узор, напоминающий черепа.

Чем-то – может быть, неуверенной позой – она напоминает мне Лайю, и по телу пробегает болезненная волна желания. Я осознаю, что застыл у двери, как громом пораженный. Стряхнув оцепенение, я вслед за кеханни поднимаюсь в кибитку, изнутри ярко освещенную цветными светильниками кочевников. Полка вдоль стены уставлена флаконами с какими-то жидкостями, в воздухе стоит сильный запах чего-то вяжущего.

– Это Аубарит, – представляет девушку кеханни. – Наша новая факира. Она пока… учится, – кеханни чуть улыбается краями губ. Неудивительно, что она согласилась помочь мне. Кеханни попросту решила перекинуть меня девчонке, от которой вряд ли можно дождаться помощи. – Она справится с твоим делом.

После этих слов сказительница выходит и закрывает за собой дверь, оставляя нас с Аубарит смотреть друг на друга с некоторой неловкостью.

– Ты очень молода, – вырывается у меня. – Наш факир, в клане Саиф, был стар, как древние холмы.

– Не бойся, бхаи. – Аубарит с почтением произносит это слово, обращаясь ко мне, как к брату. Дрожащий голос выдает ее волнение. Я тут же раскаиваюсь, что упомянул о ее юном возрасте. – Я полностью обучена Таинствам. Ты явился из Леса, Элиас Витуриус. Из земель Бани аль-Маут. Это она послала тебя нам на помощь?

Аубарит и впрямь только что упомянула Маута?

– Откуда тебе известно слово «Маут»? Кого ты называешь «она»? Шэву?

– Астага! – вырывается у Аубарит обережное слово против дурного глаза. – Мы не называем ее по имени, бхаи! Бани аль-Маут священна. Избранница Смерти. Ловец Душ. Страж Врат. Священная тайна ее существования известна только факирам и их ученикам. Я бы никогда не упомянула о ней при тебе, не явись ты сам из Йага аль-Маут.

«Из земель Маута».

– Шэ… то есть Бани аль-Маут, – мне очень больно об этом говорить. – Она… мертва. Я ее преемник. Я учился у нее, когда…

Аубарит так быстро падает передо мной на пол, что я пугаюсь – вдруг ее хватил с

Страница 31

рдечный приступ.

– О, Бану аль-Маут, прошу твоего прощения, – я замечаю, как она меняет форму титула с женской на мужскую, значит, с ней все в порядке. Она простирается передо мной в знак почтения. – Я не могла знать.

– Не нужно, поднимись, – я помогаю ей встать на ноги, смущенный ее благоговением. – Мне трудно переправлять призраков. Нужно использовать магию из самого сердца Земель Ожидания, но я еще не умею этого делать. В итоге призраков скопилось очень много. Каждый день прибывают все новые.

Аубарит бледнеет, стискивая руки на груди.

– Такого… такого не должно быть, Бану аль-Маут. Ты должен провожать умерших дальше. Если ты не будешь помогать им…

– Что случится тогда? – спрашиваю я. – Ты говорила о таинствах, которым тебя обучили. Есть какие-то записи? Книги, свитки?

Факира прикасается пальцем к своему лбу.

– Записать Таинства в книгу означало бы лишить их силы. Только факирам дано это знание, потому что мы провожаем мертвых из мира живых. Мы обмываем умерших и общаемся с их духами, чтобы облегчить им переход сквозь Йага аль-Маут на ту сторону. Ловец Душ не видит их. Ее… то есть твоя… задача не в этом.

«Ты когда-нибудь задумывался, почему здесь так мало призраков кочевников?» – вспоминаются мне слова Шэвы.

– И что, твои таинства говорят что-нибудь о магии Земель Ожидания?

– Нет, Бану аль-Маут, – отзывается Аубарит. – Хотя… – голос ее становится тише и переходит в благоговейный речитатив. – «Если истину будешь искать меж дерев, Лес откроет тебе то, что помнит, скрывая».

– То, что помнит лес? – переспрашиваю я. Шэва об этом ничего не говорила. – Сомнений нет, деревья видели очень многое. Но магия, которой я владею, не дает мне силы разговаривать с деревьями.

Аубарит качает головой.

– Таинства редко говорят с нами простым языком. Их не надо понимать буквально. Возможно, «лес» означает «деревья», а возможно, и что-то совсем другое.

М-да, чем дальше, тем хуже. Деревья в метафорическом смысле…

– Расскажи мне о Бани аль-Маут, – прошу я. – Ты с ней встречалась? Она говорила тебе о магии и о том, как она выполняет свою работу?

– Я встречалась с ней однажды, когда Дедушка выбрал меня своей ученицей. Она дала мне свое благословение. Я думала… думала, она послала тебя помочь нам.

– Помочь в чем? – спрашиваю я. – В борьбе против меченосцев?

– Нет, в… другом, – она не решается выговорить. – Не тревожь свой ум нашими маленькими заботами, Бану аль-Маут. Твоя задача – переправлять призраков, а для этого тебе нужно покинуть наш мир и не тратить свое время на чужаков.

– Объясни мне, что у вас происходит, – требую я. – И я сам решу, моя это задача или нет.

Аубарит нерешительно сплетает и расплетает пальцы. Но я терпеливо жду, и наконец она тихо отвечает:

– Наши факиры, они… умирают. Некоторые были убиты при нападениях меченосцев. А некоторые… – Она качает головой. – Мой дедушка был найден утонувшим в пруду всего несколько футов глубиной. Легкие его были полны водой, а ведь он хорошо умел плавать.

– Его могло подвести сердце.

