Читати онлайн В темном-темном лесу

В пять лет дети бывают очень жестокими. Они способны говорить такие вещи, на которые ни у какого взрослого не повернется язык – о том, как ты выглядишь, как говоришь и пахнешь, что на тебе надето, какая у тебя семья. Скажи такое коллеге в офисе – и вылетишь с работы за недостойное поведение, в школе же это в порядке…

There’s one thing I dislike more than being hurt, it’s being seen to be hurt.

You’d think people would be wary of spilling to a writer. You’d think they’d know that we’re essentially birds of carrion, picking over the corpses of dead affairs and forgotten arguments to recycle them in our work—zombie reincarnations of their former selves, stitched into a macabre new patchwork of our own devising.

It was growing dark, and somehow the shadows made it feel as if all the trees had taken a collective step towards the house, edging in to shut out the sky.

The night was drawing in, and the house felt more and more like a glass cage, blasting its light blindly out into the dusk, like a lantern in the dark. I imagined a thousand moths circling and shivering, drawn inexorably to its glow, only to perish against the cold inhospitable glass.

Я просто запрусь, чтобы никакой незваный гость не покусился на мое достоинство. Не то чтобы у меня его много осталось…

Мы ведь были почти детьми, со свойственной детям жестокостью и черно-белым восприятием мира. Для детей люди делятся на хороших и плохих, и нет ничего посередине. Этика детской площадки проста и прямолинейна, как правила спортивной игры: нарушил – получай наказание.

Хватит зудеть над ухом. Мне надо выйти растрястись, или я тут реально с ума сойду без всякого пения кукушек.

Я была независима - эмоционально, финансово и как угодно ещё. И мне это нравилось. Мне это очень, очень нравилось, всем спасибо, все пошли на хрен.

Я посмотрела на лес: в сгущающихся сумерках у меня возникла иллюзия, что деревья приближаются к дому и почти закрывают собой все небо. – Чувствуешь себя как на ладони. Все-таки тут не помешали бы занавески. – Да, неуютно. Как будто юбка заправлена в трусы, – ни с того ни с сего ляпнула Мелани и засмеялась.

Я прислушивалась изо всех сил. Это не Клэр. Голос, который я различила за смехом Фло, был отчетливо… мужским? Нина перекатилась на живот и приподнялась на локте. – Так, так, так. А вот и наша игрек-хромосома пожаловала. – Нина… – Ну что? Что ты на меня так смотришь? Идем, познакомимся с единственным кобелем на этом сучьем…

Водити машину - це як співати в караоке. Для самого себе - ти неперевершений, а іншим видаєшся смішним та тривожним.

Хирургам на людей плевать. В нашей работе не до сантиментов. Мы как механики – вскрываем и смотрим, как что тикает. Среднестатистический хирург – как пацан, который разобрал папкины часы и никак не может собрать обратно. Чем круче становишься, тем проще тебе собрать часы, но прежними они все равно не будут.

Нину нельзя назвать бесчувственной. Просто она справляется с жизненными проблемами иначе, нежели большинство людей. И сарказм – ее главное оружие в этом вопросе.

На одной чаше весов лежало все, чего она в жизни достигла, на другой – ложь.

Люди не меняются. Они просто с годами учатся лучше скрывать свою истинную сущность.

Чем хуже ты себя чувствуешь, тем сильнее сжимаются границы значимого мира, пока наконец единственной задачей не становится дыхание.

Иногда мозг подавляет то, с чем психика в данный момент не в состоянии справиться.

Медленно-медленно я поднимаюсь на ноги и плотнее оборачиваюсь в покрывало, словно мягкая красная шерсть может послужить мне броней.

Когда я открыла глаза, их больно резанул бьющий из огромных окон свет. Здесь, в лесу, это смотрелось так дерзко, так расточительно – большой золотой маяк во тьме.

Чувствовалось, что она набирает материал для очередного ушата сарказма.