Купити аудіокнигу Мелкий бес

Да и вообще, - думал Передонов, - уж слишком тонкая штучка - Валерия. К такой не знаешь, как и подступиться. Как ее обругаешь? Как ее толканешь? Как на нее плюнешь?

Быть счастливым для него значило ничего не делать и, замкнувшись от мира, ублажать свою утробу.

Он не знал, о чем говорить с Мартою. Она была ему нелюбопытна, как все предметы, с которыми не были кем-то установлены для него приятные или неприятные отношения.

Чур-чурашки, чурки-болвашки, буки-букашки, веди-таракашки. Чур меня. Чур, чур, чур. Чур-перечур-расчур.

Сестры лгали так уверенно и спокойно, что им нельзя было не верить. Что же, ведь ложь и часто бывает правдоподобнее правды. Почти всегда. Правда же, конечно, не правдоподобна.

Ныне люди пошли — пародия на человеческую породу.

Воистину в нашем веке надлежит красоте быть попранной и поруганной.

Передонов чувствовал себя очень приятно. Он решил поговорить с Мартою любезно, пошутить, позабавить ее. Он начал так: – Ну, что, скоро бунтовать будете? – Зачем бунтовать? – спросила Марта. – Вы, поляки, ведь все бунтовать собираетесь, да только напрасно. – Я и не думаю об этом, – сказала Марта, – да и никто у нас не…

Хочешь выпить, Павлушка? Володин выпятил нижнюю губу, сделал значительное лицо знающего себе цену человека и сказал, по-бараньи наклоняя голову: – Если за компанию, то я всегда готов выпить, а так – ни-ни.

- Ардальон Борисыч, а у тебя есть пятачок? - Есть, да тебе не дам, - злобно ответил Передонов. Рутилов захохотал. - Коли у тебя есть пятачок, так как же ты не свинья! - крикнул он радостно. Передонов в ужасе хватился за нос. - Врешь, какой у меня пятачок, у меня человечья харя, - бормотал он.

Вот теперь мне надо по-французски насобачиться, а то я по-французски ни бе, ни ме.

...настоящие его заботы где-то впереди, куда порою устремлялись его бойкие, но как бы не живые, оловянного блеска глаза. Как будто кем-то вынута из него живая душа и положена в долгий ящик, а на место ее вставлена не живая, но сноровистая суетилка.

Передонов замолчал и тоскливо озирался по сторонам, где темнели редкие, молчаливые дома за дремотными садишками да шаткими изгородями. – Ты только постой у ворот, – убедительно говорил Рутилов, – я тебе любую выведу, которую хошь. Ну, послушай, я тебе сейчас докажу. Ведь дважды два – четыре, так или нет? – Так, – отвечал…

С ума не сойдет, сходить дураку не с чего. А если и сойдет, что же, безумие веселит глупых!

– То другой \"Колокол\", – сказал Передонов, – Мицкевич тоже издавал \"Колокол\". – Не знаю-с. Это вы напечатайте. Научное открытие. Прославитесь. – Этого нельзя напечатать, – сердито сказал Передонов. – Мне нельзя запрещенные книги читать. Я и не читаю никогда. Я – патриот.

На улице все казалось Передонову враждебным и зловещим. Баран стоял на перекрестке и тупо смотрел на Передонова. Этот баран был так похож на Володина, что Передонов испугался. Он думал, что, может быть, Володин оборачивается бараном, чтобы следить. \"Почем мы знаем, - думал он, - может быть, это и можно; наука еще не…

Володин же вел себя степенно и крестился, сохраняя на лице глубокомысленное выражение. Он не связывал с церковными обрядами никакого иного представления, кроме того, что все это установлено, подлежит исполнению и что исполнение всех обрядов ведет к некоторому внутренному удобству: сходил в праздник в церковь, помолился —…