Купити книгу Камера обскура

Есть люди, которые живут именно глазами, зрением, - все остальные чувства только послушная свита этого короля чувств.

Изюминка, пуанта жизни заключается иногда именно в смерти

Утешение, впрочем, было фальшивое, литераторское, суть дела была важнее и отвратительнее: оказывалось, что жизнь мстит тому, кто пытается хоть на мгновение ее запечатлеть, – она останавливается, вульгарным жестом уткнув руки в бока, словно говорит: «пожалуйста, любуйтесь, вот я какая, не пеняйте на меня, если это больно и…

\"Если бы мне сказали, что за это меня завтра казнят, - подумал он, - я все равно бы на нее смотрел\".

\"Любовь слепа\".

Если постель была бы открытая, то тогда понятно - животик заболел, она сейчас вернется.

Ничего нет страшнее и безвыходнее, чем когда у слепого головокружение.

Мать находила, что всякий труд, приносящий доход, честен.

... ибо видеть сны - тоже искусство...

\"Скажите, кстати, как вы придумали свой псевдоним? Я все хотел узнать?» «Ох, это длинная история», – ответила она с улыбкой. «Нет, вы меня не понимаете. Я хочу узнать. Скажите, вы Толстого читали?» «Толстого?» – переспросила Дорианна Каренина. – «Нет, не помню. А почему вас это интересует?»

Густое счастье первой любви неповторимо.

Мои книги, мое солнце – что мне еще нужно?

она слышала и читала о том, что мужья и жены вечно изменяют друг другу, - об этом были и сплетни, и поэмы, и анекдоты, и оперы. Но она была совершенно просто и непоколебимо убеждена, что ее брак - особенный брак, драгоценный и чистый, из которого ни анекдота, ни оперы не сделаешь.

Есть люди, которые живут именно глазами, зрением, - все остальные чувства только послушная свита этого короля чувств.

Физическая слепота есть в некотором смысле духовное прозрение.

Нельзя строить жизнь на песке несчастья <..> Это грех против жизни.

У меня был приятель, юноша, полный жизни, с лицом ангела и с мускулами пантеры, — он порезался, откупоривая бутылку, и через несколько дней умер. Ничего глупее этой смерти нельзя было себе представить, но вместе с тем… вместе с тем, — да, странно сказать, но это так: было бы менее художественно, доживи он до старости…

Изюминка, пуанта жизни заключается иногда именно в смерти

Художник, по моему мнению, должен руководиться только чувством прекрасного - оно никогда не обманывает.

\"Если бы мне сказали, что за это меня завтра казнят, - подумал он, - я все равно бы на нее смотрел\".

Сидеть часами нагишом и даже не получать в свою собственность портреты, которые с нее пишут, было довольно пресным уделом.

Магда в детстве ходила в школу, и там ей было легче, чем дома, где ее били много и зря, так что оборонительный подъем локтя был самым обычным ее жестом. Это, впрочем, не мешало ей расти веселой и бойкой девочкой.

…зато в натуре у нее есть свойство – очень, впрочем, обыкновенное у женщин – невольно требовать поклонения и невольно проникаться чувством смутной неприязни к мужчине, равнодушному к женским чарам, даже если этот мужчина простосердечностью своей, уродливой наружностью и любовными вкусами смешон и противен ей.

Ничего нет страшнее и безвыходнее, чем когда у слепого головокружение.

Неважно, что говорили, – важно только это ощущение повседневности, обыкновенности, простоты.

\"Вы совершенно мокрый\", - сказала она с улыбкой, он взял из ее руки зонтик, и она еще теснее прижалась к нему, и сверху барабанило счастие. Одно мгновение он побоялся, что лопнет сердце, - но вдруг полегчало, он как бы разом привык к воздуху восторга, от которого сперва задыхался, и теперь заговорил без труда, с…

Он женился не то чтоб не любя жену, но как-то мало ею взволнованный.

Она так первые дни плакала, что прямо удивлялась, как это слезные железы не сякнут, – и знают ли физиологи, что человек может из своих глаз выпустить столько соленой воды?

Наука не только допускает изощренную жестокость к тем самым животным, которые в иное время возбуждают в человеке умиление своей пухлостью, теплотой, ужимками, но еще входит как бы в азарт – распинает живьем и кромсает куда больше особей, чем в действительности ей необходимо.

Он женился потому, что как-то так вышло.

Однажды между двумя танцами она оказалась с ним в темном углу сада, и была та очень банальная, очень человеческая смесь далекой музыки и лунных лучей, которая так действует на всякую душу. Чешуйчатое сияние играло посредине моря, и тени олеандров шевелились на странной белизне ближней стены.

Мать, еще довольно молодая, но рыхлая женщина, холодного и грубого нрава, с ладонью, всегда полной потенциальных оплеух, обычно ходила в тугом платочке, чтобы при работе не пылились волосы.

Кречмар, отпирая дверь своей квартиры, с замиранием, со сквозняком в животе, думал о том, как сейчас встретится с женой, с Максом, – не почуют ли они измену (ибо эта прогулка под дождем являлась уже изменой – все прежнее было только вымыслом и снами), быть может, его уже заметили, выследили, – и он, отпирая дверь,…

«А через год ты на мне женишься, – подумала про себя Магда, машинально продолжая всхлипывать. – Женишься, если, конечно, я к тому времени не буду уже в Холливуде – тогда я тебя к черту пошлю».

Она покупала переливчатое, прямо-таки журчащее платье, которое сияло и лилось в витрине баснословного магазина.

Каким-то образом путь от натурщицы до фильмовой дивы показался очень коротким.

Возвращаться домой на другой конец города было, конечно, бессмысленно, сидеть же полтора часа в кафе, слушать громкую музыку и, мучась, исподтишка смотреть на чужих любовниц нимало его не прельщало.