Читать онлайн Осень в карманах

Государственные мужи всегда поначалу деятельны и деликатны. И внимательны к согражданам. Взять хотя бы начало 1990-х и этого осеннего патриарха, который сказал \"Я устал, я ухожу\". Устал он... Да от него самого уже все тогда устали.

Когда я вышел из туалетной кабинки, то увидел возле умывальника низкорослого мужчину средних лет с небритыми щеками. Выражение лица у него было детское и добродушно-пучеглазое - я даже сначала подумал, что он американец.

Начальство - оно ведь от Бога, оно на страже законов природы и не любит, когда к нему пристают по пустякам.

На самом деле сентябрь — никакая не осень, а так — временный перегон, крикливый, лихорадочный, попугайчатый. Прыжок кузнечика из сорной травы в жёлтое колосистое поле.

Пересказывать сны, признаюсь вам честно, это вообще дурной тон. Кто ты вообще такой? Кому ты и твои беспокойные сны интересны? Разве что психоаналитику, который получает деньги за то, что их выслушивает.

Поздняя осень, Грачи улетели. Лес обнажился. Очки запотели.

Наверное, женщинам не нравится, когда предназначение не выяснено и не очевидно. По крайней мере, я всегда могу взять в руки книгу и сказать, что я — просто читатель. (16)

- Нет, вы подумайте! - продолжала возмущаться мама. - Страна работает, из последних сил строит социализм, а этот хочет только бездельничать! Озеро, видите ли, ему подавай! Пока букву \"м\" писать не научишься, не будет тебе никакого озера! Слышишь?! Я закрыл лицо руками и заревел еще громче. Мне сделалось горько, оттого что…

Этот холодный день, в котором я сейчас стою, - точная копия дня вчерашнего.

Осень в Петербурге имеет странное свойство - напоминать душе о самом главном.

Плевать… В моей жизни уже ничего более осмысленного всё равно не случится. Зато никакого страха. Просто бессмысленное горькое отчаяние.

– Жизнь продолжается! – сказал мне тогда этот профессор. Я смотрю в окно. Рядом с домом – дерево. На ветке сидит глупая птица и непрерывно стрекочет. Видно, пытается привлечь самца, размножиться, отложить яйца. Для чего? Для того, чтобы появилась на свет другая такая же глупая птица. Чтобы она вот так же сидела на ветке,…

У меня (вы, наверное, заметили) всегда так. Не только рассказы, но даже сны заканчиваются в тот самый момент, когда у других они только начинаются.

Наконец разродился книгой. Потом второй, третьей. Никакого результата. Но в четвертой он принялся щедро унавоживать текст яркими афоризмами, надеясь, что их начнут цитировать. И не ошибся. Книга получила признание, хотя была самой дрянной из всех, которые он написал. Бледнолицые скульптуры раскрашивались в ней в грубые…

Утром я просыпался, отрывал щеки от пухлой, ласковой подушки и, спрыгнув с постели, бежал в комнату к бабушке. – Бабушка, – кричал я, – пора вставать! Хочу на кладбище! Теперь, когда прошло столько лет, я просыпаюсь неохотно. Подолгу лежу, не в силах одолеть дремоту и оторвать замусоренную антидепрессантами голову от…

И вдруг как-то разом всё в меня ворвалось.

– Апенко, – высказался однажды по поводу нее Саша Погребняк, – умна, и это ее не портит. Я зачем-то иронически поинтересовался, кого и когда это портило. – Тебя! – неожиданно разозлился Погребняк. – Ты только посмотри, как ты одет?! Я ответил, что, по-моему, одеваюсь вполне нормально, как все, но философ-постмодернист…

Холодная река с гранитными берегами осенью совершенно пустынна. Здесь нет ни времени, ни пространства. Здесь нет ничего: ни прогулочных катеров, ни ядовитых бацилл, ни бензиновых пятен, ни пивных бутылок, ни окурков, ни мертвых спящих голубей, ни дохлых рыб, плывущих кверху брюхом. Лишь одна угрюмая покорность.

Почти десять лет назад, тоже осенью, в октябре, на этом самом месте погибла моя бабушка. Она была сильным ученым, но последние десять лет почти ничего не писала. И диссертацию не защитила, хотя очень хотела. Моя мать всегда считала и часто повторяла мне, что это, мол, всё потому, что бабушку превратили в домработницу, и…