Купити аудіокнигу Обломов

Странен человек! Чем счастье ее было полнее, тем она становилась задумчивее и даже… боязливее.

Эх, кум! Есть Рай, да грехи не пускают.

Воспоминания - или величайшая поэзия, когда они - воспоминания о живом частье, или - жгучая боль, когда они касаются засохших ран...

Страсть! Все это хорошо в стихах да на сцене, где в плащах, с ножами, расхаживают актеры, а потом идут, и убитые и убийцы, вместе ужинать…

\"– Из чего же они бьются: из потехи, что ли, что вот кого-де ни возьмем, а верно и выйдет? А жизни-то и нет ни в чем: нет понимания ее и сочувствия, нет того, что там у вас называется гуманитетом. Одно самолюбие только. Изображают-то они воров, падших женщин, точно ловят их на улице да отводят в тюрьму. В их рассказе…

Грамотность вредна мужику: выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет.

Взрослый Илья Ильич хотя после и узнает, что нет медовых и молочных рек, нет добрых волшебниц, хотя и шутит он с улыбкой над сказаниями няни, но улыбка эта не искренняя, она сопровождается тайным вздохом: сказка у него смешалась с жизнью, и он бессознательно грустит подчас, зачем сказка не жизнь, а жизнь не сказка.

Что за ребенок, если ни разу носу себе или другому не разбил?

Обломову и хотелось бы,чтоб было чисто,да он бы желал,чтоб это сделалось как-нибудь так,незаметно,само собой.

Или я не понял этой жизни, или она никуда не годится, а лучшего я ничего не знал, не видел, никто не указал мне его.

«Да, нельзя жить, как хочется, — это ясно, — начал говорить в нем какой-то угрюмый, строптивый голос, — впадешь в хаос противоречий, которых не распутает один человеческий ум, как он ни глубок, как ни дерзок! Вчера пожелал, сегодня достигаешь желаемого страстно, до изнеможения, а послезавтра краснеешь, что пожелал, потом…

...зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями для записывания на них, по пыли, каких-нибудь заметок на память.

Я посягал на поцелуй, — с ужасом думал он, — а ведь это уголовное преступление в кодексе нравственности, и не первое, не маловажное!

Мне без вас скучно, расставаться с вами ненадолго — жаль, надолго — больно. Я однажды навсегда узнала, увидела и верю, что вы меня любите, — и счастлива, хоть не повторяйте мне никогда, что любите меня. Больше и лучше любить я не умею. — Умрете… вы, — с запинкой продолжала она, — я буду носить вечный траур по вас и…

— Ты не возненавидишь меня? — спросил он. — За что? — сказала она слабо. — За все, что я сделал с тобой… — Что ты сделал? — Любил тебя: это оскорбление!

— Никогда? — уныло спросил Обломов. — Никогда! — повторила она.