Купить книгу Прислуга

Миниатюрную симпатичную девушку украшают макияж и хорошие манеры. Высокую и невыразительную - трастовый фонд.

\"Момент, когда ваше дитя заявляет, что ненавидит вас, - а через это проходит каждый ребенок - это как удар ногой в живот\"

И как эта женщина сама себя выносит?

...к весне двор будет точь в точь как в «Унесенных ветром». Я не люблю азалии и уж совсем не люблю этот фильм – у них рабство выглядит как грандиозное праздничное чаепитие.

Я, как завороженная, прочла четыре из двадцати пяти страниц - невероятно, сколько законов нас разделяет. Неграм и белым запрещено пользоваться одними и теми же водоразборными колонками, кинотеатрами, общественными туалетами, бейсбольными стадионами, телефонными будками, цирками. Негры не смеют зайти в ту же аптеку или…

Позор вовсе не черный, как грязь, как я всегда думала. На самом деле позор — он цвета новенькой белой униформы, которую ваша мать гладила всю ночь, чистый, без единого пятнышка, будто ты вовсе никогда не работала.

- Грудь, - заявляет она, прижав ладонь к собственному недоразумению, - для спальни и вскармливания детей. Но не для светских раутов. - И что прикажешь ей делать, Элеонор? Оставить дома?

Моя мать однажды сказала, что от поцелуев взасос можно ослепнуть, так что я начинаю думать, нет ли сговора между главным врачом и мамочкой с целью лишить людей всех удовольствий.

я так думаю, вы сильно рискуете, когда допускаете чужого человека воспитывать своё дитя.

Ох уж эти белые. Да, я отмывала все, от холодильников до задниц, но с чего эта леди решила, что я знаю, как чистить чертовых гризли?

Не могу говорить о политике без выпивки в руке.

...внутри меня что-то треснуло и раскрылось — как спелый арбуз, прохладный и сладкий. Я всегда считала, что безумие страшно, мрачно и горько, но оказалось, что, когда погружаешься в него на самом деле, оно мягкое и вкусное.

Ничего не могу поделать — все равно надеюсь.

Кто бы мог подумать, что разбитое сердце чертовски поднимает температуру.

Никто не смеет требовать от белой женщины ухаживать за больными в помещении, где находятся негры. Ответственные лица обязаны следить, чтобы цветных не хоронили в той же земле, что и белых. Между школами для белых и цветных не должно происходить обмена книгами; книги используются представителями той расы, кто первым…

Аккуратно выкладываю мясо на сковороду. Мы стоим и наблюдаем, как бедра и ножки становятся золотистыми. Поднимаю взгляд. Мисс Селия улыбается. — Что? У меня на лице что-то? — Нет, — качает она головой, а у самой на глаза наворачиваются слезы. Она касается моей руки: — Я просто так вам благодарна. Вежливо убираю руку: —…

Я всегда считала, что безумие страшно, мрачно и горько, но оказалось, что, когда погружаешься в него на самом деле, оно мягкое и вкусное.

Мне всегда было забавно, как это детишки верят всему, что им скажешь.

Кому же не захочется обсудить чужие неприятности, когда твоя жизнь вся наперекосяк.

Разве не в этом основная идея нашей книги? Чтобы женщины поняли: мы просто два человека. Не столь многое нас разделяет. Между нами не такая уж большая разница. Совсем не такая значительная, как мне представлялось.

Закуриваю ещё одну сигарету, не смотря на то что вчера главный врач округа грозил всем пальцем с экрана телевизора, убеждая, что курение убивает. Но моя мать однажды сказала, что от поцелуев взасос можно ослепнуть, так что я начинаю думать, нет ли сговора между главным врачом и мамочкой с целью лишить людей всех…

— Если белые леди будут читать мою историю, я вот что хотела бы им сказать. Сказать «спасибо», когда вправду благодарна, когда помнишь добро, которое тебе сделали, — она качает головой, не отводя взгляда от исцарапанной столешницы, — это очень хорошо.

Никогда не подумаешь, но в Джексоне, штат Миссисипи, двести тысяч жителей. Я увидела это число в газете и подивилась, где же прячутся все эти люди? Под землей?

Стою и слушаю, как она изображает огорчение, а сама думаю: «Давайте покончим с этим, леди, чтоб я могла сказать Лерою, что мы переезжаем на Северный полюс к Санта-Клаусу, где никто не слышал сплетен Хилли обо мне».