Купити книгу На маяк

Хотеть невозможного, хотеть и хотеть – да от этого заходится и переворачивается сердце!

… жизнь, складываясь из случайных частностей, которые мы по очереди проживаем, вдруг вздувается неделимой волной, и она подхватывает тебя, и несет, и с разгона выплескивает на берег.

Давайте же получать удовольствие от того, что его доставляет.

Не всем быть Тицианами, не всем быть Дарвинами; с другой стороны, неизвестно еще, были б у вас Тицианы, были б у вас Дарвины, если б не было нас, обычных людей.

У любви ведь бездна обличий. И должны быть такие любящие, чей талант – выделять элементы вещей и соединять их, наделив не присущей им цельностью, из разных сценок, из встреч разных людей ... создавать то единое, круглое, к чему тянется мысль, чем играет любовь.

Зачем, думала она, уткнув подбородок в голову Джеймса, зачем они так быстро вырастают? Зачем уезжают в школу? Ей бы всегда при себе маленького иметь. Самое-самое — когда носишь их на руках.

И тут он сказал: \"Очень-очень красиво\", - чтоб доставить ей удовольствие, и прикинулся, будто цветами любуется. Но она-то знала, что ничего он не любуется, ему все равно, хоть тут есть цветы, хоть их нет. Просто, чтоб доставить ей удовольствие...

… незамужняя женщина теряет в жизни самое ценное.

Была дивная ночь; вызвездило; море шуршанием их провожало по лестнице; месяц, странно огромный, бледный, подстерегал подле лестничного окна.

… люди, которые вносят существенный вклад во что бы то ни было, — все наперечет…

Она его спросила, про что пишет книги отец. «Субъект и объект и природа реального», – сказал Эндрю. И на ее: «О, господи, да как же это понять?» – «Вообразите кухонный стол, – сказал он, – когда вас нет на кухне».

Нет, она думала, отбирая кое-что из вырезанных картинок - ледник, косилку, господина во фраке, - ничего дети не забывают. Оттого так и важно, что говорить, что делать, и чувствуешь облегчение, когда они идут спать. Ни о ком можно не думать. Быть с собой; быть собой. Теперь у нее часто эта потребность - подумать; нет, даже…

Казалось, ничто не разрушит образ, не прорвет качающийся намёт тишины, который месяц за месяцем в пустыне комнат узором вплетал в себя падучие крики птиц, гудки пароходов, жужжанье и шелест полей, чей-то бас, и собачий лай — вплетал и укутывал дом в тишину.

... и вот нашёл утешение в пустяках, столь несопоставимых с прежней высокой темой, что готов был перечеркнуть свою радость, от неё отпереться, как будто попасться с поличным на радости в нашем многострадальном мире для порядочного человека кошмарнейшее преступление.

Слава Богу, подумала она, <...>, ей-то замуж не надо. Ей это унижение не грозит. Её эта пошлость минует.

Нет уж, сам по себе человек, по ее опыту судя, никогда не находит покоя - только когда станет сердцевиною тьмы.

Она разглядывала свою жизнь, потому что та была тут как тут, рядом – подлинное, свое, чего не разделишь с детьми или с мужем.

<...> и неимоверных усилий стоило удержаться, не броситься к ногам миссис Рэмзи (слава Богу, не бросилась пока) и сказать - но что же ей скажешь? \"Я вас люблю\"? Но это неправда. \"Я люблю это все\", жестом очерчивая изгородь, дом, детей? Глупость, чушь несусветная. То что чувствуешь - невозможно словами сказать.

И вот погашены лампы, зашла луна, и под тоненький шёпот дождя началось низвержение тьмы. Ничто, казалось, не выживет, не выстоит в этом потопе, в этом паводке тьмы; она катила в щели, в замочные скважины, затекала под ставни, затопляла комнаты, там кувшин заглотнёт, там стакан, там вазу с красными и жёлтыми далиями, там…

Из него бы вышел великий философ, но он неудачно женился.

Ну как в словах передать ощущения тела?

И опять она почувствовала себя беззащитной перед лицом старого неприятеля - жизни.