Купить книгу Бесы

Человек только и делал, что выдумывал Бога, чтобы жить, не убивая себя; в этом вся всемирная история до сих пор.

Русский атеизм никогда дальше каламбура не заходил.

Сердце сердцем, но не надо же быть и дуралеем.

Даром никогда ничего не достанется. Будем трудиться, будем и свое мнение иметь. А так как мы никогда не будем трудиться, то и мнение за нас будут иметь те, кто вместо нас до сих пор работал, то есть все та же Европа, все те же немцы – двухсотлетние учителя наши.

Степан Трофимович уверял меня однажды, что самые высокие художественные таланты могут быть ужаснейшими мерзавцами и что одно другому не мешает.

А между тем это был человек умнейший и даровитейший, человек, так сказать, даже науки, хотя, впрочем, в науке… ну, одним словом, в науке он сделал не так много и , кажется, совсем ничего. Но ведь с людьми науки у нас на Руси это сплошь да рядом случается.

Те, которые умеют хорошо говорить, те коротко говорят.

\"Вообще говоря, если осмелюсь выразить и мое мнение в таком щекотливом деле, все эти наши господа таланты средней руки, принимаемые, по обыкновению, при жизни их чуть не за гениев, - не только исчезают чуть не бесследно и как-то вдруг из памяти людей, когда умирают, но случается, что даже и при жизни их, чуть лишь…

дружба - это только прославленное слово, в сущности: взаимное излияние помой...

Они первые были бы страшно несчастливы, если бы Россия как-нибудь вдруг перестроилась, хотя бы даже на их лад, и как-нибудь вдруг стала безмерно богата и счастлива. Некого было бы им тогда ненавидеть, не на кого плевать, не над чем издеваться!

Человек несчастлив потому, что не знает, что он счастлив.

Оставьте ваш тон и возьмите человеческий!

<...> настоящая правда всегда неправдоподобна, знаете ли вы это? Чтобы сделать правду правдоподобнее, нужно непременно подмешать к ней лжи. Люди всегда так и поступали.

Но тут вступался Шатов. — Никогда эти ваши люди не любили народа, не страдали за него и ничем для него не пожертвовали, как бы ни воображали это сами, себе в утеху! — угрюмо проворчал он, потупившись и нетерпеливо повернувшись на стуле. — Это они-то не любили народа! — завопил Степан Трофимович. — О, как они любили…

Пожар в умах, а не на крышах домов

Я никого не зову в мою душу, я ни в ком не нуждаюсь, я умею сам обойтись.