– Он всегда был силен, как бык, и едва перевалил за пятый десяток. И это лишь часть происходящего, Бану аль-Маут. Я старалась дотянуться до его духа, поговорить с ним. Ты должен понимать – я начала учиться на факиру тогда же, когда начала учиться говорить. У меня никогда не было трудностей с тем, чтобы поговорить с духом. Но на этот раз что-то мешало мне. Когда же наконец мне удалось войти в контакт с духом дедушки, он был очень обеспокоен и не хотел говорить со мной. Что-то происходит. Что-то скверное, нарушающее порядок мира. Я не знаю, как дела у остальных факиров. Сейчас все озабочены войной с меченосцами. Но происходящее хуже этой войны. И я не знаю, что делать.

Сильный рывок едва не сбивает меня с ног. Я чувствую недовольство Маута, его нетерпение. Может быть, Маут не хочет, чтобы я знал это. Или магии угодно, чтобы я остался в неведении.

– Передай другим факирам, – говорю я. – Отныне приказом Бану аль-Маута я запрещаю отделять их кибитки от остального каравана. Я беспокоюсь о вашей безопасности. Скажи всем факирам, чтобы перекрасили свои кибитки – пусть они не отличаются от фургонов остальных членов племени. Иначе врагам слишком легко вас найти…

Речь моя невольно прерывается. Тяга Маута так сильна, что меня немного тошнит. Но я держусь изо всех сил, потому что больше никто не сможет помочь Аубарит и остальным факирам.

– Другие факиры меня не послушают.

– Ты действительно молода, – мне нужно идти, но я не могу оставить ее сомневающейся в себе, в собственной значимости. – Молодость – не помеха твоей силе. Подумай о том, как живет со своей властью кеханни: она носит ее привычно, как одежду. Ты должна стать такой же, как она. Ради твоего народа.

Маут тянет меня так сильно, что я едва стою на ногах.

– Я должен возвращаться в Земли Ожидания, – говорю я. – Но если я тебе понадоблюсь, приходи на границу леса. Я почувствую, что ты пришла, и выйду к тебе. Только никогда не пытайся войти в лес сама.

Через несколько

Страница 32

мгновений я снова выхожу под дождь. Он льет как из ведра. Над Землями Ожидания сверкают молнии, и я чувствую, куда они ударяют: на север, возле моей хижины, и еще ближе, у реки. Тревога становится невыносимой, как будто меня тяжело ранили.

Я отправляюсь домой по ветрам, по пути размышляя над словами Аубарит. Шэва никогда не рассказывала мне, как тесно ее работа связана с факирами. Она не упоминала, что им ведомо о ее существовании. Говорила только, что у факиров существует множество мифов о ней.

Все, что я до сих пор знал о факирах, знают все кочевники: они готовят мертвых к переходу в другой мир, и поэтому их следует почитать. Это почтение, в отличие от почтения к залдарам или кеханни, смешано со страхом.

Может быть, слушай я внимательнее, я бы сейчас нашел объяснение происходящему. Кочевники всегда ужасно боялись леса. Афия не выносит даже его окрестности, а племя Саиф во времена моего детства и вовсе никогда не приближалось к лесу ближе, чем на пятьдесят лиг.

Я уже совсем близко к Землям Ожидания. Маут тянет меня к себе еще сильнее, хотя его притяжение должно было бы ослабнуть. Может быть, он просто хочет поскорее вернуть меня? Или случилось что-то еще?

Наконец граница передо мной, и в тот миг, когда я пересекаю ее, на меня обрушивается вой призраков. Их гнев достиг своего пика, обратившись во что-то страшное. Что могло так разозлить и расстроить их всего за один час моего отсутствия?

Они сгрудились у границы, собравшись вокруг чего-то. Я пока не могу этого разглядеть. Кажется, они принесли это нечто так близко к стене, как только смогли. Но что это? Мертвое животное? Труп человека?

Но, проходя через границу и ощущая знакомый холод во всем теле, я понимаю, что они собрались не вокруг какого-то предмета. Они собрались у стены и бьются о нее призрачными телами.

Они пытаются вырваться наружу.




13: Кровавый Сорокопут


Небо на юге затмевают черные клубы дыма, когда наш корабль наконец подходит к Навиуму. Дождь, который не раз промочил нас до костей за эти две недели, сейчас отошел к горизонту и теперь висит там тяжелыми тучами, отказываясь нам помочь, когда он так нужен. Величайший портовый город Империи горит, и мой народ горит вместе с ним.

Авитас присоединяется ко мне, выходя на нос корабля. Декс отдает приказ, и судно начинает двигаться быстрее. В воздухе гудит эхо барабанов – это из Навиума летят зашифрованные приказы, которые означают атаку.

Серебряное лицо Харпера неподвижно, губы плотно сжаты. Он провел немало часов, по дороге обучая меня закрывать разум от внешнего вторжения. Обучение длилось часами, все это время мы смотрели друг другу в глаза. Так что теперь я запомнила все эмоции, которые способно выражать его лицо, не хуже своих собственных. Какие бы новости он ни собирался мне сообщить сейчас, я уверена, что это скверные новости.

– Гримарр и его войска напали на город на рассвете, три недели назад, – говорит он. Наши разведчики докладывают, что карконы на юге страдают от голода. Десятки тысяч мертвы. Поэтому они месяцами нападают на южное побережье, и разведка говорит нам о том, что они собрали целую флотилию. Уже видели более трехсот их кораблей. Сперва они нанесли удар по торговому порту. Из двухсот пятидесяти торговых судов двести сорок три были пущены ко дну.

Это удар, от которого клан торговцев оправится нескоро.

– Какие меры были приняты в ответ?

– Адмирал Ленидас дважды выводил свою флотилию. Первая атака лишила варваров трех кораблей, а потом они оттеснили нас обратно в порт. Вторую атаку Гримарр отразил без потерь.

– Гримарр так просто одолел адмирала Ленидаса?

Кто бы ни был этот небесами забытый карконский варвар, он совсем не дурак. Ленидас командует имперским военным флотом уже тридцать лет. По его проекту был построен военный порт в Навиуме, так называемый Остров: сторожевая башня, со всех сторон окруженная водой, а за ней – прекрасно охраняемый круглый порт с военными кораблями и судами снабжения. Остров был базой обороны от варваров на протяжении десятилетий.

