Купити аудіокнигу Кысь

Сосед - это ведь дело не простое, это не всякий-який, не прохожий, не калика перехожий. Сосед человеку даден, чтоб сердце ему тяжелить, разум мутить, нрав распалять. От него, от соседа, будто исходит что, беспокой тяжелый али тревожность. Иной раз вступит дума: вот зачем он, сосед, такой, а не другой? Чего он?.. Глядишь…

А как дошел до последней строки, сердце екнуло. Погиб колобок-то. Лиса его: ам! – и съела. Бенедикт даже письменную палочку отложил и смотрел в свиток. Погиб колобок. Веселый такой колобок. Все песенки пел. Жизни радовался. И вот – не стало его. За что?

– Дайте книгу-то, – канючил Бенедикт. – Не жидитесь, книгу дайте! – Рано еще! – Чего рано? Уж солнце садится. – Тебе рано. Ты еще азбуку не освоил. Дикий человек. – Я не освоил?! – поразился Бенедикт. – Я?! Да я!.. Да ить!.. Да я знаете сколько книг перечитамши? Сколько переписамши?! – Да хоть тыщу… – Больше! – …хоть…

Оттого-то, чтоб голову не ломать, принято, когда в гости идешь, нести ржавь, а лучше брагу из ржави сваренную. Потому что сам же тоже пить будешь. Польза тут двойная: брагу сразу же пить можно, а не дожидаться, пока там еще ее сварят! да процедят! Да через угольки перегонят! да упарят! да уварят! Да остудят! да опять…

Вот был бы сейчас женат, прибежал бы с работы, – а все уж приготовлено, пауки выметены, веник распарен. Да, но только женатому по бабам-то не очень сподручно… «Ты куда это, Бенедикт, на ночь глядя?» – «Да тут… надо мне… об искусстве поговорить…» – «Знаем мы!.. Ишь!.. Искусник нашелся!..» И веником его, веником… Нешто он с…

Где это я? Горница большая, окна от луны светлые, полосы от света на полу лежат половичками. Рядом сопит кто-то. Аа, это я женатый.

Смотришь на людей - на мужиков, баб, - словно впервые видишь, словно ты другой породы, али только из лесу вышел, али, наоборот, в лес вошел.

Они у меня украдут, я, обозлимшись, у них, те у этих, эти у тех, - как по кругу, ан и выйдет справедливость. Вроде все друг друга обворовамши, а вроде все при своем.

Что ж с того, что иной раз повреждение кому и выйдет? Другой раз и на льду поскользнешься. И в яму упадешь, и на сук напорешься, и съешь чего непроверенного. А что ж, нешто от старости не мрут? Даже Прежние голубчики, – по триста лет живут, а все равно мрут. Новые голубчики родятся. Себя-то, конечно, жалко до слез, чего…