Купити аудіокнигу Компромисс

- Ты хоть не врал бы! Кто эта рыжая, вертлявая дылда? Я тебя утром из автобуса видела.. - Это не рыжая, вертлявая дылда. Это - поэт-метафизик Владимир Эрль. У него такая прическа.

— Посторонним сюда нельзя. — А потусторонним, — спрашиваю, — можно?

Я давно уже не разделяю людей на положительных и отрицательных. А литературных героев — тем более. Кроме того, я не уверен, что в жизни за преступлением неизбежно следует раскаяние, а за подвигом — блаженство. Мы есть то, чем себя ощущаем. Наши свойства, достоинства и пороки извлечены на свет божий чутким прикосновением…

— Каширин — опытный журналист. Человек — довольно мягкий… — Дерьмо, — говорю, — тоже мягкое.

— Это же метафора! — Метафора… У лжи десятки таких подпольных кличек!

— Знаете, — говорю, — уж лучше отсебятина, чем отъеготина.

Я знал, еще три рюмки, и с делами будет покончено. В этом смысле хорошо пить утром. Выпил — и целый день свободен…

Неудачников все избегают.

мы выпили и закурили. алкоголь действовал неэффективно. ведь напиться как следует - это тоже искусство...

На расстоянии люди становятся благоразумнее.

— Много у тебя было женщин? — Тридцать шесть и четыре под вопросом. — Что значит — под вопросом? Оська потупился: — Всякого рода отклонения.

- Откуда у вас этот шрам? Не скромничайте, пожалуйста... - Это не шрам, - воскликнул Алиханов, - это фурункул. Я расчесал... Извините меня...

— Серж, объясни мне, почему евреев ненавидят? Допустим, они Христа распяли. Это, конечно, зря. Но ведь сколько лет прошло… И потом, смотри. Евреи, евреи… Вагин — русский, Толстиков — русский. А они бы Христа не то что распяли. Они бы его живым съели… Вот бы куда антисемитизм направить. На Толстикова с Вагиным. Я против…

« Проводник разбудил нас за десять минут до остановки. — Спите, а мы Ыхью проехали, — недовольно выговорил он. Жбанков неподвижно и долго смотрел в пространство. Затем сказал: — Когда проводники собираются вместе, один другому, наверное, говорит: «Все могу простить человеку. Но ежели кто спит, а мы Ыхью проезжаем — век…

— Это Довлатов. Из родильного дома. Вы мне задание дали… — А, помню, помню. — Так вот, родился мальчик. Большой, здоровый… Пятьдесят восемь сантиметров. Вес — четыре двести… Отец — эфиоп. Возникла тягостная пауза. — Не понял. — сказал Туронок. — Эфиоп, — говорю, — родом из Эфиопии… Учится здесь… Марксист, — зачем-то…