– Согласно докладу, Гримарр отвечал на каждое движение Ленидаса контрударом и отразил все его попытки нападения. После этого карконские варвары блокировали порт. Город сейчас в осаде. Число жертв в юго-западном предместье уже достигло тысячи человек. По этой части города Гримарр наносит удары чаще всего.

Юго-западное предместье населено в основном плебеями – работниками доков, моряками, рыбаками, бочарами, кузнецами и их семьями.

– Керис Витурия занимается подготовкой масштабной кампании, чтобы сокрушить варваров при их следующем нападении.

– Керис не может этого сделать без одобрения Ленидаса, – перебиваю я. – Где адмирал? Почему он позволяет ей действовать в обход его?

– После второго поражения Керис приговорила его к смертной казни, – отвечает Авитас после долгой паузы. Я вижу, что эта новость шокировала его не меньше, чем меня. – За неисполнение долга. Казнь состоялась два дня назад.

– Боже, этот старый воин был воплощением долга! – У меня нет с

Страница 33

ов. Ленидас лично обучал меня полгода, когда я была на пятом курсе. Как раз перед тем, как я получила маску. Он был одним из немногих Отцов с юга, которому мой отец безоговорочно доверял. – Он пятьдесят лет защищал Империю от карконов, знал их повадки лучше, чем кто-либо другой.

– Официально Комендант заявила, что он позволил себе потерять слишком много бойцов. Не прислушался к ее советам.

– А неофициально она просто хотела полноты власти, – я скриплю зубами. Чтоб ей сдохнуть! – Почему патрицианские кланы это допустили? Они должны были ее остановить!

– Ты же знаешь, каким был Ленидас, Сорокопут, – говорит Авитас. – Он не шел на сделки, не брал взяток, был неподкупен. И не позволял отцам кланов диктовать ему, что он должен делать. Он общался со всеми одинаково – с плебеями, с торговцами и с патрициями. По их мнению, пожар в торговом порту случился по его вине.

– А теперь власть в Навиуме захватила Керис.

– Однако она пригласила нас к себе, – говорит Авитас. – Мне передали, что прибудет эскорт, который нас к ней препроводит. Она сейчас на Острове.

Чертова ведьма. Уже пытается перехватить у меня бразды правления, не успела я прибыть в город. Я сама собиралась прежде всего отправиться на Остров. Однако, если теперь я так поступлю, это будет значить, что я пляшу под ее дудку и жду от нее указаний.

– Пошли ее ко всем чертям.

Мое внимание привлекает волнение в доках. Взволнованное ржание лошадей, повсюду мелькают красно-черные доспехи Черной Гвардии. Солдат ругается, пытаясь удержать коней, которые волнуются и встают на дыбы.

И вдруг лошади резко перестают паниковать и поникают головами, будто вдохнули какой-то отравы. Все присутствующие в доках отступают на шаг назад.

В поле зрения появляется фигура в черном.

– О преисподняя, – потрясенно шепчет Авитас у меня за спиной.

Пронзительный, нечеловеческий, злобный взгляд Князя Тьмы пронизывает воздух и останавливается на мне. Но я не удивлена. Я так и знала, что Керис привезет с собой это чудовище. Она ведь подозревает, что я хочу ее убить. И понимает, что я не добьюсь своей цели, если меня остановит ее приспешник из другого мира, умеющий копаться в чужих мыслях.

Я думаю о долгих часах, проведенных в занятиях с Авитасом. Он неплохо научил меня закрывать разум. Я слушала его спокойный голос, который говорил о том, как представлять собственные мысли в образах драгоценных камней, потом запирать эти самоцветы в сундук, сундук увозить в море на корабле, а корабль топить, чтобы сокровище погрузилось в недостижимые морские глубины моря забвения. Харпер не знает о том, что Ливия беременна. Я никому об этом не говорила. Но он знает, что будущее Империи зависит от того, сможем ли мы уничтожить Коменданта. Он был требовательным, строгим учителем, понимающим, что во многом наше будущее зависит от его уроков.

Но он не может проверить, насколько хорошо я научилась. Надеюсь, я готова ко всему. Если Керис узнает, что Ливви беременна, ее убийцы доберутся до моей сестры уже через несколько дней.

Сейчас все мои мысли смешались при виде Князя Тьмы. «Соберись, Сорокопут! От тебя зависит жизнь Ливви. Жизнь Империи».

Когда я ступаю на трап, то стараюсь не смотреть Князю Тьмы в глаза. Я уже допустила эту ошибку раньше, несколько месяцев назад, встретившись с ним в Серре, и не хочу ее повторять. Я хорошо знаю, что в его глазах можно увидеть свое будущее. Тогда я увидела смерть моих близких, хотя и не поняла этого – просто думала, что вижу свой собственный самый большой страх.

– Добро пожаловать, Кровавый Сорокопут, – я не могу сдержать дрожи при звуке его голоса. Он внимательно смотрит на меня. Я Мать клана Аквилла. Я – Маска. Я – гвардеец Черной Гвардии. Я – Кровавый Сорокопут, правая рука Императора Маркуса. Я приказываю себе оставаться невозмутимой и отвечаю на его взгляд достойно, согласно своему титулу.

Но мое тело подводит меня.

Портовые звуки угасают. Больше нет шума воды, ударов волн о корпуса кораблей. Не слышно криков грузчиков, скрипа мачт, далекого шума весел, гула моря. Джинна облекает полное безмолвие, непроницаемое облако тишины. Все исчезает, пока я преодолеваю короткое расстояние между нами.

Держи себя в руках, Сорокопут. Не сдай ему ни пяди.

