Купить книгу Глубина моря

Вера хотела «стать кем-то». Это означало стать знаменитой киноактрисой или удачно выйти замуж.

Это напоминает танец. Всё движется, вся Вселенная. Если она остановится, всё умрет.

— Тетя Альма говорит, что ты больше не христианка. Это правда? — спросила Нелли. — Да, — ответила Штеффи. — Я вышла из общины. — Иисус расстроится. Так говорит тетя Альма. — Иисус не может расстроиться, — сказала Мауд. — Он умер.

— Теперь они держат нос по ветру, — сказала Ирья. — Шведское правительство. Пока немцы побеждали, они им кланялись. А теперь все понимают, что победа за союзниками, и все резко поменялось. Надо быть на стороне победителей.

Ее слова, словно волна, обрушились на Штеффи. Так бывает, когда купаешься у берега, а большая волна сбивает с ног. Ничего не видишь, ничего не слышишь, только чувствуешь вкус соли.

— Если никто ничего не мог поделать, — сказала Нелли, — чья же в этом вина?

«Мы» означало разные вещи для Штеффи и Юдит. Для Штеффи «мы» — это «моя семья». Для Юдит — «мы, евреи». До прихода немцев Штеффи никогда не задумывалась, что они — евреи. Она знала об этом. Но это означало лишь то, что они пару раз в год ходили в синагогу, как ее подружки-христианки посещали церковь на Рождество и на…

— Вот закончится война, — сказала Юдит, — я поеду в Палестину. А ты? — Домой, наверное, — сказала Штеффи. — Домой, — повторила Юдит. — У нас больше нет дома. Они отняли наши дома. Отняли само право на жизнь. — Но после войны, — сказала Штеффи, — немцы уйдут. Ты не думаешь, что все снова станет, как прежде? — Никогда уже…

Будущее. Раньше оно простиралось перед Штеффи как бесконечная череда дней. Путь по открытым землям, не прямой как стрела, но его можно было видеть, ему можно было следовать. Теперь же Штеффи не видела перед собой никакого пути. Она шла как в тумане, осторожно, шаг за шагом. Однажды туман рассеется. Однажды война…

Все движется, вся Вселенная. Если она остановится, все умрет. Движение - это жизнь.

— Когда закончится война, я уеду к своим братьям в Палестину, — сказала Юдит. — Я хочу быть с ними и строить свою страну. Страну для всех евреев, где никто не сможет нас преследовать.

«А что, если в лагере Терезиенштадт не так страшно? Можно ли назвать место, где разрешают играть и петь музыку Моцарта, ужасным?»

Она пародировала и насмехалась над людьми, чтобы не бояться их.

Может быть, так и нужно. Несмотря ни на что оставаться человеком.

— Что они с тобой сделали? — спросила она. — Они заставили тебя принять христианство? Заставили. Может быть, да. Но она согласилась на это. Она ни разу не сказала «нет». Она не осмелилась протестовать. Она позволила себя крестить, ходила в воскресную школу, пела их песни и читала их молитвы. Она делала это сама. — Им не…

— Транспортировка, в другой лагерь. Скорее всего, в Польшу. Оттуда не приходят письма. Туда нельзя писать или отправлять посылки. — Что там происходит? — Я не знаю, — сказала Юдит. — Никто не знает наверняка. Можно только надеяться. — На что? — На то, что война закончится. До того, как все умрут.