– А, прими мои поздравления, Кровавый Сорокопут, – тихо произносит Князь Тьмы, глядя на меня. – Вижу, у тебя скоро родится племянник.




14: Лайя


Тюрьма Мореходов холодна, убога и полна зловещей тишины. Я меряю шагами свою узкую, полутемную камеру. Прижимаю ладонь к каменной стене. Она такая толстая, что можно кричать во весь голос – и Дарин, которого заперли в соседней камере, не услышит ни звука.

Он наверняка сходит с ума от ужаса. Я представляю, как он сидит, сжимая и снова разжимая кулаки, как мечется по камере, ожидая, когда наконец мы сможем бежать… Если мы вообще сможем бежать, конечно. Может, это и не Кауф, но все равно тюрьма есть тюрьма. И демоны еще не оставили моего брата.

Это значит, что мне нужно сохранять рассудок за нас двоих. И найти способ, к

Страница 34

к выбраться на свободу.

Ночь проходит. Наконец загорается рассвет, но только после полудня в замке моей камеры поворачивается ключ, и входят три фигуры, темные на фоне светильника за спиной. В одном из пришедших я узнаю женщину-капитана, которая нас арестовала, ее сопровождает один из ее солдат. Мое внимание привлекает третья фигура – еще одна женщина, высокая, одетая в глухой темный плащ.

Ее окружают гули.

Они кишат у нее под ногами, как жадное воронье, шипят и разевают пасти. Я сразу же понимаю, что сама она не может их видеть.

– Приведите сюда ее брата, капитан Элейба, – говорит женщина на мелодичном серрийском. С таким прекрасным голосом она могла бы быть кеханни. На вид она примерно возраста Афии или чуть старше, у нее довольно светлая кожа и черные густые волосы, собранные в узел на затылке. Спина женщины совершенно прямая, она красиво, грациозно двигается, будто несет на голове кувшин. – Присядь, дитя, – говорит она мне, и хотя голос ее кажется приветливым, от скрытой в нем злобы у меня приподнимаются волоски на шее. Может быть, это гули так влияют на нее? Никогда не думала, что у них есть такая способность… Они питаются скорбью, страхом и запахом крови. Как давно Спиро Телуман объяснял мне эти подробности! Что за великую скорбь носит в себе эта женщина, что гули так льнут к ней?

Вскоре приводят Дарина. Он запинается о порог, когда входит. Глаза его широко распахнуты, он тоже может видеть гулей. Когда брат присаживается рядом со мной на койку, я тихонько беру его за руку и крепко ее сжимаю. Им нас не сломать. Я не позволю.

Женщина окидывает меня долгим взглядом и улыбается.

– Ты ничем не похожа на Львицу, – говорит она. – А вот ты… – она переводит взгляд на Дарина, – ты просто живая ее копия. Правильно, что она тебя прятала. Думаю, именно поэтому ты до сих пор жив.

Гули скользят по плащу женщины, шипят ей в уши. Губы ее изгибаются в улыбке.

– Но мой отец говорил мне, что Мирра обожает секреты. Интересно, в другом ты тоже на нее похож? Тоже больше любишь сражаться, чем рассуждать, ломать, чем строить, и…

– Не смейте так говорить о моей матери, – перебиваю я ее. Щеки мои пылают. – Как вы можете…

– Будь добра обращаться к наследной принцессе Никле Мариннской «Ваше высочество». – обрывает меня капитан Элейба. – И говорить с ней с должным почтением.

И эта женщина, окруженная гулями, которые пожирают ее разум, однажды собирается стать правительницей Маринна? Мне хотелось бы распугать злых духов, отогнать их от нее, но не получится – солдаты подумают, что я напала на принцессу. Мореходы менее скептически, чем книжники, относятся к миру духов. Думаю, она не поверит, если я расскажу ей, что вижу вокруг.

– Ничего страшного, Элейба, – усмехается Никла. – Мне следовало ожидать, что она окажется такой же заносчивой, какой была Львица. А теперь, девочка, давай поговорим о том, почему ты здесь оказалась.

– Прошу вас, – говорю я сквозь стиснутые зубы. Я вынуждена унижаться, потому что моя жизнь – в руках этой женщины. – Мы с братом пришли сюда затем…

– Чтобы делать серрийскую сталь и ковать оружие, – кивает Никла. – Чтобы вооружать беженцев-книжников, наводняющих наш город, и спровоцировать их к бунту. Бросить вызов мореходам, разрушить все, что мы создали для нашего народа на протяжении сотен веков.

Я так поражена, что на миг лишаюсь дара речи.

– Нет, – выдыхаю я наконец. – Нет, принцесса. Вы ошибаетесь! Мы не собирались делать оружие, мы просто…

Могу ли я рассказать ей о Князе Тьмы? О Шэве? Я вспоминаю истории о произволе духов, которые люди шепотом рассказывали друг другу по дороге. Множество историй. Но гули наверняка убедят ее, что я лгу. Все равно я должна ее предупредить!

– Приближается великая беда, принцесса. Это очень опасно! Вы наверняка уже слышали о том, что корабли мореходов тонут в полный штиль, о том, как по ночам исчезают дети…

За плечом Никлы каменеет Элейба. Принцесса так и сверлит меня глазами, в ее взгляде я вижу понимание. Она знает, о чем я! Но Никла только поднимает руку, чтобы прервать меня. Гули мерзко хихикают, их маленькие красные глазки устремлены на меня.

– Так это ты посылала своих приспешников вперед, чтобы они разносили подобные слухи среди книжников, – говорит принцесса. – Рассказывали страшные сказки про легендарных чудовищ. Да, твои дружки отлично справились с заданием.

Арадж! Скириты. Я глубоко вздыхаю. Элиас предостерегал меня, что скириты разнесут обо мне слухи повсюду. Тогда я не придала его словам значения…

– О тебе ходит много слухов среди вновь прибывших книжников. Этими запуганными глупцами легко манипулировать. А потом ты сама прибыла в компании своего братца, с обещаниями дать им серрийское оружие. Они верят, что будут в безопасности, что ты спасешь их. Все повстанцы рассказывают о тебе одни и те же истории, девочка. С минимальными расхождениями в деталях.

– Мы не собирались устраивать волнений! – Гнев охватывает меня, но я стараюсь думать о своем дедушке. Был случай, когда он принимал роды у женщины

Страница 35

рожавшей близнецов, и я запаниковала. Это была моя первая помощь в родах, и я помню, как он всего несколькими словами сумел передать мне свое спокойствие и уверенность. И руки перестали дрожать… – Мы хотели только…

– Не говори со мной таким тоном! Мой народ сделал для твоего достаточно много. Слишком много, – Никла начинает расхаживать по крохотной камере, гули тащатся за ней, крутясь у ее ног, как верные псы. – Мы приняли их в свой город, дали им работу, приобщили их к нашей великой культуре. Но наша щедрость не безгранична. Мы, граждане Маринна, не садисты и не убийцы, подобно меченосцам. Однако к тем, кто кусает дающую руку, мы беспощадны. Если ты откажешься сотрудничать со мной, капитан Элейба просто отправит тебя на следующем же корабле в земли кочевников, как мы уже поступили с твоими друзьями.

О преисподняя. Так вот что случилось с Араджем, Тасом и с остальными скиритами! Небеса, я могу только надеяться, что они смогли выжить.

– Земли кочевников сейчас наводнены меченосцами, – я стараюсь справиться с гневом, но с каждым новым словом принцессы ненавижу ее все больше. – Если вы нас туда отправите, нас убьют или продадут в рабство.

– Именно так. – Никла вскидывает голову, и в свете лампы ее глаза сверкают красным, как у гулей. Может быть, гулей на нее наслал Князь Тьмы? Может, она – еще одна из его союзников-людей, как Надзиратель и Комендант?

– У меня к тебе предложение, Дарин из Серры, – продолжает Никла. – Если у тебя есть хоть капля разума, ты не можешь не согласиться на подобную сделку. Ты хочешь ковать серрийское оружие. Это прекрасно. Куй его для нас, для армии мореходов. Мы обеспечим тебя всем необходимым, выделим вам с сестрой прекрасное жилье…

– Нет, – вперив взгляд в пол, Дарин качает головой. – Я не пойду на это.

Он сказал «не пойду на это», а не «я не способен на это», отмечаю я. В моей душе вспыхивает искра надежды. Неужели брат все же вспомнил, как ковать серрийскую сталь? Может быть, что-то по дороге из Сумеречного Леса в Адису сдвинуло его с мертвой точки, помогло восстановить в памяти уроки Спиро?

– Подумай как следует…

– Я не буду этого делать, – повторяет Дарин и встает. Он выше Никлы на целый фут. Элейба встает между ним и принцессой, но Дарин не пытается напасть – просто тихо говорит, не поднимая рук. – Я не буду ковать оружие для другого народа, чтобы мой собственный народ мог жить за счет их милосердия.

– Пожалуйста, просто отпустите нас, – прошу я, пинками расталкивая гулей, чтобы хоть на миг освободить Никлу из-под их власти. – Мы не замышляем ничего плохого, и у вас есть более серьезные задачи, чем двое простых книжников, бегущих от беды. Империя развязала войну с кочевниками, и эта война может коснуться Маринна.

– У меченосцев заключен договор с Маринном.

– С кочевниками у них тоже был заключен договор, – возражаю я. – И все равно сотни кочевников уже погибли или взяты в плен имперцами. Этот новый император – вы его не знаете, принцесса… Он… отличается от прежнего. С ним не может быть сотрудничества. Он…

– Не говори со мной о политике, девчонка! – Она не видит, что очередной гуль приник к ее лицу, разинув рот в мерзкой улыбке. От одного этого зрелища меня тошнит. – Со мной уже считались сильные мира сего, когда ты еще и на свет не родилась. – Она разворачивается к Дарину. – Мое предложение остается в силе. Ты можешь ковать оружие для нашей армии – а можешь отправляться в пустыню к кочевникам. Даю тебе время на размышление. До рассвета.


* * *

Мы с Дарином даже не обсуждаем предложение Никлы. Я знаю – нет шансов, что мой брат его примет. Гули захватили ее разум – а это значит, что Князь Тьмы лично вмешивается в политику королевства мореходов. Последнее, что сейчас нужно книжникам – это попасть под власть другого народа только потому, что у нас нет оружия для честного боя.

– Ты сказал, что не будешь делать оружие, – я достаточно долго думала, прежде чем осмелиться задать Дарину этот вопрос. Сейчас он меряет шагами камеру, яростный, как конь в слишком узком загоне. – Когда Никла предложила тебе ковать для них оружие, ты сказал, что не будешь, не пойдешь на это. Ты не сказал, что ты на это не способен.

– Да, это было первое, что соскользнуло с языка, – Дарин встает спиной ко мне. И, хотя мне больно это признавать, он откровенно лжет. Сказать ему, что я это вижу, или притвориться, что не заметила?

Ты уже достаточно притворялась, Лайя. Если продолжишь, это будет значить, что Иззи умерла понапрасну. Элиас стал узником ни за что, а смерть кузена Афии ничего не смогла изменить.

Я пробую зайти с другой стороны.

– Как ты думаешь, Спиро…

– Мы можем оставить эти разговоры о Спиро, об оружии, о кузнице? – Дарин тяжело садится со мной рядом, опустив плечи, как будто темная камера заставляет его самого уменьшиться. Он сжимает и разжимает кулаки. – Как мы собираемся выбираться отсюда? Вот о чем нам сейчас нужно думать!

– Отличный вопрос, – слышится от двери тихий голос. Я подскакиваю, мгновение назад она была закрыта! – Возмо

Страница 36

но, у меня есть на него ответ, если соблаговолите меня выслушать.

В дверном проеме стоит молодой темнокожий юноша-книжник – совершенно открыто, на виду стражи. Только, осознаю я секундой позже, никакой стражи за дверью нет. Она исчезла.

Этот юноша красив. У него черные волосы, забранные в хвост на затылке, и мускулистое тело мечника. Его плечи покрыты татуировками, хотя в темноте я не могу разглядеть символов. Одной рукой он подбрасывает, словно мяч, связку ключей. Его беззаботный вид меня раздражает. Я не понимаю, что происходит. Блеск его глаз и лукавая улыбка кажутся мне знакомыми.

– Я тебя знаю, – я отступаю на шаг, жалея, что при мне нет кинжала. – Это ты следил за нами. Ты – наша «тень».

Юноша отвешивает шутливый поклон. Я совершенно не доверяю ему. Дарин тоже ощетинивается.

– Я – Муса из Адисы, – говорит темнокожий. – Сын Зиада и Азмат из Адисы. Внук Мера и Саиры из Адисы. Я – единственный друг, который есть у вас в этом городе.

– Ты сказал, что можешь найти ответ на наш вопрос, – доверять этому человеку глупо, но мы с Дарином в отчаянном положении. Нам необходимо выйти отсюда любой ценой. Мы оба понимаем, что обещание Никлы отправить нас в земли кочевников – ложь. Никогда она не отпустит на волю человека, который знает секрет серрийской стали.

– Я готов вывести вас на волю за определенную плату.

Ну, другого я и не ждала.

– И что это за плата?

– Ты, – он указывает на Дарина, – будешь ковать оружие для книжников. А ты, – он поворачивается ко мне, – поможешь мне возродить северную ветвь Сопротивления.

После паузы, невольно повисшей после этого заявления, я подавляю желание расхохотаться. Не будь ситуация такой сложной, я бы и рассмеялась.

– Нет, спасибо большое. Довольно с меня этого проклятого Сопротивления – и тех, кто в нем замешан.

– Я ждал, что ты так ответишь, – кивает Муса. – После того, как Мейзен и Кинан предали тебя. – Он слегка усмехается, заметив, что я гневно сжала кулаки. Откуда он может все это знать?

– Ах да, извини, не Кинан, а Князь Тьмы, – поправляется он. – В любом случае, твое недоверие к Сопротивлению обоснованно. Но если ты хочешь остановить повелителя джиннов, тебе требуется по меньшей мере оказаться на свободе.

Мы с Дарином смотрим на него, шокированные. Я первой подаю голос.

– Как ты смог узнать о…

– Я хорошо смотрел. И хорошо слушал, – Муса оглядывается на пустой коридор. Плечи его напрягаются. И в самом деле, где-то вдалеке звучат голоса, они приближаются. – Решайте скорее. Время на исходе.

– Нет, – за нас обоих отвечает Дарин, и я хмурюсь – это не похоже на моего брата. – Ты должен уходить. Иначе попадешься в ловушку вместе с нами.

– Я слышал, что вы упрямцы, – вздыхает Муса. – Не хотите слушать меня – прислушайтесь к разуму! Даже если вам удастся бежать без моей помощи, вы никогда не найдете Пчеловода. Особенно если Пчеловод не захочет, чтобы это произошло. Мореходы объявили на вас охоту.

– Откуда… – я хочу спросить, но прерываюсь на полуслове. Он уже ответил. Муса хорошо слушал и хорошо смотрел. – Значит, ты знаешь Пчеловода?

– Клянусь, что отведу вас к нему. – Муса быстро разрезает ладонь, и на пол падают капли крови. Я поражена. Клятва на крови – очень сильный обет. – После того, как выведу на свободу. Если вы примете мои условия. А сейчас нужно двигаться. Быстро.

– Дарин, – я хватаю брата за руку и оттаскиваю в угол камеры. – Если он отведет нас к Пчеловоду, мы сэкономим время. Много времени!

– Я ему не доверяю, – отвечает Дарин. – Ты же знаешь, я хочу выбраться из тюрьмы не меньше, чем ты. Но я не могу давать обещаний, которые не выполню, и ты тоже. Почему он просит помочь ему в Сопротивлении? Каков его интерес? Почему он сам не может справиться?

– Я тоже ему не доверяю, – говорю я. – Но он предлагает нам спасение.

Я размышляю о брате, о том, как совсем недавно он солгал мне. Не хочется ранить его своим недоверием, но если мы хотим спастись, мне придется это сделать.

– Извините, что прерываю вас, – вмешивается Муса. – Но нам нужно поторопиться…

– Заткнись, – огрызаюсь я на него и возвращаюсь к Дарину. – Ты солгал мне, – говорю я брату. – Насчет оружия. Нет, – я вскидываю руку, не давая себя прервать, – я не сержусь на тебя. Я просто не понимаю, зачем ты это делаешь. Почему ты выбираешь бездействие. Отказаться делать оружие – выбор эгоиста. Ты нужен нашему народу, Дарин. Это должно быть важнее, чем твой страх, желания и… твоя боль. Ты же видел, что происходит здесь с книжниками. И будет только хуже. Даже если мне удастся справиться с Князем Тьмы, мы останемся слабыми, если не научимся за себя постоять. Нам необходима серрийская сталь.

– Лайя, я хочу ковать оружие, я просто…

– Тогда попытайся, – говорю я жестко. – Это все, о чем я тебя прошу. Сделай попытку. Ради Иззи. Ради Афии, потерявшей половину своей родни, чтобы помочь нам. Ради… – Голос мой прерывается. – Ради Элиаса. Он ведь отдал за тебя свою жизнь.

В синих глазах Дарина отражается боль. Да, я ранила его, пробудила в нем д

Страница 37

монов. Но в глубине души, под спудом страха, он остается сыном Львицы. И на этот раз природная храбрость побеждает.

– Куда ты, туда и я, сестра, – говорит он. – Я сделаю попытку.

В следующее мгновение Муса – который бессовестно подслушивал – жестом манит нас в коридор. Брат идет, но в дверях неожиданно хватает Мусу за шею и прижимает к стене. Я слышу странный звук, похожий на хрип яростного животного. Муса делает резкое движение рукой, словно разрубая воздух, и этот звук умолкает. Что это? Гуль?

– Если ты причинишь зло моей сестре, – тихо шепчет ему Дарин, – если предашь ее или сделаешь ей больно – клянусь небесами, я тебя убью.

Муса что-то хрипит в ответ, и Дарин отпускает его. В одной из дверей проворачивается ключ, и в коридор выходит Элейба с мечом наперевес.

– Муса! – рычит она. – Я должна была догадаться. Ты арестован.

– Что, добились своего? – огрызается на нас Муса, потирая шею там, где схватил его Дарин. – Если бы не ваша грызня, мы были бы уже снаружи.

После этого он быстро шепчет что-то неразборчивое – и Элейба падает на спину, словно опрокинутая невидимым могучим существом.

Муса смотрит на нас с Дарином, подняв бровь.

– Ну что, у вас еще что-нибудь осталось в запасе? Невысказанные угрозы, разговоры? Чтобы потерять побольше времени? Нет? Замечательно. Тогда давайте наконец выбираться из этой проклятой дыры.


* * *

Когда мы с Мусой и Дарином выходим из потайной двери швейной мастерской в Адисе, уже начинает светать. Голова моя кружится после долгого хождения по подземным тропкам, которыми провел нас Муса. Но вот запутанные туннели и коридоры остались позади, наконец мы на свежем воздухе. Мы свободны!

– Неплохо справились, – говорит Муса. – Если еще поторопимся, успеем добраться до безопасного дома до того, как…

– Подожди, – я хватаю его за плечо. – Мы никуда больше с тобой не пойдем до тех пор, пока не узнаем, кто ты. – У меня за спиной Дарин согласно кивает. – Откуда тебя знает капитан Элейба? Что за существо на нее напало? Я слышала шум, он напомнил мне о гулях. Подозрительно, что принцесса Никла вся облеплена этими мерзкими созданиями.

Муса легко высвобождает руку из моей хватки, поправляет одежду. Для книжника, к слову сказать, он очень хорошо одет.

– Она не всегда была такой, – говорит он. – Я имею в виду Ник… Принцессу. Но теперь это не имеет значения. Рассвет уже близко. У нас в самом деле нет времени…

– Хватит ходить кругами! – рычу я. – Просто объясни.

Муса издает стон.

– Если я отвечу на один-единственный вопрос, ты наконец отвяжешься? И мы сможем пойти в безопасное место?

Я смотрю на Дарина, но тот неопределенно пожимает плечами. В конце концов, этот Муса вывел нас на свободу, как обещал. Его ответа нам будет достаточно. Если мне что-то не понравится, я стану невидимой и вырублю его, а мы с Дарином скроемся.

– Хорошо, – говорю я. – Только один вопрос. Кто такой Пчеловод и как его найти?

– Ах, Лайя из Серры, – он улыбается. Зубы у него белые и крупные, как у лошади. И, закатывая рукав, протягивает руку, так что я наконец могу рассмотреть в рассветном сумраке его татуировки. Это дюжины больших и маленьких насекомых, образующих узоры вокруг улья.

Пчелы.

– Пчеловод – это я, – говорит Муса. – И не говори мне, что сама не догадалась.




15: Элиас


Много дней подряд я стараюсь любой ценой отогнать призраков от пограничной стены. Я упрашиваю их, заманиваю, угрожаю. Одним небесам ведомо, что может случиться, если они вырвутся наружу. Кажется, что с каждым часом их беспокойство растет. Из-за этих проклятых завываний я уже собственных мыслей не слышу.

Прошло две недели после нашей встречи с Аубарит, а я еще не нашел способа переправлять призраков дальше и не знаю, как помочь факире. Я ухожу спать в хижину Шэвы, благодарный небесам за это маленькое убежище – единственное место, где я могу отдохнуть. У входа меня атакуют призраки, яростные, как южный тайфун.

– Она не должна была…

– Мой муж, скажи мне, здесь ли он…

– Ты не видал мою любимую малышку…

Я даже испытываю чувство вины, когда захлопываю за собой дверь дома и избавляюсь от них. На сегодня с меня достаточно. Я слишком вымотался и злюсь на себя за свои промахи. Ненавижу даже сильное облегчение, которое испытываю в полной тишине.

«Спи в доме. Там они тебя не достанут».

Каким-то образом Шэве удалось заворожить дверь дома, чтобы сквозь нее не могли проникать призраки и слышаться их голоса. И эта частичка волшебства не умерла вместе с ней. Она знала, что мне понадобится место, где я могу собраться с мыслями, и я благодарен ей за заботу.

Но благодарность моя длится недолго. Я прибрался в доме, приготовил себе еду, от которой Шэва всегда воротила нос, но вот заснуть никак не могу. Я меряю домик шагами, разрываясь от чувства вины. Башмаки Ловца Душ по-прежнему стоят у ее кровати. Стрелы – она как раз недавно делала стрелы – лежат неоперенными на ее рабочем столе. Все эти маленькие признаки присутствия друга раньше давали мне успокоение – особенно в

Страница 38

первые дни после ее смерти. Дом служил напоминанием о том, во что Шэва верила – я смогу стать Ловцом Душ.

Но сегодня ночью воспоминания о ней для меня мучительны. Почему ты не слушал меня, Элиас? Почему так плохо учился? Небеса, как она была бы сейчас разочарована во мне!

Я в бессильной ярости пинаю дверь. Это глупо, теперь у меня болит нога. Вся моя жизнь кажется мне сотканной из ситуаций, в которых я вел себя как идиот, и что-то исправлять уже поздно. Когда-нибудь в жизни я буду действительно знать, что делать, и делать, что знаю? Или моя судьба – просто стать никчемным бесполезным стариком, который только и умеет, что страдать из-за очередной совершенной им глупости?

Прекращай ныть, – резкий голос Керис Витурии неожиданно звучит у меня в голове. Есть вопрос: как можно ускорить продвижение призраков и помочь им выйти за пределы Земель Ожидания. Теперь найди ответ. Вот и все.

Я вспоминаю слова Аубарит: «Твоя задача – переправлять призраков, а для этого тебе нужно покинуть наш мир и не тратить время на чужаков». Ее слова напоминают о совете Шэвы. Но ведь я уже покинул мир живых людей. Я попрощался с Лайей и Дарином. Я больше не пускал в лес никого из посторонних. Еду себе незаметно беру из поселений вместо того, чтобы просто покупать ее у торговцев, чего бы мне так хотелось.

«Лес откроет тебе то, что помнит, скрывая». Какое отношение Таинства факиров имеют к Мауту? Или у этих слов совсем иной смысл?

«Возможно, лес и означает деревья, а возможно, и что-то совсем другое», – сказала Аубарит. Может, слово «лес» означает призраков? Но они недостаточно времени провели в Землях Ожидания, чтобы узнать что-то такое, чего не знаю я…

Хотя, если хорошенько подумать, есть призраки, которые довольно долго находятся здесь.

Истаявшая. Я хватаюсь за оружие – скорее по привычке, вряд ли оно мне понадобится – и бросаюсь наружу. Я ведь слышал ее голос как раз перед тем, как вошел в дом! Но сейчас ее здесь нет…

Элиас, думай! Думай, болван! Истаявшая обычно старалась избегать Шэвы. Эта женщина-призрак всегда спрашивает об одном и том же – не видел ли я «ее любимую малышку». А еще, в отличие от других привидений, она не боится воды и даже любит ее. Ее место отдыха – источник к югу от моей хижины.

К источнику протоптана широкая тропа, отлично мне известная: когда я только начал жить с Шэвой в ее доме, она то и дело гоняла меня за водой. «Зачем быть таким сильным и мускулистым, – поддразнивала она, – если при этом ленишься носить тяжести и помогать друзьям?»

Над водой я вижу белую фигуру, похожую на сгусток тумана. Это Истаявшая. Она, по своему обыкновению, сидит у источника и смотрит на текущую воду.

Заметив меня, она пугается и хочет улететь. Истаявшая сейчас не в том настроении, чтобы разговаривать. Но я не собираюсь так просто ее упускать.

– Ты все еще ищешь свою любимую малышку, верно?

Истаявшая замирает – и переносится ко мне так быстро, что едва не врезается в меня своим призрачным телом.

– Ты знаешь, где она? – голос ее вдруг делается таким счастливым, что я испытываю чувство вины.

– Нет, пока не знаю, – отвечаю я искренне. – Но, возможно, ты могла бы помочь мне, а я помог бы тебе?

Истаявшая склоняет голову на плечо, погруженная в размышления.

– Я, как могу, пытаюсь узнать что-нибудь о магии Земель Ожидания, – объясняю я прежде, чем она успела разочароваться и исчезнуть. – О Мауте. Ты провела здесь много времени. Больше, чем я. Может быть, ты знаешь что-нибудь о… памяти Леса?

– Где моя любимая малышка?

Я не могу удержаться от того, чтобы не выругаться про себя. Какая нелегкая дернула меня попытаться искать помощи у призрака? Да еще у того, который столько времени не может совершить переход.

– Извини, – говорю я вслух. – Я обязательно поищу твою малышку.

И разворачиваюсь, чтобы пойти обратно к дому. Наверное, мне надо выспаться. Может быть, утром у меня появятся идеи получше. Или же я найду способ вернуться к Аубарит и еще раз расспросить ее. Может, она еще что-нибудь помнит. Или найду другого факира, чтобы с ним это обсудить…

– Память заключена в боли.

Я разворачиваюсь так быстро, что у меня трещат шейные позвонки.

– Что… что ты сказала?

– Память заключена в боли, – повторяет Истаявшая, кружась вокруг меня, и я поворачиваюсь вместе с ней. Не хочу упускать ее из виду ни на миг. – Память находится там, где самая глубокая рана, где самый сильный гнев.

– Что, клянусь преисподней, ты имеешь в виду? Что такое – самая глубокая рана?

– Рана, подобная моей. Память заключена в боли, младший. В их боли. Они горят ей, потому что провели в этой боли куда больше времени, чем я.

«Их боли».

– Они – это джинны? – внутри у меня все обрывается. – Ты говоришь о джиннах?

Истаявшая исчезает, уносится прочь, продолжая призывать свою любовь. Я пытаюсь ее догнать – но это невозможно. Прочие призраки, привлеченные моим голосом, стекаются ко мне, клубятся вокруг, облекая своим страданиям. Я убегаю по ветрам, хотя и понимаю, что не должен игнорировать их. Все

Страница 39

авно скоро они догонят меня, вынуждая помочь им перейти на ту сторону, чтобы не потерять рассудка. Но пока призраки не нагнали меня, надо побыть в одиночестве, подумать – и начать действовать. Чем дольше я медлю, тем больше новых призраков прибывает сюда.

Думай скорее, Элиас! Могут ли джинны помочь мне? Они провели в заключении уже тысячу лет, но когда-то были свободны и обладали сильнейшей магией на свете. Они – великие духи, порождение магии, как ифриты, рэйфы и гули. Теперь, когда я загорелся этой идеей, я вгрызаюсь в нее, как собака в кость. Джинны просто обязаны владеть тайным знанием о магии.




Конец ознакомительного фрагмента.